Генри Каттнер
«Восход Черного Солнца» и другие галактические одиссеи

Глава 6. Сонное заклятие

В замке Керак время не двигалось с места. Но зато вокруг медленно проплывало пространство. Бойсу казалось, будто он видит это слабейшее движение за окном. Сам Город, по словам Танкреда, появился в долине, выплыв откуда-то из тумана. С течением времени – вернее, с течением пространства – он должен был уплыть вдаль, и обе крепости навсегда забыли бы друг о друге.

Но сейчас, словно враждебные корабли, сошедшиеся в нейтральных водах, они вели непримиримую войну, и лишь уничтожение одной из них или обеих или увеличение пространства между ними могло положить конец конфликту.

Гийом ушел. Бойс понял это лишь потому, что на прогулках по замку ему недоставало надменного басовитого голоса. Никто не отвечал на расспросы Бойса о его тезке. Годфри тоже исчез. Даже Танкред удалился от всех; он почти не покидал своей башни, занимаясь там какими-то делами. Никто в Кераке, кроме самого Танкреда, не знал толком, что находится за дверью этой башни.

– Там бассейн с водой, – прошептала Бойсу одна женщина, когда он как бы невзначай задал вопрос о таинственной башне. – Никто не знает, как Танкред пользуется этим для своей волшбы. А еще говорят, там есть зеркала, которые показывают человеку его собственные мысли. Иногда из башни доносятся голоса, хотя мы знаем, что никого, кроме Танкреда, там нет, а иногда слышится прекрасное пение, подобное ангельскому. Однажды оттуда сбежал диковинный зверек с ярко-золотистой шерстью, окруженный голубым ореолом. Мальчик, который попытался его поймать, обжег руки.

Казалось странным, что в этом сером мире нельзя измерить время. Можно было отсчитывать часы, и вместе с тем никак не получалось зафиксировать период длиннее недели. Время было чересчур скользким, чтобы его мог осознать разум.

Но однажды утром – хотя в Кераке не было ни дня, ни ночи – Бойс проснулся от глубокой тишины. Сев на кровати, он прислушался, пребывая в странной уверенности, что его разбудило именно безмолвие. Безмолвие и странная напряженность в воздухе.

Быстро одевшись, он сбежал по винтовой лестнице в большой зал, где в это время должны были стоять накрытые столы, а обитатели замка – шумно собираться к завтраку.

Зал действительно был полон мужчин и женщин, но все они молчали, застыв в позах марионеток, брошенных посреди сцены. Некоторые лежали на вязанках дров, принесенных для большого камина, который должен был ярко пылать, а не едва тлеть.

Рядом с другими валялись разбитые тарелки и рассыпавшаяся еда. Собаки неподвижно растянулись на устланном тростником полу. Соколы в шапочках из перьев окаменели на насестах вдоль стены.

Бойс ошеломленно обвел взглядом зал. Никто не шевелился, и тем не менее он почувствовал, что движется сам воздух. Словно мимо прошел кто-то невидимый и невесомый, коснувшись плечом. И еще Бойс уловил сладковатый запах – очень слабый, не похожий ни на что знакомое.

– Магия, – прошептал он. – Запах магии!

Мысль возникла сама по себе, без какой-либо причины – и он знал, что не ошибся.

Эти люди не были мертвы. Бойс осторожно обошел их, встряхивая за плечо, зовя по имени. Никто не шелохнулся. Он плеснул холодной водой в лицо служанке, уснувшей рядом с кувшином; та даже не вздохнула. Это был колдовской сон, и Бойс наконец понял, что никто, кроме наложившего чары, не в силах пробудить этих людей.

Охваченный растущей тревогой, он шел по молчаливому замку и не находил по пути ни одного бодрствующего мужчины, женщины или животного. Бодрствовал и двигался лишь сам Бойс. И это пугало. Во всем, что с ним происходило, чувствовалась некая зловещая цель – с тех пор, как он разбил хрустальное окно и услышал смех Охотника. Нет, еще раньше – с первого дня того года, который он потерял.

Он понял, что все это время неуклонно двигался по маршруту, начертанному невидимой рукой. С ним не происходило ничего такого, что не приближало бы его к некой таинственной цели.

