Георгий Шевяков
Сюры наивной русской девочки
Не помню, когда и как мы вернулись домой. С трудом проглотив насильно сунутый мне в рот кусок хлеба с колбасой, я свернулась калачиком на кровати и лежала без мыслей, без слез.
Отец, придя в обед с работы, о чем-то говорил с матерью, потом вдвоем они вошли ко мне, сели на кровать по краям от меня и, положив мне на плечо руку, отец сказал, что Коршун не нашел Вовку. И что те, кто входит в нее, не возвращаются. Он встал и ушел, а мама улеглась рядом со мной, обняла как в далеком детстве и лежала со мной до самой ночи.
А еще через два дня Вовка стал мне сниться.
Мы гуляли с ним по ночной Москве. Баловались, разговаривали. Иногда заходили в круглосуточные забегаловки, пили кофе, смотрели друг на друга. И целовались, целовались до умопомрачения. Я рассказывала ему, как прошел мой день, что было и чего не было из того, что я ожидала. А он говорил мне о Сфере. О том, что там его душа как вольная птица. Что он летает незримо над землей и видит все, что происходит. Что он может переселиться в любое сердце и стать тем, кто это сердце носит – мужчиной и женщиной, взрослым и ребенком, испытывать его чувства, говорить его слова. И все это, не взирая на цвет кожи, знание языка.
И еще мы любили друг друга, неистово и где только можно. На скамейках, спрятанных в тени деревьев, на нашей лифтовой площадке, в темных подворотнях. Любили так, словно каждый миг мог стать последним.
Я просыпалась утром счастливая. Мои губы еще хранили прикосновение его губ, кожа – прикосновение его рук, уши – звучание его слов, глаза – его лицо и его любящие глаза. Но однажды в страхе я закричала: стоя утром перед зеркалом в ванной я увидела на моей шее засос, поставленный Вовкой. Встревоженная мама вбежала ко мне, увидела, что видела я, обхватила меня. И на ее плече я билась в истерике, без конца повторяя: «Мы целовались во сне. Это было только во сне. Что со мной, мамочка?»
Отец, немедленно извещенный, позвонил через час и, как мог, успокоил нас. Как его заверили светила психологии и психиатрии такое бывает. Стигматами называют это в медицине, раны на теле от духовных, чаще всего религиозных переживаний, связанных с именем Христа. Я не стала говорить ему о снах, о том, как помню Вовкины прикосновения.
Но я позвонила Коршуну и все рассказала. Меня привезли к нему на известную дачу. Он встретил меня, сидя на ступенях крыльца, я уселась рядом и рассказала о снах, о прикосновениях, о Вовкиных рассказах. Все, что только могла вспомнить
– Я подопытный кролик, дядя Петя, Да?
– Ты не одна такая, – ответил генерал. – Все, кто попадает в Сферу, является во сне к живущим. Уверен, к своим родителям Володя приходит также. Разве что реже и встречи эти не столь насыщены, как с тобой. Тебя он любит. Они, те, кто там, сохранили свои души, что собственно и говорил тогда Степан. А мы? – мы не знаем, что делать и как нам жить теперь.
Мы стараемся отговаривать тех, кто идет в Сферу, говорим о жизни земной, об отцах и матерях, о детях, о любимых. Кто-то слушает, кто-то нет. Единственное, что мы не допускаем, это выстрелы в Сферу. Каюсь, в первый день мы сами открыли огонь. Вызвали танки и открыли. Через мгновение от этих танков и танкистов ничего не осталось. Три кордона стоят вокруг нее, созданы три прохода и три дороги, где круглосуточно дежурят психологи. На каждой дороге поставили часовни, и святые отцы отпевают вживую уходящих. Но люди все идут и идут, больные и здоровые, с детьми и умирающие. Они думают, что там рай, но рая там нет. Там просто на новой ступени все те же распри, любовь и боль.
В Европе и Америке вход свободен. В Китае по уходящим бьют из пулеметов. Но каждую ночь до половины солдат, что окружают тамошнюю Сферу, сами уходят в нее.
