Гийом Аполлинер
Критика поэтов. Статьи Гийома Аполлинера об искусстве

Жорж Брак

Совсем немного времени тому назад, художественные достижения, которые делало некоторое число художников, чтобы обновить изобразительное искусство, были мишенью для насмешек не только публики, но и всей критики. Сегодня шутки прекратились; никто больше не осмеливается поднять на смех эти восхитительные работы без того, чтобы одновременно не пойти в наступление на порядок и гармонию, на грацию и на чувство меры, на эти качества, без которых совсем не было бы искусства, но была бы яростная буря различных темпераментов, более или менее благородных, пытающихся лихорадочно, поспешно, неразумно выразить своё восхищение природой. В этих чертах мы распознаём импрессионизм. Это название было выбрано удачно; речь шла о людях, действительно «находящихся под впечатлением» перед небом, перед деревьями, перед жизнью при разном свете. Это ослеплённость ночных птиц от света дня, и это также смятение первобытных людей, ошеломлённых дикарей перед сверканием звезды, перед величием стихии. Ни тем, ни другим, всё-таки, никогда не пришло бы в голову видеть в своих потрясениях непосредственно художественную эмоцию. Чувствуя, что она происходит, прежде всего, из религиозных переживаний, они культивировали её, выверяли её, применяли её, воздвигая затем свои гигантские монументы, выводя стиль их декора, создавая в качестве подобия, как сам Бог, экспрессивные образы своих представлений о вселенной. Впрочем, импрессионизм был ничем иным как мгновением в изобразительном искусстве, исполненном, единственно и скудно, религиозности. Отдельно от нескольких мастеров, великолепно одарённых, уверенных в себе, мы видим толпу последователей, неофитов, демонстрирующих своими картинами, что они обожают свет, что они находятся в непосредственном общении с ним, и они это доказывали тем, что ни в коем случае не смешивали цвета, так что было достаточно размазать по холсту краски, чтобы стать художником, так становятся христианами после крещения: для этого не нужно согласия того, кто крестится. И было достаточно, чтобы у тебя не было вкуса, необходимого для достижения мастерства. Я уже не говорю о тех импровизированных художниках, всех возрастов, не получивших предварительно надлежащего образования, ставших художниками для получения наживы, потому что её легко было получить в искусстве, где правил случай. Невежество и буйство, вот что характеризует импрессионизм. И, говоря о невежестве, я имею ввиду, в большинстве случаев, полное отсутствие культуры; поскольку, что касается науки, её втискивали повсюду, к месту и не к месту; себя к ней причисляли; сам Эпикур был в основании системы, о которой идёт речь, и теории физиков того времени показывали достоинства самых жалких импровизаций.

Но это время прошло. Эти абсурдные живописные пробы уже присоединились в музеях к шедеврам и к не шедеврам, сваленным там в одну беспорядочную кучу. Сейчас есть место для искусства более благородного, более размеренного, лучше упорядоченного, более культивированного. Будущее покажет, какую часть влияния на эту эволюцию оказали такие восхитительные примеры изобразительного искусства, как те, что принадлежат Сезанну, одинокий и остервенелый тяжёлый труд Пикассо, внезапная встреча с Матиссом или Дереном, которой предшествовали встречи с Дереном и де Вламинком. Успехом уже вознаграждены картины Пикассо, Матисса, Дерена, де Вламинка, Фриеза, Марке, Ван Донгена. Необходимо, чтобы точно так же были прославлены работы Мари Лорансен и Жоржа Брака, чтобы позволили проявиться чистоте картин Валлоттона, чтобы поставить на заслуженное место такого мастера, как Одилон Редон. И я не сомневаюсь, что время решит поставленную мною перед ним задачу.

Вот Жорж Брак. Он ведёт удивительную жизнь. Он страстно, изо всех сил стремится к красоте, и он достигает её, похоже, без усилий.

В его композициях есть гармония и полнота, которую от него ждут. Его декорации свидетельствуют о вкусе и о культуре, подкреплённых его инстинктом.

Мощный сам по себе благодаря элементам синтетических мотивов, им представляемым, он стал творцом.

