Георгий Шевяков
Сюры наивной русской девочки
Дома, в уютном кресле у окна страхи улеглись. «Она девчонка. Правда ее погубит». Корень проблемы в трех словах «правда», «погубит» и «девчонка». Какая правда может быть смертельной. И смертельной только для меня – девчонки. Я недостойна правды. Вот ведь гады. Если девчонка, значит недостойна.
Вечером после ужина, пока мама прибиралась на кухне, я поставила стул перед отцом, сидящим в кресле, села, облокотилась на спинку стула и, уставясь немигающе в его глаза, спросила: «Какая правда может быть страшной для девчонки?»
– По любовной части?
– Нет.
Долго думал и потом сказал: «Тогда это правда, несовместимая с женской психологией или с женским предназначением. Женское психология – эта неустойчивая и эмоциональная нервная система. А женское предназначение – это продолжение человеческого рода. В первом случае девчонка может не выдержать ту эмоциональную нагрузку, которую несет правда, при этом правда может быть абсолютно любого, не исключено негативного, или, скорее непривычного характера. Во втором – под угрозой женское предназначение, которое может быть, как личного характера, так и, не дай бог, глобального. Для более конкретного ответа нужны более конкретные вопросы. Это связано с тем листком?»
Я не ответила, встала, поставила стул на место и ушла в свою комнату.
Лежа перед сном, отец, уставясь в потолок, произнес: «Как думаешь, любовь и долг совместимы?» И услышал от жены в ответ: «Учитывая твою работу, могу сказать, что да, если это долг перед любовью. – И немного погодя добавила. – Не кажется ли тебе, что слишком много двусмысленных слов звучит в последнее время в нашем доме. С каким-то тайным дном?»
– Юлька все еще под впечатлением той сказки. Впрочем, ты хорошо сказала – долг перед любовью.
И наутро он воткнул маленький жучок в Юлькин воротник. А войдя в свой кабинет в неприметном здании на не менее неприметной улице, коротко распорядился по телефону: «Номер 17 зет поставить на запись, докладывать в конце дня или – задумчиво – если что-то не так».
Обо всем этом я узнала много дней спустя, когда все началось. И выкладываю здесь, чтобы сохранилась нить событий.
Сюра пятая
– Вовка, ты мне нужен.
– Ты где?
– Под нашей березкой.
– Жди, минут десять.
Вот за что я люблю Вовку, так за верность.
Он подъехал на такси, минут, правда, не через десять, а пятнадцать, когда я уже начала дрожать, сама не зная отчего. Обхватил меня за плечи: «Синичка, что случилось?»
– Поговорить надо.
В нашей старой кафешке мы сели напротив друг друга, заказали по капучино с корицей и я выпалила: «Я его нашла».
–Кого?
– Догадайся с трех раз. Автора!
– Ну и что?
– Что-то не так. Он не хочет говорить о сказке.
– Ну и что?
– Как что! Любой пусть даже самый задрипаный и никем не признанный автор будет, зуб даю, петушиться перед смазливой поклонницей. А он молчал и даже не смотрел на мои коленки, а я, чтоб ты знал, надела самую короткую юбку, от которой, к слову, ты язык глотаешь.
– Может он гомик?
– Ага. И девочка в натуре на стене. Но это не все. Там был еще кто-то. Слушай внимательно и не перебивай. Квартира однокомнатная, в комнате и на кухне никого, кроме него, я все видела. Из ванной и туалета ни звука. А когда я вышла и еще не закрыла дверь, там прозвучал второй голос. И этот голос был какой-то странный. В общем, так: ты должен достать жучок и этот жучок мы должны внедрить в его квартиру.
– А это не перебор?
– Что?
– Твои фантазии.
Я так глянула на него, что он даже отшатнулся, отгородился ладонями.
– Все, все, молчу. У отца не спросишь?
– Ты что. Исключено.
