bannerbannerbanner
Священный цветок. Чудовище по имени Хоу-Хоу. Она и Аллан. Сокровище озера

Генри Райдер Хаггард
Священный цветок. Чудовище по имени Хоу-Хоу. Она и Аллан. Сокровище озера

Полная версия

Глава IX
Бауси – король племени мазиту

Около полудня мы тронулись в путь и направились в город Беза, резиденцию короля Бауси, куда должны были прибыть к вечеру следующего дня. Несколько часов отряд мазиту шел перед нами, вернее, туземцы шагали со всех сторон. Но мы пожаловались Бабембе на пыль и шум, и он с трогательным доверием к нам приказал воинам идти вперед. Предварительно он заставил нас поклясться именем матери (для многих африканских племен это самая сильная священная клятва), что никто не сбежит. Признаюсь, я, не особенно радуясь компании, согласился не сразу. От Джерри я узнал, что расстроенный Имбоцви покинул соплеменников и отправился по своим делам. Если бы решение зависело исключительно от меня, я попытался бы нырнуть в густой кустарник и затеряться там. Потом пересек бы границу и несколько месяцев сухого сезона пробирался к югу, добывая себе пропитание охотой. Зулусские охотники, Ханс и особенно Сэм желали того же. Но когда я сказал об этом Стивену, он начал упрашивать меня оставить эту мысль.

– Послушайте, Квотермейн, – говорил он, – я явился в это захолустье за прекрасной орхидеей циприпедиум и либо добуду ее, либо умру. Конечно, – прибавил он, не увидев в наших глазах согласия, – я не имею никакого права подвергать риску вашу жизнь. Поэтому, если вы считаете затею опасной, я пойду один со стариной Бабембой. Кто-нибудь из нас должен посетить крааль Бауси, на случай если туда явится джентльмен, которого вы называете Братом Джоном. В общем, решение принято, обсуждать больше нечего.

Я закурил трубку и, глядя на этого упрямого юношу, постарался обдумать вопрос с разных сторон. В конце концов я пришел к заключению, что Стивен прав. Конечно, подкупив Бабембу или как-нибудь иначе, мы могли бы бежать и избавиться от многих опасностей. Но с другой стороны, мы приехали явно не для того, чтобы так быстро ретироваться. Далее, за чей счет мы сюда приехали? За счет Стивена Сомерса, желавшего следовать плану. Наконец, не говоря уж о шансе встретить Брата Джона (перед ним я морального долга не чувствовал, он ведь сбежал от нас в Дурбане), я не люблю проигрывать. Мы собирались посетить загадочных дикарей, почитающих обезьяну и цветок, и должны идти вперед, пока позволяют обстоятельства. Опасность всюду. Тот, кто бежит от них, успеха не добьется.

– Мавово, инкози Вацела не желает бежать, – пояснил я, указывая своей трубкой на Стивена. – Он хочет идти дальше в страну народа понго, раз такая возможность существует. Помни, Мавово, он заплатил за все и нанял нас. Если все сбегут, сказал Вацела, он пойдет с мазиту один. Но если кто-нибудь из вас, охотников, захочет уйти, ни он, ни я не воспротивимся. Что ты скажешь на это?

– Я скажу, Макумазан, что инкози Вацела великодушен, хоть и очень молод. Куда бы вы ни отправились, я последую за вами, другие охотники, думаю, тоже. Не люблю я этих мазиту: отцы у них зулусы, а вот матери не могут похвастаться благородным происхождением. Мазиту все как есть ублюдки, о понго я слышал только дурное… Но плох тот бык, который, завидев лужу, замирает на месте. Надо идти вперед. Даже если мы увязнем в болоте, что с того? Тем более моя змея говорит: если мы и увязнем, то не все.

Итак, мы решили попыток к бегству не предпринимать. Сэм, правда, настаивал, но когда дошло до дела и ему предложили взять осла и припасы в дорогу, он изменил свое намерение.

– Думается мне, мистер Квотермейн, – провозгласил он, – что лучше окончить дни в благородном обществе, нежели в одиночестве пытаться ускользнуть от неизбежного.

