Георгий Григорьянц
Талисман Империи
Глава 6. Гампр – страж тайника
Баграм шел привычным маршрутом по улочке торговцев ювелирными украшениями, когда увидел Гекату. Не доходя несколько шагов до лавки с золотыми цепочками, он остановился как вкопанный, и стоял, плененный красотой женщины, наслаждаясь созерцанием безупречной фигуры и грациозной осанки. Он любовался длинными, завязанными на затылке в узел черными как смоль волосами, греческим профилем, невысоким лбом, большими, широко открытыми глазами и матовой шелковистой кожей. Волосы, украшенные диадемой с жемчужинами, скромные золотые украшения в ушах и на руках, застежка хитона «фибула» с сапфиром, необычно большая, в форме кинжала, – просто невозможно устоять перед притяжением красотки. Божественна! По его коже побежали мурашки. Какая-то неведомая сила управляла мыслями и чувствами мужчины, он себя больше не контролировал, и эта сила подталкивала к ней. Она тоже проявила к нему интерес: поправила волосы, бросила томный взгляд, как бы говоря: «Тебя ждет щедрая награда и благодарность». Интуиция подсказывала: «Она опасна», но в такой момент человек с завышенной самооценкой не слушает голос интуиции. В голове покоренного гипнотическим обаянием мужчины уже не было ничего рационального.
Взгляды встретились, их потянуло друг к другу, и это сильное притяжение вызвало у Баграма головокружение, влечение и одержимость. Он подошел. Шаг в безрассудство сделан. Для Гекаты разбить мужское сердце – пара пустяков; ее женская сущность ликовала.
– Очаровательная незнакомка, ты выбираешь украшение? – выбитый из эмоционального равновесия Баграм скользил рассеянным взглядом по ее груди.
– Золото обладает особой магической силой, поэтому выбор труден… – Геката уже не стремилась сохранить бесстрастный вид, ее глаза светились страстью.
– Разреши выбрать мне.
Не слушая возражений, взял с прилавка затейливую золотую цепочку с якорным плетением и, прочитав одобрение в ее карих глазах, надел ей на шею.
Ночью в его доме, насладившись страстью, они бессильно распластались на кровати и лежали, разглядывая в свете масляных ламп черты лица друг друга. Получив невероятные ощущения, Баграм произнес:
– Я сделаю для тебя все, что захочешь, любимая.
Геката, приподнявшись на локте, плавным движением убрала за ухо упавшие на лицо шикарные распущенные волосы и сладко сказала:
– Ты был великолепен. Жаль, наша связь не может продлиться долго.
– Почему?
– Рим идет сюда, скоро война. Город не устоит против разрушительной силы.
Баграм улыбнулся:
– Арташат Риму не по зубам. У нас есть то, что не позволит никому взять город штурмом.
Конечно, он имел в виду непреступные крепостные стены и воду, непрерывно текущую с гор по керамическим трубам и питающую столицу, а также изрядные запасы хлеба и сильную армию, которую побаивались и римляне, и парфяне. Но не только.
– Знаешь, Геката, у нас есть бесценный талисман, оберегающий город…
– И все же я должна уехать. Рим объявил на меня охоту, обвинив в поджоге храма богини Весты. Сгорел палладиум, статуя-оберег Рима, – Геката огорченно смотрела на него.
Хрипловатый голос Баграма прозвучал веско:
– У них ненастоящий палладиум. Истинная статуя хранится здесь, в этом городе.
Геката, удивившись, встрепенулась:
– Ах, если бы я могла взглянуть на нее, убедиться, что ваш палладиум настоящий, я бы стала твоей навсегда!
В венах Баграма бешено пульсировала кровь, его переполняли пылкие чувства, он уже не представлял жизни без нее и, преисполненный обожания, был готов положить сердце к ногам красавицы. Опьяненный страстью и вином, он горячо воскликнул:
– Моя любовь к тебе безгранична! Я докажу, что говорю правду, и ты останешься со мной навечно!..
