Генрих Мамоев
Круги на воде
Единственная причина для существования времени – чтобы все не случилось одновременно.
Альберт Эйнштейн
Часть первая. «Запах грозы»
Глава 1
– Простите, – официантка одарила Разгонова дежурной улыбкой, – у нас не курят.
– А?! – щелкнув зажигалкой раз в пятый, он сумел-таки совместить огонь с кончиком сигареты, затянулся и, морщась от попавшего в глаз дыма, криво подмигнул официантке.
– Пожалуйста, потушите сигарету.
Официантка улыбалась и одновременно хотела его пришибить. Так бывает.
– Женя, потуши.
Марат попытался щелчком выбить сигарету из руки приятеля, но промахнулся. Вторая попытка увенчалась двойным успехом: Разгонов умолк, задумчиво наблюдая, как стрельнув искрами, сигарета упала к его правому ботинку. Кивнув поблагодарившей его взглядом официантке, Марат посмотрел на приятеля:
– Ты зачем ей подмигнул?
– Я… нравлюсь женщинам!
– Глупо путать себя с деньгами.
– Люди в… принципе глупы, – пьяно проворчал Разгонов, – даже я.
– Самокритичность била из него фонтаном!
– И чем им… нам, то есть, страшнее, – продолжал Разгонов, разглядывая потухшую сигарету, – тем они… глупее. Это… научный факт!
– И чего боишься ты? Если не гостайна, конечно.
– Э-э, братан! – горестно выдохнул Разгонов, – Всего! Жизни… я боюсь!
– А, по-моему, ты как за пазухой.
– В смысле…, как кот?
– В смысле, у бога!
Налив в стакан минералки, Марат оглядел пустой зал ресторана.
– Ты… неправ. Помнишь, что я… вчера говорил? – Разгонов сощурил один глаз, словно намекая на что-то интимное.
– Что у тебя запор от спиртного?
– Нет, другое.
– Про Бузову?
– Что… про Бузову?
– Что она тебе нравится…
– Я такого… не говорил!
– Тогда не помню.
– Разве я не говорил, что в моих венах течет… кровь Романовых?!
– Вот прям сейчас течет?! – Марат почти с умилением посмотрел на краснеющего от гордости приятеля.
– Не веришь?!
– Справка из ЖЕКа имеется? Документ? А иначе я вам посылку не отдам, – Марат продолжал дурачиться, зная, что это лучший способ заставить Разгонова прекратить периодически просыпающийся в нем снобизм и желание довести свой род до Рюрика Ютландского.
– Да ну тебя! – утратив интерес к теме, Разгонов шумно сглотнул, с опозданием гася рвущуюся на свободу икоту, – А скажи… мне ип, тебе вот, чего не хватает?!
Марат поправил сбившийся депутатский значок на пиджаке коллеги, усмехнулся, собирая пьяные мысли в кулак. Не получилось. Отпив минералки, аккуратно зафиксировал бокал на краю стола и повернулся к аритмично раскачивающемуся Разгонову.
– Спорта, наверно.
– Да забудь ты о своей самбе…
– Самбо.
– Неважно! – Разгонов пытался сфокусировать укоризненный взгляд то на плече Марата, то на его подбородке, – я вообще…
– А-аа, ну, если вообще… тогда-а, – протянул Марат и замолчал.
Шел третий день новоселья. Подорванные уплатой непомерного налога на наследство, финансы истощались быстрее, чем радость от нежданного подарка судьбы. Денег было не жаль – свалившаяся почти в буквальном смысле на голову четырехкомнатная квартира на Тверской, из которой «площадь Красная видна», это вам не шубу в трусы заворачивать! Строго говоря, Красную площадь закрывало здание Исторического музея, но кого волновали подобные мелочи, когда сама история с наследством была до крайности странной и нелогичной.
Марат в жизни не видел деда Анатолия по материнской линии и причины, побудившие незнакомого родственника сделать поистине королевский подарок, были покрыты плотной завесой тьмы. О деде вообще было мало что известно: доктор философии, яхтсмен, был женат, развелся, детей не нажил. В декабре прошлого года пропал в Индийском океане, с ним еще несколько человек экипажа яхты и владелец, французский бизнесмен.
