Глеб Сафроненко
Быдло-прокуратор
– Прости, что прерываю твою молитву, – обратился Андрей к Христу дрожащим благоговейным голосом.
– Ничего, я ждал тебя, – ответил Христос, не вставая с колен. – Всю свою недолгую жизнь, ты хотел придти ко мне, но никак не мог этого сделать. Так что говори сейчас. Ты обращался ко мне, но был уверен в том, что я не слышу. Я всегда слышал тебя и слышу сейчас.
– Тебе надо бежать, – начал Андрей, но вдруг понял, что Христос на коленях, а он стоит в полный рост. Андрей упал на колени рядом с ним и продолжил. – Тебе надо бежать, на месте Пилата ужасно неадекватная женщина.
– Мне бежать? Для чего? Поверь, она на своем месте, – ответил Христос.
– Неужели? – удивился Андрей.
– Истинно говорю тебе.
– Я готов сразиться с идущими сюда людьми, – выразил Андрей свою готовность защитить Христа. Христос улыбнулся в ответ.
– В этом нет совершенно никакой необходимости. Но я благодарен тебе. Я не бежал от Каиафы, не бежал и не прятался от Пилата и Ирода. Я никогда не бежал от своей судьбы, неужели ты думаешь, что я побегу от Владлены Григорьевой? Меня не приведут к ней, я сам приду к ней, и не она будет судить меня, но я ее. Так что будь спокоен, ступай с Богом. А то, что должно было свершиться, уже давно свершилось и никто этого не изменит и не смог бы изменить. На то была воля отца моего.
– Да сбудется реченное через пророка Исаию, – сказал Андрей, решив блеснуть перед Христом знанием писания, Иисус ничего не ответил, он лишь улыбнулся в ответ.
Андрей спрашивал что-то еще, много спрашивал. Христос отвечал, размерено, рассудительно и терпеливо, сохраняя вселенское спокойствие. Казалось, речь шла о самом главном, о фундаментальном, о вечном и незыблемом. И, как всегда, зыбкое коварное бытие сновидения поглотило самое важное, оставив лишь благодатный трепет и неописуемый кроткий сокровенный восторг в душе Андрея. А как иначе? Иначе никак. Если бы Андрей задал самые главные вопросы, а Христос дал бы на них ответы и Андрей понял бы их и запомнил … Зачем бы тогда Андрею было дальше жить, зная ответы? А может эти ответы настолько простые, что их знает каждый, но не каждый хочет принять? Может, они настолько простые, что нет и смысла произносить их вслух.
Утром на внешнем дворе претория собралось большое количество людей и солдат, среди которых был и Андрей. Люди вели себя очень шумно. Владлена проснулась в одной постели с Григорием.
– Григорий, сходи разузнай, что там происходит, – лениво зевая сказала Владлена.
Когда Григорий вернулся, Владлена снова спала.
– Просыпайся, Владлена! – прокричал Григорий и продолжил спокойным певучим голосом. – Там какие-то бородатые дядьки в черных одеждах привели к тебе на суд мятежника.
– Ой, как я устала от этой работы! – тяжело вздохнула Владлена. – Ничего без меня не могут, если мятежник так пусть его и казнят.
Люди за пределами резиденции прокуратора около получаса ждали, когда к ним выйдет сам прокуратор. Но полчаса спустя к первосвященникам снова вышел Григорий.
– Проходите, прокуратор готов вас принять! – сказал он женоподобным певучим голоском.
– Что за неуважение? – возмутился один из первосвященников. – Это святотатство! Она что не знает наших законов?! Мы не можем войти в дом язычницы накануне пасхи!?
– Ой, да бросьте вы! Сейчас разберемся, – сказал Григорий и вошел в преторий.