– Отлично сказано, Сэм! – похвалил я. – А пока не настало неизбежное, приготовь-ка нам обед.

Итак, отбросив сомнения, мы продолжили наше путешествие – без особых проблем, так как вместо сбежавших носильщиков нам предоставили новых. Бабемба в сопровождении одного воина шел вместе с нами. От него мы узнали многое. Оказывается, мазиту были многочисленным народом, способным собрать от пяти до семи тысяч воинов. По преданию, они происходили от того же племени, что и зулусы, о которых мазиту едва слышали. И действительно, многие их обычаи, не говоря уже о языке, напоминали зулусские. Впрочем, и по военной организации, и в других отношениях мазиту казались более примитивными. Зато в устройстве жилища они зулусов превзошли. Многочисленные краали, которые мы видели, выглядели добротнее зулусских. Так, в домах вместо норы был предусмотрен дверной проем, и туда можно было войти не нагибаясь.

По дороге мы ночевали в одном из таких домов и назвали бы его удобным, если бы не бесчисленные блохи, которые в конце концов выгнали нас во двор.

В остальном же мазиту очень напоминали зулусов. Они жили в краалях и разводили скот. Народом управляли вожди, подчиненные верховному вождю, или королю. Они верили в колдовство и приносили жертвы духам предков и могущественному богу, который вершил дела мира и объявлял свою волю через колдунов. Наконец, мазиту не отличались миролюбием – предпочитали войну, под малейшим предлогом нападали на соседей, убивали мужчин, похищали женщин и скот. Достоинствами они тоже обладали – добротой, гостеприимством, хотя с врагами обращались жестоко. Кроме того, они ненавидели торговлю невольниками и тех, кто ею занимался, твердили, что лучше убить человека, нежели лишить его свободы. Они питали отвращение к людоедству и поэтому, более чем кто-либо, гнушались понго, слывших людоедами.

Позади осталось живописное, плодородное высокогорье, прекрасно орошенное и, за исключением долин, не заросшее кустарником, и к вечеру второго дня мы прибыли в город Беза. Он располагался на обширной равнине, опоясанной невысокими холмами и возделанными полями, очень красивыми: пришла пора собирать кукурузу и другие зерновые. Город был неплохо укреплен – его обнесли неприступным деревянным палисадом, по обе стороны которого посадили опунцию и другие кактусы.

Внутри палисада город делился на кварталы, населенные представителями различных ремесел. Так, один квартал назывался Кузнечным, второй – Военным, третий – Земледельческим, четвертый – Кожевенным и так далее. Король с гаремом и свитой жил у северных ворот, а перед ними в полукруге хижин лежал пустырь, куда при необходимости загоняли скот. Во время нашего пребывания в городе на пустыре кипела торговля и обучались воины.

Мы вошли в этот город, вероятно многонаселенный, через южные ворота, сложенные из крепких бревен. Солнце уже садилось, когда мы добрели до гостевых хижин в конце центральной улицы, на которую высыпали местные жители, решившие на нас посмотреть. Хижины располагались в Военном квартале. Забор сулил гостям уединение.

Вежливые по натуре, мазиту встретили нас молчанием. Мне казалось, они смотрят на нас со страхом, смешанным с любопытством. Воины салютовали нам копьями. Хижины, в которые нас привел Бабемба, наш новоиспеченный друг, удивляли чистотой и уютом. Все наше имущество, включая ружья, отобранные у невольников перед их бегством, сложили в одной из хижин и выставили там охранника. Ослов привязали к забору, по другую сторону которого тоже появился вооруженный охранник.

– Разве мы пленники? – спросил я Бабембу.

– Король охраняет своих гостей, – загадочно ответил тот. – Не угодно ли белым господам что-нибудь передать королю? Я увижу его сегодня вечером.

– Да, – ответил я. – Передай королю, что мы братья того, кто около года тому назад вырезал ему опухоль. С тем человеком мы условились здесь встретиться. Я говорю о белом господине с длинной бородой, которого вы, туземцы, зовете Догитой.

Бабемба встрепенулся:

– Вы братья Догиты? Что же вы прежде не упоминали его имени? Когда вы должны с ним здесь встретиться? Знайте, для нас Догита – великий человек, ибо с ним одним наш великий король Бауси вступил в кровное братство. Для мазиту Догита то же, что и король.

