Георгий Шевяков
Сюры наивной русской девочки
О том, где мы тогда были, и что с нами было, можно говорить до бесконечности. Но подходил к концу последний класс школы. Надо думать о взрослой жизни, куда мы неминуемо вступали. И наши экскурсии пришлось на время прекратить. Знать бы тогда, что ждет впереди.
Сюра девятая
Конец года, последний звонок, экзамены, ЕГЭ и прочая мутотень, о чем и писать неохота. Когда вся эта чехарда закончилась, перед поступлением в ВУЗ выпал месяц отдыха, и отец решил исполнить свою давнюю мечту и прокатиться по Золотому кольцу России, исполнив заодно родительский долг – приобщение меня к славному прошлому страны. Честно говоря, в поход я собралась с удовольствием – устала. Устала от зубрежки, недосыпания, слов мутного Степана, и даже с Вовкой перед поездкой попрощалась наскоро – прижалась головой к его груди, чмокнула, слабо улыбнулась, пошевелила пальчиками на прощание и медленно побрела к дому.
Потом были Владимир, Суздаль, Иваново, Кострома, их соборы, монастыри, крепости. Селфи, отели и удивительный покой на сердце, когда однажды мы заночевали в машине, свернув в сумерках на проселочную дорогу, и в тех же сумерках проснулись и встречали восход солнца. Для жителя города это было как в сказке. Вставало солнце, и медленно поднимался туман, зыбкие сосны выходили, как в сказке, из тьмы, и звонко пели птицы над головой, обещая знойный полдень. И был то, как оказалось, последний светлый миг в моей и многих других жизней.
На полпути к Ярославлю из полудремы меня вырвало чертыхание отца. Ничего не понимая, я спросила: «Ты что, пап?» – И сердце мое опустилось, когда встретила его потеряный взгляд. И дрожь прошла по телу, когда увидела я, что не держали его руки руль, а машина сама управляла собой. Сунув руку под сиденье, отец достал пистолет, который, оказывается, взял с собой в поездку, сунул его за пояс брюк, похлопал меня по руке и с окаменевшим лицом произнес «Будем ждать». Тем временем машина свернула на лесную дорогу и, проехав метров двести, остановилась. Впереди стоял Степан.
Медленно вышли мы из машины, встали рядом друг с другом, отец сжал мою ладонь. И здесь случилось то, чего никто из нас не ожидал. Медленно, словно во сне и не по-человечески – не сохраняя равновесие, как сделал бы любой из нас, Степан опустился на колени и глухо произнес: «Люди, я принес вам горе». – И опустил голову.
Долго стоял он так, на коленях. Потом встал и пошел вглубь леса, рукой пригласив нас следовать за ним. Сидя на поваленном дереве, он долго молчал. Мы с отцом стояли перед ним. Потом заговорил.
– Мне пришел сигнал, что через сотни лет Галактика войдет облако стабильности, которая стоит на ее пути во Вселенной. Еще через тысячу лет в это облако погрузится ваша солнечная система. При этом повысится устойчивость физических структур – радиоактивных элементов и крупных органических молекул. Это приведет к гибели всех биологических структур – растений, животных, людей. Всех без исключения. Может быть, какие-то простейшие организмы смогут приспособиться, изменив свои генетические коды, и тогда эволюция жизни начнется сначала, но тому, что живо сейчас, помочь невозможно. Те, кто меня создал, нашли способ спасти на планете разум. Не жизнь и людей, но разум. Нейроны отличны от биологических клеток, и их еще можно спасти. По сути, ваша эволюция перепрыгнет через десятки миллионов лет. Скоро они придут сюда, чтобы предложить вам выход. Насколько я могу судить, речь идет о нескольких днях. Что они принесут, я не знаю. Вам следует быть готовыми ко всему.
Он еще раз посмотрел потеряно на нас и исчез.
Вернувшись к машине, мы долго молчали. «Бред какой-то – сказала я – с чего мы должны ему верить. Солнце светит, сосны растут, облака плывут. Чепуха. Не верю».
– Верить или не верить, это дело второе. Первое – надо позвонить – возразил отец. Он достал телефон, набрал номер, включил громкую связь.
– Товарищ генерал, говорит полковник Звягинцев, отец Юли, мы недавно у вас были. Речь шла о Степане.
– Слушаю – раздался голос Коршуна.
– Три минуты назад состоялась встреча с объектом. По его словам ему дали понять, что через сотни или тысячи лет край Галактики войдет в некую зону стабильности и это приведет к гибели жизни на Земле. По его словам его создатели прибудут сюда, чтобы спасти разум. Не людей, но разум, так он сказал. И добавил, что мы должны быть готовы ко всему.
– Где вы, полковник?
– Шоссе Р-132 не доезжая деревни Анисимово перед Ярославлем.
