Георгий Григорьянц
Талисман Империи
Глава 1. Туареги – сыны бога
По Риму разнесся слух, что император Октавиан Август находится при смерти. Лекари предвещали неутешительный прогноз, и только один врач, практикующий среди богатых аристократов, Антоний Муса, сорокалетний искусный ученый-фармаколог, широко применявший лекарственные травы для излечения больных, предложил единственное средство поднять императора на ноги – лазер. Ему не верили, считая, что дни Августа сочтены, и развернули дискуссию о преемнике. Лазером называли чудесную траву, способную исцелить от многих болезней. В разных странах вроде бы находили подобные растения, получившие название сильфий, но настоящий дикий лазер встречался только в районе города Кирена, что в Киренаике (область в современной Ливии, Северная Африка).
– Он на краю смерти! – потрясенно прошептал стоявший у изголовья Октавиана впечатлительный Меценат, близкий друг императора, обладавший талантом легко решать любые проблемы. – Но его историческая миссия не завершена!
– Мы должны спасти его! – тревожно воскликнул Агриппа, один из немногочисленных друзей императора и его ближайший соратник с грубоватыми чертами лица. Он доверительно обратился к лекарю: – Муса, ты единственный, кто еще верит в спасение Августа. Говори что делать!
– Трава лазер… лишь она поможет. – Муса, серьезный и умный человек, с тревогой на лице, сделав порывистое движение к больному, вскричал: – Времени мало! Ему поможет либо лазер, либо чудо!
– Лазера в Риме нет, – обреченно произнес Меценат, подняв блуждающий взгляд на Агриппу. – Еще Юлий Цезарь все запасы, что были, использовал на ведение войн. Августу поможет только чудо.
Лазер – единственная дань, которую жители Киренаики платили римлянам, но трава из-за хищнической заготовки почти исчезла. В Риме эпидемии бывали часто. Вокруг города простирались болота, кишащие мошкой и москитами (малярия – обычное дело), блохи и грызуны переносили заразу – чуму, и лазер был тем ценным средством, которое реально могло излечить, в противном случае надежды возлагались лишь на богов и чудо.
Император пошевелился, медленно приоткрыл глаза и, оценивающе взглянув на друзей, негромко сказал:
– Мои враги рано радуются, ведь я могу и поправиться.
– Август, ты шутишь, значит, не безнадежен! – Меценат от радости просиял.
Позвали сенаторов и родню. Главы сенатских партий, желая услышать кто же преемник, с благоговением прислушивались к каждому слову императора. Тот, понимая, чего от него хотят, снял с пальца перстень-печать и молча протянул Агриппе.
– Я? – Агриппа озадаченно посмотрел на сенаторов, те почтительно склонили головы. Нерешительно взяв перстень, он вскричал: – Нет, правит Август, его земной путь еще не завершен! Я отправлюсь в Киренаику, и чего бы то ни стоило добуду траву!
В светлых и блестящих глазах Августа почудилась некая божественная сила:
– Хочешь познать друга, переживи с ним радость, горечь и несчастье… – Забрав перстень обратно, он добавил: – А пока лекарь Муса будет поддерживать во мне жизнь холодными компрессами.
Шел 730 год с момента основания Рима, или 23 год до нашей эры.
Конвой (римский отряд из трех когорт опытных ветеранов, своего рода спецназ), возглавляемый Агриппой, сопровождал обоз с травой лазер при возвращении из Африки в Италию. Киренаика окружена пустыней с трех сторон, связь с миром лежала через север, где на берегу Средиземного моря стоял город-порт Аполлония (современный город Шаххат, Ливия). Радостный Агриппа планировал уже сегодня, совершив дневной переход, погрузиться на корабли и убыть в Рим, к императору. Операция по изъятию остатков лазера у населения города Кирены прошла успешно: трава была так ценна, что обыватели хранили ее в своих сундуках вместе с золотыми и серебряными монетами.
Киренаику когда-то захватил Александр Македонский, потом в ней хозяйничала правившая в Египте династия греческих Птолемеев, но последний киренайский царь Апион, умирая, вдруг завещал страну Римской республике, а та превратила бывшие владения Апиона в свою провинцию. Неспокойную провинцию. Постоянные берберские восстания и набеги превратили некогда процветающее царство в богом забытое место.