И сегодня Бойс достиг очередной вехи на своем пути. Конечно же, неспроста он единственный бодрствующий во всем замке. Поднимаясь с этажа на этаж, осматривая безмолвное молчащее здание, он ощущал в воздухе движение невидимых сущностей.

Посещение Танкреда, находившегося в самой высокой башне, Бойс откладывал до последнего. В магической комнате, полагал он, наверняка должен быть какой-нибудь экран, способный защитить самого мудрого человека в замке от нападения из Города.

Бойс поднимался все выше по этажам.

«Спящая красавица, – размышлял он. – Спящая красавица в заколдованном замке. Может, там было то же, что и здесь? Разве не могло быть и других случаев, кроме тех, что известны нам по старым сказкам?»

Он остановился посреди лестницы, лишь теперь подумав о том, кто спит в этом замке по-настоящему. Бодрствовал Керак, или спал, или пребывал под действием всеобъемлющего заклятия, – Пифия наверняка стояла неподвижно, объятая загадочным сном.

Танкред ничего не поведал о ней. И все остальные обитатели замка слишком робели перед мраморной девушкой, чтобы рассказать даже то немногое, что было им известно.

«И все-таки я попытаюсь, – подумал Бойс. – Пойду к ней и спрошу…»

Казалось, в мозгу вновь ожил маленький чужак-цензор. Вернулась усталость, не позволившая Бойсу до конца выслушать Танкреда. Кто-то явно не желал, чтобы Бойс разговаривал с Пифией.

Но на этот раз Бойс решил не сдаваться. Жуткая слабость сковывала его члены, и все же он, стиснув зубы, заставлял себя преодолевать ступеньку за ступенькой.

«Кем бы ты ни был, – подумал он, – в этот раз тебе придется со мной побороться».

Не это ли безымянное и бесформенное существо двигало Бойса, словно пешку по доске, в течение года, потерянного в его родном мире, и на протяжении безвестного срока в этом замке? Не построил ли этот игрок некую цитадель в захваченном мозгу?

«Если это так, – упрямо пообещал Бойс, – то тебе несдобровать».

Усталость навалилась на плечи, словно сама смерть; глаза слипались. Весь замок был объят сном, от фундамента до парапетов башен. И Бойс тоже погружался в этот сон. Очертания каменных ступеней под ногами расплывались, словно были затоплены водой.

Но та же усталость подгоняла его, ведь теперь он знал, что догадка верна. Его оставили бодрствующим нарочно, усыпив всех остальных в Кераке. Но если недруги убедились, что он намерен бороться, то решили и его усыпить на тот срок, что нужен им для претворения в жизнь дьявольских планов.

Он изо всех сил преодолевал сонливость. Спотыкаясь, поднимался по лестнице, казавшейся теперь горным склоном. В мозгу то и дело всплывали фрагменты сновидений. Бойс упорно делал шаг за шагом, с трудом передвигая ноги. И наконец, спустя время, показавшееся ему вечностью даже в этом зыбком мире, лестница закончилась.

Впереди был зал Пифии. Впереди висела алая портьера, расшитая серебряной нитью. Где-то вдали, в конце бесконечного коридора, чьи очертания расплывались перед глазами…

Он не запомнил, как шел по коридору. Вероятно, ноги сами несли его вперед. И наконец что-то мягкое коснулось его протянутой руки, пробуждая от кошмара.

В тот же миг он стал самим собой. Мир вокруг вновь сделался отчетливым и ярким, от сонливости не осталось и следа. Замок все так же полнился сном и магией, и в воздухе угадывалось присутствие быстро перемещающихся невидимых существ. Но сознание Бойса наконец прояснилось полностью.

Уверенным движением он отвел портьеру.

Огненная клетка пребывала на прежнем месте, тихо гудя, и все так же внутри ее стояла мраморная девушка. Бойс ни мгновения не сомневался, что найдет ее здесь. Пифия была неподвижна, как статуя в нише, и его вовсе не удивило, что она, похоже, не дышала и не говорила с той минуты, когда рука врага в последний раз коснулась Керака.

Сейчас враг снова здесь, и в зале пахнет чуждой магией. Бойс молчал, тяжело дыша, и ждал.

А девушка стояла лицом к нему, сложив перед собой бледные как лед руки, и складки белого платья ровными волнами падали к ее ногам. У него возникло сильнейшее желание дотронуться до ее платья, до сложенных рук, чтобы понять, статуя это, или мраморная фигура, или бесплотный призрак, или все-таки живая женщина.