По темным пустынным улочкам Арташата, закутавшись в плащи, они шли к храму богини Нанэ. Баграм, освещая путь факелом, держал возлюбленную за руку, время от времени всматриваясь в гармоничные очертания ее лица: не сон ли это? Они подошли к зданию, окруженному колоннами, и, открыв в боковой стене потайную, известную лишь ему и жрецам, дверь, вошли внутрь, в святилище. Посреди зала на высоком гранитном постаменте стояла монументальная скульптура Нанэ – богини войны, материнства и мудрости, дочери верховного бога-творца Арамазда. В свете факела бронзовая женщина в шлеме, хитоне, с наброшенной на плечо эгидой, казалась живой. Она, сотворенная великим скульптором в полный рост, безмолвно смотрела большими глазами вдаль, держа в руках копье и щит, а у ее ног извивалась каменная змея.
– Потрясающая работа! – с нескрываемы восхищением произнесла Геката, узнав греческую Афину Палладу, богиню мудрости, праведности, войны и стратегии.
Баграм подошел к стене позади изваяния, осветил факелом каменный узор и, нажав на изображение птицы, пьющей из чаши воду, толкнул каменный блок. Образовался узкий проход, в который он увлек свою подругу. В трепещущем свете факела взору открылась крутая лестница. Они спустились в подвальное помещение, остановившись у массивной дубовой двери.
– Как открыть эту дверь, знают лишь царь, несколько жрецов и я, – похвастался Баграм.
Рядом с дверью на стене висели увесистые старинные ключи – золотые, серебряные и бронзовые, с ручками в виде символов: пара диких муфлонов, пара азиатских львов, два солнечных сокола, два разбегающихся зайца, величавый двуглавый орел, пара нисейских лошадей, пара оскалившихся волков.
– Ключ, отмыкающий эту дверь, здесь, но, если выбрать не тот, попрощайся с жизнью, – Баграм заговорщически посмотрел на спутницу.
– И какой же ключ верный? – с придыханием спросила женщина, оглядываясь по сторонам.
– Что выбрала бы ты?
– Ну, не знаю, наверное, золотых львов…
– Любимая, нет. Каждый день для отпирания двери назначается новый ключ…
Она была заинтригована:
– Ключ от врат смерти или бессмертия?
– Всего лишь ключ, скрывающий тайну, – Баграм изо всех сил старался произвести впечатление. – Вчера был знойный день и гроза… Ничего не приходит на ум?
– О, Баграм, наверное, двуглавый орел?
– Да, любимая!
Взяв бронзовый ключ с двуглавым орлом, символом, заимствованным армянами у хеттов, он с лязгом и скрежетом отворил замок и, с силой потянув на себя бронзовую ручку, открыл дверь, пригласив жестом спутницу.
Геката сделала шаг, но внезапно остановилась как вкопанная на пороге слабоосвещенного зала, боясь даже вздохнуть. На нее смотрел, сверкая глазами, страж тайного хранилища громадный армянский пес-волкодав породы гампр, из пасти которого текла слюна. Казалось, жертва будет поражена лишь одним взглядом свирепой собаки. Несомненно, таких псов, агрессивных, с мощными челюстями, с окрасом, как у волка, избирают для хранения сверхъестественной сущности. Жаль, с собой у нее нет лепешки со снотворным, чтобы усыпить этого Цербера, как предписывалось мифом!
– Не бойся, любимая. Аралез, лежать!
Гампр с некоторым запозданием выполнил команду царедворца, продолжая угрожающе смотреть на Гекату. Она, колдунья, преодолев минутную слабость, подошла, протянула руку и так посмотрела в глаза собаки, что та успокоилась и, опустив большую голову на камни, даже разрешила женщине себя погладить. Баграм осознал: Геката непроста, может и удивить.
