Гоар Маркосян-Каспер
Все зависит от тебя
– Что ты стоишь? – спросил Маран недовольно. – Садись за второй монитор и просматривай со мной журналы.
– А что надо искать? – поинтересовался Дан, усаживаясь за стол помощника в маленькой смежной комнате, соединенной с кабинетом четырехстворчатой дверью, в данный момент полностью открытой, что превращало обе комнаты почти в одно целое.
– Если б я знал!
– Черную кошку в темной комнате?
– Возможно, даже несуществующую.
– Ясно. – Дан включил монитор и уставился на экран.
Прошло не менее трех часов, когда Маран разочарованно выключил компьютер.
– Пошли спать, – сказал он.
Дан, как всегда, проснулся поздно. Как всегда, когда его не будили. Он посмотрел на часы, обнаружил, что по торенскому времени уже шесть, и опять-таки, как всегда, не зная, благодарить Марана, что тот дал ему выспаться, или обидеться, что его оставили в стороне от дел, встал, накинул халат и, чуть приоткрыв дверь – им предоставили те же комнаты, что в прошлый раз – заглянул к Марану. Тот, естественно, был одет и умыт, но не лежал на диване, как ожидал Дан, а сидел в кресле с большущей кружкой, неоспоримым вещественным доказательством тесного общения с Наи или, если заглянуть поглубже, шефом, не признававшим малых доз кофе.
– Ну как? – спросил Дан, запахивая халат и входя.
– Нуль, – ответил Маран коротко.
– Разведчики…
– Там же, где в первый день. Никаких зацепок. И даже мои ребята не знают абсолютно ничего. Уникальная ситуация – никаких слухов, разговоров, предположений. Конечно, розысками они по собственному почину не занимались, но держали ушки на макушке. И – ничего. Последняя надежда – Поэт.
– А что может знать Поэт? – удивился Дан.
Маран усмехнулся.
– Ты недооцениваешь его любознательность. Он обычно в курсе всего. Но главное не это. Конечно, он не поступил к Олбрайту в советники официально, но советами его не обделял. Он часто тут бывал, и Дик неоднократно совещался с ним по поводу бакнианских дел. Так что осталось ждать, пока он обнаружится.
– А догадок у тебя нет? – спросил Дан.
– Ну догадки у меня появились еще на Земле.
– Но они нуждаются в подкреплении?
Маран посмотрел на него испытующе.
– По-моему, они есть и у тебя, – сказал он.
Дан покраснел.
– Не смущайся. Ну?
– Уровень конспирации, – начал Дан, – настолько высок, что…
– …заставляет подозревать участие в деле весьма крупных фигур, – закончил за него Маран. – Ты это хотел сказать?
– Примерно.
– Согласен, – сказал Маран. – Узкий круг исполнителей, сильное влияние сверху и страх снизу. Проговориться означает потерять жизнь. Либо…
– Либо?
– Либо непосредственных исполнителей уже убрали. Кто способен на такие комбинации, я догадываюсь. Но мне непонятен смысл… Пойди оденься, надо быть готовыми, вдруг понадобится выйти.
Поэт появился, когда Дан был в ванной.
Приняв наскоро холодный душ и побрившись, Дан, скидывая на ходу халат, прошел в комнату и услышал голос Марана, который говорил с досадой:
– Ты вообразить себе не можешь, какой замечательный клубок мы нашли. И даже выдернули кончик нитки, теперь только и делай, что отматывай дальше. Но вместо того я вынужден опять заниматься этими подонками. Надоело, ей-богу!
– Ты прав, – ответил ему Поэт, – вот они у меня где! Пора с этим что-то делать.
– Что ты предлагаешь? – спросил Маран.
– Я? – удивился Поэт. – По-моему, ты у нас главный выдумщик. В прошлый раз…
– В прошлый раз, – возразил Маран, – ты дал мне информацию, на которой я все построил. Сейчас она у тебя есть?
– Вряд ли, – сказал Поэт с сомнением.
– Ладно, это не к спеху. Но про похищение Олбрайта ты что-нибудь знаешь? Какие-то соображения у тебя есть? И ради Создателя, не говори нет, потому что ты – моя последняя надежда.
