Ги Бретон
Век распутства

Полная версия

Глава 3
Стремясь к абсолютной власти, кардинал де Флери подбирает любовницу для короля…

Подарок прелата – всегда дар неба.

Франсуа Мориак

Целых три месяца Людовик и Мария наслаждались в Фонтенбло прелестями волшебного медового месяца.

Король, во власти внезапной и долго сдерживаемой страсти, каждый вечер посещал королеву в ее покоях и совершал подвиги, восхищавшие многоопытных придворных дам и лакеев, не отходивших ни на минуту от их двери.

Благодаря этим заинтересованным наблюдателям, каждое утро из уст в уста передавались два коротких, но полных глубокого значения слова. Герцоги, маркизы, герцогини, графини, простые дворяне, встречаясь друг с другом в коридорах дворца, произносили: «шесть раз» или «семь раз», или даже «восемь раз».

Что означало количество любовных сражений, в которых Людовик XV противостоял лицом к лицу в течение долгой ночи своей супруге на королевской постели.

Услышав заветную цифру, многие дамы недоверчиво покачивали головами, мечтая о том, как бы поскорее оказаться на месте королевы.

А некоторые из них, и вовсе потеряв голову, осаждали короля легкомысленными предложениями, пытаясь соблазнить его. Однако Людовик XV оставался равнодушным к их проискам: он любил Марию Лещинскую.

Вскоре безразличие короля к придворным дамам стало предметом пересудов во дворце. В те замечательные времена считалось, что король обязательно должен иметь любовницу, а супружеская верность, по общему мнению, была не только признаком дурного тона, но и недостатком, вызывающим насмешки.

Некоторые придворные старались обратить внимание короля на молоденьких стройных девушек, находящихся в избытке во дворце. Как правило, все попытки такого рода заканчивались неудачей, а король повторял каждый раз одно и то же:

– А королева все же красивее!

Если король высоко ценил прелести Марии, то она, в ответ, горела такой безудержной и пылкой страстью, что по своей простоте написала отцу в одном из писем: «Никогда никто не любил на свете так, как я его люблю…»

Однако королева все же робела перед Людовиком XV и, после того как получала ночью «все королевские почести», наутро вновь становилась скромной и неприметной принцессой, какой в свое время она была в Виссембурге.

Сердечная и любезная, она стремилась угодить всем дамам своей свиты, а к мадам де При испытывала чувство глубокой признательности, называя ее своей дорогой благодетельницей.

Фаворитка герцога Бурбонского не замедлила воспользоваться таким расположением королевы, чтобы полностью подчинить ее своей воле. Вот что писал Барбье о растущем влиянии мадам де При: «После свадьбы в Фонтенбло король, охваченный страстью, каждую ночь проводил в ее покоях. В то же время бросается в глаза и то, что королева попала под полное влияние мадам де При. Она не может ни свободно высказываться, ни писать письма. В любой момент в ее покои может войти мадам де При, чтобы посмотреть, чем она занимается»¹³.

Первого декабря двор покинул Фонтенбло и в каретах, подпрыгивающих на ухабах плохих и обледеневших дорог, направился в Версаль, чтобы провести там зиму.

Королева была потрясена величием дворца, и ее робость по отношению к королю возросла еще больше. Мадам де При опять воспользовалась этим обстоятельством, чтобы уже окончательно подчинить себе молодую женщину и еще более укрепить свое могущество в королевстве, создав своему любовнику, герцогу Бурбонскому, необходимые условия для занятия спекуляцией.

Не подозревая о том, какую роль ее заставили играть, и порой даже не понимая смысла произнесенных по подсказке слов, молодая королева выполняла любое желание своих «покровителей». Позднее она была весьма удивлена, узнав, что невольно стала сообщницей герцога и его любовницы, оставивших весь город без продовольствия и наживших на этом целое состояние!