Но он не осмелился. Он стоял, разглядывая закрытые глаза, сомкнутые губы, безупречную красоту, такую же нечеловеческую, как красота каменного изваяния.

И вдруг губы ее едва заметно раздвинулись.

– О чем ты хочешь спросить? – произнесла она бесстрастно.

При звуках этого нечеловеческого голоса Бойс вдруг со всей ясностью осознал, что он единственный живой человек в Кераке, если только чары не пощадили Танкреда.

Воздух вокруг него полон враждебной магии. Замок превратился в огромный склеп, в могилу для полумертвых людей, отданных на милость торжествующего Города Колдунов. Только он один, живой и бодрствующий, стоит здесь, и все его надежды – лишь на это мраморное создание, которое нельзя назвать ни бодрствующим, ни живым.

– Скажи, что делать, чтобы спасти Керак, – с дрожью в голосе проговорил он.

Если она и поняла, то ничем этого не выдала. Почему-то Бойс предполагал, что ей известно о происходящем вокруг нее, что она не нуждается в зрении, чтобы осознать грозящую Кераку опасность. А если это ее вообще нисколько не волнует?

Глядя на нее в тишине, он вдруг ощутил в воздухе ритмичную дрожь; и хотя та была крайне слабой, напряженные до предела чувства вряд ли могли его обмануть.

А потом Пифия заговорила.

– Слушай меня, – произнесла она все тем же четким безразличным голосом. – Слушай. Кто-то идет по Кераку.

Теперь он явственно ощущал, как пульсирует воздух. Значит, здесь есть кто-то живой. Кто-то… идет по Кераку? Этот ритм напоминал топот тяжелых ног, размеренный и беспрестанный, и все приближавшийся.

– Сюда идет человек, – говорила Пифия. – А перед ним движется магия. Этот человек должен умереть – или умрет Керак. – Она помолчала, затем все так же бесстрастно продолжила: – Имя этого человека – Гийом дю Буа.

К двери Танкреда были прибиты железные звезды. Бойс остановился перед ней, намереваясь постучать, и прислушался к грохоту сапог человека, который собирался уничтожить Керак. Бойс все еще не мог поверить в то, что сказала ему Пифия.

Внезапно возникшая ненависть к Гийому заставила его усомниться в самом себе. Мысль о том, чтобы убить Гийома – если такое возможно, – опасно воодушевляла. Но ведь Гийом отправился в Город, рискуя жизнью ради Керака. К тому же Гийом – хозяин Керака.

Бойс откинул щеколду и осторожно толкнул дверь.

Изнутри потянуло теплым, пахнущим цветами дымком. Отогнав его от лица, Бойс заглянул в комнату, которую не видел никто, кроме Танкреда, с тех пор как был построен замок – то есть за шесть веков? Час, день, столетие – время в Кераке не имеет никакого смысла.

Это была магическая лаборатория, но магия не помогла человеку, который навалился грудью на низкий стол, уронив голову на руки. Белая борода свисала почти до пола. Как и все в Кераке, Танкред спал. Перед ним на раскрашенной столешнице в черном блюдце тлела горка серебристого пепла, испуская цветочный запах. Блюдце подрагивало в одном ритме с тяжелыми шагами того, кто шел по Кераку.

– Танкред! – без всякой надежды позвал Бойс. – Танкред!

К его удивлению, голова мага слегка пошевелилась. Очень медленно, с невероятным усилием широкие плечи приподнялись, и маг глухо застонал.

Бойс упал на колени рядом, затряс Танкреда за плечо.

– Ты меня слышишь? – спросил он. – Танкред, ты не спишь?

Танкред и спал и не спал. Каким-то образом за несколько мгновений между приходом магии и погружением Керака в сон ему удалось проделать отвлекающее заклинание и ослабить усыпляющий эффект. Вероятно, подумал Бойс, ему помогло средство, испускающее при горении аромат цветов.

– Танкред! – повторил он. – Ты меня слышишь?

На этот раз веки Танкреда приоткрылись, и черные зрачки посмотрели сквозь сонную поволоку в лицо Бойсу. Казалось, маг взирает сквозь некую завесу, за которой он свеж и бодр, но которую не в силах приподнять.