– Будем искать. Но они не дешевые. Сам жучок, да и слушать надо.
– Я знаю. Поможешь?
– Без слов.
– Ставить будешь ты. Думай как. В общем, диспозиция такая: ты узнаешь где-почем, ищем деньги, покупаем, ставишь, слушаем. Задачи ясны.
– Яволь, мой дженераль.
– Разбегаемся. До связи.
Чмоки-моки по дороге, и мы разошлись.
Два дня спустя, запустив камень в окно той квартиры, Вовка подождал в подъезде, когда хозяин выбежит, забыв, естественно, впопыхах закрыть за собой дверь, зашел в его прихожую, в щель между тумбочкой и стеной воткнул жучок и благополучно вышел. Не успел он дойти до меня, как в динамике, который я держала у уха, прозвучал тот странный голос: «Ну что девочка, хорошо слышно?»
Мы встретились в Устьинском сквере. На указанной мне скамеечке сидел мужчина по виду лет тридцати-сорока, я бы сказала хорошо упакованный, но в меру: джинсы Левис, ветровка Армани, красовки по последней моде. Сидел спокойно, ничего не читал, не смотрел, как ныне принято, смартфон, просто думал или наслаждался, то ли воздухом, то ли мыслями. Я остановилась перед ним. Спросила: «Это вы, дядя Степан?»
– К слову дядя не привык. Но Степан, это я. Здравствуй, Юля.
– Откуда вы знаете мое имя?
– Я очень много знаю. И со временем расскажу откуда. Садись. Говорят же, в ногах правды нет.
– А если я сяду, правда будет?
– Будет.
Я присела вполоборота к нему. Какое-то время мы пытливо смотрели друг на друга. Потом он улыбнулся.
– Будем считать, что я сдался и первым открою рот. Хорошо, что ты пришла, а то мне и поговорить не с кем. И еще хорошо, что ты прочитала эту сказку, и она тебя задела. Скажу сразу – я не человек. Но не бойся – я мирный и смирный, что-то вроде волшебника из сказки. С хорошими людьми добрый, с плохими злой. Тебе я, поверь мне, никогда не сделаю ничего плохого, потому, что ты храбрая и у тебя чистое сердце.
Так вот, ты девочка грамотная, много читаешь, слушаешь. Знаешь про цивилизации, всякие там НЛО и так далее и тому подобное. Поверь – всё это химеры, но это не значит, что под ними нет основания. Химеры – это искажение действительности. А без искажений действительность такая: звезды рождают жизнь, жизнь рождает разум, разум рождает то, что выше его и так до неизвестного конца.
Космос, о котором вы говорите не меньше, чем о любви, полон обитаемых миров, но ничто там не стоит на месте: на одних планетах царит жизнь, на других – разум или, как у вас говорят, цивилизация, на следующих – то, что выше разума и так далее. И все это меняется, одно порождает другое. Так вот, я посланник тех, кто когда-то на своей планете был разумен, кстати, внешне вы чем-то напоминаете их. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Нет. – Я замялась, но потом все же твердо продолжила. – Во-первых, почему я должна вам верить. Может быть, вы просто мошенник или фокусник и забавляетесь тем, что вешаете мне макароны на уши. А во-вторых, вы противоречите сами себе. Пишите, что звезды не нужны, а сами прилетели, по вашим же словам, со звезды. Где логика?
Он засмеялся.
– Давай решим с во-первых. Вот сейчас я исчезну, а потом появлюсь снова. Ты, кстати, можешь провести рукой над тем местом, где я сижу. Когда скажешь «Степан», я появлюсь.
И он исчез. Только что был, и нету. Я отшатнулась, потом вскочила, взмахнула сумочкой над тем местом, о котором он говорил – ничего кроме легкого порыва ветерка от сумки. Села, оглянулась вокруг, заглянула зачем-то за скамью, под скамью. Еще раз осмотрелась. Произнесла нерешительно: «Степан». Он возник, как был, улыбался широко, я бы даже сказала, как придурок.