Лето в тот год выдалось дождливым, и урожай зерновых был очень скудным. Вместо того чтобы завезти зерно из провинций, где погода была более благоприятной, а урожай – более обильным, герцог Бурбонский и мадам де При сделали все, что в их силах, чтобы воспрепятствовать снабжению Парижа зерном и оставить город без муки.

Когда в булочных не стало хлеба, а цены на муку возросли в сотни раз, они выбросили на рынок зерно, которым были забиты склады их сообщника Самуэля Бернара.

Ловкая махинация принесла им девять миллионов ливров чистого дохода…

Весной преступная парочка решила избавиться от Флери, присутствие которого связывало их по рукам и ногам, и Мария оказалась вовлеченной, сама того не ведая, в интригу против бывшего епископа Фрежюса. Месть его была довольно любопытной: он потребовал от короля воздержаться на время от выполнения своих супружеских обязанностей. Людовик XV был послушным прихожанином, как писал герцог Лиенский, «и в течение семнадцати, а то и двадцати дней строго следовал указанию своего наставника»¹⁴.

Королева, уже успевшая привыкнуть к ежевечерним посещениям короля, с трудом переживала свое вынужденное воздержание. Наконец, потеряв терпение, она призвала маршала Вийара и простодушно, со слезами на глазах призналась, что король больше не спит с ней, а ей этого очень не хватает. Вийар знал обо всем, что происходило во дворце. Он посоветовал Марии не поддерживать больше герцога Бурбонского и встать на сторону епископа.

Королева послушалась его совета и объяснилась с Флери. И в тот же вечер Людовик XV лег в ее постель.

Двор, естественно, зная о том, что королева проводила ночи в одиночестве, начал уже поговаривать о скором разводе. Но после того как король посетил спальню королевы, придворные поняли, что Флери продолжает оставаться влиятельным государственным деятелем, с мнением которого считается сам король, и перешли на его сторону.

К июню премьер-министр практически остался не у дел. По совету Флери король приказал ему перебраться в Шантийи. А мадам де При была вынуждена отправиться в свой родовой замок в Курбепин, в далекую Нормандию¹⁵.

Это известие было встречено в Париже с ликованием. Парижане праздновали отставку герцога Бурбонского и мадам де При с размахом, устроив танцы на улицах столицы. На стенах домов были расклеены плакаты со стихами, высмеивавшими фаворитку герцога. Вот текст одной из таких афиш:

СТО ПИСТОЛЕЙ ТОМУ, КТО НАЙДЕТ ПРОПАЖУ

Недавно на дороге, ведущей из Парижа в Шантийи, потерялась очень ценная¹⁶ кобыла, которая следовала по пятам за одноглазым жеребцом¹⁷.

А в Версальском дворце все придворные повторяли каламбур:

– Теперь двору нет цены.

Сразу же после изгнания герцога Бурбонского Флери, который должен был стать епископом в сентябре, начал фактически выполнять обязанности премьер-министра, хотя и не был официально назначен на этот пост. Людовик XV практически отошел от решения государственных вопросов, уезжая на охоту или же предаваясь любовным утехам с королевой.

В результате такой активной деятельности в двух жизненно важных для государства областях обеденный стол во дворце ежедневно пополнялся дичью, а Мария Лещинская родила двух девочек-близнецов в 1727 году, девочку в 1728 году, дофина в 1729 году, герцога Анжуйского в 1730 году, мадам Софию в 1734 году, Терезу Фелесите в 1736 году и Луизу-Марию в 1737 году.

Начиная с 1732 года королева почувствовала некоторую усталость. И время от времени она любила повторять:

– Разве можно это вынести! Все время одно и то же: заниматься любовью, ходить беремен ной и рожать¹⁸.

Совсем не по вкусу пришлись королю такие слова, и он даже не пытался скрыть своей досады. И тут же женская половина дворца, ожидавшая своего часа в течение долгих семи лет, воспрянула духом. У дам появилась надежда, что теперь-то уже наверняка государь станет мужчиной во всех отношениях, что на их языке означало: он наконец-то обзаведется любовницей.