– Должен ли я верить Пифии, Танкред? – спросил Бойс, настойчиво тряся облаченного в черную мантию. – Ты знаешь, что Керак зачарован? Пифия говорит, что я должен убить Гийома. Танкред, это действительно так?

Полуприкрытые глаза блеснули, в бороде шевельнулись губы. Танкред отчаянно пытался разорвать путы чужой волшбы. Бойс видел, как проступают вены на могучей шее, как багровеет от напряжения лицо, навечно сохранившее загар Святой земли.

Но говорить Танкред не мог. Оковы сна были слишком тяжелы. Последним усилием он приподнял голову и кивнул – раз, другой. Этого было достаточно, Бойс получил ответ на свой вопрос.

Потом маг тяжко вздохнул и снова обмяк на столе, с которого поднимался едва заметный пахучий дымок.

– Убить Гийома, – услышал Бойс в тишине комнаты собственный голос.

Воздух вокруг него вздрогнул. Нет, на этот раз не только воздух, но и пол под ногами. Послышался топот тяжелых сапог по каменным плитам, и от каждого шага весь заколдованный замок содрогался до самого основания.

Бойс вдруг почувствовал, как сильнее забилось сердце в ритме приближающихся шагов, как перехватило дыхание от почти осязаемой ненависти к Гийому. Теперь он понял, что прожил неведомый срок в Кераке ради этого единственного мгновения – мгновения, когда будет убит Гийом. Казалось, именно ради этой цели он появился на свет и прожил свою жизнь, ради единственной минуты торжества.

Для подобных мыслей не было никаких причин. Бойс смутно подозревал, что такой исход предрешен, – иначе почему он один бодрствует в Кераке, когда явился враг? Но думать об этом сейчас не следовало. Ни к чему гадать, почему хозяин Керака вернулся в Керак, чтобы его уничтожить. Сейчас не до рассуждений. Бойса переполняют ненависть и боевой дух.

Шаги, напоминавшие поступь великана, сотрясали лестницу уже совсем рядом. По замку раскатывалось эхо этих чудовищных шагов. Бойс смутно вспомнил, как движущиеся тени касались его одежды, но на размышления времени не оставалось.

Поперек стола рядом с вытянутой рукой Танкреда лежал меч. Бойс схватил его, выдернул из ножен, прикинул вес. В то же мгновение по его руке словно пробежал электрический разряд, и лежавший грудью на столе Танкред пошевелился и вздохнул. Меч сам описал дугу в пахнущем цветами воздухе и занял нужное положение в руке Бойса.

И тот понял, что это магическое оружие.

За дверью раздался смех – дикий и басовитый, не вполне похожий на смех Гийома, полный коварства и злобы. И впервые с тех пор, как на замок опустились чары, Бойс вспомнил о Хью де Мандуа и о том, как чудовищно он изменился по возвращении к крестоносцам.

Глава 7. Фальшивый крестоносец

Обитая звездами дверь распахнулась с грохотом, отдавшимся многократным эхом в стенах комнаты Танкреда. Взвихрился розовый дым, и дверной проем заполнила массивная фигура Гийома. Он раскатисто хохотал, и Бойсу почудилось, будто от этого хохота содрогается сама магия, заполнившая Керак.

В полутьме сверкнул огромный меч, чью рукоять сжимал покрытый шрамами кулак. На лице Гийома не было ни малейшего веселья, – казалось, смеется только рот. Глаза были затянуты такой же поволокой, как и у Танкреда. Это надменное, упрямое лицо, окаменевшее в жестокой гримасе, внушало ужас.

– Танкред! – прорычал Гийом голосом, который мог бы разбудить в замке любого спящего. – Танкред, пришел час твоей смерти!

Гийом сделал вперед шаг, от которого сотряслась вся комната, и двуручный меч взлетел над головой мага.

Каким-то отдаленным закоулком разума Бойс вдруг со всей ясностью понял, что это не настоящий Гийом. Вражда между ними была кровной, подобной родственной связи, которую никто из них не в силах был разорвать сам.

Гийом, который ушел из Керака, обязательно заметил бы Бойса, стоявшего рядом с мечом в руке, вместо того чтобы выкрикивать угрозы спящему Танкреду. Нет, этот Гийом – не тот же самый человек, который покинул замок.