Он больше ничего не должен тем, кто его окружает. Его разум по собственному желанию сделал реальность сумеречной, и вот то, что производится средствами изобразительного искусства в нём самом и вне его, есть универсальное возрождение.

Он выражает прекрасное, исполненное нежности, и перламутровый перелив его картин расцвечивает всеми цветами радуги наше сознание.

Колоритный лиризм, примеры которого слишком редки, наполняет его гармоничным энтузиазмом, и, что касается его музыкальных инструментов, сама св. Сесиль заставляет их звучать.

В его ложбинах жужжат и собирают мёд пчёлы всей молодости и счастья невинности, томящегося на его культурных террасах.

Этот художник ангельский. Более чистый, чем другие люди, он нисколько не заботится о том чуждом его искусству, что внезапно лишает его рая, в котором он живёт.

Ни в коем случае не следует искать здесь мистицизм набожных людей, психологию литераторов или демонстративную логику учёных! Этот художник компонует свои картины в соответствии со своей абсолютной заботой о совершенной новизне, о совершенной истинности. И если он и опирается на человеческие средства, на земные методы, то это для того, чтобы подтвердить реальность своего лиризма. Его полотна имеют единство, делающее их необходимыми.

Для живописца, для поэта, для художников (это то, что отличает их от остальных людей, и, в особенности, от учёных), каждая работа становится новым универсумом со своими особыми законами.

Жорж Брак совсем не знает отдыха, и каждая из его картин есть монумент усилию, которое никто до него ещё не делал.

(Предисловие к Каталогу выставки картин Брака, с 9 по 28 ноября 1908 года, у Канвейлера).

1909

Владислав Гранцов

Господин Владислав Гранцов не представляет себя в качестве реформатора изобразительного искусства. Он посетил музеи и льстит себя надеждой, что он извлёк из этого урок, могущий укрыть его в убежище парадокса. У него вовсе нет намерения быть современным в узком смысле, который иногда в это слово вкладывают.

В течение многих лет он изо всех сил старался копировать, в Прадо в Мадриде, картины Веласкеса, Тициана, Рубенса, чтобы проникнуть в некоторые тайны классической живописи. Он извлёк из частого общения с работами этих художников вкус к композиции, сохранивший его, по крайней мере, от определённых крайностей реализма.

Слишком потакая поверхностности, реализм, в сущности, подчиняющий знание и талант умению и чувствительности, не ведёт художника ни к чему, кроме импрессионизма.

* * *

Главная забота господина Гранцова состоит в том, чтобы построить свою картину в соответствии с законами, которые он считает традиционными.

На деле, никто ещё не показал наглядно тщетность этой дисциплины; совсем наоборот, множество художников считают её превосходной и, сообразно своим средствам, снова начинают наблюдать. Наперекор всем капризам и неумеренному культу личности, сейчас настал день для честности в изобразительном искусстве.

Как хорошо мы это понимаем. Речь вовсе не идёт о недоверии по отношению к тому, что талант мог бы иметь личностного; но кажется правильным развести по разные стороны художников, имеющих право честно заниматься своим искусством, укоренившись в нём, и невежд, кичащихся только своей неумелостью, не имея силы добиться этого права, чтобы навязывать фантомы изобразительного искусства там, где следовало бы всего лишь логически представить выражение истинной культуры.

* * *

Господин Гранцов испытал в Испании эмоции, которые он считает своими лучшими эмоциями. В Толедо он открыл колорит, представляющийся ему особенным. В других местах, в Греции, в садах Сицилии, ему попадались места, чистота которых от него не ускользнула, в любом случае, привлекая его меньше, чем выжженные солнцем пейзажи Испании.

И этот вкус, вкупе со вкусом к классической строгости, обозначает для художника тенденции, которые он силится примирить, обобщая композицию в оттенках, являющихся основой локальных цветов. Эта манера письма ни в коей мере не является описательной, и здесь главенствует декораторское чувство.

Господин Гранцов кажется непринуждённым всякий раз, когда он формулирует свою концепцию реалистичной стороны своих моделей. У него есть амбиция подняться до стиля, экономя на деталях и облагораживая линейную структуру своих картин, в которых он одушевляет свои пейзажи с помощью обязательных для композиции фигур.