Однако Людовик XV все еще не мог решиться на такой шаг и продолжал вести образ жизни добропорядочного семьянина среди двора, погрязшего в разврате, где даже служители церкви не могли служить примером. Все только и говорили о том, что аббат Клермона похитил танцовщицу, всем известную Камарго, а епископ из Люсона умер от несварения желудка на руках своей любовницы мадам де Руврей.

Вот одна из историй, наглядно иллюстрирующая нравы двора того времени, напечатанная в «Скандальной хронике»: «Однажды один из стражников короля нес службу на парадной лестнице Версальского дворца. Перед ним остановилась дама из высшего общества. Не вытерпев соблазна, он запустил руку под ее юбку, что вызвало страшное негодование последней. Но шутник, нимало не смущаясь, произнес:

– О мадам! Если у вас так же твердо и непоколебимо сердце, как ягодицы вашего прекрасного тела, то я пропащий человек!

Оскорбленная дама не смогла удержаться от улыбки и простила нахала за удачный комплимент»¹⁹.

Из всех придворных дам наиболее распутной считалась мадемуазель Шароле. Не сумев в свое время лишить короля невинности, она надеялась теперь взять реванш и стать той избранницей, с кем Людовик XV познал бы радость супружеской неверности.

Но ее и здесь подстерегала неудача.

Она в этом с горечью убедилась на одном из вечеров, во время ужина во дворце Мюет, когда король неожиданно поднялся и произнес тост:

– Я пью за здоровье прекрасной незнакомки!.. После чего разбил свой бокал и пригласил всех присутствующих на ужине последовать его примеру.

Кто же была эта таинственная незнакомка, ставшая первой в длинном списке фавориток короля?..

Прекрасной избранницей короля оказалась молодая прелестная женщина с нежным и красивым лицом и точеными бедрами. «Она была, – писал Буа-Журден, – очаровательной, веселой и жизнерадостной женщиной, владеющей к тому же искусством разжигать страсть мужчин, однако не преувеличивавшей роли сладострастия в беседах наедине»²⁰.

Что являлось признаком хорошего воспитания.

Это была Луиза-Жюли де Майли, старшая дочь маркиза де Неслес, которой только что исполнилось двадцать два года, то есть она была ровесницей короля. Людовик навещал ее тайком, каждый раз дрожа от страха, что об их связи догадается кардинал Флери.

Но он бы меньше переживал (хотя и очень бы удивился), если бы знал всю правду. В действительности сам Флери выбрал для него эту восхитительную любовницу…

Конечно, столь уважаемый и такой достойный человек, как прелат, не мог опуститься до роли простого сводника из одного лишь желания доставить удовольствие своему ученику. Чувствуя, что Людовик XV со дня на день обзаведется любовницей, которая может оказаться интриганкой, он руководствовался высшими государственными интересами. И тогда Флери стал форсировать события и решил уложить в королевскую постель женщину, не способную нанести ущерб короне²¹.

По совету Флери к королю отправился герцог Ришелье²² и во время застольной беседы стал ему нахваливать прелести мадам де Майли.

Несомненно, его доводы показались достаточно убедительными, так как на следующий день Людовик XV согласился встретиться с молодой графиней. Она пришла на свидание в «восхитительном парике и сгорая от нетерпения уступить королевскому натиску». Но государь, со свойственной ему скромностью, легким кивком головы поприветствовал молодую женщину и поспешно удалился в соседнюю комнату.

Вторая встреча была организована камердинером короля Башелье, человека Флери. На этот раз события приняли довольно любопытный оборот.

Молодой женщине посоветовали «забыть, что перед ней монарх, а видеть в нем лишь мужчину». На этот раз она проявила больше смелости. Бросившись на шею короля, она прибегла к средствам, которые часто использовались бесстыдными куртизанками, чтобы доставить удовольствие мужчинам.