Путь лежал по возвышенной части плато, поросшему кустарником. Легат Лоллий, следующий в группе военачальников, невесело заметил:
– Полынь, пожухшая трава – вот она, мрачность пустынного мира…
Колонна пехоты и всадников, охранявшая запряженные волами повозки с бесценными сундуками и мешками, набитыми золотом и травой, двигалась в степной полупустыни.
Командующий воскликнул:
– Полпути пройдено, скоро порт! Я всегда добиваюсь успеха, потому что желание императора – закон.
Агриппа, служака, человек огромной силы воли, посвятивший жизнь служению Октавиану, понимал, что все военные успехи Августа достигнуты благодаря его таланту, но был скромен, и за друга готов был положить жизнь.
Тигрис внимательно посмотрел на командира:
– Опасное место. Без риска вступать на территорию туарегов – то же самое, что войти в клетку со львом. Лучший способ устранить угрозу – прибегнуть к уловке.
Тигрис (тигр – лат.) – так на латинский манер в Риме прозвали Тиграна Армянского, сорокапятилетнего сына казненного Антонием царя Великой Армении Артавазда II. Старший брат Тигриса бесстрашный Арташес теперь правил Арменией, а младший (Тигрис) уже более десяти лет жил с семьей в Риме, сначала как заложник, а потом, проявив незаурядный военный талант, получил благодаря Агриппе должность начальника вспомогательной конницы. В поход на Кирену его взяли с небольшим отрядом легкой кавалерии армян, обученных сражаться в условиях гористой и пустынной местности.
Агриппа, осознав серьезность угрозы, приказал:
– Тигрис с отрядом в подвижную засаду!
Голова колонны входила в ущелье небольших гор, их склоны поросли лесом. Нападение произошло неожиданно. В римских солдат полетели стрелы и камни. Туареги, лучшие в мире воины пустыни, на верблюдах, c мечами и гортанным криком внезапно возникли из ниоткуда и атаковали легионеров. Их было не менее тысячи. Грабить конвои и караваны – главное занятие туарегов на протяжении сотен лет.
Сахарские боевые барабаны возвестили «синим людям» (бесстрашным мужчинам-туарегам), диким и жестоким, отменным наездникам и стрелкам из лука, что пришло время борьбы с римской экспансией. Они, умеющие внушить страх своей яростью, с крашеными в цвет индиго закрывающими лица головными уборами, на белых быстроходных верблюдах предприняли стремительную вылазку, плотно окружая отряд Агриппы. Начался бой.
В Европе все племена кочевников Сахары называли берберами (варвары), но самым необычным из них было племя туарегов. Согласно легенде, оно когда-то обитало на райском острове в Атлантическом океане, но тот однажды погрузился в океан. Сыны бога – светлокожие, высокие ростом, с голубыми глазами и в синих одеяниях – спаслись и, доплыв на лодках до побережья Африки, обосновались в оазисах пустыни. В Киренаике появилось воинственное племя, где доминировал матриархат, но даже мальчики племени были солдатами: носили обоюдоострый меч и платок на лице.
В римлян стреляли со всех сторон. Раздался низкий грубый звук трубы – сигнал «К бою», и легионеры, закрывшись щитами и выставив вперед копья, приступили отражать атаку. Заняв круговую оборону и защищая обоз, они обрушивали на нападавших залпы стрел и метали пилумы (метательное копье), сохраняя в окружении сплоченность когорты. Вождь туарегов невдалеке, сидя верхом на верблюде, что-то кричал и подавал знаки, и его воины перестраивались на ходу, готовясь к тарану верблюдами сомкнутого строя римлян. В наивном неведении обитатели пустыни не понимали, что когорта – это нечто большее, чем подразделение солдат. Когорта – военный механизм легиона, сокрушающий любого врага, а обученные легионеры являются бойцами, готовыми, издав боевой клич, ринуться на противника и колоть-рубить его мечами.
В момент, когда клин верблюдов пробил оборону римлян, обрушившись на центр, где были офицеры (туареги стремились пленить носившего пурпурный плащ римского полководца Агриппу), из засады выскочила конница Тигриса. Командующий, обнажив меч, приготовился вступить в бой, но зашедшие в тыл противника армянские всадники заставили туарегов рассеяться. Взгляды Агриппы и Тигриса встретились и, получив молчаливое одобрение, последний на полном ходу помчался к вождю-туарегу и врезался в его верблюда. Верблюд с наездником рухнул, а Тигрис, соскочив с лошади, сошелся с ним в схватке на мечах. Армянские всадники, бросившись на помощь командиру, не подпускали кочевников к месту поединка.