– Бабемба, мы не упоминали о нем потому, что не говорим обо всем сразу. Что касается того, когда мы должны встретиться, то я не знаю этого. Знаю лишь то, что Догита сюда придет.

– Да, господин Макумазан, но когда, когда? Король захочет это знать, и вы должны ответить. Господин, – прибавил он, понизив голос, – вы в опасности, у вас здесь много врагов… Наши земли закрыты для белых людей. Если хочешь спастись, завтра сообщи королю, что Догита, которого он очень любит, придет сюда, чтобы поручиться за вас. Надо, чтобы он явился поскорее, и в тот день, который ты укажешь, иначе твой брат Догита может не застать тебя в живых. Все это я сказал тебе как друг. Остальное зависит от тебя.

Бабемба встал и, не проронив больше ни слова, вышел через дверь хижины и ворота ограды мимо часового, который отступил в сторону, чтобы дать ему дорогу. Я тоже поднялся с табуретки, на которой сидел, и в ярости зашагал по хижине.

– Понятно, что сказал этот старый дурак? – воскликнул я, обращаясь к Стивену (боюсь, прозвучало словцо покрепче). – Он сказал, что мы должны точно указать день, когда в город Беза явится другой старый дурак – Брат Джон. В противном случае дикари нам перережут глотки, как и собирались изначально.

– Положение незавидное, – заметил Стивен. – В город Беза не ходят поезда-экспрессы, да если бы и ходили, мы не поручились бы, что на одном из них приедет Брат Джон. Он ведь впрямь существует? А то очень похоже на имя нарицательное…

– Конечно существует, точнее, существовал. Ну почему этот осел не дождался нас в Дурбане, а удрал на север страны зулусов, чтобы ловить бабочек и сломать там ногу или, чего доброго, шею.

– Трудно сказать. Порой в собственных поступках не разберешься, а тут Брат Джон.

Мы снова плюхнулись на табуретки и уставились друг на друга. Тут в хижину прокрался Ханс и сел на землю перед нами. Дверь имелась, он мог просто войти, но, неизвестно почему, вполз на животе.

– Чего тебе надо, уродливая жаба? – злобно спросил я.

Ханс действительно напоминал жабу, складки кожи на подбородке тряслись совсем по-жабьи.

– У бааса неприятности? – спросил он.

 

– Полагаю, да, – ответил я. – Тебе тоже наверняка неприятно будет корчиться на конце копья мазиту.

– У мазиту широкие копья, они делают большие дыры, – заметил Ханс, и я в ответ встал, чтобы вышвырнуть его из хижины, ибо мне было противно слушать его изречения. – Баас, – продолжал он, – в этой хижине есть дыра, через которую слышно все, если лежать у стены, притворяясь спящим. Я слышал разговор бааса с этим одноглазым дикарем и баасом Стивеном.

– И что с того, маленькая змея?

– Чтобы нам не погибнуть в этом месте, откуда нет спасения, баас должен точно узнать день и час, когда прибудет Догита.

– Эй, желтый идиот, если ты снова начинаешь свои… – И я осекся, решив, что лучше выслушать Ханса до конца, нежели срывать на нем раздражение.

– Мавово – великий колдун, баас. Его змея – самая сильная во всей стране зулусов, за исключением змеи его учителя, старого раба Зикали. Он говорил, что Догита лежит где-то со сломанной ногой, но придет сюда встретиться с баасом. Мавово наверняка скажет и о том, когда придет Догита. Я сам спросил бы об этом Мавово, да он не заставит свою змею работать для меня. Поэтому пусть лучше баас его спросит. Вдруг Мавово забудет, что баас смеялся над его гаданием?

– Ну конечно! – воскликнул я. – Где гарантии, что рассказы Мавово о Догите не вздор?