– Ну вот, а ты не верила. – И засмеялся. Словно прочитал мои мысли. Отдышался. – Теперь второе: со звезды. Звезды всегда будут манить людей и всегда будут недоступны. Недоступны по причине безмерности пространств и вашей биологической слабости. Слишком велики расстояния – тысячи световых лет непреодолимы для той материи, к которой вы относитесь; слишком слабы живые клетки – гравитация, радиация, давление, биосфера, слишком многое нужно, чтобы вам просто быть, жить, дышать, ходить. Но даже не это главное; космос вам просто напросто не нужен. Не нужны его энергия – вы создадите ее источники на Земле; не нужны минералы – вы научитесь создавать их на Земле; не нужны другие планеты, чтобы их заселить – вам и Земля избыток, тем более, что вы вымираете и вас, людей, становится все меньше. Другая дорога ждет вас, как ждала она, по твоим словам, рыбок с кистями и перьями. Скоро, поверь мне, очень скоро людям станет не до звезд. Грядут другие времена.
Что касается меня и почему я здесь. Видишь ли, Юля, мир, в котором ты живешь, это не одна Вселенная и ее материя, есть много материй, пронзающих друг друга, и у тех, других, нет наших времени и пространств. И если этим воспользоваться, то можно из одной точки нашей Вселенной мгновенно перенестись в другую точку. Нечто вроде кротовых нор, о которых вы иногда пишите. Нечто вроде… Но на такое способны лишь те, кто выше разума и кому открыто большее, чем Вселенная. Мои создатели на такое способны, и вот я здесь.
Но тем, кто меня послал, не нужны другие планеты. Им известна их собственная судьба, не менее трудная, чем ваша, но, увы, еще более короткая, и гложет их одно – помочь отставшим. И они оставляют таких, как я, на тех планетах, где есть жизнь и тем более, где родился разум, чтобы помогать. Но шефство здесь – это не шефство старшекласников над первоклашками, и не власть человека над водой и камнями или над зверьми и травами. Это создание условий, чтобы появилась жизнь, и создание условий, чтобы появился разум. Я подозреваю, что первая Ева, о которой пишут ваши антропологи и с которой начался взрывной рост вашего мозга, откуда разум и человек, есть, как говорится, их рук дело, хотя речь, конечно, идет не о руках в буквальном смысле этого слова.
Вот такие дела, Юля. Мои создатели выше разума. Я даже не знаю насколько выше. Меня сотворили разумным, а сами…? Насколько могу судить, их способности несравнимы со способностью мыслить настолько же, насколько несравнимы мысль и камень. Они другие, но они милосердны, хотя сердца у них нет. Вот такие дела.
– Выходит, вы здесь как смотрящий на зоне?
– Грубо. Не подходит к миловидным созданиям. Хотя в чем-то ты и права. Я здесь, чтобы помогать вам и спасать вас от самих себя. И еще для того, чтобы исподволь показывать вам путь, выводить на дорогу.
Он опустил голову, потом поднял, посмотрел на небо, глухо произнес: «Очень непростую дорогу». – Потом добавил.
– Сегодня я хочу расшевелить людей. Уверить их, что они не венец творения. Что впереди их ждет эволюция похлеще биологической. Что ваша душа никогда не даст вам покоя, как не давала, впрочем, и прежде, отчего и все ваши войны и революции. Но пока у меня не получается. Никто мне не верит. Все думают, что есть, то будет вечно. И даже свое прошлое вам не пример. Приходится действовать иначе. Но это уже другой разговор.
Он вздохнул, повернулся ко мне, погладил по головке, отчего я невольно и чуть-чуть вздрогнула, улыбнулся.