Меч Бойса взмыл, описав сверкающую дугу – и как раз вовремя. Клинок Гийома уже опускался, и в следующее мгновение голова мага покатилась бы по раскрашенному столу.

Раздался лязг, словно столкнулись в воздухе две молнии. От удара стали о сталь во все стороны полетели искры. Гийом проревел ругательство на языке, которого Бойс никогда прежде не слышал (может, на таком говорят в Городе Колдунов, мелькнула у того дикая мысль), и громадный меч вновь вознесся, рассекая клубы цветного дыма над головой Танкреда.

Это был странный бой. В эпоху крестоносцев жили железные люди. Мечи, которыми они сражались, были столь тяжелы, что современный человек с трудом мог бы поднять меч обеими руками. Лишь магия позволяла Бойсу парировать сокрушительные удары, которые обрушивал на него Гийом. Магия и быстрота меча, который сражался по собственной волшебной воле, – и тот факт, что Гийом ни разу по-настоящему не обратил свой гнев против самого Бойса.

Гийом, чьи черты лица были полускрыты тенью, пришел в Керак с одной-единственной целью. Он пришел убить мага Танкреда. Все удары его меча были нацелены на спящего. Задачей же Бойса было держать с помощью магического клинка стальной заслон между Гийомом и магом. Ему не нужно было защищать себя, но защита Танкреда давалась исключительно тяжко.

В комнате вспыхивала молния каждый раз, когда сталь ударялась о сталь. Гийом не был человеком – он был порождением колдовства, и ему подчинялись громы и молнии. Но он сражался так же, как и шел, – вслепую, и это надменное затененное лицо принадлежало не Гийому.

Конец наступил внезапно. Бойс знал, что от него исход поединка никак не зависит. Он почувствовал, как меч в его руке подпрыгнул, будто вдруг исполнившись радости, метнулся вперед, проскользнул под мечом Гийома и со всей силы обрушился на жилистую шею крестоносца.

Столь меткий и сильный удар должен был наверняка снести Гийому голову с плеч. Но этого не произошло. Во все стороны полетели искры, словно клинок встретил на своем пути сталь, а не мышцы и плоть. Сверкнула вспышка, раздался звон, как будто грянул гигантский гонг, и Гийом воскликнул задыхающимся голосом: «Dieu le veut! Dieu…» – словно именно об этом ударе и молил бога.

Перед глазами Бойса все необъяснимым образом изменилось. Комнату, где только что гремел гром и сверкали молнии в битве волшебных клинков, внезапно заполнила тишина.

Гийом медленно падал. Двуручный меч вывалился из его руки и зазвенел на каменном полу. Колени подогнулись, и крестоносец, словно плывя вперед, ничком опустился на пол. Бойс услышал громкий вздох, и тело Гийома обмякло.

С Бойса тотчас спало оцепенение. И замок Керак ожил.

Лежавший на столе Танкред вздохнул и приподнял голову. По всему замку слышались удивленные голоса проснувшихся. Воздух больше не вздрагивал при каждом движении Гийома. Крестоносец снова стал обычным человеком, обладающим только человеческими возможностями. Взглянув на него, Бойс удивился, хотя и не слишком, заметив сломанный ошейник.

Тот был сделан из стекла.

Танкред поднялся на ноги. Бойс, повернувшись, увидел, что маг тяжело дышит, словно это он, а не Бойс сражался заколдованным мечом. На лбу над густыми бровями выступил пот, широкая грудь тяжело вздымалась.

– Это сделал ты, – тихо сказал Бойс, протягивая меч.

Танкред кивнул. Ему еще не хватало дыхания, чтобы говорить. Взяв оружие из руки Бойса, он провел пальцем вдоль клинка, и Бойс увидел, как нечто яркое, живое загорается вслед за пальцем и сразу меркнет, исчезает.

– Да, – сказал Танкред. – Но без тебя ничего бы не вышло. Благодарю, дю Бойс. – Он убрал меч в ножны и бросил его на стол. – Что же касается его, – кивнул он в сторону лежащего Гийома, – то мне очень интересно…

Опустившись на колено, он осторожно коснулся стеклянного ошейника, остановившего смертоносный удар. Стоило это сделать, как послышался звон, будто разбился бокал. Ошейник подпрыгнул, рассыпался сверкающей пылью и исчез.