Он зажег факелом масляные светильники тайного зала. Перед взором вошедших наконец предстала волшебная реликвия. В глубине на черном базальтовом столбе-постаменте стояла древняя резная статуя – небольшая, в три локтя, – фигура богини Афины в доспехах, с копьем и щитом. Священная статуя с остатками краски, потертая, потерявшая от череды веков нарядность и мелкие детали, волей-неволей притягивала внимание своей таинственностью и предчувствием грядущего.
Они остановились вблизи реликвии.
– И от этой фигурки зависит судьба города и его оборона? – Она недоверчиво прищурилась, обращаясь к спутнику: – Но как удостовериться, что палладиум подлинный?
Баграм торжественно объявил:
– Если произнести нужное заклинание, статуя вращает глазами.
– И ты знаешь это заклинание?
– Конечно! – Он подошел ближе к статуе и церемонно сказал: – О Афина Паллада, светлоокая дева, градов защитница, пусть сгинут презренные трусы, подло дерзнувшие великих разгневать богов!
Вдруг глаза статуи задвигались. Медленно переведя взгляд вниз, она начала делать круговые движения серыми глазами по часовой стрелке. Три раза.
– Успех не терпит сомнение… – услышал Баграм фразу, сказанную со вздохом Гекатой.
Его звериный инстинкт сработал с быстротою молнии. Совсем недавно эту пословицу произнес на приеме у царя римский легат Лоллий, а теперь ее повторила Геката. Совпадение? Не может быть! Что-то здесь не так… Он, изумленный, резко обернулся как раз в тот момент, когда женщина занесла кинжал-фибулу для нанесения удара ему в шею. Обеими ладонями, сложенными чашечкой, он захватил наносящую удар руку с кинжалом, но предотвратить порез не смог. Царапина, неглубокая, однако длинная, осталась на его шее. Рывком отстранив захваченную руку Гекаты, он оттолкнул женщину от себя, приготовившись ударить локтем ей в голову, но силы разом оставили его. На кончике кинжала был яд. У Баграма возникли вялость, слабость и головокружение, дрожь охватила конечности. Побледнев, он вяло опустился на каменный пол. Только глаза и несвязная речь выдавали, что он еще жив.
Геката, деловито заложив кинжал-фибулу в застежку, уничижительно посмотрела на поверженного у ее ног мужчину:
– Благородные поступки часто вознаграждаются болью…
Она подошла к постаменту, протянула руки и с трепетом сняла статую. Ощутив в висках биение пульса, колдунья почувствовала торжество злорадства и прилив восторга. Приблизив палладиум к глазам, она произнесла:
– О Афина Паллада, светлоокая дева, градов защитница, пусть сгинут презренные трусы, подло дерзнувшие великих разгневать богов!
Статуя начала вращать глазами, Гекату же, кроме возникшей на устах победоносной улыбки, распирали самодовольство и превосходство. Сдернув со сломленного мужчины плащ, она принялась заворачивать трофей. Баграм, превозмогая страдания, приподнял голову и из последних сил прохрипел:
– Ктум! (взять – арм.)
Аралез неожиданно превратился в лютого зверя со взъерошенной шерстью, хищным оскалом и налитыми кровью глазами. Вскочив и издав низкое рычание, собака, по крови близкая к волку, агрессивная, по существу живое оружие, грозно оскалилась, приготовившись до остервенения защищать хозяина. Геката, прервав возню с фигуркой, попыталась применить свои колдовские чары, но подчинить это неуправляемое животное не получалось. В мозгу колдуньи билась мысль: «Как усмирить, как контролировать собаку?!» Удерживая в одной руке сверток с реликвией, она выставила вторую руку вперед и забормотала заклинание.
Пес кинулся на нее. Мощный и сильный волкодав, обладающий независимым умом, сам выбирающий себе друзей и жертв, готовый задушить льва, тигра или медведя, схватил вытянутую руку женщины у самой кисти и, прокусив насквозь, яростно стиснул зубы. Геката взвыла, выронила сверток, упала на колени, навзрыд заплакала, причитая:
– Не лаять, не рычать, не грызть, не кусать! Иди вой, глаза закрой, бойся меня! Да будет так!