– Езжайте к Ярославлю. Вас встретят и сопроводят ко мне. Машину ведите аккуратно, не спешите. Все время будьте на связи.
Не выключая телефон, отец тронул машину, не торопясь выехал из леса и так медленно поехал в сторону города. Встретив мой недоуменный взгляд, пояснил: «Рисковать нельзя. Все может быть очень серьезно».
На въезде в город нас встретили. Повинуясь жезлу инспектора ГАИ, мы остановились около трех полицейских машин. Подбежавший, судя по звездочкам на погонах майор, козырнул, представился, спросил: «Полковник Звягинцев»?
– Так точно.
– По заданию ФСО мы будет сопровождать вас до Москвы. Там вас встретят. Нам открыта зеленая улица.
Что такое зеленая улица я поняла лишь тогда, когда впереди нас на бешеной скорости ехали две милицейские машины, завывая сиренами и сверкая мигалками, и еще одна неслась сзади. Все встречные и попутные автомобили сворачивали на обочину и останавливались. А наша кавалькада неслась посреди шоссе, и постепенно тревога вползала в сердце. То здесь, то там на краю дороги попадались патрули полиции, стоящие на вытяжку и отдавая честь, все перекрестки на пути были заблокированы, а города и поселки, через которые мы пролетали, казались застывшими: люди и все те же стоящие на обочинах машины полицейские, легковые и грузовые.
При въезде в Москву наш конвой, не останавливаясь, сменился, и уже в сопровождении, по меньшей мере, пяти машин мы доехали до домика генерала.
Он стоял на крыльце, и лицо его было мрачным. Молча он провел нас в известную по прежнему визиту комнату, встал около стола, требовательно взглянул на отца.
– Говорите со всеми подробностями.
Отец прокашлялся и начал: «В десять часов сорок минут на полпути от Костромы до Ярославля наша машина перестала слушаться руля. Заехала на лесную дорогу. Когда остановилась, впереди стоял объект. Мы вышли, встали перед ним. Он долго молчал, потом опустился на колени и произнес: «Люди, я принес вам горе». Потом указал нам следовать за ним и в лесу сказал, что получил послание его создателей, в котором сообщалось, что наша галактика в скором времени войдет в некое облако стабильности. Это, по его словам, точнее полученному сообщению, приведет к повышению устойчивости физических элементов, в том числе крупных органических молекул, расположенных в биологических ДНК. По этой причине жизни на Земле и вместе с нею людям грозит гибель. Его создатели якобы нашли способ сохранения человеческого разума. Не людей, но разума или нейронных сетей – это он повторил. Еще добавил, вскоре они прибудут на Землю, чтобы что-то сделать. И что сам он не в силах нам помочь. Потом исчез».
Долго стоял Коршун, опираясь на стол руками, потом пошел к куче телефонов, поднял трубку красного из них и произнес: «Товарищ президент, говорит генерал Коршунов. Объект вышел на девочку, о которой я вам говорил, ей и ее отцу сообщил, что планете грозит беда, и его создатели скоро прибудут сюда, чтобы спасти разум. Не людей, но разум, так он сказал».
Какое-то время еще он стоял, прижимая трубку к уху, слушал, потом положил ее на место, обернулся к нам: «Едем в Кремль, все вместе».
Снова кавалькада, из тех же пяти машин, вой сирен, мельтешение огней на крышах автомобилей, усталость и горькое предчувствие всамделишной беды, которой не будет ни конца, ни края.
Нас встречали серьезные дяденьки в строгих черных костюмах. «Как денди лондонский одет» вспомнилась мне невесть откуда всплывшая в памяти фраза, при взгляде на них, когда мы шли по кремлевским коридорам, нигде не задерживаясь, даже перед последней дверью. Известный всему миру человек встретил нас посреди кабинета, поздоровался со всеми нами за руку, даже со мной, предложил сесть за стол и, словно вторя Коршуну, произнес: «Расскажите все подробно, пожалуйста».
Отец повторил все, что раньше говорил на дачке в Подмосковье. «Ты можешь что-нибудь добавить, – обратился ко мне президент. Я отрицательно покачала головой. – А твои впечатления, о чем думала, что показалось, когда его слушала?» – продолжил он.
– Нереальность – ответила я. – Как во сне. Хотелось проснуться. И еще не верилось.
– А – он запнулся -… Степан? Каким он был? Как всегда?
– Нет. Другой. Прежде он был мягок, а здесь окаменевший. А когда говорил, как будто думал о чем-то другом.
– Можно ли ему верить? – взгляд хозяина прошелся по нашим с отцом лицам.
– Не знаю – ответил отец. – Слишком страшно, и то, и другое.
– Да… Все слишком. А ты, Юля, можешь ли ты пригласить его сюда?
– Не знаю. А надо? Ведь он… а здесь… – И я обвела взглядом кабинет.