Расследования не было (Индийский океан большой, и в нем водятся пираты), но завещание составлено правильно и документы на квартиру тоже оказались в полном порядке, словно дед знал, что с ним случится и заранее подготовился.
Хватало и других странностей: в квартире нашлось совсем немного его фотографий и все, когда ему уже за шестьдесят. Ни одной детской, юношеской, с родителями или друзьями – лишь он на улице, яхте, причале, берегу. Эта загадка также оказалась не по зубам, но Марат тешился надеждой, что займется вплотную, когда наладит быт, перейдя, наконец, с полукочевого образа жизни к оседлому…
– Не… мол… чи…, – хромающая на обе ноги речь Разгонова оборвала хлипкую цепь воспоминаний в гудящей от многодневного пьянства голове.
Марат оглядел почти опустевший зал ресторана:
– Жень, по домам! Хорош бухать!
– Ты что, мой раввин?
– Свои бы грехи замолить, – пьяно усмехнулся Марат.
Разгонов поднял руку, пытаясь на что-то указать, но силы его были явно на исходе.
– Ща поедем в этот… в это… как ее…
– Не, народ разбежался, только мы с тобой, как алкаши…
– Мы не алкаши, мы депутаты! – вяло возмутился Разгонов, – и завтра на работу, законы принимать, бабло грести… людям…
– Завтра суббота.
Разгонов посмотрел на Марата, с трудом задержав взгляд на его значке.
– Точно… не раввин?
Марат усмехнулся.
– Суббота?! – Разгонов недоверчиво посмотрел на пустой бокал, – уверен?!
– Можем посчитать.
Разгонов кивнул и зачем-то плюнул на большой палец правой руки.
– В среду я получил бумаги на квартиру, так?
Евгений снова кивнул, едва не въехав головой в стоящий на краю стола бокал, и загнул оплеванный палец.
– Три дня гудим.
– Уже?!
Сложить еще три пальца у народного избранника не получилось. Он сжал кулак и, повторяя кого-то из киногероев, грохнул им об стол.
– Что получается?
– Что?!
– Пятница, чувак! Завтра… то есть, уже суббота!
– Шестой день! – Разгонов задумчиво потряс кулаком, – когда он… решил…, – внезапно умолкнув, он уперся взглядом в край стола, – о чем я… говорил?
– Неважно. Все, пошли.
– Расходимся, напевая! – заорал Разгонов, привлекая к себе внимание уставших сотрудников ресторана.
Марат поднялся, чувствуя крен влево, но годами тренированный вестибулярный аппарат быстро восстановил статус кво. Подхватив под руку Разгонова, помог шатающемуся приятелю устоять на ногах, не желавших удерживать рыхлое тело депутата Мосгордумы. Заприметив в дверях водителя Разгонова, Марат махнул ему, но тот уже шел навстречу с обеспокоенно-насмешливым выражением на лице.
– Евгений Петрович, супруга ваша звонила, – негромко произнес Петр.
– И шо?! – Разгонов сощурил глаз на водителя, – кто-то умер?!
– Никто, все живы, слава богу, – Петр подхватил депутата с другой стороны.
– Точ…но? – язык Разгонова заплетался, временами едва не выпадая из давно обжитой челюсти, – Не поэл…, кто кому звонил?
– Мне звонили. Жена.
– Чья?!
– Ваша.
– Тебе?! – Разгонов с подозрением уставился на Петра.
– Так вы ж на ее звонки не отвечали!
– И чё?
– Велела домой вас везти.
– Есть еще разумные на земле, – пробормотал Марат, чувствуя волнами накатывающее опьянение.
– Вот так, ножками, левой, правой…
– Но Мопассан! – Разгонов попытался хлопнуть Марата по плечу, промазал и наверняка бы упал, не подхвати его вовремя водитель.
Увидев перед собой человека в черном сюртуке, Марат сморгнул, сгоняя морок рукой, но официант не исчез. Разгонов потянулся к нему, намереваясь заключить сюртук в крепкие мужские объятия.
– Как дела, мужик… ип?! Бог еще терпит?!