Вдруг хватка гампра ослабла. Открыв пасть, он освободил руку и, продолжая стоять рядом, неотрывно и злобно смотрел на Гекату. Пытаясь совладать со страхом, она потихоньку на коленях поползла к выходу, забыв про палладиум. Пес, часто дыша и высунув язык, стоял как страж, сопровождая взглядом удаляющуюся, совершенно обессиленную и истекающую кровью колдунью, всем суровым видом показывая, что в этом обиталище никому не позволено нарушать древние правила: дозволяется лишь покорность судьбе и ему, гампру.
Геката, утопая в слезах, уползла. Аралез обернулся к обездвиженному воину, в котором едва теплилась жизнь, и, примостившись рядом, стал зализывать его рану. В Армении знают, что гампр, зализывая рану смертельно раненого человека, может его оживить. Баграм открыл глаза и с благодарностью посмотрел на друга.
Глава 7. Армянская головоломка
Вечер выдался на редкость жарким. Заговорщики, краснея и потея не столько от духоты, сколько от волнения и страха, встретились в одном из помещений дворца армянского царя – галерее скульптур: вдоль стен стояли великолепные статуи греческих мастеров. Коллекцию начал собирать еще Тигран II Великий, мудрейший и храбрейший царь своей эпохи. Он привозил из завоевательных походов бронзовые и мраморные изваяния богов и богинь, и это собрание шедевров было предметом зависти большинства правителей Азии. Только Рим мог похвастаться более значительным ареалом искусства, ведь он завоевал Грецию и все страны Средиземноморья.
Единственный светильник бросал призрачный свет на лица конспираторов. Санасар, хранитель государственной печати, стоя у статуи Гермеса, сказал:
– Этот бог, Гермес, – мой покровитель. Он самый изворотливый и хитрый из всех богов.
– Гермеса никто так и не превзошел в воровстве и лукавстве, – подтвердил Вахинак, управляющий царским двором.
Начальник охраны дворца Татул (имя означает «радость отца»), тридцатилетний офицер, которому Баграм слепо доверял, примкнул к заговорщикам недавно. Он произнес:
– Предпочитаю молиться армянскому богу Ваагну: он сильный, как Геракл.
Санасар прислушался:
– Шаги? Нет, показалось. Я, Татул, тоже почитаю армянских богов. В храме главного бога Арамазда бываю часто, получая толковые пророчества. Там есть жрец-прорицатель, он устанавливает прямую связь с богом. Последний раз я спросил Арамазда: «Какой я могу внести вклад в процветание Армении?» И знаете, что бог ответил устами прорицателя? Он сказал: «Если будешь решительным, переступишь порог вечности».
Управляющий двором трепетно задрожал:
– О Санасар, бог благоволит тебе… Царем должен быть ты, но Арташес, ненавистный тиран, в здравии… Такое впечатление, что он черпает силы из магических источников.
Санасар достал из кармана камень:
– Вот его магический источник!
На ладони лежал оплавленный, неправильной формы, черный и блестящий камень. Соратники округлившимися от удивления глазами ошеломленно уставились на объект.
Санасар пояснил:
– Этот кусок металла, упавший с неба, умеет омолаживать тело и дарует чувство внутреннего равновесия и гармонии. Как хранителю печати царь доверил его мне и требует приносить каждый раз, когда гневается. Вызывает меня, берет камень, прикладывает к животу, и от сердца сразу отлегает.
Вахинак выразил изумление:
– Чудеса, да и только… То-то что ты молодеешь…
– Да, я полон сил и здоровья, – похвастался Санасар.
– И много у него таких необычных штучек? – поинтересовался Татул.
– Много. Кладовая забита. Одна вещь чудеснее другой. Татул, молись Гермесу и побываешь в подземном мире без последствий.
