Генри Мэйхью
Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами

Альфонсы

Эта совершенно особая категория мужчин представляет интерес для тех, кто интересуется проститутками и их партнерами. Они – то есть лучшие из них – вполне прилично одеты и имеют приятную внешность и достаточно воспитанны, чтобы женщинам нравилось показываться с ними на людях. Сейчас я говорю о тех, кто сожительствует с самыми лучшими женщинами в городе.

Отец Дюшатле обстоятельно рассуждает на эту тему, излагая ее четко и кратко. Он утверждает, что обычным делом для студентов-юристов и медиков является то, что они находятся на полном или частичном содержании у женщин легкого поведения в Париже. Едва ли нужно говорить, что в Англии такого не бывает. И тем не менее есть категория мужчин, которые отбрасывают всякое самоуважение и позволяют женщинам легкого поведения, которые питают к ним нежные чувства, частично содержать себя. Эти женщины посещают ночные заведения на Пэнтон-стрит и часто раскручивают джентльменов на несколько соверенов или шампанское, вынуждая их платить за несколько бутылок за вечер. Из этого можно понять, что они находятся в сговоре с владельцем заведения. Несомненно, это имеет отношение к одному примеру, который я без колебаний приведу. Может быть, так бывает и в других случаях, но я не готов это утверждать. Я не стану оглашать название заведения по очевидным причинам, но всякий, у кого есть хоть малейшее представление об этом предмете, будет обязан, если он ценит достоверность, поддержать мое утверждение.

Самые приличные мужчины из категории альфонсов проводят свое время, в основном, на скачках. Они делают ставки, когда у них есть деньги, а когда их нет, не стесняясь, пытаются получить их у своих любовниц. Те без колебаний дают им их, если они у них есть, или достают деньги тем или иным способом, каким бы унизительным он ни был. Любовника проститутки, знакомой с многими мужчинами, при приближении вечера можно увидеть в одном из ночных заведений на Пэнтон-стрит. Его женщина появится, быть может, около часа ночи в сопровождении одного или двух мужчин. Пока они будут разговаривать и пить, он подойдет к женщине и заговорит с ней, как будто она его старая любовь, и она тоже будет вести себя так же и станет делать вид, что он для нее больше, чем обычный знакомый. Постепенно он втянется в беседу с ее мужчинами, и они, принимая его за джентльмена, будут разговаривать с ним в дружеской манере. Через некоторое время он предложит выпить шампанского или мозельского. И тут начинается мошенничество. У альфонса есть безотказный прием. В руке у него полкроны, которая дает ему возможность победить, как бы ни упала монетка. Это нечто вроде игры «орел – я выиграл, решка – ты проиграл», в которую школьники авантюрного склада характера играют со своими друзьями. Иногда может подойти владелец заведения и начать разговаривать с компанией, предлагать им подняться наверх и поужинать; он может отвести их в комнату, где жертве можно заморочить голову в более спокойной обстановке и не торопясь. Затем владелец говорит, что он должен в свою очередь «выставить» бутылку шампанского, но альфонс, изображая негодование, вмешивается и предлагает: «Давайте бросим жребий», и они бросают жребий. Альфонс проигрывает пари, платит владельцу заведения теми деньгами, которые ему до этого были выданы, и джентльмен оказывается одураченным еще больше. Он может быть городским служащим, находящимся в коротком отпуске и решившим немного повеселиться. Без сомнения, у него водятся деньги, и он беспечно тратит их. Он бы пришел в бешенство, если бы обнаружил, что его грабят, и по всей вероятности разнес бы и это заведение, и альфонса, ведь люди не очень щепетильны относительно того, что они делают в ночных заведениях. Но все делается так умело, что он спокойно и безропотно теряет свои четыре-пять фунтов на пари или на какой-нибудь игре, так как он думает, что все дело в его удаче, которая отвернулась от него, и ему даже в голову не приходит, что его соперник играет нечестно. Скандалы, которые происходят в ночных заведениях, никогда не появляются на страницах газет. В планы владельцев заведений не входит допускать этого, а полицейские, если их зовут, получают достаточную мзду, чтобы не замечать чего-то без специальной просьбы. Мне рассказали о беспорядках, которые однажды произошли в одном из ночных заведений на Пэнтон-стрит не более года назад. По жестокости и зверской кровожадности они, по-моему, не могут сравниться даже со снятием скальпов краснокожими североамериканскими индейцами.