Чтобы полностью выразить то, чего хотел господин Гранцов, можно добавить, что он направлял свои усилия на достижение равновесия контрастов, охватывая части картины. Этот поиск живописной гармонии направлен, что очевидно, на достижение благородства выражения, что не может не придавать очарования его манере.

Именно так выражают себя настоящие художники.

* * *

Работы господина Гранцова, все они отличаются друг от друга, представляют единство усилия, дающее представление о его личности. В них обнаруживается эмоция, определённая серьёзность и иногда суровость.

(Предисловие к Каталогу выставки Владислава Гранцова, с 25 октября по 6 ноября 1909 года, галерея Э. Дрюе.)

[Гниющий чародей]

Полная совершенно новых и захватывающих идей, философская мораль которых не имеет аналога в литературе, Гниющий чародей Гийома Аполлинера самая таинственная и самая лиричная книга нового литературного поколения.

Иллюстратором этой работы, корни которой простираются далеко, до кельтских истоков наших традиций, был Андре Дерен.

Самый точный реформатор эстетики изобразительного искусства выгравировал на дереве образы, литеры и орнаменты, которые делают эту книгу настоящим чудом изобразительного искусства.

Тесно связанная с изобретением печатного станка, гравюра на дереве такова, что её стиль самым счастливым образом сочетается с видом книжной страницы, но её типографская традиция была быстро утрачена, чтобы, некоторым образом, быть совмещённой, в течение XX века, с гравюрой по металлу.

Вспомним, что первая работа, напечатанная подвижными буквами и иллюстрированная гравюрами по дереву была озаглавлена: Письма индульгенций, и она датируется 1454 годом.

Известно немного книг, в которых гармоничное сочетание гениев автора и художника проявлялось бы лучше, чем в Гниющем чародее. Эта гармония, в основном, и составила цену знаменитой альдины Сон Полифиля, что библиофилы могли констатировать слишком редко.

Кажется, вкус к красивым изданиям вернулся. Издатель-библиофил Анри Канвейлер предлагает сегодня любителям искусства и литературы книгу, которая соединяет в себе, с точки зрения литературной и художественной привлекательности, такое качество печати, которое мы попытались сделать безупречным.

(Бюллетень подписки на книгу Гниющий чародей).

Медальон. Фовист

Родившийся в Като (север) 31 декабря 1869 года, господин Анри Матисс, которому тридцать девять лет, является главой группы художников, которых те, кто их боялся, назвали фовистами.

Следует добавить, что иногда их судят слишком строго. Что касается господина Анри Матисса, поскольку большое число критиков нашло слишком мягким для него название дикий, его называли дичайшим или свирепым животным. Господин Франц Журден, весьма разумный, хотя и не очень проницательный, развлекался тем, что сравнивал его с Кабанелем. В действительности, господин Анри Матисс новатор, но он больше обновляет искусство, нежели привносит в него новое. Нужно, чтобы взгляд был очень затуманенным, так на него обычно действуют по большей части предметы искусственные, а не предметы искусства, чтобы быть неприятно поражённым чистотой рисунка и цветов господина Анри Матисса.

* * *

Бородатый, прячущий за очками в золотой оправе исполненный лукавства взгляд, господин А. М. живёт то в Париже, то в Коллиуре. Этот фовист рафинированный человек. Он любит окружать себя работами древнего и современного искусства, драгоценными тканями, скульптурами, изображающими негров Гвинеи, Сенегала и Габона, представляя с редкой чистотой их самые панические чувства.

Милый Амфитрион, которому помогает справляться с этой задачей очаровательная жена, ставшая, поскольку он фовист, фовиссой, часто принимает друзей. Его стол изысканный, но без чрезмерной пышности. Чувство юмора и игры трёх детей ещё добавляют очарования, исходящего от близкого общения с картезианским мастером.

1910

Выставка Сезанна

(Галерея Бернгейма)

Среди мастеров живописи XIX века, Поль Сезанн считается одним из самых великих художников.

Большинство молодых художников обрекают свои работы на предопределённое признание. Ведь Сезанн, как все гениальные художники, смог остаться до конца своей жизни удивительно молодым. Он смог также отметить свои композиции величием и чертами выдающейся личности. Никто никогда не превосходил его в искусстве композиции.