Людовик XV послушно позволил ей применить весь свой богатый опыт доставлять удовольствие мужчинам, но в то же время испытывал некоторое замешательство. Будучи слишком застенчивым, чтобы перейти к решительным действиям, он неподвижно сидел в кресле. Тогда раздраженный Башелье, подсматривавший за их действиями, подошел к королю и, приподняв его за локти, положил на только этого и ожидавшую графиню²³.

Нельзя, таким образом, утверждать, что Людовик XV изменил в первый раз Марии Лещинской по своей собственной воле. В дальнейшем он проявил больше смелости, и мадам де Майли не оставалось ничего другого, как только радоваться, что у нее появился такой страстный любовник…

Эта связь долго хранилась в секрете, и намек на незнакомку, хотя и вызвал некоторое любопытство у придворных, все же не позволил догадаться об имени фаворитки короля.

Целых три года мадам де Майли поднималась в определенный час по потайным лестницам в малые секретные кабинеты короля. И целых три года ни у кого не появилось даже и тени подозрения.

Но в 1736 году Башелье, провожавший графиню к королю через салон Ой-де-Беф, смахнул случайно капюшон с ее головы в присутствии двух дам. На следующий день весь двор только об этом и говорил. И д’Аржансон сделал в своем журнале следующую запись: «У короля, который не мог долго довольствоваться прелестями одной лишь королевы, вот уже шесть месяцев как появилась любовница, мадам де Майли…²⁴ Она не отличается умом и дальновидностью. Вот почему кардинал охотно пошел на эту сделку, чувствуя, что король нуждается в любовнице. И выплатил ей 20 000 ливров. Доказательством служит тот факт, что у нее, не имевшей ранее, кроме небольшого экипажа, ничего ценного, неожиданно появилась отличная карета. Хотя их встречи и хранились в большом секрете, нельзя было спрятать все концы в воду. А малые кабинеты короля имели десятки выходов… Уверяют, что королева ни о чем не знала. Однако она что-то подозревала и нашла утешение с господином Нанжи, хотя он и был староват для нее».

Эта последняя фраза является, безусловно, несколько лживой. Но следует признать, что Мария Лещинская вот уже некоторое время вела себя довольно свободно и не возмущалась, когда слышала грубоватые шутки. Однажды ей сказали, что иногда в окрестностях Версаля можно встретить гусаров.

– А если я встречу одного из них, – спросила королева, – и моя охрана не сможет защитить меня?

– Ваше Величество, есть опасность, что с вами могут поступить по-гусарски, – ответил один из придворных.

– А что сделаете вы, господин де Трессан?

– Я буду защищать вас, не жалея жизни, – отвечал начальник охраны.

– А если ваши усилия увенчаются успехом?

– Тогда будет то, что происходит с псом, который защищает обед своего хозяина: сделав все от него зависящее и поняв, что у него не осталось ни единого шанса на успех, у него может появиться сильное искушение присоединиться ко всей своре.

Шутка охранника была слишком вольной и даже дерзкой, но королева, тем не менее, не рассердилась, а только рассмеялась.

Несмотря на такие довольно вольные высказывания, Марию Лещинскую нельзя было упрекнуть в легкомысленном поведении.

Поэтому можно вполне представить, какие чувства она испытала, когда узнала об измене мужа: у нее потемнело в глазах, и она чуть было не лишилась чувств. Когда Людовику XV сообщили о реакции королевы на его похождения, он очень расстроился. В тот же вечер он навестил супругу в ее покоях, чтобы объяснить свой поступок и вымолить прощение. На попытку выполнить свои супружеские обязанности он получил гордый отказ. Как писал д’Аржансон, «король провел четыре часа в постели Марии, но она так и не удовлетворила ни одно из его желаний»²⁵. Он попросил королеву сменить гнев на милость, но та, «опасаясь заразной болезни, которую король мог подхватить от мадам де Майли, имевшей при дворе репутацию доступной женщины»²⁶, закуталась в простыню и притворилась спящей. В конце концов в три часа утра разгневанный король потерял терпение и вскочил с постели со словами:

– Ноги моей здесь больше не будет! – И ушел, громко хлопнув дверью.