– Ну… Соображения, конечно, имеются, но… Мне трудно судить, Маран. Я тебе расскажу, а ты сам решай, имеет это отношение к делу или нет.
– Ага. Погоди минуту, – сказал Маран и крикнул: – Дан! Что ты там копаешься? Иди сюда.
Дан задержался, решая, как одеться, улетев с Земли в начале осени, он попал на Торену в разгар или нет, последнюю треть бакнианского лета и никак не мог выбрать форму одежды. Когда Маран окликнул его, он вспомнил, что тот был в спортивной сорочке, и, подумав, что жителю Бакнии лучше знать, быстро натянул нечто схожее.
– Здравствуй, Дан, – сказал Поэт, радостно раскрывая объятья. – Ну как, узнал наконец, что хотел?
– Что хотел? – переспросил Дан.
– Узнал, узнал, – сказал Маран нетерпеливо. – И даже уже почти освоил низшую ступень.
– Ну? – удивился Поэт. – Это называется не терять времени зря.
– Ладно, перейдем к делу!
– Погоди. Ты не сказал мне, как у тебя с Наи.
– Нормально, – ответил Маран сдержанно и даже сурово, но Поэт резко повернулся к нему и уставился на него.
– Нормально? – сказал он, улыбаясь. – Пусть так.
– Опять ловишь? – спросил Маран.
– Представь себе.
Маран нахмурился, Дан думал, что он поменяет тему, но тот неожиданно осведомился:
– Ну и как?
– Новое качество, – сказал Поэт. – Или оттенок. Расшифровать?
– Давай.
– Когда я тебя провожал, я ловил одно чувство, сквозь которое невозможно было пробиться глубже. Я потом еще долго размышлял, хватит ли тебя при твоей занятости на то, чтобы использовать свой шанс. Ведь любую страсть, как бы сильна она не была, можно рано или поздно утолить, а вот есть ли что-то за ней?
– Есть? – поинтересовался Маран.
– Теперь да.
– Что?
– Нежность. Радость, даже ощущение счастья.
Дана поразило выражение лица, с которым Маран все это выслушал, он ожидал смущения или того, что тот оборвет откровения Поэта, но Маран серьезно кивнул и спросил:
– А Дана ты тоже чувствуешь?
– Почти нет, – сознался Поэт.
– Сейчас или вообще?
– Сейчас, во всяком случае.
– Дан, – сказал Маран задумчиво, – помнишь тот вечер на Палевой, когда мы с тобой прогулялись к морю и встретили там островитянина?
– Ну?
– Потом вернулись домой, вернее, к дому, и ты пошел спать, а я… – Он замолчал, но у Дана и без того вспыхнула в памяти картина жуткого пробуждения на следующее утро и всего, что было дальше. Он невольно ушел в воспоминания и не сразу заметил, что Поэт повернулся теперь к нему и изучающе смотрит на него.
– Ну как? – спросил Маран.
– Гнев, – ответил Поэт, – тоска… Еще что-то, смущение, стыд, нечто похожее… Конечно, тебя я чувствую лучше.
– Неудивительно. Видимо, давность и крепость эмоциональных связей играют немалую роль… А что от меня идет сейчас?
– Не знаю, как назвать. Любопытство, интерес…
– А то? Насчет Наи?
– Вот сейчас вспыхнуло. До этого словно не было.
– Понятно. Чтобы ты уловил эмоцию, ее надо, так сказать, отмобилизовать. Ты задаешь вопрос и слышишь. Так?
– Пожалуй, – согласился Поэт. – Как правило. Но не всегда.
– Естественно. Человек может и сам включиться. Послушай, а как насчет вектора?
– Какого вектора? – не понял Поэт.
– Ну откуда ты знаешь, что мои чувства относятся к Наи, а не к другой женщине?
– Этого я не знаю. Имени на них не написано. Я просто предполагаю… Мы же говорим о ней и…
– Но ты ведь уловил тогда в Латании, что та ненависть и прочие эмоции были направлены на меня?
– Уловил. Но как?.. – Поэт задумался.
– Погоди-ка… Что теперь?
– Теперь? – Поэт оживился. – Ты думаешь о Дане?
– Да.