Ханс изумленно на меня уставился:

– История Мавово – вздор?! Змея Мавово солгала? Ох, баас смотрит на дело слишком по-христиански. Конечно, благодарение отцу бааса, я тоже христианин, но не настолько, чтобы не отличить хорошее гадание от плохого. Змея Мавово лгунья? И это после того, как похоронен первый из охотников, которым в Дурбане перья предсказали смерть? – Ханс захихикал, а потом добавил: – Расклад такой: либо баас спрашивает Мавово, вежливо спрашивает, либо нас убьют. Я-то не против, новую жизнь в другом мире начну с удовольствием. Но пусть баас представит, какой шум поднимет Сэм. – С этими словами Ханс выскользнул из хижины.

– Ну и положение! – пожаловался я Стивену. – Я, белый человек, понимающий, что кафрское гадание чистый вздор, должен просить дикаря сообщить мне то, чего он знать не может! Это унизительно! Пусть меня повесят, если я сделаю это!

– Сделаете вы это или нет – вас все равно повесят, – проговорил Стивен, мило улыбаясь. – Но, старина, почему вы так уверены, что все это вздор? Сколько чудес вздором не были? Раз чудеса существуют, почему бы им не существовать теперь? Я знаю, что вы мне на это возразите, потому дальше спорить бесполезно. Однако я не так горд, как вы. Я попробую смягчить каменное сердце Мавово – мы с ним почти приятели – и уговорю его раскрыть книгу оккультной мудрости, – пообещал Стивен и вышел.

Несколько минут спустя меня вызвали из хижины принять овцу, которую вместе с молоком, туземным пивом, хлебом и другими припасами, включая фураж для ослов, прислал нам Бауси. Тут я должен заметить, что во время нашего пребывания у мазиту мы ни в чем не нуждались. Здесь не знали голода, типичного для Восточной Африки, где путешественнику не купить еды ни за какие деньги: ее попросту нет.

Я велел поблагодарить короля и передать, что завтра надеюсь посетить его с дарами. Потом я отправился искать Сэма, чтобы приказать ему зарезать и приготовить овцу. Я нашел его, вернее, услышал его голос за камышовой перегородкой между двумя хижинами. Он выступал в качестве переводчика между Стивеном Сомерсом и Мавово.

– Мистер Сомерс, этот зулус утверждает, что хорошо вас понял и что дикарь Бауси убьет нас, если не услышит, когда придет сюда его любимец, белый человек Догита. Он также убежден, что с помощью гадания мог бы выяснить, когда это случится и случится ли вообще. Скажу по секрету, мистер Сомерс, это ложь невежественного язычника. Он добавляет, что ни собственная, ни чужая жизнь для него ничего не стоит. «Не стоит и зернышка на кукурузном початке» – вот как он на самом деле выразился. И я верю в это, судя по тому, что слышал о его деяниях. На своем вульгарном языке он говорит, что нет разницы между желудком гиены из страны мазиту и желудком другой гиены, что здешняя земля так же хороша для его костей, как и любая другая, ведь земля есть худшая из гиен, рано или поздно пожирающая все, что родит. Извините, мистер Сомерс, что я повторяю пустую болтовню этого дикаря, но вы сами приказали точно передавать его слова. Этот безрассудный человек говорит, что неведомая сила – он называет ее «силой, которая заставляет сиять солнце и вышивает покров ночи звездами», еще раз извините, – заставила его появиться на свет и в определенный час унесет его из этого мира назад во мрак, в вечное лоно, где он либо уснет, либо вернется к жизни по воле той неведомой силы, – я точно перевожу его слова, мистер Сомерс, хотя не знаю, что все это значит, – и что ему безразлично, когда это случится. Еще он твердит, что стареет, что он повидал много горя, – полагаю, он подразумевает гибель своих чернокожих жен, которых другие дикари забили до смерти, и ребенка, к которому он был привязан, – а вы молоды, ваша жизнь, полная счастья, как он искренне надеется, еще впереди. Поэтому он с радостью сделает все, что в его силах, чтобы спасти вам жизнь, ибо хоть вы белый, а он черный, он любит вас и считает своим сыном. Да, мистер Сомерс, и мне очень неловко это повторять. Если понадобится, он отдаст за вас жизнь. Отказать вам в чем-нибудь для него все равно что разрезать себе сердце пополам. И все-таки он должен отказать вам в просьбе и не станет спрашивать у существа, которое называет змеей (что он под этим подразумевает, я не знаю), когда белый человек по имени Догита сюда прибудет. Он говорит, что после того, как мистер Квотермейн посмеялся над его гаданием, он больше не станет этим заниматься и скорее умрет, нежели нарушит свое слово. Вот и все, мистер Сомерс, вполне достаточно, как вам, наверное, кажется.