– Спасибо, что ты пришла, девочка Юля. Когда я встречаюсь с такими как ты, мне становится легче. Я, конечно, не сижу на месте, как у вас говорят, работаю, делаю кое-что из заложенного в меня. Делаю тихо, мирно, с твоей точки зрения, пожалуй, безнравственно. Но когда-нибудь грянет гром, Юля. Не скоро, но грянет. Ты, слава богу, не доживешь до тех времен.
Такой вот краешек тайны, которую ты хотела узнать. Говорить о ней ты никому не будешь, разве что друзьям. Да и те вряд ли тебе поверят. Знай одно. Если тебе станет трудно или случится беда, позови меня, скажи «Степан» и я сделаю все, что могу. А могу я, поверь, очень многое.
Еще раз, проведя рукой по моей голове, он встал и пошел прочь. И здесь случилось то, что я никогда не забуду. Когда он свернул на Яузскую улицу, около него затормозили две черные машины, из первой выскочили двое мужчин, подбежали к нему, схватили под руки, затолкали внутрь, заскочили сами, машины тронулись, и та, с похищенным, проехав метров десять, вдруг исчезла в яркой вспышке света. Не было ни взрыва, ни дыма, просто вспыхнуло солнце и исчезло, и ничего – ни машины, ни людей. И лишь один мой отец стоял на тротуаре около второй машины и остолбенело переводил взгляд с меня на то место, где вспыхнуло маленькое солнце. Да из кустов неподалеку бежал ко мне Вовка, где он прятался и наблюдал за мной на всякий случай.
Сюра шестая
– Земля под колпаком. Все, кому надо, давно это знают. Обыватель твердит об НЛО, братьях по разуму, инопланетянах, на самом деле все намного сложнее. Мы под колпаком тех, кто когда-то в своем мире были людьми и разумны и сейчас превосходят нас в невыносимой степени насколько. Хорошо это или плохо для людей, никто не знает. Иногда, кажется, всего лишь кажется, они помогают и даже спасают нас. Например, некоторые солнечные протуберанцы настолько сильны, что могли бы испепелить планету, но на их пути встает некий экран, и энергия Солнца гаснет. Иногда, по всем прогнозам, должен катастрофически взорваться тот или иной вулкан, но он едва вспыхивает и тухнет. Кометы и астероиды минуют Землю, и ледники по всем прогнозам, должны были наступать. Но ничего этого нет.
– Земля под колпаком.
Старик все говорил и говорил. Он встретил нас на неприметной дачке в Подмосковье, отмеченной, впрочем, видеокамерами и молчаливыми крепко сложенными субъектами, двое из которых и привезли меня с отцом сюда. Представился Петром Алексеевичем по фамилии Коршунов. О звании своем упомянул походя.
– Что до званий, то, право слово, когда они высоки, кажутся такой мелочью. Важно другое – вы коснулись явлений непростых, и хорошо бы, чтобы они прошли вас стороной. Но пригласил я вас сюда затем, что возможно, всего лишь возможно, когда-нибудь при встрече с этим явлением вам придется принимать то или иное решение без контакта с нами. И потому, чтобы вы понимали, с чем имеете дело, вы здесь и слушаете меня.
Первый раз мы столкнулись с ним больше двадцати лет назад в одном из городов на Урале. Он тогда явился к одному из наших граждан. Время было смутное. Стреляли, убивали. Он ушел. Вместе с ним был мальчик, Дима1. Объект спасал его от нас, от бандитов. Потом они расстались. Мальчика год спустя мы нашли. Сейчас ему больше тридцати лет, но до сих пор он под нашим наблюдением. В связях с объектом, Дмитрий называет его Степан, он не замечен, хотя кто знает. И тут появилась твоя сказка, Юля.
Меня страшит одно: зачем он пришел? Тогда, двадцать пять лет назад, понятно – прозвучало слово. Но сейчас? Почему и зачем он здесь. Вернулся он или проснулся?