Некоторое время спустя к первосвященникам и растущей толпе вышла Владлена, облаченная в белую тунику с пурпурными вертикальными полосами и произвольно нашитыми золотыми пальмовыми ветвями. Золотые пальмовые ветви – украшение туники триумфатора. К чему нашила их Владлена? К триумфу, разумеется, – она будет судить Христа. Она!? Христа?! И простые люди и первосвященники жутко негодовали, обвиняя Владлену в преступном неуважении и святотатстве, нет, не по поводу туники. Какое дело иудеям до римской туники. Их возмутило ее отношение ко всему происходящему, их возмутило отношение к иудеям и их законам. Знали бы они, что тут нет ничего личного – это неуважение распространяется на все и всех: на иудеев, на римлян, на русских, на христиан и язычников, абсолютно на всех, на конституцию РФ, на гражданский кодекс РФ, на трудовой кодекс, на отдельные нормативные и законодательные акты министерств и ведомств, абсолютно на все. Это просто банальное неуважение к людям и их законам (морали в том числе) и ничего больше.
– А ну-ка закрыли свои рты, немедленно, и слушаем меня, – властно, в привычной для себя манере быдла – руководителя распорядилась Владлена. И ее распоряжение возымело действие – первосвященники такого точно не ожидали. – Стоите тут ломаетесь, как я не знаю кто! Мужики называется! Тьфу, прости Господи! Я слушаю вас, – обратилась она к первосвященникам. – Что раскричались? Чего надо!
– Мы привели к тебе на суд преступника, он учил людей против кесаря, – сказал один из первосвященников.
– Ну, так заходите и разберемся, чего орать-то? Чего тут цирк устраивать? – спросила Григорьева, и надменно фыркнув, повернулась к ним спиной, намереваясь вернуться в преторий. В ответ послышался громкий недовольный ропот.
– Да что опять вам не нравится!? – обернулась Владлена.
– Прокуратор не уважает наших законов или может прокуратор забыл для чего он здесь? Мы представляем народ иудеи, мы смиряем наш народ, признавая власть кесаря. А ты, прокуратор? – спросил самый важный из первосвященников.
– На что ты намекаешь? Я служу кесарю, но здесь я – власть. Так что закрой свой рот и не надо мне тыкать! – самодовольно ответила Владлена.
Лицо первосвященника выразило ярость, зрачки увеличились, и нервно задергался глаз и задрожали губы. Однако, картина была не полной – часть яростной гримасы скрывалась за густой бородой. Он сделал паузу, обуздав свой гнев ради главной цели.
– Мы привели к тебе на суд преступника, но наш закон не позволяет войти в дом язычницы, при всем нашем уважении к кесарю и тебе лично, прокуратор. Мы чтим законы Рима и чтим тебя как мудрого и беспристрастного судью. Мы считаем своим долгом отдать мятежника на суд Риму, на твой суд, – сказал первосвященник сдержанным, но слегка дрожащим голосом, пытаясь выразить свое фальшивое почтение к прокуратору, его спутники одобрительно закивали.
– Так бы сразу и сказали, – ответила польщенная лестью Владлена и продолжила в снисходительном тоне. – Войти они не могут? Тогда будем разговаривать здесь. И судить будем здесь. Григорий, распорядись, чтобы сюда вынесли мой переносной трон, какой-нибудь навес, принеси мне пиццу и стакан апельсинового сока.
Площадь перед местом, именуемым лифостротон, продолжала заполняться людьми – жителями Иерусалима, и римскими солдатами – для поддержания порядка. Вскоре, на место суда – некий высокий и достаточно просторный пьедестал (лифостротон) вынесли трон, навес, столик и принесли прокуратору пиццу и стакан сока. По левую сторону от Владлены, по стойке смирно, стояли двое солдат из личной охраны – в полной экипировке, по правую сторону от нее стоял Григорий и манерно подравнивал ногти пилочкой для ногтей.
– Подойдите ближе, подведите преступника, – обратилась Владлена к первосвященникам и взяла в руку первый сочный кусок пиццы с мясом, первосвященники подошли к основанию пьедестала. Лицо главного из них было искажено от гнева и отвращения, которые вызывала у него Владлена, но он помнил о своей главной цели – предать Христа распятию и борода, борода помогала ему скрывать свое истинное отношение. – В чем вы обвиняете этого человека?
– Этот человек утверждает, что он сын божий и царь иудейский, тем самым сеет смуту в народе. Он нарушает и презирает наши многовековые традиции – ответил первосвященник.