Туарега инстинктивно тянет к войне, он знает, как заменить усилия на способности. Неожиданно появились четыре повозки с клетками. Злые и голодные львы, свирепые и гордые, с лохматой гривой и обезумевшими глазами, огрызались, рычали и царапали деревянные прутья клетки. Погонщики открыли дверцы и горящими факелами стали гнать диких животных в сторону отряда Агриппы. Теперь инициатива была явно на стороне кочевников. Разъяренные запахом крови львы ринулись на добычу – римских солдат, впивались в них зубами и когтями, раздирая на куски.
Ослабив внимание к обозу, римляне сосредоточились на львах – отбить свирепую атаку, спасти товарищей, а туареги, погоняя верблюдов и вздымая облака пыли, бросились грабить обоз, на ходу стаскивая с повозок мешки с лазером и сундуки с золотом. Все добро обоза растворилось в песках, кочевники ускакали, и только поединок Тигриса и вождя продолжался. Выполнив обманный прием, Тигрис наконец выбил меч из руки «синего человека» и приставил клинок к его лицу. Сопротивление бесполезно: вождь поднял руки.
Когда пыль осела, взору предстала безрадостная картина. Поле, усеянное человеческой плотью и окровавленными трупами львов, верблюдов и лошадей, ранеными легионерами в доспехах и кочевниками в синих балахонах, представляло собой ужасное зрелище. Такое могло присниться только в кошмаре. Переживший потрясение Агриппа медленно вложил меч в ножны и направился к плененному вождю. Связанный туарег стоял на коленях и гордо смотрел в глаза римлянина. Берберы, и в частности туареги, храбрые и бесстрашные воины, слепо ненавидели римлян, считая их вероломными и коварными. У Ганнибала из Карфагена в жилах текла берберская кровь, и он стал величайшим полководцем мира и заклятым врагом Рима.
Агриппа тяжелым взглядом смотрел на вождя:
– Как тебя зовут?
Туарег молчал.
Командующий приказал:
– Снимите покрывало с его лица!
– Проконсул, не советую! – внезапно вмешался Тигрис. – По их обычаю, того, кто открыл лицо, воин должен убить либо… умереть сам!
– Меня зовут Тарик, – спокойно на латинском произнес туарег. Сдерживая лютую злобу, кочевник отвечал достаточно учтиво.
Агриппа вскричал:
– Тарик, я приду сюда с большим войском и уничтожу твой народ!
Вождь скривил ухмылку:
– За всю историю мой народ не проиграл ни одного боя. Сахара принадлежит нам, мы хозяева этих земель.
– Киренаика принадлежит Риму! Верни лазер!
– Смири свою гордость. Трава лазер твоему императору не нужна.
Агриппа насторожился. Вождь выглядел настолько уверенным, что полководец, подумав о худшем, вдруг осознал две вещи: перед ним вольный человек, не признающий ничьей власти, и проявилась очевидная неспособность Рима управлять пустыней и ее обитателями.
Тигрис, обращаясь к вождю, примирительно произнес:
– Вы забрали товар по праву сильного в пустыне. Мы уважаем сильных. – Указав на одного из своих всадников, он добавил: – Тарик, это – мой друг Бакр, бербер, он знает здесь все торговые пути, ведущие к морским портам. Я перекрою вам доступ к морю, а когда пойдете на нас войной, армянская ударная кавалерия из катафрактариев, приученная к запаху верблюдов, легко перебьет вас. Давай договариваться.
Кочевник молчал. Тигрис снял с пояса кожаный мешочек:
– Здесь серьги, браслеты и подвески для Феретимы. Она мать твоего рода, самая почитаемая женщина племени, не так ли? А еще здесь киренайские монеты из серебра для тебя. Серебро вы цените выше золота. Верни хотя бы либру лазера!
Либра – древнеримская мера веса, равная 327,45 грамма.
Глаза туарега сверкнули:
– Кто ездит на верблюде, не боится собак! Пусть сначала армяне отдадут Риму палладиум, потом мы вернем лазер.
Он умолк и покосился на Агриппу. Тот, не понимая, о чем речь, раздосадованный, отошел в сторону и кивком головы подозвал Тигриса.