Два джентльмена заглянули туда после театра и тихо пили там свой бренди с содовой, когда туда вошла женщина в широком кринолине и подошла к одному из них, которого мы назовем А. Она попросила его угостить ее выпивкой, и он, увидев, что она уже довольно пьяная, налил ей немножко. Рассердившись на такую шутку, она оперлась на стол, схватила его стакан и бросила в угол комнаты, разбив его на кусочки и разлив содержимое. Когда она все это делала, ее кринолин задрался, и А. вытянул руку, чтобы его опустить. Она тут же начала оскорблять и безудержно поносить его, заявив, что он пытался позволить себе неприличные вольности в отношении нее. А когда она в конце концов попыталась ударить его, он добродушно удержал ее руки; но она еще больше разъярилась, и в конечном итоге ему пришлось оттолкнуть ее довольно сильно так, что она села на стул. Мужчина, который сидел за столиком напротив, громко и обидно прокомментировал происходящее, что чрезвычайно раздосадовало А., который, однако, сначала не обратил внимания на его поведение. Некоторое время спустя он передал женщину одному из официантов, который с некоторым трудом выставил ее вон. Потом мужчина, отпустивший обидную реплику, сказал: «Ей-богу, ударить женщину – храбрый поступок». А. что-то ответил на это, тот мужчина встал из-за стола, и тогда А. налетел на него и сбил с ног. Подбежали два официанта и схватили А. за руки; когда мужчина поднялся из лежачего положения на ноги, он ударил А., которого удерживали официанты. Это был сильнейший удар в лицо, от которого оно быстро залилось кровью. Напрягая все силы, А. освободился и ринулся на труса, ударом перебросив его через стол, прыгнул на него, схватил его голову и сильно стукнул ее об пол. После этого позвали привратников, которые с огромным трудом вытолкали А. из заведения. Приятель А. ждал своего случая, который так и не наступил. Когда А. был у дверей, человек, которого он сбил с ног, поднялся на ноги. Приятель А. схватил его за воротник и за одну ногу и изо всех сил бросил его на стол, покрытый стеклом. Скорость, с которой он летел, смела наземь все, что перед ним лежало, пока он не упал в угол поверх разбитого стекла, оглушенный и весь в крови. Напавший на него мужчина тогда нагнул голову и ринулся, как таран, через стоявшую перед ним толпу, разбрасывая людей направо и налево, пока он не присоединился к своему другу на улице.

Многих любителей держать пари частично содержат проститутки. Эти мужчины – завсегдатаи Брайд-Лейн и тому подобных мест, которые, если им не везет, обращаются за помощью к своим женщинам. Альфонсами также являются многие воры и почти все бандиты, которые, по словам полицейских, «занимаются подборкой», а я объяснял раньше, что это вид грабежа на дороге. Проститутка подходит к мужчине, а пока она с ним разговаривает, бандиты подходят и грабят его. Если их жертва находится в подпитии, тем лучше. У многих проституток низшей категории есть свои альфонсы – официанты в тавернах, чернорабочие – распущенные личности, полуворы, полубездельники. Удивительно, что такая низость находит место в человеке, но опыт показывает, что все то, что я сказал, правда; в столице есть много мужчин, которым не зазорно быть на содержании у проститутки и жить на доходы от ее стыда и позора.

Вышибалы

Это мужчины, работающие в борделях и домах терпимости. Но это не относится к заведениям высшей категории, так как им невыгодно вымогать деньги у своих клиентов, ведь им нужно поддерживать свою репутацию.

Вышибал в низкосортных публичных домах держат якобы для выполнения функций швейцаров, но на самом деле для того, чтобы не дать клиентам уйти, не заплатив достаточную сумму. Во многих случаях они являются необходимой мерой предосторожности от «уклонения» или ухода не расплатившись. Если хорошо одетый мужчина попадает в публичный дом в Спитлфилдзе, Уайтчепеле или Шедвеле, его непременно ограбят, но с ним не будут обращаться хуже, чем необходимо, чтобы получить его деньги и другие ценности, которые случайно могут оказаться при нем на момент совершения ограбления.