– Не обращай внимания, – Марат покачал головой, – мы уже уходим.
– Марат Борисович, – черный сюртук протягивал листок бумаги, – счет за напитки после 23:00.
– А-аа, приговор! Дай-ка сю…!
Ухватив бумажку, Марат попытался прочесть отпечатанное синими чернилами, но мелкие цифры расплывались, милосердно не желая огорчать количеством нолей. Кивнув Петру, с натугой тащившего к дверям шефа, Марат вновь уставился в чек.
– Не вижу без… этих… пенсне. Сколько тут?
– С учетом скидки, как нашему лучшему…
– Не тяни, а? – Марат достал портмоне.
– Всего двести сорок тысяч, – черный сюртук честно смотрел в пытающиеся округлиться глаза лучшего клиента, – без чаевых, разумеется.
– Это что же… мы вдвоем столько?!
– Почему вдвоем? – ловким движением официант вынул книжечку, махом перелистнул до нужной страницы, – сначала вас было семеро, затем еще двое пришли, потом вы позвали с соседних столов…
– Кого?! – Марат озадаченно осмотрел пустой зал.
– И девушкам вон с того стола, – официант ткнул пальцем в раскидистую пальму, – по бутылке Dom Pérignon дважды посылали! Тут все записано.
– А девушки?
– Пили, – успокоил официант.
– Это хорошо, – указательным пальцем Марат провел в воздухе итоговую черту, – все? Давай сюда эту… как ее…
– Ридер, – еще одно отработанное движение и перед лицом Марата материализовался маленький белый прибор с дисплеем. Пошарив еле гнущимися пальцами, Марат выудил из кармашка портмоне банковскую карту и, прицелившись, с первого раза вогнал ее в узкую щель. Не двигая телом, официант целомудренно отвернул голову.
– Скажи девушкам, чтоб не обижались на моего друга, – выдернув карту, Марат посмотрел на официанта, – он только пьяный дурной.
– Не он один, – философски заметил черный сюртук, – но спасибо, передам.
– Ага. Ладно, я это… домой.
– До свидания, Марат Борисович! Ждем вас снова!
– Кто бы сомневался…
***
Ни Разгонова, ни Петра на улице уже не было. Отмахнувшись от подбежавшего таксиста, Марат огляделся, пытаясь сообразить, в какой стороне его новая квартира. В голове шумело, как после хорошей схватки, коих он провел немало, провалявшись на ковре половину сознательной жизни. Подсвеченные очертания домов слегка расплывались, хотелось верить, что от чистого ночного воздуха, а не из-за количества выпитого. Бывший чемпион по самбо не был алкоголиком, пить Марат умел, унижая избалованных непыльной работой коллег по городской думе умением не только встать после литра, но и ходить прямо. Марату уверенно прочили блестящее будущее политика…
«Когда-нибудь сдуется», – завидовали пьянеющие со ста граммов новички.
«Из молодых, да ранних», – считали съевшие не одну политическую собаку более опытные, с интересом приглядываясь к Марату.
Ему было плевать на их мнение. Не то чтобы он открыто демонстрировал, но путь Марата в депутаты был куда извилистей и честней многих старожилов Думы, всякий раз оказывающихся в ней неисповедимыми путями. Его дорога была тернистой, как наждак, о который он истерся до крови, проходя круг за кругом бюрократического и юридического ада. Марат мог написать книгу о своей борьбе за справедливость, но такого желания у него, к счастью, не было…
А началось все со скандала, в котором его, многократного и заслуженного, обвинили в употреблении допинга. Полтора года Марат искал правды, нашел свидетелей, представил доказательства и таки добился своего – суд вынес решение в его пользу, признав, что результаты проб были слегка сфальсифицированы. Оправдать-то оправдали, но потерю спортивной формы за полтора года никто не возместит, а в тридцать лет это сделать не так-то просто. С самбо пришлось завязать, но жизнь, как выяснилось, только начиналась. Демарш одиночки против всесильного антидопингового комитета не остался незамеченным: умные люди посоветовали баллотироваться в городскую думу, дескать, герои нужны всегда. Таким уж героем Марат себя не считал, скорее, упрямым, как осел. Рассудив, что ничего не теряет, он легко выиграл выборы по адресу тети Лизы, у которой был прописан, не приложив особых усилий. Его победа вызвала переполох, поскольку он даже не заметил, как смел многоопытного конкурента из партии власти, половину своей жизни просидевшего в депутатском кресле, а поднявшийся шум еще сильнее взвинтил и без того уже немалыйинтерес к его персоне.