В подземелье дворца в хранилище чудес прятали много необычных вещей: доспехи неуязвимого в бою воина, бронзовый кинжал с ручкой из рога африканского носорога, способный пронзить любую стену (его как-то обмакнули в драконью кровь), радужный минерал счастья, предотвращающий беду и внушающий оптимизм, драконий перстень, творящий волшебство и придающий человеку невероятную силу, и другие артефакты. От рассказов Санасара у заговорщиков глаза полезли на лоб. Что касается богов, то их было так много, а слухи о чудесах распространялись в Древнем мире так быстро, что человек в каждой конкретной ситуации молился и приносил жертвы определенному божеству, ожидая взаимности.
Хранитель печати обнадежил:
– Всем завладеем мы, если устраним царя Арташеса и других претендентов на престол из династии Арташесидов. Царем должен быть я. Вы слышали что возвестил оракул? Создам новую династию, вас же сделаю самыми могущественными людьми государства. Ты, Вахинак, станешь главным советником, а ты, Татул, начальником службы безопасности.
– И как мы устраним царя? – Татул быстро сообразил, что быть во главе службы безопасности не только почетно, но полезно и даже выгодно.
Санасар сокрушенно вздохнул:
– В этом-то и загвоздка… Баграм так охраняет царя, что не приблизишься, виночерпий всецело предан государю, а все блюда для государя проверяют профессиональные пробователи. Но выход есть! – Санасар подмигнул управляющему. – Скоро праздник в честь бога Тира, проводника душ в подземное царство. Вахинак устроит так, чтобы два наемника под видом артистов-фокусников препроводили Арташеса в подземный мир – в подвал. Тут включаешься в работу ты, Татул. Заколешь царя, а труп спрячешь. Объявим, что боги им недовольны, вот и забрали на небеса.
Татул, имевший отчаянный характер, любитель роскоши и развлечений, не дал себя долго уговаривать:
– Убийство – моя профессия, а свои обязанности я исполняю исправно.
В день праздника в честь бога Тира знать Арташата после молебна у храма собралась в дворцовом зале приемов. Царедворцы и богатейшие люди страны с женами, все в изысканных нарядах, стояли вдоль стен, украшенных золотыми щитами и раритетным оружием, редкими доспехами и военными регалиями, бронзовыми статуями и коврами. Всем подали вино в серебряных кубках, и все с нетерпением ожидали царя. Створки дверей наконец открылись, и царь с царицей вошли в зал. Монарх со взглядом, выражающим невозмутимое спокойствие и уверенность в правоте своих убеждений, поддерживая руку супруги Эрмины, прошелся по залу вдоль восхищенных подданных и, одарив их улыбкой, позволил восторженно любоваться царской четой в парадных одеяниях и золотых украшениях. Царь с царицей в картинно ниспадающих мантиях уселись в приготовленные для них кресла, и виночерпий тут же подал им золотые кубки с вином. За спиной Арташеса II встал Баграм, не менее десятка стражников охраняли государя.
Верховный жрец произнес тост:
– Сегодня мы воздаем благодарение богу Тиру, писцу Арамазда. В обители богов Тир ведет запись добрых и злых дел всех здесь присутствующих специально ко дню Страшного суда. Он также записывает повеления Арамазда каждому из нас, и эти записи иногда можно прочитать на лбу человека или на стене, узнав будущее, а подпись бога – стрела. Придет время, мы покинем бренную землю, и именно Тир препроводит наши души в мир иной. Поднимем кубки с вином, воздадим хвалу богу мудрости и знаний, прорицателю судьбы Тиру и выпьем до дна!
Все подняли кубки и выпили. Вахинак, сделав шаг вперед, объявил:
– В честь праздника свое искусство царю и царице продемонстрируют известные иллюзионисты.
В зале приглушили свет, только несколько канделябров подсвечивали импровизированную сцену напротив монаршей четы. Все, приготовившись насладиться зрелищем, негромко переговаривались и жестикулировали.