Однажды один мужчина, находившийся в легком подпитии, обнаружил, что он каким-то неведомым образом оказался за мостом Ватерлоо недалеко от Стэмфорд-стрит. Было уже за полночь, и, когда к нему обратилась женщина, он в полубессознательном состоянии пошел за ней в дом, где она снимала комнату, который находился у Дьюк-стрит, Блэкфрайерс. Поднявшись наверх, он послал служанку принести бренди с содовой, а так как у него не было достаточно серебра, он дал ей на это полсоверена, приказав принести сдачу. Вскоре она вернулась с бутылкой бренди, которая, по ее словам, стоила восемь шиллингов, и две бутылки содовой. Один шиллинг она оставила себе и сказала, что сдачи нет. Он смирился с таким вымогательством, так как был слишком пьян, чтобы сопротивляться. Время пролетело быстро, и он провел два или три часа в обществе женщины, пока содовая вода несколько не отрезвила его. Тогда он надел шляпу и заявил о своем намерении уйти. Женщина вскочила, чтобы остановить его, и загородила спиной дверь, а тем временем изо всех сил звала кого-то. Будучи сильным человеком, мужчина схватил ее за руку и отшвырнул на диван. Открыв дверь, он услышал, что кто-то быстро поднимается по лестнице. Он ринулся назад в комнату и схватил стул, который швырнул в приближающуюся фигуру. Стул не попал в цель, но заставил фигуру отступить. Стулья летели один за другим, пока в комнате почти не осталось мебели. А женщина все это время была слишком напугана, чтобы принимать какое-то участие в скандале. Затем мужчина взял в одну руку кочергу, а в другую лампу и начал спускаться по лестнице, что было не так-то просто, так как стулья довольно сильно затрудняли его продвижение. Он не сомневался, что его противник поджидает его внизу, и было очевидно, что именно там будет настоящая драка. Он спускался очень осторожно, пока не оказался почти внизу лестницы, когда увидел высокого мужчину крепкого телосложения, который поджидал его с дубинкой в руке. За небольшое время, имевшееся в его распоряжении, мужчина осторожно произвел рекогносцировку выхода на улицу, направив свет от лампы в проход. Поняв, что он обнаружен, громила начал ругаться и делать угрожающие движения, но остался на месте, так как занимал самое выгодное положение. Когда джентльмен оказался в трех или четырех шагах от земли, он со всей силы швырнул лампу в громилу и попал ему в лоб. Лампа разлетелась вдребезги, и все погрузилось во тьму. После этого мужчина побежал в направлении двери, но обнаружил, что она заперта на цепь. Пока он отпирал ее, как мог, в темноте, услышал, что его противник пришел в себя и бормочет угрозы об отмщении. Через мгновение он стал ощупью идти к двери, но, к счастью, джентльмену удалось отстегнуть цепочку, и, распахнув широко дверь, он оказался на улице и побежал в направлении Ватерлоо-Роуд со всей быстротой, на какую был только способен. Ему удалось скрыться, но, если бы у него не оказалось присутствия духа, если бы он не был достаточно крепок и силен, чтобы драться с вышибалой, итог мог бы быть совсем другой.

Вышибала в публичном доме ничем не занимается. Днем он обычно либо спит, либо болтается без дела, покуривая короткую трубку, либо ходит по просьбе женщин в ломбард или в питейные заведения за джином.

Раньше заведение на Сент-Джеймс-стрит под названием «Дерево какао» держали два брата, которые в молодости не занимали значительного положения в доме своей матери, пользовавшемся дурной славой. Они могли бы деградировать до чего-нибудь в этом роде, но у них были некоторые способности и возможности, и, как только они стали владельцами этого игорного дома, достаточно известного в свое время, они довольно быстро сделали на нем деньги.

Однако такой жизнью живут не те мужчины, которые привычны к такой обстановке смолоду. Обычно вышибалами становятся вышедшие из тюрьмы преступники, которые считают себя жертвами и приходят в отчаяние. Им безразлично, чем заниматься, до тех пор, пока им не приходится напрягаться и у них достаточно еды и питья.

Иногда, если они не упускают возможности, они могут стать владельцами самих публичных домов. Великие события происходят по незначительным причинам, а хорошее управление и месторасположение делает публичный дом прибыльным. Но у вышибал обычно нет столько энергии и административных способностей, и чаще они умирают в трущобах от болезней и невоздержанности.

Комнаты Арджил когда-то были небольшим публичным домом под названием «Римский зал», где нашли себе пристанище и зрителей tableaux vivants (живые картины. – фр.) и poses plastiques (пластичные позы. – фр.); но благодаря энергии владельца и ряду причин он стал первым казино в Лондоне.