– Ясно. Передай вождю Мавово, что я все понял и благодарен ему за подробное объяснение, – ответил Стивен. (Я отметил, что слово «вождь» он произнес с особым нажимом.) – Еще спроси, нет ли выхода из такого серьезного положения.

Сэм перевел эти слова на зулусский язык, которым владел в совершенстве, без всяких добавлений или комментариев.

– Выход только один, – проговорил Мавово, то и дело нюхая табак. – Макумазан должен сам меня попросить. Макумазан – великий вождь и мой старый друг. Ради дружбы я готов забыть то, что припомнил бы кому-то другому. Если он придет ко мне и без насмешки попросит применить мое искусство на благо всем нам, я соглашусь, хотя прекрасно понимаю, что для него ветер просто шевелит прах и разбрасывает как попало. Макумазан, как и другие белые мудрецы, забывает, что ветер, разбрасывающий прах, дует нам в ноздри и для ветра мы тот же прах.

На пару минут я задумался. Слова свирепого дикаря Мавово, несмотря на то что их неминуемо искажал перевод Сэма вкупе с его глупыми замечаниями, потрясли меня до глубины души. Кто я такой, чтобы судить Мавово и его необыкновенный самородный талант? Кто я такой, чтобы насмехаться над ним и объявлять обманщиком?

Я прошел через ворота в изгороди и остановился перед зулусом.

– Мавово, – начал я, – я подслушал ваш разговор и очень жалею, что смеялся над тобой в Дурбане. Твоя магия мне непонятна, она непостижима, посему может оказаться и правдой, и ложью. Однако я буду премного благодарен тебе, если ты воспользуешься своей способностью и постараешься разузнать, придет ли сюда Догита, и если придет, то когда. Ну вот, я сказал что хотел, решение за тобой.

– Хорошо, отец мой Макумазан. Сегодня вечером я спрошу об этом свою змею. Но я не могу заранее сказать, ответит она или нет.

Мавово провел надлежащую церемонию, и, по словам Стивена, присутствовавшего при этом (я отказался), таинственное пресмыкающееся объявило, что Догита, он же Брат Джон, прибудет в город Беза на закате солнца через три дня, считая от нынешнего вечера. По нашему календарю гадал Мавово в пятницу; следовательно, мы могли надеяться на появление Брата Джона в понедельник к ужину. Слово «надеяться» как нельзя лучше отражало мое настроение.

– Хорошо, – коротко сказал я, – пожалуйста, больше не говорите мне об этом нечестивом вздоре, я спать хочу.

Следующим утром мы распаковали свои ящики и выбрали несколько великолепных подарков для Бауси, чтобы смягчить его царственное сердце. Мы взяли рулон ситца, несколько ножей, музыкальную шкатулку, дешевый американский револьвер, упаковку зубочисток и несколько фунтов самых модных бус для жен короля. Эти богатые дары мы отправили королю с двумя нашими слугами-мазиту Томом и Джерри. Их сопровождал вооруженный конвой. Я рассчитывал, что послы расскажут своим сородичам, какие мы хорошие люди, и дал соответствующие наставления.

Вообразите наш ужас час спустя: мы приводили себя в порядок после завтрака, и вдруг в воротах показалась процессия, но то были не Том и Джерри – они бесследно исчезли, – а воины, каждый из которых нес по одной вещи из посланных нами королю. Последний водрузил на лохматую голову зубочистки, словно большую вязанку хвороста. Один за другим они разложили наши дары на глиняном полу самой большой хижины. Потом старший воин торжественно произнес:

– Великий Черный не нуждается в подарках белых людей.

– В самом деле? – раздраженно отозвался я. – Раз так, ему больше не представится случая получить их.

Мазиту ушли, не сказав больше ни слова. Вскоре после их ухода явился Бабемба в сопровождении пятидесяти воинов.