Картины, которые представляют эту выставку, позволяют посетителю составить себе представление о всей совокупности работ мастера из Экса. Откровенно говоря, почти все картины известны. Но все они заслуживали того, чтобы снова вернуться, быть изученными, стать предметом размышлений.

Посмотрите на восхитительные и многочисленные этюды, вдохновлённые госпожой Сезанн. Ткани одежды рабочих (sic), которые играют, куря трубки, в Игроках в карты, напоминают драпировки Джиотто. Восхитительные Купальщицы являют собой не допускающий возражений аргумент против критики, ещё недавно трещавшей на все лады: Сезанн не умеет писать обнажённую натуру!

Деревья нежных пейзажей обладают почти человеческой жизнью.

Истинность проявляется повсюду в работах Сезанна; она облагораживает самую быструю акварель, самый стремительный набросок.

С уникальными задатками и со знанием техники живописи, заслуживающим восхищения, Сезанн смог предаться всецело воодушевлявшему его дерзновению. Его отвага иногда пугает, она, свидетельствует, главным образом, о его усилиях, о его сомнениях и о его терзаниях. Никто не заставит думать о Паскале так, как Сезанн. Литературные дарования первого были того же порядка, что и художественные дарования второго. Ведь оба они выразили с одинаковым величием то, «что иногда превосходит способность суждения».

(Пари-Журналь, 20 января.)

Ежегодная выставка Кружка Ассоциации

ТО, ЧТО ДОСТОЙНО ВНИМАНИЯ В САЛОНЕ НА УЛИЦЕ БУАССИ-Д'АНГЛА

Кружок Художественной Ассоциации созвал сегодня критиков на свою ежегодную выставку.

Милые живописные полотна, одухотворённые скульптуры… Салоны на улице Буасси-д'Англа вмещают, как думают, только искусство хорошего тона. Однако можно сожалеть о том, что существует живопись для светских людей, которая претерпела влияние английских художников XVIII века, столь поверхностных и в целом столь неэлегантных…

Каким прискорбным свидетельством дурновкусия является эта англомания в мире изобразительного искусства, и насколько больше очаровательные черты французского XVIII века заслуживают, чтобы быть лучше понятыми именно сегодня.

Больше нечего сказать об искусстве господина Бонна. Он выставляет два портрета, госпожи Исидоры Леруа и доктора Поцци. Первый кажется более законченным, но второй выполнен с большим блеском. Двум портретам супруги господина Даньяна-Бувере немного недостаёт характера. Портрет господина Жана Экара в костюме академика, кисти Ж.-Ф. Бушора, напротив, выполнен с совершенной чёткостью и сходством. Заметят Этюд Альфреда Агаша, одухотворённый портрет, даже чересчур одухотворённый, на котором господин Аксилет ярко изобразил светского человека утром в Блуа.

Можно поблагодарить художников, выставляющих свои работы на улице Буасси-д'Англа, за то, что они не представили картин, на которых изображён паводок, мы достаточно их видели в других салонах. Господин Биллотт показывает нам свою картину Сена у Жатта, это Сена после наводнения, совершенно спокойная Сена, на которую приятно посмотреть, Сена, какая она есть, и господин Бийот очень остроумен.

(Энтрансижан, 28 февраля).

Жизнь художников

5 марта

ВЫСТАВКА КАРТИН ЛУИЗЫ БРЕСЛАУ

«Портретист – это исповедник, совершенно необходимый и говорящий за своих моделей то, что они сами не осмелились бы сказать».

Эта фраза господина Арсена Александра характеризует в полной мере талант госпожи Луизы-Катрины Бреслау. Она созерцала маленьких девочек и их молодые тела, их ясные глаза вдохновили её использовать нежные и выразительные пастели. У Маленькой девочки в белом муслине вид маленькой царевны,

 
Которая знала всё наперёд и никогда не улыбалась.
 

Две маленькие сестры, одна из которых держит вышивание, а другая ножницы, воскрешает в памяти какую-то сказку Андерсена, в которой у шерсти и у ножниц был очень трогательный символический смысл.