В это время королева была на втором месяце беременности. Она надеялась, что рождение сына помирит ее с мужем. Однако в июле 1737 года она родила дочь.

Когда Людовику XV доложили о рождении дочери, один из придворных спросил его, не хочет ли он назвать ее «мадам седьмая»²⁷.

– Нет. Она будет зваться «мадам последняя». И все поняли, что с королевой отныне можно не считаться.

Так и получилось на самом деле. Отбросив приличия и всякую сдержанность, Людовик XV больше не прятался и открыто появлялся с мадам де Майли на всех официальных мероприятиях.

Такое пренебрежительное отношение короля к общепринятым нормам неприятно удивило его подданных. Вначале они ограничивались тем, что распевали сатирические куплеты, а затем перешли к безудержной ругани государя и его фаворитки.

Именно этого момента давно ждал кардинал Флери. Однажды вечером он стал строго выговаривать Людовику XV, упрекая его в том, что он совершает грех, изменяя королеве.

Молодой монарх был сильно увлечен своей любовницей и, не задумываясь о последствиях, резко ответил кардиналу:

– Я передал вам все управление моим королевством. И надеюсь, что вы оставите за мной право самому распоряжаться моей личной жизнью.

Кардинал сделал вид, что удручен словами государя. На самом деле в душе он ликовал. Король только что сказал то, к чему он давно уже стремился: отныне он может единолично, не считаясь с королем, принимать решения по всем государственным вопросам.

Глава 4
Как мадам де Майли развратила склонного к меланхолии Людовика XV

Каждая женщина в душе распутна.

Попе

Людовик XV был человеком замкнутым и скрытным, «склонным, по словам одного из историков, к меланхолии». До знакомства с мадам де Майли он мог целыми часами стоять у окна и считать пролетавших мимо птиц – времяпрепровождение, следует признать, довольно скучное для монарха.

Молодая женщина решила развеять меланхолию короля с помощью вечеринок, которые она организовывала с фантазией и выдумкой. Кабинеты, сообщавшиеся с покоями короля через потайную дверь, по указанию мадам де Майли были со вкусом обставлены. Приглашение на такой ужин среди придворных расценивалось как особая честь. Выбранные королем женщины обычно предупреждались заранее. Что же касается мужчин, то их подвергали довольно унизительному испытанию. Вот как проходил отбор кавалеров на королевскую вечеринку, получившую название презентации. «Мужчин рассаживали в амфитеатре, – писал Альбер Мейрак, – на скамью напротив уже получивших приглашение на ужин дам. Во время спектакля король, сидевший в своей ложе, рассматривал в большую зрительную трубу кандидатов на участие в вечеринке и делал пометки на листке бумаги. После спектакля сидевшие на скамейках знатные господа собирались у двери в “отдельный кабинет” в ожидании, когда в дверях появится дворецкий, с подсвечником в одной руке и списком в другой, и огласит имена счастливчиков, которые, поклонившись другим претендентам, входили в “святая святых”.

Когда последний из гостей занимал свое место за столом, король поднимал первый бокал шампанского и приглашал присутствующих последовать его примеру. Вскоре веселый ужин превращался в настоящую оргию: женщины постепенно обнажали свои прелести, в то время как кавалеры старались доказать рядом сидящим дамам, что они “весьма приятные в общении люди”. Гулянка продолжалась всю ночь. А на рассвете слуги поднимали из-под стола государя и приглашенных кавалеров и молодых женщин, доставивших удовольствие придворным по кругу во время веселого ужина».