Один вышибала в публичном доме на одной из улиц неподалеку от Хеймаркета, болтавшийся без дела, в обмен на некоторое количество спиртного рассказал мне, что он досрочно освободился из тюрьмы. Он не боялся говорить об этом, чего ему бояться? Он получил свое досрочное освобождение, да, и он покажет мне бумагу в два счета. Когда он вернулся из Норфолк-Айленда, куда его отправили отбывать семилетний срок наказания, он никого в городе не знал, большинство его дружков были арестованы полицией, а его самого близкого друга по ошибке повесили в Олд-Бейли. Он знал, что это ошибка, так как его друг был не способен на такое, если только его не рассердить до такой степени. Ну и он стал вышибалой, за это платили. Он не мог работать, это было ему не по нутру, и стал вышибалой в борделе – это ему подходило, просто это его устраивало, всего и делов-то.

Вышибалы – это самые худшие бандиты, которые без колебаний идут на любое беззаконие, хотя очень боятся полиции и обычно обделывают все так, чтобы не попасть к ней в лапы.

Скрытая проституция

Следующей темой нашего исследования является скрытая проституция, имеющая широко разветвленную сеть. Сюда мы должны включить: женщин, имеющих определенную профессию; служанок, которые занимаются этим непрофессионально и которых, как мы уже имели случай отметить ранее, обычно называют «куколками»; дам, вступающих в тайную любовную связь, которые встречаются с мужчинами, чтобы удовлетворить свою страсть; содержателей домов свиданий, где последняя категория женщин может тайно осуществлять свои амурные дела.

На самом деле эту сторону проституции я считаю самой серьезной. Она отчетливее характеризует характер нации. Тысяча и одна причина могут вынудить женщину стать профессиональной проституткой, но если женщина сбивается с пути без какой-то оправдательной причины, то должно быть что-то в корне неправильное в ее складе ума и внутренняя испорченность в характере, чтобы заставить отдаваться представителям противоположного пола, которые всегда готовы воспользоваться слабостью женщины и ее любовью.

В сельских районах Англии царит нравственность, но, к сожалению, ее не хватает в больших городах и промышленных центрах. Безусловно, торговля морально разлагает. Последствия этого все больше и больше заметны с каждым днем. Почему это происходит – не тема нашего обсуждения, но обольщение и проституция, несмотря на все предписания церкви и пример ее священнослужителей, последние двадцать лет идут семимильными шагами по всем нашим городам. Пройдите по крупным промышленным районам, где собрано или, скорее, куда согнано большое количество рабочих, подвергните их испытанию, расспросите их, поговорите с ними, понаблюдайте за ними, и вы уйдете с ощущением того, что здесь многое можно улучшить. Затем бросьте взгляд на статистику рождений и сведения начальника службы регистрации актов гражданского состояния и сравните число законнорожденных и незаконнорожденных детей. Добавьте сюда количество детоубийств и смертей младенцев раннего возраста – этот вопрос тревожит больше других. Голдсмит сказал, что «честь гибнет, когда торжествует коммерция».

Ничего более правильного еще не было сказано на этот счет, хотя враждебность поэта была направлена больше на мужчин, нежели женщин.

Женщины с профессией

Когда до этого мимоходом обозначил эту тему, я перечислил несколько профессий, представительницы которых пополняли ряды проституток. Среди них встречаются модистки, портнихи, шляпницы, меховщицы, мотальщицы шелка, вышивальщицы, уборщицы или те, кто работает на дешевых портных, в кондитерских, табачных лавках, на базарах, а также танцовщицы.

Я много раз слышал утверждения – хотя, конечно, их нельзя подтвердить или полагаться на них, – что каждая третья женщина в Лондоне, имеющая рабочую профессию, не целомудренна и имеет привычку при удобном случае заниматься проституцией либо за деньги, либо, что бывает чаще, для своего удовольствия.

На Флит-стрит я познакомился с женщиной, которая сказала мне, что выходит время от времени на улицу, чтобы заработать денег не на жизнь, а чтобы покрыть долги, в которые она влезает из-за своей расточительности. Но я упорядочу ее повествование.