– Я чувствую тепло, которое… Ого! – Он так и подскочил. – А сейчас ты подумал обо мне? Здорово! Я прямо вижу, как это поворачивается… Вроде стрелки компаса. Я понял, я улавливаю вектор, как ты выражаешься, если он направлен на присутствующего. И даже оба конца, если они тут… А насчет Наи – это просто уходит куда-то вдаль…
– Надо поэкспериментировать, – предложил Дан.
– Поэкспериментируем. Но только не сейчас. Давай, Поэт, выкладывай.
– Насчет Дика?
В дверь постучали, и высокая улыбчивая женщина лет сорока внесла поднос с завтраком – роботов в посольстве не держали, как и вообще в земных учреждениях на Торене. Она хотела накрыть на стол, но Маран, поблагодарив, отослал ее и принялся разливать кофе сам, кивнув Поэту, чтобы тот приступал к рассказу.
– Видишь ли, – сказал Поэт, отпивая из чашки. – Дик отдавил кучу мозолей. Он, по-моему, слишком торопился.
– Как Маран образца 759 года? – спросил Маран.
– Почти.
– В чем это выражалось конкретно?
– Начнем с того, что он развернул бурную просветительскую деятельность. Та встреча в Старом зале его раззадорила. Правда, контактов такого масштаба больше не было. Разок он приходил на мой концерт, я пел песню о Земле…
– Ты написал песню о Земле? – обрадовался Дан.
– Конечно. Я же сказал, что напишу… Кстати, Маран, я написал в ваше отсутствие даже не десять, а двенадцать песен, так что свою часть договора я выполнил.
– Свою я выполню при двух условиях, – ответил Маран, усмехнувшись. – Первое: если мне дадут командовать еще какой-нибудь экпедицией. Второе: если тут все кончится благополучно, и мы останемся целы. Но не отвлекайся. Итак, ты пел о Земле…
– И пригласил Дика. Посадил в первый ряд. Многие его узнали, после концерта собралась куча народу, он с ними беседовал. И проповедовал демократические ценности, это у него бзик такой, везде и всюду восхвалять демократию. Что он и делал. Вообще он их изрядно донимал. То просил показать ему какое-нибудь производство и принимался объяснять рабочим что-то про акции. То отправлялся посмотреть деревню и начинал толковать про землевладение и торговлю… Кстати, он устроил тебе широкую рекламу – рассказывал в деревнях, что ты хотел раздать землю, но тебе не позволили…
– Это зря, – сказал Маран, – но вообще-то он вел себя правильно.
– Возможно. Но он восстановил против себя верхушку Лиги. Впрочем, главное не разговоры. Дело в том, что он пытался давить. Используя сложившуюся ситуацию… Не знаю, насколько ты в курсе того, что происходит в Бакнии. Ты ведь и в прошлый раз не имел времени вникнуть…
– В прошлый раз, – возразил Маран, – я встречался с ребятами, и они меня просветили.
– Значит, ты знаешь, что с продовольствием дела совсем швах. Уже вскоре после того, как мы вернулись, то есть несколько месяцев назад, торговля продуктами почти прекратилась, полностью перешли на распределение. А сейчас уже вообще ничего не купишь. Продукты выдают вместо части жалования. В большинстве баров и подобных заведений перестали подавать еду – неоткуда взять. Одни напитки.
– А ты что ешь? – спросил Маран.
– Ну меня пока кормят.
– Но не очень сытно, – заметил Дан, глядя на его похудевшее лицо.
– Люди отрывают от себя… Ладно, это неважно. В последние месяцы идут слухи, что урежут долю крестьянам. Правда, не на мешок, а на четверть, максимум полмешка. Но они настолько напуганы тем взрывом после истории с Вагрой, что никак не решатся. Устроили даже обсуждение среди лигистов. Я слышу об этом уже добрый десяток декад, но пока воз ни с места. Здорово они тогда перетрусили…
– Теперь ситуация другая, – возразил Маран. – Тогда это было наказание, сейчас необходимость. И горожане не выйдут на улицы, ведь они сами голодают.