Эти вечеринки стали для короля лишь подготовкой к более изысканным развлечениям. Главная цель была достигнута: он больше не скучал. Однако Людовик XV не испытывал ни малейшей признательности к мадам де Майли. За оказанные услуги она получала от короля лишь небольшие подарки, а деньгами король ее почти не баловал. Дело доходило до того, что бедняжка иногда появлялась во дворце в дырявом платье. Бескорыстие мадам де Майли вызывало лишь усмешки придворных, которые никак не могли взять в толк, почему она не хотела или не могла просить денег у своего любовника. Однажды один из них позволил заметить в ее присутствии, что король в любви так же скуп, как и в жизни. Мадам де Майли, смутившись, сказала с огорченным видом:

– Его надо простить. Ведь у Его Величества вместо сердца – кошелек!

Впрочем, ее слова к тому же были неправильно истолкованы лукавыми придворными.

В самом деле, Людовик XV обращался с мадам де Майли слишком бесцеремонно, не соблюдая даже элементарных правил учтивости. В подтверждение этого достаточно привести лишь один пример. В октябре 1737 года мадам де Майли получила от господина де Люка письмо, в котором тот обратился с просьбой пристроить при дворе одного своего знакомого. Свое прошение он закончил словами: «Одного лишь слова, произнесенного прекрасными устами такой прелестной дамы, как вы, будет достаточно для устройства моих дел». Она показала письмо королю, который в ответ громко расхохотался и грубо ответил:

– Надеюсь, вы поняли, насколько он вам по льстил, назвав ваши уста прекрасными!

Слова короля больно задели мадам де Майли, и она поспешила укрыться в оконной нише, чтобы никто не смог увидеть ее слез. Но присутствовавшие при этой сцене придворные тут же разнесли по дворцу слова государя и с презрительной жалостью стали сравнивать мадам де Майли с мадемуазель де Лавальер…

А в декабре придворные, следившие самым внимательным образом за всеми событиями, происходившими в интимной жизни короля, получили хорошую пищу для пересудов: Людовик XV нарушил свое слово и провел ночь с Марией Лещинской, показав себя, по свидетельству слуг, не отходивших от дверей королевской спальни до самого утра, весьма галантным кавалером.

Поведение Людовика XV сильно озадачило придворных. Эта весть быстро облетела столицу, обрадовав простой народ, и позабавила европейские дворы. Сообщение не прошло мимо Барбье, отметившего в своем дневнике: «Накануне Рождества Людовик XV провел ночь с королевой. Событие не осталось незамеченным, так как он давно не навещал королеву в ее покоях. Придворные обратили особое внимание на то, что перед посещением королевы король принял ванну. Видимо, он хотел быть во всеоружии, чтобы зачать сына, если удастся».

Но после этой ночи король снова вернулся к мадам де Майли, а в январе уже изменил своей любовнице: последствия измены оказались самыми плачевными. Вот что писал по этому поводу Барбье: «Король уже выздоравливает, но еще не охотится. Ходит слух, что он заразился сифилисом. Его камердинер Башелье несколько раз тайком приводил ему нескольких девиц, а болезнь не разбирает, где король…»

Заболел Людовик XV после того, как провел ночь с дочерью мясника из Пуасси, а та в свою очередь заразилась постыдной болезнью от дворцового стражника, с которым познакомилась на сельском балу.

Встретив похудевшего короля, бравый служака догадался, какой недуг подточил здоровье государя. Вспомнив, что встретил однажды дочь мясника у дверей, ведущих в спальню короля, и почувствовав угрызения совести, он поведал Флери о своем несчастье, добавив при этом, что у короля, возможно, та же болезнь, что и у него.

Срочно вызванный к Людовику XV королевский хирург Лапейронни стал лечить своего пациента старыми домашними средствами: примочками из корнишонов, огуречными компрессами, настойками и растираниями, приготовленными из тертых слизняков…

Весь двор, естественно, внимательно следил за ходом лечения, и вскоре по всему королевству добрые люди не без лукавства судачили о «неудобствах», испытываемых королем.