– О чем это он?
– Страха смерти в его глазах нет. Он, несомненно, безумен. Проконсул, если император еще жив, мы попытаемся спасти его. Моя дочь носит амулет с каплей крови богини. Амулет творит чудеса.
Агриппа горестно вздохнул:
– Верить в чудо, происходящее по желанию, – удел наивных.
Глава 2. Добрый римский принцепс
Все дороги ведут в Рим. Самый большой город Древнего мира – это триумфальные арки, монументальные памятники, великолепные храмы и многоэтажные дома. Чужестранцы должны захлебываться от восторга при виде столицы империи, верить в блистательные победы, успешные завоевания, величие духа и безграничное могущество Рима.
На Целийском холме селились чужеземцы, которых граждане рассматривали, в принципе, как врагов. Постепенно из плебейского Целий, один из семи легендарных римских холмов, превращался в район проживания знати. Иностранцы (их называли перегринами, но чаще варварами) могли жить в Риме по праву гостеприимства, но лишь под покровительством патрона-римлянина. Покровителем Тигриса был Агриппа.
Дом Тигриса (за семьей признавалось право жить по армянским обычаям) как раз был в районе Целий и содержался на деньги Арташеса, царя Великой Армении, брата Тигриса. Отца братьев царя Артавазда II и его семью десять лет назад консул Антоний хитростью заманил на пир, где заковал в кандалы. За отказ выдать секреты, казну и магические вещи он казнил царя, а вот семью уничтожить не успел: проиграл в борьбе за власть Октавиану и закололся мечом. Теперь в большом доме на Целийском холме проживали, кроме мужа с женой, их дети и племянники, получившие в Риме образование за государственный счет. Всех чужеземцев здесь именовали на латинский манер или давали прозвища за какие-нибудь черты характера или детали внешности.
Торос с жаром говорил:
– Нас в Риме называют гостями, но, по сути, мы заложники.
Армянское имя Торос означает «энергия», он сын Тигриса, юноша двадцати пяти лет, войдет в историю как царь Тигран IV.
Эрато вторила брату:
– Нас, знатных армян, уважают только потому, что мы богаты, но римская религия не признает за нами основные права и свободы.
Дочь Тигриса была названа в честь одной из девяти греческой муз: Эрато – богиня любовных песен. Девушке двадцать три, история уготовила ей в будущем стать царицей Армении.
Беспринципный Арат парировал:
– Сестра, но таковы древние законы римлян. Смирись!
Арат – греческое имя, означающее «не красавец»; ему двадцать шесть, он сын царя Арташеса, в будущем возьмет династическое имя Артавазд III.
Вступил в разговор Тигран Молодой по прозвищу Руфус, что значит рыжеволосый, двадцати лет, тоже сын царя Арташеса:
– Арат, в этом городе к рабу относятся лучше, чем к чужеземцу.
Дети Тигриса и царя Армении спорили, горячились, отстаивая каждый свое мнение.
– Мания величия и религиозный фанатизм – вот что присуще местным жителям, – высказался Торос.
– Все просто: боги Рима не любят нас, потому что мы в них не верим. – Арат, убежденный приверженец римских взглядов, полемизировал с братьями и сестрой.
– У нас своя вера, она непоколебима! – Эрато стойко отстаивала свою позицию.
– Хочу на родину! Быть заложником ожиданий – значит позволить себя одурачить, – прямой и честный Руфус не оставлял недругам ни единого шанса.
Послышался шум марширующей колонны солдат. В воздухе повисло растущее напряжение. Армяне, прекратив споры, обратили взоры к входу. У домуса (так в Риме называли особняк без окон, собравший под одной крышей множество помещений) в сопровождении вооруженной охраны остановились легат Лоллий и Тигрис. Они шумно вошли внутрь атриума, прошли мимо прудика для сбора дождевой воды с фонтанчиком и подошли к настороженным молодым людям.
– Поход в Киренаику закончился неудачей, – безучастно сказал Тигрис. – Эрато, мне нужен твой амулет.
– Что? – всполошилась девушка, инстинктивно прикрыв рукой сокровище, висевшее на груди.
Вид Тигриса был суров. Он продолжил:
– Император умирает, но кровь Исиды может спасти его.