– Горожане не выйдут, но крестьяне могут взбунтоваться. Внутренней Охране с ними не справиться, а как поведет себя Наружная, неизвестно. Тонака перессорился со всем Правлением. Собственно, конфликт у них давно, из-за Изия… Хотя, скажу тебе, Маран, они практически сдали Изия, им ведь тоже нужен, как говорят земляне, козел отпущения, а Изий очень удобен, потихоньку они свалили на него все, правда, преступления у них называются ошибками, но свалили. Так что тут Тонака может быть более-менее спокоен, он отомщен. Но недавно он потребовал вернуть хотя бы Илу Леса и попробовать что-то изменить в деревне. Говорят, Лайва съязвил на это нечто вроде «А Марана ты вернуть не хочешь?» На что Тонака ответил: «Я бы вернул, но он не придет, даже если ты станешь вместе со мной умолять его». Словом, положение аховое. И тут Дик предлагает помощь. Земля купит зерно и прочее в Латании, Дернии и тому подобное и передаст Бакнии. Безвозмездно.
– Так они должны на руках его носить, а не похищать.
– Извини. Безвозмездно в данном случае означает бесплатно. То есть не за деньги. Но!
– За какие-то уступки? И чего же он потребовал?
– Я толком не знаю, Маран. Он мне не говорил, а только намекнул на рычаги… помнишь, у нас шла речь о рычагах, ты еще предупредил его, чтобы он был с ними осторожен. Словом, я думаю, что он попытался надавить на Правление, потребовать каких-то серьезных изменений, и они решили его убрать.
– В надежде, что новый посол окажется сговорчивее? – Маран с сомнением покачал головой. – Они же не полные идиоты. Они должны понимать, что шансов на это мало. Гораздо более вероятно, что земляне просто уйдут из Бакнии.
– И то дело. Не станут совать нос в дела Лиги.
– Да, но она останется один на один с голодом, с перспективой крестьянских бунтов, с непослушной армией. Неубедительно. Даже если сейчас они конфискуют часть доли, и это сойдет им с рук, через год ведь будет еще хуже. Что тогда?
– А на это Лайве наплевать. Он болен, и через год его может не быть в живых.
Маран насторожился.
– Болен? Чем?
– Не знаю. Чем-то таким, что у нас вылечить невозможно. Он даже обращался за помощью к Дику.
– И Дик?..
– Понимаешь, я узнал об этом не от Дика. Буквально накануне похищения… Дина тогда только вернулась с Земли, Дик, как тебе и обещал, взял ее к себе советником по культуре, правда, она проработала с ним всего два дня… Дик вызвал ее к себе… по другому поводу, просил собрать материал по архитектуре или живописи, сейчас не помню, заговорил о Крепости в архитектурном смысле слова и обмолвился, что был там утром, Лайва пригласил его для конфиденциальной беседы, он тяжело болен и хочет прибегнуть к помощи земной медицины.
– Это все? – спросил Маран взволнованно.
– Все. Будь там я – я, конечно, спросил бы, собирается ли Дик помочь, но Дина постеснялась.
– Черт побери! – Маран встал и отошел к окну. Минуту он стоял там, спиной к Поэту и Дану, потом круто повернулся. – Я все понял, – объявил он спокойно.
Поэт смотрел недоверчиво.
– Вот как?
– Да, друг мой.
– Ну и?
– Подумай сам. Ты ведь знаешь не меньше, а больше меня.
– Может, Дик отказал, и Лайва…
Маран покачал головой.
– Дик не мог отказать. Земляне – гуманисты, в медицинской помощи они не станут отказывать никому.
– Даже убийце и преступнику?
– Даже убийце. Не так ли, Дан?
Дан кивнул.
– Значит, он попросил за это слишком… – снова начал Поэт, но Маран прервал его:
– Он ничего не просил. Его убрали за то, что он согласился помочь.
– Но кто?!
– Разумеется, тот, кому невыгодно, чтобы Лайва выздоровел. Похитив Дика, он не только убрал конкретного человека, но и вызвал осложнение отношений, почти разрыв с Землей и затруднил положение Лайвы до крайности.
– И кто же это? – повторил вопрос Поэт.
– Человек, который дышит Лайве в затылок. Который надеется занять его место.
– Надо выяснить расклад сил в Правлении, – предложил Дан. – Тогда мы узнаем…
– Ничего выяснять не надо, – оборвал его Маран. – Все понятно и так. Подобная операция под силу только одному человеку.
– Песта? – спросил Поэт.
– Конечно.
– Правдоподобно.
– Но правда ли? – сказал Дан с сомнением.