«Уже с двенадцати лет, – рассказала она, – я работала в типографии, в которой набирается и идет в печать известная лондонская газета. Я зарабатывала достаточно денег, чтобы жить без забот, но потом стала транжирой и тратила много денег на еду и выпивку, больше, чем вы можете себе представить. У меня очень плохой аппетит и некрепкое телосложение. Я испытываю сильную потребность кое в чем как замужняя женщина, и я должна получить это всеми правдами и неправдами. Дело в том, что работа на ограниченном пространстве и в ночное время суток расстраивает и меня, и мое пищеварение. Я иногда покупаю очень дорогие вещи, и, когда у меня есть возможность, я шикую, если можно так выразиться. На работе у меня есть мужчина, за которого я когда-нибудь выйду замуж. Он не подозревает меня ни в чем, а, наоборот, считает, что я ему верна, и не думайте, что я как-то стараюсь вывести его из заблуждения. Сейчас мне девятнадцать, и со своим другом из типографии я уже почти три года. Иногда я хожу на Хеймаркет либо ранним вечером, либо рано утром, когда удается отделаться от работы. А иногда мне это удается и днем. Я нечасто это делаю, только тогда, когда мне нужны деньги, чтобы заплатить за что-то. Сейчас я пришла сюда с намерением подцепить какого-нибудь мужчину или договориться с кем-нибудь о встрече завтра или в какой-то другой день недели. Я всегда хорошо одеваюсь, я всегда аккуратно, респектабельно и чисто одета, даже если вещи, которые на мне, не выглядят так, будто куплены за такие деньги, которые платят некоторые женщины за свои вещи. У меня также хорошие ножки, и, когда я замечаю, что они привлекают внимание, я всегда их демонстрирую. Я многих мужчин подцепила, показывая лодыжку в сырую погоду. Когда выйду замуж, я и думать об этом забуду. Думаю, что мой молодой человек женился бы на мне все равно, если бы узнал, что я была с другими мужчинами. Сейчас у нас роман, и он меня очень любит. У меня нет какой-то особенной семьи; по правде говоря, меня с юных лет отдали в работный дом в подмастерья. Я никогда не знала ни отца, ни матери, хотя я слышала, что мой отец был известным вором и лихо провернул свое последнее дело. Ну, если вы хотите знать, я слышала, что его повесили за убийство человека, который пытался помешать ему совершить кражу со взломом. Другими словами, он был «малый, который грабит», а я его дочь, не очень повезло. Сначала я думала об этом, но что толку чувствовать себя несчастной из-за этого? Какое-то время я не могла преодолеть это и чувствовала, что, как маленькая дурочка, я завидую другим людям. Но я стала рассуждать и наконец пришла в себя, и была даже рада, что мое положение освобождало меня от определенных ограничений. У меня не было ни матери, чье сердце я могла бы разбить своим поведением, ни отца, который мог бы угрожать мне, что от горя поседеет и сойдет в могилу. Передо мной был прекрасный пример, которому я могла следовать, и я без колебаний утверждаю, что меня не надо винить за то, что сделала. Рождение – следствие случайности. Все это не более чем игра случая, родишься ты графиней или прачкой. Я ни та и ни другая, я всего лишь работаю в типографии для разнообразия. Те, кого растили няньки, кто имеет хорошее образование и все такое, у кого есть положение в обществе, которое он может потерять, карьера, которую он может разрушить, и отношения, которые он может опозорить, – вот их можно винить за то, что они пустились во все тяжкие. Но пусть меня повесят, если я думаю, что на меня с бранью обрушится священник или моралист с кувалдой или с осуждением. У вас удивленный вид из-за того, что я так хорошо говорю. Я знаю, что умею хорошо говорить, но вы должны помнить, что за последние семь лет через мои руки прошло много печатной продукции. Сколько газет я набрала! Есть мало того, чего я не знаю, вот что я вам скажу. Это то, что старик Роберт Оуэн назвал бы распространением образования».

Я беседовал с этой девушкой какое-то время, пока она шла на контакт, и мое старание было щедро вознаграждено. Здравый смысл, который она продемонстрировала, был необычным для человека в ее положении. Но, как она сказала, у нее, безусловно, были большие возможности, из которых она извлекла максимальную пользу. А ее рассуждения хоть и основывались на заблуждениях, были чрезвычайно разумны и хорошо изложены. Вот и все, что касается распространения образования в массах. Кто знает, куда это приведет?

Следующий случай, который попал в поле моего зрения, был совершенно иного рода. На Леденхолл-стрит чуть дальше Индиа-Хаус я познакомился с женщиной, которая шла в направлении Уайтчепела. Без особых расспросов с моей стороны она рассказала, что на улицу ее выгнала нужда. Не имея намерения заниматься этим, она испытывала отвращение и ужас перед такой перспективой, и, если бы дело касалось только ее, она бы предпочла смерть от голода такой жизни. Мне пришел на ум лозунг, который жирондист Верньо написал на стене своей темницы кровью: «Potius mori quam foedari» («Лучше смерть, чем бесчестье». – лат.). И я восхитился этой женщиной и пожалел ее. Осудить легко, но даже порок принимает вид добродетели, когда в перспективе есть определенная цель. Каждое преступление следует тщательно изучить, чтобы установить мотив, побудивший человека его совершить, который следует всегда бросать на весы правосудия с целью смягчения или увеличения наказания.