Люди делятся на тех, кто остается людьми, и тех, кто устал и не хочет ими быть.
Единственное, чем могу помочь тебе, Юля, – это поставить слежку за тобой, , как бы грубо это не звучало. Тогда через несколько дней мы сможем узнать, где ты настоящая на самом деле – спишь или гуляешь с Володей. Ставить? – он устало посмотрел в мои глаза.
Я только кивнула головой в ответ. Ставьте, мол.
Через три дня он позвонил и сказал, что я везде настоящая.
– Ты спишь, и на самом деле это ты, когда ты спишь. И ты ходишь с Володей по ночам, разговариваешь, целуешься. И это тоже ты – настоящая, живая. Над нами не ставят опыт, Юля. Нас просто делают другими. Наверное, когда боги спускались к первобытным зверям и учили их растить хлеб, они тоже несли страх и ужас. Но так появились люди. Наверное, с нами происходит то же самое, кем-нибудь мы да станем.
Вот и все, что я могу сказать. Больше я ничем помочь не могу. Прощай Юля, и да поможет тебе Небо.
– Прощайте, дядя Петя. Спасибо.
Сюра четырнадцатая, последняя
Но мы встретились.
Через три месяца, обреченно глядя на две полоски индикатора беременности, я не смела поднять глаза на маму, которая сидела рядом со мной и так же, как я, молчала.
– Это Вовка. Только Вовка – еле слышно промолвила я. – Мы любим друг друга.
Она обнимала и гладила меня и ничего не говорила.
– Мама, а вдруг во мне не человек?
– Нет. Не смей так думать. Не смей. Так не бывает.
– Не смей. Так не бывает. – Сказал и генерал Коршунов, когда приехал после моего звонка. – По-человечески это чудо, Юля, и значит, все будет хорошо. Те, кто пришли к нам, не несут нам зла. Просто мы не знаем, что они несут, и потому боимся. Что касается нас, мы сделаем все, чтобы у тебя все было хорошо.
На следующий день соседка тетя Вера пришла прощаться. Сказала, что ее квартира понадобилась для каких-то государственных соображений. – При этом она пытливо переводила глаза с меня на маму и обратно. – И что ей выделили такую же в пределах Садового кольца. Через два дня она съехала, а в ее бывшую квартиру занесли какие-то шкафы, коробки, ящики. И вскоре там появились две женщины. Сам Коршунов приехал представить их – акушерку и гинеколога. С того дня два человека, меняя друг друга, дежурили там постоянно. Меня полностью обследовали, оказалось, что во мне мальчик, каким-то образом ухитрились взять ДНК с ребеночка, и подтвердили, что в нем Вовкины ДНК.
«Я думаю, что это неспроста, – говорил генерал. – Иногда мне кажется, что все, что происходило и происходит с тобой, не случайно, Юля. Что у Неба на тебя большие планы. И тебе и твоему будущему сыну в этих планах, возможно, отведена особая роль».
Богородица – услышала я после одного из обследований в соседней квартире. И снова я молча плакала, и с мамой, и с Вовкой, когда встретилась с ним ночью во сне.
«Я не хочу. Я хочу быть просто мамой. Хочу с ним баловаться и быть строгой. Я не хочу ему судьбы Христа», – твердила я. А они лишь объясняли мне, что не было никакого Христа, что все это выдумки. Я стараюсь им верить, и боюсь, что они ошибаются.
Я знаю одно, когда мой сыночек подрастет, я напишу ему письмо, где расскажу о себе и его отце. И оставлю маленького Вовку папуле и мамочке, а сама уйду к большому Вовке, если он будет по-прежнему по ночам приходить ко мне. И даже если не будет, я уйду в Сферу искать его, и сделаю все, чтобы найти. Потому что так получилось, что наша детская игра с Вовкой в любовь оказалась самым светлым, самым ярким и самым счастливым мгновением, которое только и может быть в жизни и ради которого стоит жить.
А может быть, уйду к нему вместе с маленьким Вовкой.
Небо, почему горька милость твоя?