Маран посмотрел на него, прошел к видеофону в углу и скомандовал:
– Беллини.
И когда на экране появился помощник посла, спросил:
– Скажите, пожалуйста, к кому вы обращаетесь, если возникает необходимость во враче. В штате посольства ведь такого нет?
– Нет. Но мы обычно обходимся диагностером и прочей техникой. А для сложных случаев есть врач в центральном посольстве, в Латании.
– Как с ним можно связаться? – поинтересовался Маран.
– Вне посольства связь спутниковая. Через орбитальную станцию. Подождите пару минут, я сам вас с ним свяжу, – сказал Адриано и исчез.
Двух минут не понадобилось, Маран успел только пододвинуть к аппарату стул и сесть, когда на экране появился немолодой, седоватый, довольно хмурый мужчина, начавший немедленно разглагольствовать на тему врачебной тайны и неразглашения историй болезни. Маран терпеливо ждал, пока тот наговорится, потом миролюбиво сказал:
– Послушайте, дорогой доктор, я вовсе не собираюсь спрашивать вас об имени пациента и его биографии. Меня интересует сущий пустяк: просил ли вас накануне похищения Ричард Олбрайт проконсультровать больного. Не землянина, а торенца, конкретно бакна. Без имен.
– Просил, – буркнул тот.
– И вы проконсультировали?
– Нет. Не успел. На следующий день Олбрайт исчез, и я так и не встретился с пациентом.
– А о какой болезни шла речь? – спросил Маран небрежно, но врач на удочку не попался.
– Этого я вам не скажу, – заявил он сухо.
– Даже если от этого будет зависеть жизнь Олбрайта? – поинтересовался Маран.
– Сначала докажите мне, что здесь есть связь, – отпарировал врач, – и возможно, я…
– Возможно? – Маран улыбнулся. – Благодарю вас, доктор. Боюсь, что мне придется слишком долго доказывать вам право на жизнь здорового человека. Извините, но у меня нет на это времени.
– Эти врачи просто наказание, – выпалил Дан сердито, когда экран погас. – Они прикрывают врачебной тайной все свои капризы и пороки, в том числе, властолюбие и любопытство.
– Да ладно, – отмахнулся Маран. – Главное мы у него выведали, а остальное… Чем болен Лайва, он знает только от Дика, то есть бакнианский диагноз, а это я и без его помощи выясню в два счета, если понадобится… Вот что, дорогие мои, идите к Дану. Поэт, пусть Дан расскажет тебе об Эдуре. А я немного подумаю.
Он пересел в кресло и налил себе кофе.
Флайер завис высоко над Крепостью. Настолько высоко, что наблюдателю снизу казался б лишь точкой, сама же Крепость сверху виделась чем-то вроде гайки неправильной формы с пятнышками или пупырышками в пустой сердцевине. Но на экране крыша Центрального здания была вполне различима во всех деталях, и Маран манипулировал кнопками на пульте, подводя тоненькую стрелку к тому ее углу, над которым возвышалась смотровая башня. Установив стрелку, он зафиксировал ее положение, потом повернулся к Миту, сидевшему сзади между Даном и Навером.
– Еще раз повторяю последовательность действий. Идем резко вниз. Мы трое выпрыгиваем на крышу. Ты немедленно поднимаешь флайер на пятьсот метров по альтиметру и ждешь. Как только мы показываемся на выходе, снова резко падаешь вниз и забираешь нас. Ясно?
– Ясно, – сказал Мит. – Только…
– Только – что?
Мит помолчал. Дан догадывался, что он хотел сказать и сказал бы, если б не боялся его, Дана, обидеть. Конечно, попросился бы в вылазку вместо него!
– Нет, ничего, – ответил Мит наконец. – Ну что, начнем?
– Садись к пульту. Дан, становись к правой дверце, Навер, ты прыгаешь из левой, после меня. Пошел!