Придворных также волновала судьба мадам де Майли. Все интересовались, удалось ли ей избежать болезни или она все-таки получила «свою порцию неудобств»²⁸.

Ведь в XVIII веке народ был в курсе малейших подробностей личной жизни своего государя, жившего словно в стеклянном дворце.

В конце 1738 года мадам де Майли пригласила во дворец свою сестру Полину-Фелисите, младше ее на два года. Эта юная особа только что вышла из стен монастыря Пор-Руаяль с твердым намерением занять место старшей сестры, завоевать сердце короля, изгнать Флери и взять управление государством в свои руки.

Как видите, у нее были далекоидущие планы.

Не отличаясь привлекательной внешностью (а некоторые современники утверждали даже, что от нее дурно пахло), она тотчас принялась за дело, сумев обольстить Людовика XV, и в последний день карнавала 1738 года появилась на балу в Опера в наряде пастушки рядом с королем в костюме летучей мыши.

В то время как мадам де Майли переживала в своей парижской квартире постигшее ее несчастье, при дворе велись интенсивные поиски подходящего супруга для новой фаворитки. Его наконец нашли. Им оказался Феликс де Вентимийи, внучатый племянник архиепископа Парижа. После церемонии бракосочетания новобрачные переехали жить в Мадридский дворец. Получивший накануне 200000 ливров за фиктивный брак, Вентимийи только сделал вид, что направился в покои своей жены; в это время Людовик XV уже находился в постели его молодой жены.

С этого дня мадам де Вентимийи стала неотступно следовать за королем, а он в знак благодарности осыпал ее подарками. В мае 1740 года он преподнес своей новой любовнице замок Шуази, куда и стал наносить частые визиты²⁹.

Не теряя времени даром, они сразу же ложились в постель. Мадам де Вентимийи обладала пылким темпераментом, и, как заметил один из летописцев, «король засыпал только после того, как семь раз доказывал ей силу своего скипетра»³⁰.

Успехи государя, ставшие благодаря болтливости слуг, широко известными в королевстве, радовали простой народ. На следующее утро после встречи в Шуази новость передавалась по городу из уст в уста, и даже те подданные, которые предпочитали, чтобы король более активно занимался государственными делами, были горды тем, что их король столь славно потрудился в постели…

Радости парижан не было границ в тот день, когда они узнали, что фаворитка потерпела поражение в очередном любовном сражении – утомилась раньше своего любовника.

В самом деле, однажды на рассвете мадам де Вентимийи совсем выбилась из сил и отказалась сыграть с королем последнюю партию «на посошок», сославшись на головную боль. Сильно разгневанный король поднялся с постели со словами:

– Я знаю, мадам, средство, которое быстро излечит ваш недуг: вам надо отрубить голову. У вас слишком длинная шея, и вы не почувствуете боли. После замены вашей крови на кровь ягненка ваш характер, столь злой и неприветливый, станет намного мягче³¹.

Слова Людовика XV облетели все королевство.

Но размолвка любовников была непродолжительной, как всякая ссора влюбленных. Благодаря стараниям короля мадам де Вентимийи 1 сентября 1741 года разрешилась крупным мальчиком, получившим титул графа де Люк.

Фаворитка могла уже рассчитывать на самое блестящее будущее, когда ее подкосила послеродовая горячка. Людовик от горя потерял голову. Он распорядился раскидать сено под стенами дворца, чтобы заглушить стук копыт, и отключить все фонтаны. Жизнь во дворце замерла на целую неделю. А 9 сентября мадам де Вентимийи скончалась в страшных муках.

Король был безутешен. Опустив полог своей постели, он проплакал весь день.

Несколько недель он перечитывал все письма, которые посылал любовнице и получал в ответ.

В конце концов ему пришлось снова вернуться к мадам де Майли. Но король в то же время не забывал и о маленьком графе де Люк, имевшего с ним поразительное сходство, за что придворные уже прозвали его «полу-Людовик».