– Король ждет вас, белые господа, – сказал он с напускной веселостью, – я пришел, чтобы проводить вас к нему.

– Почему он не принял наших даров? – спросил я, указывая на возвращенные вещи.

– Ох, все это из-за Имбоцви, он рассказал о магическом щите. Король заявил, что не желает даров, которые опаляют волосы. Но пойдемте скорее! Король сам все объяснит. Если Черного слона заставляют ждать, он злится и трубит.

– Вот как? А сколько нас должно к нему пойти? – спросил я.

– Все-все, белый господин. Король желает видеть всех вас.

– Я полагаю, кроме меня, – проговорил Сэм, стоявший рядом. – Мне нужно готовить еду.

– Нет, ты тоже должен идти, – ответил Бабемба. – Король пожелает увидеть того, кто сварил тот священный напиток.

Вариантов не было, и мы пошли – разумеется, вооруженные до зубов. Сразу за порогом хижины нас окружили воины. Чтобы подчеркнуть важность момента, я велел Хансу идти первым, держа на голове отвергнутую королем музыкальную шкатулку, которая играла трогательную мелодию «Дом, милый дом». За ним шествовал Стивен с английским флагом на шесте, следом я и охотники в сопровождении Бабембы, упирающийся Сэм и два наших осла, которых вели мазиту. Видимо, король особо распорядился, чтобы не забыли привести ослов.

Думаю, со стороны процессия выглядела презабавно, и в иной ситуации я засмеялся бы. Зато наш вид действовал на других: оживились даже молчаливые конвоиры-мазиту. Очевидно, их растрогал «Милый дом», а еще больше впечатлили ослы, которые то и дело ревели.

– Где Том и Джерри? – спросил я Бабембу.

– Не знаю, – ответил он. – Думаю, им разрешили отдохнуть, навестить друзей.

«Имбоцви удалил наших предполагаемых сторонников», – подумал я и больше ничего не сказал.

Вскоре мы добрались до королевского жилища. Здесь, к моему недовольству, воины отобрали у нас ружья, револьверы и даже охотничьи ножи. Тщетно я, протестуя, твердил, что мы не привыкли расставаться с нашим оружием. На это мне ответили, что к королю нельзя являться даже с простой палкой. Мавово и зулусы хотели оказать сопротивление. Я уже думал, что неизбежна стычка, которая, конечно, закончилась бы нашей гибелью. Разве справились бы мы с сотнями мазиту, пусть даже они страшились наших ружей? Я приказал Мавово подчиниться, но он впервые хотел ослушаться. Тут мне пришла в голову удачная мысль напомнить ему, что, согласно его предсказанию, явится Догита и все закончится хорошо. Тогда Мавово смирился, но весьма неохотно, и наши драгоценные ружья унесли неведомо куда.

Воины мазиту сложили свои копья и луки у ворот крааля, и мы отправились дальше только с флагом и со шкатулкой, которая играла теперь «Правь, Британия».


Мы… наконец очутились перед августейшим ликом Прекрасного Черного, Бауси, короля мазиту.


Через пустырь, на котором росло несколько деревьев с широкими листьями, мы прошли к большому туземному дому. У дверей на табурете сидел немолодой сердитый толстяк. Он был почти голым, если не считать мучи[22] из кошачьих шкур и крупных синих бус на шее.

 

– Король Бауси! – прошептал Бабемба.

Горбуна, сидевшего на корточках у ног короля, я узнал без труда, хотя Имбоцви раскрасил опаленный череп белым и оранжевым, а на курносый нос надел бордовый наконечник, в общем, принарядился. Вокруг короля застыли молчаливые индуны – советники.

По условному сигналу на некотором расстоянии от правителя все воины, включая Бабембу, опустились на колени и поползли. Они хотели, чтобы мы сделали то же самое, но я категорически отказался, понимая, что, если поползем однажды, будем ползать вечно.

Гордо выпрямившись, очень медленно ступали мы среди ползущих по земле людей и наконец очутились перед августейшим ликом Прекрасного Черного, Бауси, короля мазиту.

22 Муча – набедренная повязка.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72  73  74  75  76 
Рейтинг@Mail.ru