Амулет особой силы под названием Тиет, или «Узел Исиды», или бант божества, имеющий три петли, почитался как могущественный защитный оберег. Он был сделан из прозрачного стекла, но капля крови внутри делала его необычайно ярким, обжигающе красным и притягательным. Амулет придавал владельцу магическую силу: отвращал зло, ему грозящее, дарил благосклонность жизни.
Эрато, испуганно отстранившись, перешла на армянский:
– Отец, этот амулет – реликвия армянского народа. Наш великий предок царь Тигран II получил его в награду за спасение рода человеческого. Тот, кто носит его – страж благополучия и неодолимости жизни.
Тигрис произнес по-латински:
– Дочь, в кои-то веки внимание императора и его окружения обратилось к нам. Если амулет поможет и он выздоровеет, мы получим возможность вернуться на родину.
В разговор вмешался легат Лоллий. Он заносчиво произнес:
– Красавица, у твоего отца повысятся шансы стать царем.
Эрато, яркая, молодая черноволосая армянка со сверкающими карими глазами, задыхалась от гнева:
– Отец, ты хочешь выторговать себе трон за счет благополучия семьи и интересов нации?
– Женщина, – с угрозой в голосе сказал Лоллий, – всех, кто идет против воли императора, ждет смерь, – его рука легла на рукоять меча.
Вмешался обозленный Арат:
– Да отдай же ты этот клятый амулет!
– Нет! – Эрато сделала шаг назад.
Арат подскочил к ней и, ударив по лицу, сдернул с шеи шнурок с амулетом. Эрато, не удержавшись на ногах, упала на каменной пол, подняв руки в мольбе. Офицеры, безмолвно наблюдавшие за этой сценой, получив желаемое, стремительно развернулись и вышли из домуса.
В покои Августа вошли Агриппа, Меценат и жена императора Ливия. У ложа стоял лекарь Муса. Август приоткрыл глаза и обратил взор к вошедшим:
– Мой час настал, близится развязка…
Его немигающий взгляд упал на Агриппу. Тот в нерешительности произнес:
– Август, лазера нет. Племя туарегов вырвало его из моих рук когтями львов.
– Вот как! – Октавиан поднял бровь. – Кровопролитие и неудачи там, где гордость и отвага не могут прийти к согласию…
– Август, но я принес это, – и Агриппа протянул амулет Исиды. – Внутри стеклянного флакона кровь богини.
Муса осторожно взял амулет и, подняв его к свету лампы, чтобы в полумраке комнаты лучше рассмотреть, торжественно произнес:
– Несомненно, это пятая сущность, квинтэссенция эликсира жизни. С помощью крови богини можно не только исцелить человека, но и омолодить его.
Муса и многие ученые верили в пятую сущность. По легенде, был посланник богов на землю (греки его называли ангелом). Он дал египетской жрице каплю крови богини в награду за любовную связь с ним. Так возник великий эликсир жизни, имеющий в своем составе соль, серу, ртуть, плоды шиповника и кровь богини.
Все присутствующие при этой сцене с благоговением смотрели на стеклянный флакон, и, казалось, амулет светится неземным светом. Муса бережно передал его императору. Август приблизил флакон с сущностью к лицу, долго смотрел, затем, скосив глаза на Агриппу, сказал:
– Мне лучше. – Он грузно и неторопливо поднялся с кровати и предстал перед подданными в длинной шерстяной тунике с короткими рукавами, тщательно выбритый и энергичный. – Амулет волшебный, я здоров.
– О, Август! – взволнованно воскликнул Меценат. – Это чудо! Боги любят тебя. Ниспослано просветление, ты победил телесное…
– Божественный Август, твое тело стремится достичь совершенства… – Агриппа был поражен.
Жена Августа Ливия, властная и самоуверенная, с горделиво приподнятым подбородком, иронично прокомментировала:
– Чудеса случаются с теми, кто меньше всего в них верит.
Август обвел взглядом соратников, укоризненно посмотрел на жену, кивнул лекарю, чтобы вышел, и когда Муса покинул спальню, изрек:
– Да, я не был болен. Все это время думал о благе Рима, его могуществе и влиянии. Что может быть важнее? Хочу, чтобы народ благоденствовал, забыл беды гражданской войны, поверил в мое обожествление. Власть бессильна, если не опирается на доверие народа. Но как заставить всех верить мне, убедить, что империя всесильна?!