– Надо. Нужна ясность.
– Хорошо, попробую. –
Я ненадолго замолчала, а потом произнесла: «Степан». – Минуту спустя, снова: «Степан, пожалуйста».
Долго, очень долго ничего не происходило. То один, то другой из нас обводил взглядом кабинет, а потом снова опускал глаза, но вот в углу комнаты появилась серая дымка и медленно, словно нехотя сгустилась до облика Степана, который стоял, молча глядя на меня. Мы все встали, подошли к нему, остановились в шагах трех-четырех.
– Степан – с тобой хотят поговорить, – прошептала я.
– Зачем? Я все сказал.
– Это…
– Я знаю, кто это. С ними мне говорить не о чем.
– Но это важно.
– Юля, когда ты склоняешься в лесу над муравейником, тебе нет дела, кто там главный муравей.
После долгого молчания заговорил хозяин кабинета.
– Почему мы должны вам верить? О спасении или использовании людей идет речь – вот в чем вопрос? Может быть те, кто выше нас, хотят питаться нашими мыслями и чувствами, как мы питаемся мясом животных и зернами трав? Знаете ли вы, что на самом деле нас ждет?
– Я не верю тому, что вы говорите. Вы питаетесь мясом, потому что сами состоите из мяса. Но души ваши питаются теми мыслями, которые вы себе создаете. Те, кто выше вас, в вас не нуждаются, чтобы быть.
– Вера – это не знание. Это атрибут его отсутствия и предпочтений. Вы предпочитаете верить, потому что так проще вам. Но почему мы должны вам верить?
– Мне все равно, верите вы или нет. Я сказал, что должен был сказать. У тебя есть личные просьбы, Юля?
– Что нам делать? Всем нам?
– Что бы вы ни делали – все бесполезно. Ничто ни от кого не зависит. Все в божьих руках.
– А когда они придут?
– Не знаю. Не думаю, что долго. Может быть даже дни. У них другое время.
И он пропал.
Хозяин кабинета долго стоял, склонив голову. Потом подошел к одному из телефонов, поднял трубку, произнес соедините меня с господином… Через две-три минуты мы услышали.
– Здравствуйте господин президент. Я не могу не сообщить вам. По непроверенным данным в течение ближайших дней или недель на Земле возможно появление инопланетной цивилизации. По тем же данным Земле угрожает космическая катастрофа, и они прибудут спасти человеческий разум. Не людей, но разум – так звучало. Источник этой информации должен быть известен вашим компетентным органам по событиям конца прошлого века на нашем Урале. Вам подтвердят. Я намерен сообщить вам, господин президент, что принимаю все меры в обеспечении безопасности своего народа. Они ни в коей мере не несут угрозу вашей стране. Надеюсь, когда вы получите подтверждение о существовании источника информации, вы свяжетесь со мной. Я полагаю, что только наши две страны, господин президент, способны понять, что происходит и взять ответственность на себя.
Потом он распорядился вызвать немедленно к себе министра обороны и знаком дал понять нам, чтобы мы ушли.
Когда в дверях я обернулась, он сидел, неподвижно уставясь в окно, и лицо его было серым-серым.
Перед тем как усесться в машину и ехать обратно, Коршун попросил нас прежде заехать к нему на дачу. Всю дорогу он молчал, а в доме перед знакомым самоваром, тщательно подбирая слова, заговорил.
– Я слишком долго работаю по этой теме, слишком многое читал, разговаривал с людьми от колдунов до академиков и думал, думал, думал. Я не льщу себя надеждой, что сам я великого ума, но во мне невольно сложилось впечатление или ощущение предопределенности происходящего с нами в отношениях с той силой, которая воплощена в сущности, подносящей себя под известным вам обликом и именем. Она, на мой взгляд, вступает в контакт или, точнее говоря, благоволит не просто к тем людям, которые отмечены, на мой взгляд, благородством, но к тем из них, кто чуток, кто способен ощущать непредставимое, воспринимать сверхъестественное не как нечто ужасное, от которого следует держаться подальше, но как не то чтобы близкое, но угадываемое и способное к контакту.
Наверное, я говорю слишком много слов, да толку в них нет. Есть другое. Есть тонкие таинственные связи меж контуром и запахом цветка сказал один поэт. Есть тонкие таинственные связи между силами, которые выше нашего понимания, и нами, нашим рассудком, нашей способностью чувствовать непостигаемое. Одним словом, Юля, возможно, ты способна к чувственному восприятию реальности, предощущению событий и оценке их. Я, конечно, подниму на ноги всех экстрасенсов, от которых, честно говоря, я не вижу никакого толку, колдунов и шаманов, некоторые из них, к слову, обладают даром предвидения. Разбужу всех этих самовлюбленных и, к сожалению, бестолковых в данном вопросе профессоров и академиков, чтобы попробовать угадать, что нас может ждать. Но к тебе, Юля, у меня особое внимание. Какой-то внутренний голос шепчет мне, что то, что происходит с тобой, все это неспроста. И дело даже не в так называемом Степане, но, боюсь этого слова, – в том, кто или что стоит за ним и знает о тебе.