Марат не скрывал своей неопытности, не лез в партийные распри, редко участвовал в диспутах, переходящие как правило в лениво-матерные переругивания, хотя успел отметиться, демонстративно отказавшись голосовать за принятия очередных норм коммунального грабежа. Он все еще пребывал в эйфории, в состоянии чемпиона, дважды доказавшего право на место под солнцем, и жизнь его текла приятно, местами беззаботно.
А через пару месяцев встреч, банкетов и фуршетов по всякому поводу на него вдруг свалилось наследство от человека, о существовании которого если и слышал, то давно и надежно забыл. Квартира в сталинском доме на главной улице страны стоила сумасшедших денег, что пагубно отразилось на его кошельке, когда пришлось платить налог за нежданное наследство. Другую половину сделанных при спортивной жизни накоплений еще раньше съели алчные адвокаты, остатки же активно допивались последние три дня…
Думать не хотелось. Сделав глубокий вдох, Марат почувствовал головокружение, которое быстро прошло. Дома обрели контуры, и стало очевидно, что ему налево, в сторону быстро мелькающих на огромном электронном щите рекламных кадров и ярких огней «Ritz Carlton». Стараясь сохранять равновесие, Марат неспешно двинулся вниз по улице, бормоча привязавшуюся песню…
***
Тишина в квартире казалась живой, затаившейся. Команда уборщиц уже поработала, отмыв и протерев все что можно, но до сих пор в проветренной квартире присутствовал запах старины, извлекая из глубин мозга бессвязные кадры то ли «Броненосца Потемкина», то ли «Чапаева». Но сейчас Марату было не до старины – на остатках воли добежав до уборной, справился с закусившей удила молнией и замер, сознавая ничтожность человека, которому для счастья и нужно-то – вовремя отлить.
Унитаз, которым за все время оформления наследства он так и не воспользовался, оказался незнакомой конфигурации. Пришлось искать слив, представленный в виде деревянной ручки на почерневшей за многие годы цепочке, свисающей с установленного под потолком сливного бочка.
«Каменный век», – пробормотал Марат, выбираясь в коридор, где почему-то пахло как перед грозой.
Спальня была прямо по курсу. Большая кровать, единственная приобретенная Маратом мебель, стояла меж двух окон, завешенных тяжелыми шторами, вышедшими из моды еще при Шекспире, совершенно не вписываясь в интерьер. Это обстоятельство вносило смятение в душу нового владельца, но не в данную минуту. Сейчас его мысли и чаяния были устремлены к подушке, до которой оставалось всего несколько метров, и он уже добрался до двери в спальню, когда за спиной раздались звуки, напомнившие треск электрических разрядов, а в воздухе заметно посвежело. Ухватившись за дверной проем, Марат обернулся, с удивлением созерцая разлетающиеся по коридору мелкие частицы, похожие на осыпающуюся штукатурку.
Подняв голову, он ничего не увидел. Высокий потолок терялся во мраке и тоже казался древностью, коей следовало заняться в самое ближайшее время. Пока он пялился в невидимый потолок, треск повторился, но уже совсем рядом. Марат посмотрел вправо, откуда донесся звук: неяркий свет из комнаты падал на рубильник, откуда тянулась витая проводка, теряясь в царящей под потолком тьме.