Маленькую девочку в красных башмачках как даму из Ноана зовут Жорж, и это настоящее романтическое имя, написанное в углу картины, придаёт ей более точное значение.

Госпожа Луиза-Катрина Бреслау немного увлеклась этой архаичностью или, скорее, этой немодностью, бывшей модной совсем недавно и кажущейся нам столь соблазнительной: архаичность, немодность, которая была модной ещё вчера, в XIX веке.

Она с любовью пишет картину Две девочки, играющие на арфе, картину Молодая девушка рядом с пианино, и в этой последней композиции букет ландышей такой свежести, что он кажется сегодняшним, тогда как остальная часть картины, молодая девушка и пианино, исчезает в прошлом.

Рядом с этими пастелями госпожа Луиза Бреслау выставляет цветы и четыре картины За дверью, ведущей в две маленькие праздничные гостиные. Если наша эпоха достигла подлинного стиля, художники к нему придут. Ремесленники следуют за великими художниками, соблюдая дистанцию. Также всегда очень интересно рассматривать художественное оформление, назначение которого было совершенным образом определено художником.

8 марта.

ВЫСТАВКА ХУДОЖНИКОВ-ДЕКОРАТОРОВ В ПАВИЛЬОНЕ МАРСАНА

Эта V Выставка художников-декораторов чрезвычайно интересна. Однако следует сожалеть о тенденции, показываемой сегодня большое число художников, подписывать свои ремесленные работы.

Работник искусства, высекающий, обтачивающий или вырезывающий обычный предмет, должен оставаться анонимным. Вкус, о котором свидетельствует предмет, декорация, украшающая его, принадлежит эпохе, роду, некоторому кругу людей. Что касается меня, я предпочёл бы, чтобы не знали ни одного художника, декорирующего греческие вазы, и давным-давно я забыл бы имя Дурис, если бы его мне не напомнило похожее имя исчезнувшего из моей жизни друга…

Время, в котором мы живём, такое странное! Мы повсюду общаемся с уродством. Мы, не протестуя, позволяем ужасным автобусам бесчестить парижские улицы, наши дома настолько уродливы, насколько это только возможно… Тем не менее, нет ни единой молодой девушки, которая, выходя из дому со своей матерью, не несла бы на себе целый музей. Это кольцо, подписанное тем-то, тиснённый кожаный переплёт книги, подписанный таким-то, пояс, подписанный кем-нибудь ещё, и так далее.

У нашей эпохи будет стиль, в соответствии с которым меньше значения будут придавать подписям, и тогда даже автобусы обретут грацию. Я распознаю, между тем, не более чем обещания в этой попытке художников, почти всех, нацеленной на то, чтобы наделить нас стилем. В высшей степени вероятно, к тому же, что у нас он есть… просто мы об этом не знаем, так создавал стиль господин Журден.

10 марта.

ВЫСТАВКА КАРТИН БОННАРА

Я очень люблю живопись Боннара. Она простая, чувствительная, одухотворённая в лучшем смысле этого слова, и, я не знаю почему, она заставляет меня упорно думать о маленькой девочке-лакомке.

Конечно, мои предпочтения на стороне более амбициозных художников, стремящихся к возвышенному в изобразительном искусстве, не боящихся, в пользу столь высокого искусства, даже оступиться. Однако я охотно позволяю себе попасть под обаяние соблазнительной и просвещённой живописи господина Боннара.

Грация и изящество некоторых картин, на которых изображена обнажённая натура, как те, что называются После купания и Полуобнажённая не имеют аналогов в истории искусства.

Среди пейзажей мы обнаруживаем произведения большой силы, в которых нет брутальности, свидетельство тому картина Поезд и шаланды, впечатление от неё очень сильное и очень лёгкое одновременно. Здесь есть эмоция, немного насмешливая эмоция в небольшой картине, на которой мы видим лиловую крышу, разрушенную стену, небо перед наступлением ночной темноты, и двух маленьких детей, уходящих в поля.

У господина Боннара есть фантазия и простодушие. Перед его картинами кто-то сказал мне, что у него появилось желание прочесть басню Лафонтена, а что касается меня, я грезил о Бернандене де Сен-Пьере… В один из дней, развлекаясь, господину Боннару следовало бы проиллюстрировать Поля и Виржинии.