Дан невольно вспомнил Палевую. Во второй раз, когда они отправились освобождать Марана. Похоже. Флайер не успел коснуться крыши, как он, стараясь двигаться синхронно с Мараном, распахнул дверцу, соскочил и захлопнул ее. Флайер тут же взмыл вверх, а они пробежали несколько метров до смотровой башни и нырнули в полукруглое отверстие, напоминавшее зев. Быстрый спуск к крошечной площадке под лестницей, поворот в коридор. В коридоре дежурили два охранника с автоматами, но оружие висело у них за спиной, они, естественно, не ожидали нападения здесь, на верхнем этаже Центрального здания, в сердце Крепости с запертыми воротами и полным народу двором. И буквально остолбенели.
– С дороги! – сказал Маран жестко, он шел прямо на них, Дан ожидал схватки, но охранники, словно загипнотизированные, шарахнулись в стороны, Маран распахнул дверь напротив и вошел. Дан, отстававший ровно на шаг, переступив порог, увидел перепуганную секретаршу и спину Марана, уже оказавшегося у второй двери.
– Бросьте автоматы, – скомандовал в коридоре Навер. – Лицом к стене!
– Входи, Дан, – сказал Маран, не оборачиваясь. – А ты ступай в коридор. – Он даже не повернул головы в сторону секретарши, но та послушно встала, а Маран рывком открыл дверь в кабинет.
Дан увидел, как подскочил в кресле за массивным письменным столом крупный угрюмый мужчина в штатском, Песта собственной персоной, и приподнялся сидевший лицом к тому, вполоборота к двери человек в форме Охраны, с пятью нашивками, офицер в больших чинах, которого Дан не знал.
– Ни с места! – крикнул он, поднимая руку со станнером, который те наверняка должны были принять за пистолет.
Маран сунул руки в карманы и знакомо прогнулся назад, напрягшись, словно лук, из которого сейчас вылетит стрела.
– Послушай, Песта, – сказал он звонко. – Я абсолютно убежден, что за похищением земного посла стоишь ты. Аб-со-лют-но. Я тебя предупреждаю: если с ним что-то случится, ты ответишь за это.
– Перед Землей, что ли? – спросил Песта лениво.
– Передо мной! Не выводи меня из терпения, Песта. Запомни. Если Ричард Олбрайт не вернется в земное посольство живым и невредимым, я тебя уничтожу. Говорю при свидетелях. Даю тебе сутки, начиная с этой минуты… Руки на стол! Дан! – но Дан уже навел станнер на Песту, тот, поколебавшись секунду, медленно вытянул из-под столешницы крупные костистые кисти и положил на стол. Маран обошел тумбу, вынул из ящика пистолет и спрятал в карман. – Ты слышал? Я тебя уничтожу. Слово Марана. Ты меня знаешь. Я своего слова никогда не нарушал.
Он резко повернулся и вышел, Дан отступил на шаг со станнером в руке, еще на один, оказавшись в приемной, захлопнул дверь и присоединился к Марану. В коридоре оба охранника стояли у стены, лицом к ней, разведя руки широко в стороны. Секретарша жалась в углу. Навер караулил всю компанию с пистолетом в руке, увидев Марана с Даном, он опустил пистолет, передавая пленников под прицел Дану, и подобрал брошенные на пол автоматы.
– В приемную, живо, – сказал Маран ледяным голосом, и пленники беспрекословно проскочили внутрь. Маран захлопнул и эту дверь и, усмехнувшись, просунул в ручку ствол автомата вместо засова. Вся процедура заняла не больше минуты.
– Уходим.
Стремительно проскочив пустой коридор, они нырнули в башню и бегом поднялись по лестнице. Уже оказавшись на крыше, Дан расслышал топот внизу и понял, что Песта поднял тревогу. Поздно, приятель! Когда флайер, подошедший точно в нужный момент, забрал их и взмыл в воздух, Дан увидел сверху беготню охранников во дворе, суматоху и суету. Но никому не пришло в голову искать их в небе, и бесшумный серый – под цвет облаков, аппарат, так и не обратив на себя внимания, растворился в вышине.
Маран высадил Мита и Навера на окраине города у парка. Дан удивленно смотрел на пышные зеленые деревца, листья которых были тронуты где желтым, где оранжевым, изредка красным. Он не сразу сообразил, что это один из трех парков, которые успели посадить в короткую эпоху правления Марана. Деревья были из-под Тиганы, со временем они должны были приобрести то множество оттенков, которое делало тамошние леса красочными, как цветники.