Мысль о коротком замыкании вынудила подойти к проводке и пошатать ее, не думая о возможных последствиях. Древняя проводка на провокацию не поддалась, что также было подозрительно, но никаких видимых повреждений, характерного запаха горелого или искр не наблюдалось. Дернув для верности еще разок, Марат дважды щелкнул таким же антикварным рубильником, зевнул и поплелся в спальню, пытаясь зарубить на носу, что нужен электрик, сантехник и вообще рано он сюда переехал. Похоже, дед-меценат не особо заботился о ремонте, а комфорту вообще не уделял никакого внимания, и этим следовало заняться безотлагательно. Добравшись до кровати, Марат рухнул и, летя в пропасть без сна, попытался удивиться, услышав ворчащий мужской голос: «Чертовы пробки!» Или коробки? Уверенности не было…
Что самое плохое в вечеринках? Конечно же, утро! Окинув комнату одним раскрывшимся глазом, Марат с удручающей ясностью понял, что проснулся совершенно зря. Выцветшие за десятилетия обои, высокие потолки с нелепым, обрамляющим бордюром – черт! Как же болит голова! А это все менять!
Мысль придала энергии, которой едва хватило, чтобы встать и узреть реальность с другого угла. Отсюда мир казался иным. Он не помнил, как раздевался, но по цепочке одежды на полу было ясно, что последними он снял валявшиеся у самой кровати туфли. Как это произошло, голова понимать отказывалась, решая куда более важную задачу о срочных мерах по снятию синдрома.
Из доступных средств была только вода. Быстро разобравшись в примитивной конструкции душа, Марат пустил холодную воду и в следующую секунду героически согнул шею, подставляя голову под холодную струю. Стоять было неудобно, шея затекала, но он терпел, сколько мог, затем еще и еще, заставив себя досчитать до десяти.
Холодная вода освежила, но ясности не прибавилось. Все тот же опыт намекал на плотный завтрак с парой-тройкой капель, но при одной только мысли о спиртном, затрясло так, что желание завтракать исчезло, как не бывало. Вернувшись в комнату, Марат нашел почти разряженный мобильник и проверил счет, надеясь, что там остались деньги, чтобы оплатить доставку какой-нибудь еды. Сумма на счете умиляла своим безграничным совершенством – ноль рублей, ноль копеек.
«Вот же ж!» – изумленно пробормотал Марат, исподлобья глядя на мобильник, словно надеясь, что с этого угла ноль обретет другое значение.
Чуда не случилось, ноль остался нолем, напомнив древний анекдот про дырку от бублика. Вспомнив, как они с Разгоновым мотались из кабака в клуб, из клуба в баню и снова в кабак, Марат с трудом удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу – что это на него нашло?! Три дня пьянки! Подобного «штопора» не было даже после золота на чемпионате мира, а тут Остапа несло и несло…
Значок на дисплее телефона активно сигнализировал об умирающем аккумуляторе, но спасительная мысль заставила проигнорировать предупреждение. Найдя номер Разгонова, Марат нажал на вызов, успев подумать, что глупо получается – «вчера угощал, сегодня денег прошу». Еще подумает…
– Аллё, – раздался хриплый голос Разгонова, прервав нравственные мучения.
– Женя, привет!
– Хто? – Прочищая горло, спросил вчерашний собутыльник.
– Дед Пихто!
– А, Марат, – громко зевнул Разгонов, – случилось чё?
– Нет, – Марат чуть помедлил, – то есть, да.
– Умер что ли кто?
– Да чего ты со своим умер! – Марат поморщился, – Жень, у тебя есть деньги?
– Смотря, что ты называешь деньхами, – философски прохрипел Разгонов.
– Полтинник до зарплаты. Вещи перевезти, телевизор, – подумав, добавил для убедительности, – тут даже кофейника нет!
– Полтинник не деньги, а единица измерения, – продолжал мудрствовать народный избранник, тщетно пытаясь прочистить горло, – или даже половина. Если вдуматься, это вообще настолько малая частица, что кое-кто…
– Знаю, – перебил его Марат, – пароходы долларами топит! Так что, поможешь, философ монетаризма?
– Номер карты скинь, – Разгонов помолчал секунду, – кстати, знаю один стрип-бар, там девки – мертвого поднимут! Пошли, угощаю!
– Не сегодня, Жень! Надо в форму прийти, квартира, то-се…
– Ладно, может, Митрича уболтаю. Он хоть и пень старый, а девочек любит, – жуткий смех Разгонова, искаженный неизученным до конца электричеством, резал слух, и Марат поспешил закончить разговор.