Потеряв дар речи, Меценат и Агриппа в растерянных чувствах стояли, разинув рты. Август, снова взглянув на амулет, спросил Агриппу:
– Откуда эта вещь?
– В походе конницей командовал Тигрис, сын убитого Антонием армянского царя. Дал он.
– Если и есть на свете место, где происходят чудеса, то это Армения. – Октавиан степенно прошелся по залу и проницательно посмотрел на присутствующих: – Нужно событие, из ряда вон выходящее, которое возвеличит меня до уровня Юлия Цезаря, а может быть, и бога. Я не завоеватель, как мой приемный отец Цезарь или великий Помпей. Боги не наделили меня даром полководца, но я хочу расширить империю, заставить склониться перед Римом весь обитаемый мир. Без войны! Мир и согласие предпочитаю войне и кровопролитию. Народы получат справедливость, как мы это понимаем.
Преисполненный решимости вселить уверенность в своих соратников и со страстным желанием властвовать, он, подавляя гипнотическим взглядом их инстинктивное сопротивление, добавил:
– Вы, друзья и жена, должны помочь мне внушить народу идею вечного мира. Я хочу взобраться на сияющую вершину совершенства, чтобы мне, абсолютно несвободному человеку, открылось, как войти в историю мудрым и великим.
Возвеличение императора теперь стало заботой приближенных. Они задумались, но ничего путного на ум не приходило.
– Император, – неуверенно начал Агриппа, пытаясь угадать желание друга, – тебя возвысит лишь расширение границ римского государства. Без войны территории на Рейне, Дунае, в Испании не завоевать…
Август, слишком осторожный, чтобы пускаться на такие авантюры, когда армия не готова, а казна пуста, жестом прервал его:
– Впредь не называйте меня императором или консулом, не хочу даже быть господином. Вполне достаточно именоваться так: принцепс.
Он уже десять лет единолично правил в Риме, избегая упоминание об открытой монархии и маскируя диктатуру под республику. Принцепс – первенствующий в сенате, равный среди равных, ему всего лишь первому предоставляется слово на заседаниях; он, как и каждый сенатор, работает над укреплением римского могущества.
Меценат воскликнул:
– Принцепс, есть идея! Нужно окрылить поэтов, чтобы они воспылали желанием славить тебя в стихах и одах… Нет, мы пойдем еще дальше… Возродим крупные жанры: трагедию и эпос!
Ливия, более практичная, чем все остальные, зная все уловки мужа, контролируя его врачей и слуг, как главный советник предложила:
– Тебе, Август, следует возвести новый храм или алтарь, и изобразить на нем Италию в виде кормящей матери, окруженной всевозможной растительностью и пасущимися животными. Дай повод народу говорить о твоем величии и милосердии, о возрождении и благоденствии нации.
– Хорошая идея. – Август подошел к жене и, нежно поцеловав, удовлетворенно заглянул ей в глаза: – Ты проницательна, как всегда. Пусть скульптор изобразит покоренные народы, трепещущие перед величием возрожденного Рима. – Он обвел взглядом друзей. – Но этого мало! Подобно Гесиоду я возвещаю: «Истинно велик тот человек, который сумел овладеть своим временем».
Предание говорило, что однажды греческий поэт Гесиод, участвуя в стихотворном состязании с самим Гомером, был назван победителем. Ему отдали предпочтение лишь потому, что он повествовал о земледелии и мире, а не о войнах и побоищах, как Гомер. Август, ощущавший непрочность своего режима, хотел внушить народу Италии, уставшему от хаоса, проскрипций и войн, что он тот, кто несет приумножение территории, рост численности населения, подъем мощи империи, военные победы и политическое влияние. Весь мир будет вечно платить Риму дань, присылая зерно, вино, масло, лошадей и рабов. Но как поднять патриотический дух римлян, которые все еще не верят в надежность его нескончаемой и абсолютной власти?
– Идите, друзья, поразмышляйте, мне надо посоветоваться с богами.
Все вышли, задержался Агриппа:
– Принцепс, я взял в плен вождя туарегов. Он произнес странную фразу: «Пусть сначала армяне отдадут Риму палладиум, потом мы вернем лазер».
– Что?! – Август изменился в лице, брови сдвинулись к переносице, веки напряглись, взгляд стал тяжелым, но, быстро овладев собой, сказал: – Ну ладно, иди…