Пока он разглядывал парк, Маран коротко переговорил с Митом и Навером и поднял флайер вертикально вверх. Дан не слышал, какое он им дал задание, его больше занимало другое.
– Послушай, – сказал он, когда Маран снял руки с пульта и откинулся на спинку сидения. – Объясни мне, как ты собираешься исполнять свое обещание.
– Какое обещание? – спросил Маран рассеянно.
– Уничтожить Песту. Не собираешься же ты застрелить его собственноручно?
– Ну если дело дойдет до этого, – сказал Маран невозмутимо, даже безразлично, – я уж изыщу способ, не беспокойся.
– А ты надеешься, что не дойдет?
– Если б я не надеялся, я не стал бы устраивать это представление. Песта меня хорошо знает, Дан. Он понимает, что я так или иначе свое слово сдержу. Теперь у него лишь два выхода. Либо вернуть Дика…
– Если он жив.
– Жив, – сказал Маран уверенно.
– Либо?
– Либо уничтожить меня прежде, чем я до него доберусь.
– А если он выберет второе?
– Ну это не так просто сделать. Не забудь, после истории с визор-центром они меня ловили два месяца, но так и не поймали.
– Тогда они не знали, где ты, – возразил Дан, – а теперь знают.
– Не думаешь же ты, что Песта станет штурмовать земное посольство.
– А вдруг?
– Нет, Дан. Во-первых, даже взять посольство приступом еще не означает поймать меня. Я же могу спокойно смыться на флайере или даже орбитолете. О существовании подобных аппаратов ему известно. Поэтому я и не хотел, чтобы он знал о моем прилете, тогда он был бы начеку и мог позаботиться об охране подступов с воздуха. Я ведь подозревал его с самого начала… А во-вторых, это означает расшифровку и полную конфронтацию с землянами, что в его расчеты не входит.
– Ты знаешь, что входит в его расчеты?
– Конечно. Это проще простого. Смотри сам. Песта узнает, что Лайва болен, и тому недолго осталось жить. Он в курсе всего, у него ведь осведомители, агентура, подслушивающие устройства…
– Маран! – перебил его Дан. – Мы совершили промах. Надо было оставить там у него «жучок». Не исключено, что нам удалось бы выяснить…
– Не удалось бы, – остановил его Маран. – Все помещения Крепости прослушиваются, и Песте это известно лучше, чем кому-либо другому. Он не может допустить, чтобы Лайва узнал о его игре. Следовательно, он не произнесет в кабинете ни одного лишнего слова.
– Понятно. Извини, я тебя перебил. Итак, Песта узнает о болезни Лайвы…
– Он чрезвычайно властолюбив. И честолюбив. И вот шанс. Можно стать преемником Лайвы. Он уже воображает себя на троне. И вдруг выясняется, что Лайву берутся вылечить. Но Песта уже привык к мысли, что будет править. Вжился в роль. И отказаться от нее ему трудно. Он начинает действовать.
– По-моему, в твоих рассуждениях есть одно слабое место. Если Песта так хочет власти, почему он до сих пор не взял эту власть? Ведь Охрана под его началом, и наверняка в ней достаточно людей, которые пошли бы за ним. Он мог бы устроить дворцовый переворот.
– Видишь ли, Дан, ты недооцениваешь устойчивость системы. Рон Лев был не дурак. В том, что касается сохранения власти, во всяком случае. У Внутренней Охраны есть противовес – Наружная. Эти две силы уравновешивают друг друга, пусть они и неравны. Хотя армия количественно больше, она дальше от власти. Я имею в виду место расположения последней. Чтобы взять власть, ей надо захватить Крепость, которую Внутренняя Охрана может защищать достаточно долго.
– Достаточно для чего?
– Ведь переворот, Дан, должен быть быстрым. Затягиваясь, он превращается в бунт. В переворот невозможно вовлечь всю армию. Такие вещи делают с кучкой сторонников и ставят страну и людей перед фактом. А если месяцами осаждать Крепость, сторонники начнут разбегаться, колеблющиеся – переходить на сторону законной власти, и так далее.
– А если переворот устроит Внутренняя Охрана?
– Армия его подавит.
– Если два Начальника не сговорятся.