– Сейчас номер скину и… спасибо, друг, выручил!
Марат вбил шестнадцать цифр и, отправив сообщение, торопливо оделся, пытаясь распланировать день. Звук СМС отвлек от решения брать машину сразу или сначала съездить на съемную квартиру, в которой прожил больше года. Цифра переведенной суммы показалась странной и, уставившись в экран мобильника, Марат пальцем сосчитал ноли. Убедившись, что не ошибся, вновь набрал номер Разгонова…
– Ничего я не перепутал, – упредил его снявший трубку Разгонов, – полтинник для нищих, а пятьсот чтобы не чувствовать себя таким.
– Жень, моя зарплата втрое меньше. Сколько мне эту пятихатку тебе отдавать?
– Не парься, отдашь. А про зарплату и в самом деле подумать надо, тем более, ты у нас, считай, начинающий глас народа, тебя знают, а кое-кто даже любит! Недооценивают, правда, но это пока!
Разгонов засмеялся собственной двусмысленности. Вместо смеха мобильник вновь выдал потрескивающее шипение. Марат сморщился, убрав от уха трубку. Выждав, когда раздастся далекое «аллё», он прервал возгласы Разгонова:
– Я серьезно, Жень! Ни к чему было столько…
– Тебе говорили, что ты бываешь нудным? Избавляйся! Публичный человек не должен быть занудой, иначе он быстро перестанет интересовать! А за бабки не переживай, тут в богатом комитете место освобождается, там прибавочка к нашим жалким пенсиям с пятью нолями!
– Что за комитет?
– Потом расскажу. Все, пользуйся, а я на горшок. Чё-то мы не то вчера съели.
Марат помедлил, едва не ляпнув про лошадиные дозы вынюханного Разгоновым кокаина, запоздало крикнул в трубку «спасибо», но его уже никто не слушал. Не успел подумать, с чего начать методичное истребление рублей, как в прихожей раздался электрический треск. Вспомнив ночной опыт по дерганию проводов, Марат быстро подошел к вьющемуся до самого патрона шнуру, потянул носом резко посвежевший воздух, вынюхивая запахи горения, но, как и вчера, ни дыма, ни других признаков возгорания не было.
А разлетающиеся частицы были! Мелкие, похожие на пепел, они медленно кружились в середине широкого коридора, оседая на плечи мужчины в пижамных штанах с папиросой в руке и без ног, вместо которых плавал сероватый дым! Не опираясь ни на что, гражданин висел в воздухе, сердито глядя на замершего в изумлении Марата. Выпустив дым, мужчина в пижаме открыл рот, явно собираясь сказать что-то нелицеприятное, как вдруг исчез! Протянув для верности руку, Марат помахал перед собой – никого! Он с трудом удержался, чтобы не ущипнуть себя и огляделся в пустом коридоре. Все так же кружась, мелкие частицы медленно оседали на пол, а в грозовом воздухе отчетливо ощущался едкий запах табака…
***
Следующие несколько часов, заполненные возней с переездом он то и дело вспоминал привидевшегося мужчину, так и не определившись, стоит ли обращаться к врачу. Никогда прежде с ним не случались галлюцинации, и было непросто понять к кому именно обращаться. К наркологу? Психологу? Неопределенность нервировала, и Марат несколько раз ловил себя на мысли, что граммов сто пятьдесят помогут в решении мучившего его вопроса, всякий раз отметая ее, как пораженческую. Нужно обустроиться в квартире, о чем он и не задумывался, опустошая в каждом попавшемся заведении заметно прохудившийся кошелек, так что о спасительном градусе и речи не шло. Был один знакомый еще со спортивных времен нарколог, но что-то останавливало, а психологов, слава те, среди друзей не имелось. Мысль о тете Лизе, большом специалисте в области всяких гаданий, ворожбы и других причуд современности натолкнула на идею поговорить с каким-нибудь экстрасенсом. Ненавязчиво так намекнуть о привидении…
– Ненавязчиво! – вслух усмехнулся Марат от одной только мысли.
– Что?! – отозвался один из рабочих с большой коробкой в руках.
– Ничего, – Марат покачал головой, – все, что в коробках – в машину.