12 марта.

ВЫСТАВКА КАРТИН ШАРЛЯ ГЕРЕНА

Современным картинам господина Шарля Герена я предпочитаю те картины, на которых он пытается вызвать в воображении галантные праздники, такие, какими их изобразили Банвиль и Верлен, романы 1830 года, старомодную грацию литографий, немного неуклюжую и грубоватую, кринолины и так далее, вплоть до грации былых времён. Одним словом, всё это счастье жизни, которое идёт со времён Регентства до выхода в отставку президента Греви.

Много говорили против литературной живописи, и её там меньше, чем полагают.

Живопись даёт выход чувству, аналогичному внушавшемуся поэтами, и у романистов есть совершенное право на существование, также как музыка может адаптироваться к словам, к чувствам, относящимся к литературе. И определённые маленькие картины господина Шарля Герена, картины полные живости, в которых сверкают оттенки крыла жар-птицы, в достаточной степени демонстрируют то, что я утверждаю. Нежная записка напоминает нового Стендаля. Картина Букет с женщинами, освещёнными солнцем, рядом с цветущей геранью, ждут гравёра, который напечатает четыре стихотворения Мюссе.

Поскольку существует литературная живопись, поскольку господин Шарль Герен приходит в волнение, воображая маскарады, мандолинады другой эпохи, он позволяет своей кисти рассказывать нам нежные и романтические истории, в действительности, немного вульгарные, но более удачные, чем его портреты и его натюрморты…

13 марта.

ВЫСТАВКА ХУДОЖНИКОВ И СКУЛЬПТОРОВ

Выставку старого «Нового общества» составляет отличное собрание работ. Огюст Роден прислал два бюста. Альбер Бенар показывает нам довольно строгие работы, но без чрезмерной суровости. Князь Трубецкой, Микель Анджело в миниатюре, прислал маленького господина, который, кажется, является выдающейся личностью; он попытался, кроме того, запечатлеть грацию хореографических движений.

Господин Жак-Эмиль Бланш всегда пишет для Петрона, арбитра в вопросах элегантности, и для Бруммеля, шик которого изумил светское общество в Кане, в Нормандии. Его денди не имеют сегодня никого, кто мог бы с ними сравниться. Но живопись господина Бланша сделана по их образу и подобию.

16 марта.

ВЫСТАВКА МОРИСА ДЕ ВЛАМИНКА

Очень важная выставка скоро откроется у Воллара, улица Лаффитт. Каталог, предваряемый письмом господина Рожера Маркса, не содержит ничего, кроме сорока номеров.

Здесь только первоклассные полотна…

Господин Морис де Вламинк является одним из наиболее одарённых художников своего поколения. Его видение широкое, мощное; его трезвая и интенсивная фактура оставляет линиям всю их свободу, объёмам всю их рельефность, цветам всю их яркость, всю их красоту.

Господин де Вламинк питает расположение к окрестностям Парижа, и, прежде всего, к берегам Сены. Виадуки, мост в Шату, мост в Триеле, мост в Мёлан, холмы Лувесьена, баржи резких цветов, пузатые судна для перевозки угля, шаланды, медленно плывущие по течению реки, вот они очень простые сюжеты, чаще всего изображаемые этим смелым художником. Когда ему случилось оставить эти покрытые цветами берега, через которые протекает Сена, Вламинк дошёл до Версаля, и он принёс оттуда превосходные по исполнению картины, изображающие замок, парк. Живопись господина де Вламинка как будто погружена в лазурь. Интенсивность цветов его неба сообщает всей картине замечательную яркость, характерную для этого художника. Это верно до такой степени, что он должен модифицировать свою манеру письма так, чтобы он смог изобразить что-нибудь другое: натюрморт, например. Инстинктивно, он, в этом случае, изображает красочные формы, нагромождённые на полотне, этот приём изобразительного искусства на написанных на открытом воздухе картинах, в силу контрастов цветовых пятен, оппозиций света, он применял даже к своему небу.

Де Вламинк выставляет также фаянсы: расписанные тарелки и вазы, немного варварские, но они производят самое редкое и самое роскошное впечатление.

(Энтрансижан.)