– Эрмина, – царь шепнул супруге, – ты сегодня ослепительно хороша.
– О государь, – отвечала царица, – рядом с великим человеком ощущаешь потребность соответствовать его ожиданиям.
Появилась девушка в египетском костюме – облегающем калазирисе с открытым плечом и в парике из множества кос. Заиграла восточная музыка, и девушка поманила что-то. На середину зала сам собой выкатился небольшой металлический столик на колесиках с серебряным кувшином и кратером (сосуд для смешивания вина и воды). С благоговейной торжественностью, со словами: «Священная вода не иссякает в этом кувшине никогда», она вылила из кувшина всю воду в кратер и, поставив сосуд на столик, стала двигаться в танце. Снова взяла кувшин, опрокинула над кратером, и опять полилась вода. Вылив все до капли, она вновь поставила кувшин на место и стала танцевать. Фокус был проделан еще пять раз: кувшин магическим образом наполнялся водой.
Иллюзия нескончаемости воды – всего-навсего обман. Кувшин внутри разделен по диагонали на две части металлической перегородкой, не доходящей до дна. Его секретная часть доверху наполнена водой, и жидкость, медленно просачиваясь во вторую половинку сосуда, частично заполняет ее.
Под аплодисменты публики, пораженной «неиссякаемым» кувшином, девушка пошла со сцены, а за ней поехал металлический столик. Вдруг в зале стали мигать разноцветные огни, запахло благовониями, появился белый дым, на сцене вспыхнул синий огонь, и появились два артиста. Самовоспламеняющиеся порошки и бенгальские огни ослепляли вспышками огней красного, зеленого и синего цвета. Туники артистов, покрытые раствором со светящимися бактериями, мистически светились. Когда нет доступа воздуха, эти бактерии невидимы, но в присутствии кислорода они начинают светиться. Человеческие фигуры двигались в загадочном танце, ослепляя присутствующих великолепием блеска и шлейфом ярких искр. Один из танцоров, взяв горящий факел, произнес на непонятном языке заклинание и коснулся огнем стены (для фокуса «артист» заранее на стене нанес химическим составом надпись). Публика ахнула, увидев вспыхнувшую надпись по-гречески: «Забвение поглотит великое», и подпись бога – стрела.
Сердце царя Великой Армении затрепетало, бледность разлилась по его лицу, и, снедаемый беспокойством, он встал со своего кресла и двинулся к стене. Баграм было пошел за ним, но Арташес жестом остановил его, желая самостоятельно уловить смысл пророчества. В одном старинном манускрипте о царе Валтасаре, правителе Вавилона, он как-то прочел об эпизоде, произошедшем более пятисот лет назад. Возникла надпись на стене, и она навела ужас на Валтасара и его приближенных. В ночь взятия Вавилона персидскими войсками Кира в дворце был пир. Никто не беспокоился, ведь город считался неприступным. В разгар веселья на стене появилась начертанная таинственной рукой огненная надпись, предвещающая скорую гибель вавилонскому царю и его царству, и в ту же ночь Валтасар погиб.
Арташес, сбросив путавшуюся в ногах мантию, ступил на сцену и в окружении артистов и вспышек огней подошел к стене, потрясенный угрожающим предсказанием и предчувствием беды. Внезапно один из артистов накинул на него черное покрывало, а другой раскупорил сосуд с углекислым газом. Свечение костюмов вмиг прекратилось, факиров поглотила тьма, они будто исчезли: углекислый газ убил бактерии. Из-под сцены заклубился густой белый дым, заполняя зал.
Невидимые в полутемном и задымленном зале наемники в черных туниках (они теперь не светились) сноровисто затащили царя через потайную дверь, открытую заранее Вахинаком, в проход к винтовой каменной лестнице, ведущей в подвал, и дверь тут же закрыли и заблокировали изнутри. В зале приемов началась паника, царедворцы и гости с криками и воплями в лихорадочной спешке покидали помещение, Баграм бросился к тайной двери, но открыть не смог и побежал в тронный зал, где находился другой тайный проход в подвал. Взвинченные слуги зажигали светильники, стража с факелами методично обыскивала темные углы и соседние комнаты, караул перекрыл все входы-выходы из дворца.