На контакт с Димой, как я сказал, он не выходит. Тот мужчина, которого ты видела, Юля, это племянник человека, к которому он пришел из небытия и которого он называл своим другом, погибшим, увы, от нашей руки. Отчего, к слову, и случилось много бед.
Племянника зовут Виктор. Мы нашли его по вашему жучку, Александр Николаевич. – Он повернулся к моему отцу. – Надеюсь, ты поймешь своего отца, Юля, и простишь его, скажем так, пристальное внимание к тебе, ибо так получилось, что его забота о тебе привела вас сюда. Так вот, Виктор пропал. Остаешься ты, Юля. Из тех, кто нам известен, нет никого, кроме тебя, к кому он может прийти и что-то сказать. По крайней мере, судя по записи разговора с ним.
И он тяжело вздохнул, и долго и серьезно смотрел на моего отца. Потом продолжил.
– Я не знаю, что тут сказать, Александр Николаевич. Ваша дочь встретилась с божественной, с людской точки зрения, силой. Не цивилизации, не мифической сверхцивилизации, но того, по сравнению с чем, мы – как камень на дороге. Мы на них смотрим и не видим, слушаем, но не слышим, внимаем, но не понимаем. Они для нас, как стихийная сила природы – безжалостная и непредсказуемая. Они выше нашего разумения, как вне разумения камня руки людей. И как понимание человека камнем невозможно, так невозможно взаимопонимание между нами и этой силой. И если она затронет нас, то нас не спрашивая, но действуя в соответствии со своими представлениями о целесообразности исключительно ее поступков. Повторю, целесообразности, как ее понимают они, а не мы. И проводником ее воли является то, что называет себя Степаном – сущности, принявшей образ человека.
Почему Степан явился или проснулся? И чего он хочет? – вот вопрос, на который я не знаю ответа. Может быть, он хочет что-то сказать. Или чего-то ждет. Неисповедимы замыслы господни.
А впрочем, что это я? Забыл закон гостеприимства. Юленька, будь добра, в соседней комнате Екатерина Михайловна, наша хозяйка. Попроси ее принести чай с пирожками и булочками. Кнопок чтобы вызвать ее, у нас нет, все по-домашнему.
Я встала, пошла. «Ага. Слишком добрые глаза у этого дядечки с непонятно каким высоким званием». Зашла в соседнюю комнату, притворив дверь, – опыт уже имелся. Тихо-тихо ступила несколько шагов назад, прильнула ухом. Так и есть.
– Теперь вы, полковник. Ваша служба и ваш долг и вам, и мне известны. Для блага вашей дочери я должен знать все ее шаги и слова. Вам будет придана отдельная группа федеральной службы охраны. Они выйдут с вами на связь. Об этом должны знать только вы и я. Поверьте, все для того, чтобы вы не казнились всю свою оставшуюся жизнь, если, не дай бог, с Юлей что-то случится. В остальном служите, как служили. Разумеется, любые ваши дальние командировки отныне исключены».
Он умолк, и я тихонько пошла к столу, где одиноко стоял самовар. Вскоре появилась хозяйка, выслушала, что я ей передала, улыбнулась, отправила меня обратно, и когда я вернулась в комнату с отцом и Коршуном, так я его про себя назвала, мужчины говорили о всякой чепухе. Вскоре упомянутый самовар величаво вплыл в комнату, несомый Екатериной Михайловной, за ним чашки с блюдцами, пирожки, конфеты, и, право слово, о чем говорили потом, чаёвничания, я совсем не помню. Вскоре нас с отцом отвезли обратно домой. На прощанье Коршун не преминул добавить: «Будь осторожна, Юля». Хотел погладить меня по голове, – что за манера у всяких дядечек гладить по голове хорошенькую девчонку, – улыбнулся, когда я отдернулась, похлопал по плечу. И долго смотрел вслед уезжавшей машине. Всю обратную дорогу мы с отцом молчали.