– Они не могут сговориться. Если один из них порядочный человек, он не пойдет на сговор. А если это ребята одной породы, они начнут бороться за власть. Потому они и поставлены в одинаковое положение. Оба – члены Правления по должности и имеют равные шансы занять престол. Понимаешь?
Дан кивнул.
Флайер пошел вниз и приземлился в саду Малого дворца, где была оборудована небольшая посадочная площадка.
– А почему ты думаешь, что Дик жив? – спросил Дан, когда они вошли к себе. – Песта мог его убрать.
Маран сел и сразу потянулся к термосу с кофе.
– Кофе будешь? – спросил он и, когда Дан кивнул, налил две полные кружки. – Как я раньше без кофе обходился, не понимаю, – сказал он. – Да. Так вот, Песта тоже не последний олух. Ситуация в стране для него не тайна. Два варианта. Первый: он приказывает Дика убить, приходит к власти и в условиях конфронтации с землянами начинает бороться с голодом путем урезания крестьянской доли. Второй: он похищает Дика, прячет, приходит к власти, «обнаруживает» похищенного и похитителей, освобождает первого, наказывает вторых и…
– И земляне начинают ему помогать, – подхватил Дан.
– Ну да. Ты какой бы вариант выбрал?
– Но выходит, ты испортил ему всю игру? Теперь, если он освободит Дика, он тем самым как бы признается, что похищение организовал он? Так ведь?
– Так.
– Может, разумнее было бы дать ему доиграть партию?
– Я так и сделал бы, Дан, если б не два обстоятельства, которые этого не позволяют.
– Какие?
– Первое то, из-за которого нас, собственно, потревожили. Вряд ли Лайва умрет завтра. Если б его состояние было настолько тяжелым, Дик вызвал бы врача немедленно.
– Но если б у него оставался год, – возразил Дан, – вряд ли Песта мог рассчитывать, что Лайва за целый год не наладит каким-то образом отношения с нами. Да и продержать похищенного посла столько времени в плену так, чтобы никто до него не добрался, нереально, понятно ведь, что его будут искать.
– Год – нет. Но два-три месяца возможно. Однако, если эта неопределенность продлится еще месяц, на Земле разразится тот самый скандал, погасить который мы взялись.
– А второе обстоятельство?
– Для землян это, возможно, ничего не определяет, но для меня существенно. Песта у власти это еще хуже, чем Лайва.
Дан задумался. До этой стороны дела он еще как-то не добрался, голова его была занята Олбрайтом, президентом, изоляционистами, перспективами контакта и еще более отдаленными, маячившей в еле обозримом будущем федерацией, о которой мечтал Маран… О Бакнии и ее проблемах он попросту забыл. И только после замечания Марана осознал, что смерть Лайвы означает… Что же она означает?
– Маран, – спросил он, – а каков механизм передачи власти? В случае смерти Главы Лиги… Собственно, я, кажется, помню… Правление выбирает нового Главу, так?
– Так.
– Из числа своих членов?
– Теоретически нет. В Уставе это не оговаривается, по идее, им может стать даже рядовой член Лиги. Но на практике, конечно… Однако в этой простой, в сущности, процедуре есть один немаловажный ньюанс. Глава устно или в завещании имеет право – если он уходит сам, а его не выкидывают, разумеется – назвать кандидатуру своего преемника. И при голосовании тот получает даже не два обычных голоса своего предшественника… ну ты помнишь, при голосовании в Правлении голос Главы считается за два… а в данном случае не два, но даже целых три. Плюс свой собственный. А теперь посчитай сам. Сейчас в Правлении семь членов, значит, тот, кого предложит Лайва, будет априори иметь четыре голоса из девяти. Еще один, и он избран. Понимаешь, какое это огромное преимущество? Потому я и думаю, что Песта постарается это преимущество приобрести, а значит, ни в коем случае не допустит, чтобы Лайва узнал о его махинациях. Скорее всего, он подыщет громоотвод, в смысле, свалит все на третье лицо. А если он изберет для этого члена Правления, он заодно избавится от лишнего конкурента и… Смотри-ка, тогда ведь уже изначально будет четыре против четырех, даже если у него не найдется ни одного сторонника, создастся патовая ситуация и… Хм! Интересный расклад получается… – Маран помолчал и сказал: – Извини, Дан, но мне надо это как следует обдумать. Посиди полчасика тихо, ладно?