Увесистого царя, потерявшего на время сознание (покрывало было пропитано жидкостью с запахом горького миндаля), «артисты», бранясь и путаясь в покрывале и одеждах, с трудом спускали вниз по крутым ступенькам узкой винтовой лестницы. Арташес немного пришел в себя и, почувствовав, что его куда-то несут и что все это не предвещает ничего хорошего, оказал противодействие. Выносливый, физически подготовленный, волевой и решительный, настроенный в любой ситуации преодолевать трудности, он изловчился и с силой ударил ногой одного из похитителей. Тот кубарем скатился по крутой лестнице, пересчитав все ступеньки, получив серьезные травмы и ушибы. Другой наемник, уронив царя, уже искал в складках своей одежды нож (оружие перед представлением стража не выявила по недосмотру).
Арташес, извиваясь, вылез из покрывала и, увидев в свете покачивающейся на сквозняке фонаря, свисающего со свода на цепи, озлобленное лицо убийцы и занесенный нож, вскочил и бросился на злодея, ударив его головой в грудь. Наемник, извергая ругательства, повалился навзничь. Государь, воспользовавшись замешательством, обнажил золотой кинжал и ранил «артиста» в руку. Тот взвыл, выронил нож, но как загнанный зверь (осталось одно – нападать) в прыжке накинулся на царя, повалил его на ступени и… неожиданно напоролся на золотой кинжал.
Сбросив с себя труп, Арташес встал и, решив, что в зале для приемов наверняка есть сообщники убийц, побежал по ступеням винтовой лестницы вниз, в подвал, чтобы выбраться в другом месте или схорониться в секретной кладовой. Он бежал по сводчатому подземному коридору, но внезапно остановился. Дорогу ему преградил человек в белой алебастровой маске и плаще с накинутым на голову капюшоном. Арташес изготовился к бою. Монарх оценивающим взглядом мерил вооруженного мечом противника, а его золотой кинжал даже в полутемном подвале отливал ярким блеском. Убийца занервничал, явно понимая, что гнев царя закипает и готов выплеснуться на наружу.
Гулко раздались шаги за спиной царя. Приближался Баграм; он кричал:
– Государь, теперь нас двое, надежда на спасение удвоилась!
Татул, прятавший лицо под маской, сообразил: дело проиграно. Когда слишком многим рискуешь, лучший способ избежать худшего – бегство. Арташес, сжимая кинжал, сделал шаг к убийце. Сорвавшись с места, Татул резво побежал прочь, за ним бросились Арташес и Баграм, но за очередным поворотом лабиринта убийца исчез, и след его простыл.
– Оплошал я, государь, – впопыхах обронил Баграм. – Мой позор длиннее жизни…
Царь, находясь в сильном возбуждении, прохрипел:
– Баграм, я выбрал себе помощников умных и усердных, следовательно, и сам не глуп, но иногда глупость по легкомыслию совершает каждый…
Баграм выразительно смотрел на царя и думал: «Глупость, государь, ты совершил несусветную… Ох, твои поступки для меня остаются по-прежнему загадкой… Жизнь на Армянском нагорье – сплошная головоломка… Каждый день нужно быть в тонусе, проявлять догадливость, тренировать нестандартное мышление». Однако вслух он мягко пожурил царя:
– Согласен, государь. Это по недосмотру…
Властитель снисходительно похлопал воина по плечу:
– О Баграм, кто лишен природной сообразительности, должен полагаться на здравый смысл. Я урок усвоил.
Телохранитель скептически сморщился. Он старается изо всех сил, не спускает глаз с монарха, но однажды самонадеянный царь Арташес II потеряет власть по глупости.