– А мы что делаем? – недовольно пробурчал рабочий.
Марат огляделся. Работы здесь еще на час, а мешать работягам не входило в планы, тем более, хозяйка квартиры находилась во дворе, внимательно следя за выносимыми вещами. Марат сбежал на первый этаж, пропустил возвращающихся грузчиков и вышел на улицу. Любовь Дмитриевна стояла у раскрытого кузова «Газели», с подозрением оглядывая коробки. Увидев Марата, она ткнула пальцем в одну из коробок с надписью «Sony»:
– Не мое?! – голос ее был строг, а тон справедлив.
– Насколько я помню, это мой телевизор.
– Уверен? – не разглаживая нахмуренный лоб, уточнила хозяйка, окинув Марата недоверчивым взглядом, – а за свет ты уплатил?
– И за воду тоже.
Марат попытался обойти женщину, но Любовь Дмитриевна явно не торопилась отпускать бывшего квартиранта.
– И где ты теперь жить будешь?
– Я уже говорил, на Тверской.
– Ну да, ну да, – недоверчиво пробормотала хозяйка, – от деда, значит, наследство?
– От него, ага, – Марат тяготился бессмысленным разговором, но старался быть вежливым, – Любовь Дмитриевна, я все оплатил, но если вдруг забыл что, у вас есть мой номер, наберите – решим. А сейчас, извините, я спешу.
– Спешит он! Знаем мы вас! – Любовь Дмитриевна и не думала освобождать путь, – законов понапринимали, а нам расхлебывать!
Спорить с ней было бессмысленно, в чем Марат уже давно успел убедиться. Обогнув бывшую квартирную хозяйку, он протиснулся между бортом грузовика и бетонным забором, старательно отгоняя идею посетить ближайшее кафе, где можно тихо посидеть с бокалом темного нефильтрованного и махнул подъехавшему такси.
– В ЦУМ! – Бросил Марат, падая на заднее сидение.
– Да хоть в ГУМ! – бодро ответил таксист…
Пнув дверку массивного холодильника, занимавшего едва ли не половину кухонной площади, Марат поплелся в коридор, откручивая по дороге крышечку с не успевшей запотеть бутылки. Хлебнув пива, он бросил взгляд на огромное зеркало с потускневшей от времени рамой, полюбовался на висевший напротив календарь 1970 года с фотографией американских космонавтов на Луне, раздумывая, снять этот раритет сейчас или позже.
Победила лень. Мудро решив отложить перестановку, Марат прошел в гостиную. Сложно было поверить, что за окном двадцатые годы третьего тысячелетия, а не XIX век или XVII старый журнальный столик с полустершейся от времени шахматной доской, массивный, будто спроектированный под древних титанов потерявший форму и цвет диван, облезлый комод. Довершала картину антикварного уныния витиеватая люстра, висящая почему-то в левой половине потолка гостиной. Упав на судорожно скрипнувший диван времен Екатерины I, Марат сделал пару глотков и принялся за остывшую пиццу. Он механически жевал, стараясь убедить себя, что день прошел не напрасно, но засевшая где-то в печени тревога не отпускала.
С обывательской точки зрения все было хорошо: вещи перевезены и аккуратно брошены в одной из комнат, завтра придут электрик, сантехник и кто-то от местного провайдера. В ЦУМе Марат заказал кое-что из мебели, решив постепенно избавляться от старого хлама в виде комодов, тумбочек, массивных сервантов и двух диванов, на одном из которых в эту минуту предавался ленивым раздумьям. Не определился по поводу книжных шкафов и стеллажей, закрывавших в гостиной две стены, в глубине души сознавая, что еще не скоро доберется до заполнявших полки книг.
Читать Марат не любил с детства. Читал, конечно, но не часто. Всегда не хватало времени, которое отбирал спорт, во-вторых, хватало и первого, однако обилие книг придавало комнате обжитой, а хозяину вид образованного, поэтому вопрос оставался открытым. В конце концов книги всегда можно пожертвовать какой-нибудь библиотеке, хотя Марат не был уверен, сохранились они еще или уже сданы под очередную «Пятерочку»…
Телефонный звонок прервал вялотекущие мысли. Взглянув на экран мобильника, Марат пару секунд не решался ответить, но все же вдавил светящуюся зеленым кнопку.