Будь внимательна и осторожна. И большая просьба к тебе любые свои ощущения, настороженность, предчувствия сообщай, пожалуйста, мне. Все может быть очень серьезно, любая мелочь может стать огромной.
Не верится, – глухо продолжил он. – Как ты там говорила, Юля. Солнце светит, сосны растут, птички поют. А где-то там, в глубине неба на нас наползает ужас. Дай бог, чтобы это было неправдой.
Надо же, мы думали, что мы владыки Неба. Что посадим яблони на Марсе. Что истребим всю нечисть во Вселенной и воспитаем тех, кто младше нас. А оказалось, что мы – кузнечики, и те, кто нас обогнал, вершат нашу судьбу по своему усмотрению.
И уже не нам, но как бы про себя и еле слышно он добавил.
– Когда боги спускаются на землю, люди падают ниц. Тварная ничтожность перед небом, охватывает жалкий человеческий разум.
– Впрочем, достаточно. Вот тебе, Юля, мой телефон, – он протянул визитку с короткими словами «Коршунов Петр Алексеевич» и номером телефона. – Звони в любой время дня и ночи. От нас, как говорится, ничего не зависит. Будет жить, как жили. И встречать то, что будет, как сможем.
На этом мы расстались. Генерал проводил нас до нашей машины и распорядился сопровождать нас с той же сиреной и мигалками. По дороге домой я уснула, привалившись к отцовскому плечу.
Сюра десятая
Два дня было тихо. Ничего не происходило, новое не появлялось. Как всегда где-то были пожары, где-то наводнения, одни страны готовились воевать, другие воевали, люди пахали землю, стояли у станков, бегали по магазинам, ругались и мирились, танцевали и пели песни. На второй день, когда предки были на работе, не в силах нести в себе доставшийся груз, я позвонила Вовке.
– Привет.
– Привет.
– Ты один?
– Да.
– Что делаешь?
– На компе играю.
– Жди. Скоро приду.
Тщательно одевшись и заглянув для уверенности в календарик, я вышла из дому, купила по дороге пирожные и, спустя минут пятнадцать, пришла к Вовке. Чмокнувшись в прихожей, прошли на кухню, где за чаем с пирожными я все рассказала.
– Как ты думаешь, что будет, Вовка?
– Непонятно. Может это блеф? Все же тихо и спокойно.
– Сейчас да, а завтра? И вообще, как все это началось, все идет наперекосяк. Не так, как обычно. Как будто кто-то дергает за веревочки, и мы пляшем.
– Степан?
– Может и он. Вдалбливает нам в голову всякую ересь, а мы рты разинули.
– Но ведь он сущность, как говорил тебе Коршун, притворяется человеком. А раз он сущность, а не человек, может быть, он говорит правду.
– С таким же успехом и неправду. С чего мы должны ему верить? Если он сущность, значит он из другого мира и ему, по сути, какое дело до нас.
Мы сидели за столом друг напротив друга. Перебрасывались ничего не значащими словами, от которых в этом мире ничего не зависело, но постепенно, потихоньку руки наши скользили по столу друг к другу, потом сплелись, на лицах появились улыбки, не сговариваясь, мы встали и пошли в Вовкину комнату. Там в кресле я села к нему на колени, прижала к себе его голову и тихо гладила, пока он гладил мои плечи, руки, колени. Поцелуи становились все жарче, мысли туманились и последнее, что я помню, это как я стала снимать с Вовки майку, а он расстегивать пуговки на моей блузке. И потом в кровати, сбросив на пол одеяло, я впервые ощутила тяжесть Вовкиного тела, его копошение где-то там внизу и легкую боль, когда он вошел в меня. Когда Вовка успокоился, мы еще долго тихо лежали, словно прислушиваясь к себе, потом взглянули в глаза другу. «Ты как?» – спросила я. «Я ничего не понял»,– ответил Вовка. «Я тоже» – прошептала я. И мы захихикали, прижавшись лбами друг к другу, как два барашка. Потом встали, сходили в душ, простыню со следами греха и во избежание дурных коллизий, я скомкала и спрятала в рюкзачок, чтобы по дороге выбросить. Попили снова чай, где Вовка, чуть не поперхнувшись от охватившей его внезапно мысли воскликнул: «Слушай, а вдруг? – глаза его вперились в меня. Отчего я только улыбнулась и ответила: «Все нормально, сегодня можно», – про себя, как взрослая женщина, подумав, – «Вот они мужчины, сначала делают, а потом думают, а мы должны все предусмотреть».