Ее отец был по профессии портовым рабочим с тех пор, как приехал в Лондон (это произошло несколько лет назад), после того как в Рочдейле, где он работал на хлопчатобумажной фабрике, случилась крупная авария. Проработав там несколько недель и помучившись от голода, он пошел пешком со своей дочерью, которой тогда было лет четырнадцать, в город. Там он не нашел никакой другой работы, кроме работы в доках, для которой не нужно никаких умений, только крепкое телосложение, сила и выносливость лошади. Как всем известно, это опасная работа, которую ищут сильные, здоровые мужчины, не имеющие работы. Доки являются прибежищем для всех обитателей Спитлфилдза и прилегающих районов, для безработных мужчин или мужчин, чьим занятием временно является безделье. За три недели до нашей с ней встречи отец девушки имел несчастье сломать руку и повредить спину в результате того, что небольшой бочонок спирта сорвался с крана рядом с тем местом, где тот стоял. Его отвезли в больницу, где он сейчас и находился. Сама девушка работала шляпницей и получала весьма небольшие деньги, но даже такие скромные средства к существованию она не так давно потеряла ввиду банкротства предприятия. Каждый день она ходила проведать своего отца и всегда старалась принести ему что-то за пару пенсов в знак любви с ее стороны. За это он был ей благодарен и, без сомнения, находил доброту своей дочери большим утешением для себя в своем несчастье. Она сказала: «Я везде пыталась найти работу и не нашла. Я не очень ловко управляюсь с иголкой, и на уборку помоев меня не берут. Я бы стала работать на них, уверяю вас, сэр, как бы мало они ни платили и как бы тяжела ни была работа; за нее трудно получить столько, чтобы можно было прожить, – при этом это нищенская жизнь, видит Бог. Мне тошно от того, что я сделала, но нужда заставила, это правда, сэр. Я не осмеливаюсь сказать отцу, потому что он сначала проклянет меня, хотя может и простить потом: ведь он хоть и бедный, он всегда был честным человеком, и его имя было незапятнанным. А теперь – я не могу сдержать слез, сэр. Я еще не окончательно очерствела, это все так трудно. Я хотела бы умереть, чтобы это все закончилось. Мне так грустно, у меня сердце разрывается. Если это занятие не убьет меня, я думаю, что привыкну к нему со временем. Маленькое жалованье, которое я получала, часто заставляло меня думать, не пойти ли по этому пути, но я никогда не поддавалась искушению, и ничто, кроме стольких несчастий и испытаний вместе, не смогло бы заставить меня делать это».

У меня есть все основания верить, что это была подлинная горестная история, рассказанная со всей простотой и правдивостью, хотя ко всему, что говорит любая распущенная женщина, следует относиться с осторожностью и верить этому с оглядкой.

Девушки-танцовщицы пользуются дурной репутацией, что во многих случаях вполне заслуженно. Начнем с их жалованья – оно совсем небольшое. Они получают от девяти до восемнадцати шиллингов. Коломбина в пантомиме получает пять фунтов в неделю, но она занимает видное положение в труппе. Из этих девяти или восемнадцати шиллингов они должны платить за туфли, нижние юбки, шелковые чулки и т. д. и т. п., так что этой платы едва хватает, чтобы покрыть их расходы, и ее совсем не достаточно, чтобы они могли одеться и оплатить стол и проживание. Можно ли удивляться, что, пока существует такое положение вещей, девушки-танцовщицы вынуждены искать средства на жизнь, прибегая к проституции?

Можно перечислить много причин, объясняющих слабость моральных устоев у наших женщин, имеющих ту или иную профессию. Главные среди них: низкий заработок, не соответствующий потребности в средствах к существованию; • природное легкомыслие и примеры для подражания, которые они видят вокруг; • любовь к одежде и стремление выставлять себя напоказ вместе с желанием иметь возлюбленного; • малоподвижная работа и нехватка физических упражнений; • низкопробная и дешевая литература безнравственного содержания; • отсутствие родительской заботы и внушения должных правил поведения; короче, плохое воспитание.