«Ну и гад же ты!» – донесся из трубки высокий, с резкими нотками голосок.
Конечно, это была Лика. Неприлично богатые родители, вечное мужское внимание, зависть подруг – с этим все было хорошо. Но в какой-то момент она вбила себе в голову, что генетически Марат идеально подходит на роль отца ее детей. Сама рожать она и не думала, чтобы не портить фигуру, которой уделяла много внимания, днями пропадая в тренажерных залах, спа, косметических салонах и парикмахерских.
«Суррогатная мама! – выдала на вопрос растерянного Марата, как в таком случае может что-то родиться, – она будет носить нашего ребенка! И рожать! А мы его воспитаем! Правда же здорово?»
Они познакомились месяц назад на вечеринке у Разгонова, и в тот же вечер оказались в постели, где Лика умела такое, что еще не отошедшему от спортивного стоицизма Марату и не снилось. Это было здорово, но беспокоило, что в отношениях не было ни капли романтизма. Впрочем, все это уже было в пусть и недалеком, но прошлом, а совесть его была чиста – инициатором расставания стала Лика…
– Ты оглох там?! – резкие нотки продолжали терзать барабанную перепонку.
– Не хочу нарушать неловкое молчание, – спокойно ответил Марат, глотнув для уверенности теплого пива.
– Это все, что ты можешь сказать, после того как неделю на звонки не отвечал?!
– Но…
– Ты думаешь, я не знаю, как вы напивались с этим идиотом Разгоновым, отмечая новоселье, куда почему-то забыл пригласить меня?!
– Но ты же…
Договорить не удалось – на другом конце зарождался ураган, которые неспроста все чаще называют женскими именами.
– Что я?! Ты бросил меня?! Да кто ты такой?! Идиот! Жалкий спортсменишка! Наркоман хренов!
– Я не наркоман, – успел вставить Марат.
Опровергать обвинение в идиотизме было бессмысленно, в чем он убедился уже давно, выслушивая ее рассказы про идиотов друзей, идиоток подруг и остальном роде человеческом за единственным счастливым исключением в виде ее самой.
– Да как ты вообще посмел?!
Это грозило затянуться. Марат постучал пальцем по микрофону, заглушая доносящийся из трубки крик, дунул дважды и, дождавшись напряженной тишины, произнес:
– Мы уже две недели как расстались, и ты была не то чтобы против, а сама предложила мне валить к чертовой матери, раз я не желаю быть суррогатным папашей.
– Я была не против?! – пауза показалась Марату райской тишиной, но она закончилась через секунду, – да, я! А сейчас против!
– Я что-то запутался.
– Потому что ты идиот!
– Это понятно…
– Неужели?! Тебе недоступно понимание, потому что ты…
– Идиот, я знаю, – закончил за нее Марат, – Лика, можно вопрос? Почему ты ко всем относишься с превосходством?
– Потому что я превосходна! Ты еще не понял?! А, ну да, ты же…
– Ты повторяешься. Это все?
– Нет, еще хотела сказать, чтобы ты шел в жопу! И не звони мне больше!
Марат не ответил. Собственно, отвечать было некому – из трубки не доносилось никаких звуков, и он облегченно выдохнул. Отложив мобильник, он поднял бутылку и услышал знакомый, доносившийся из коридора треск.
«Черт!» – пробормотал он, вскакивая с бутылкой в руке.
Пиво пролилось на одежду, но Марат даже не заметил. Стараясь не шуметь, на цыпочках подбежал к двери и осторожно выглянул в коридор. Не увидев висящего в воздухе мужика, на всякий случай принюхался – вновь пахло озоном и чем—то настолько знакомым, что в первую минуту он даже не поверил. Запах не проходил, а лишь усиливался, и память услужливо напомнила, что так обычно пахнет… жареная картошка! Откуда она могла взяться в квартире, где из еды присутствовали только холодная пицца с теплым пивом, но сомнений не оставалось – пахло жареной (Марат принюхался с видом знатока) на топленом масле картошкой!