Гийом пошевелился и застонал.

Танкред осторожно перевернул крестоносца на спину. У того голова откинулась назад, горло конвульсивно дернулось.

– Я… Это не я, Танкред… Они послали… – прошептал он.

– Я знаю, Гийом. Сейчас это не важно. Тебе ничто не угрожает.

Гийом нахмурился и с видимым усилием покачал головой.

– Нет… Годфри… Я должен вернуться…

Танкред закрыл рот крестоносца рукой в перстнях.

– Тихо, Гийом. Ты был во власти чужой магии. У тебя нет сил даже для того, чтобы рассказать нам о случившемся. Подожди.

Он устало поднялся. Бойс только теперь понял, сколь странно выглядит эта комната в башне. До сих пор он был слишком занят происходящим, чтобы обращать внимание на детали. Но теперь видел магические предметы.

Здесь действительно был бассейн, о котором сказала Бойсу женщина. Он находился в небольшой нише в дальнем конце комнаты, круглый, выложенный яркой плиткой, и из его центра медленно расходились кругами волны. И над бассейном висела магия – Бойс ощущал ее каким-то необъяснимым образом.

Вдоль стен тянулись стеллажи, заставленные предметами, для которых у Бойса не находилось названия. Он видел книги на многих языках, наверняка в том числе и неземных. На одной из стен висела арфа, струны подрагивали, словно их касались невидимые пальцы, извлекая едва слышную музыку. А в углу, в ящике с дырочками, он заметил движение, – наверное, внутри сидело маленькое существо.

Танкред взял с полки хрустальный кубок. Тот был пуст, но, пока маг поворачивался и склонялся над Гийомом, сосуд успел наполовину наполниться красной жидкостью с резким запахом.

– Выпей, – сказал Танкред, приподнимая голову Гийома.

Крестоносец подчинился. Он выглядел слишком изнуренным, чтобы самостоятельно двигаться или хотя бы возражать. Усталость эта была настолько неестественной, что напоминала абсолютную холодность Пифии.

Однако, выпив, Гийом начал оживать. С трудом приподнявшись на локте, он впился взглядом в Танкреда и заговорил слабым шепотом:

– Годфри… в плену… в Городе. Помоги мне, Танкред. Я должен за ним вернуться.

– У тебя очень мало сил, Гийом, – ответил Танкред. – Скоро ты придешь в себя, а пока расскажи нам, что случилось.

Гийом на мгновение закрыл глаза, потом заговорил:

– Мы отправились в Город… как и собирались. Там я встретил моих… моих знакомых. Они были готовы купить предложенные мною секреты. Мы договорились о цене. Я… знал, что один из них близок к советникам короля Города Колдунов. Я ждал его… слишком долго. Я никогда не видел его лица, но его зовут Джамай… Он очень злой.

Гийом немного подождал, собираясь с силами, а потом продолжил еще тише:

– В Городе… есть разные группировки. Король… не намерен расправиться со всеми нами сразу. Он ненавидит нас, Танкред, но по какой-то странной причине хочет убить нас одного за другим, а не разрушить Керак, всех похоронив под обломками. Джамай – его главный чародей. Он тоже нас ненавидит и не испытывает никаких угрызений совести.

Знаешь ли ты, Танкред, что между Кераком и Городом есть связь? Некая связь, не дающая Городу уплыть дальше? Да, земля действительно перемещается и Город движется своим курсом, словно корабль. Джамая этот курс чем-то не устраивает, и колдун мечтает разорвать связь, которая удерживает их здесь, – что бы она собой ни представляла.

– Кажется, я догадываюсь, – кивнул Танкред.

– Он… пытается уничтожить Керак, – продолжал Гийом. – Все это… дело его рук. Король… ни о чем не догадывается. Я ошибался насчет Джамая. Я пытался договориться… тайно. Он захватил нас обоих, меня и Годфри. Я должен вернуться за Годфри.

Гийом немного помолчал, его глаза затуманились, словно он смотрел в прошлое.

– Он заложник, – сказал крестоносец. – Я должен освободить его, Танкред. Он сидит в… очень странной тюрьме. Я даже не возьмусь ее описать.

– В чем суть этой магии? – спросил Танкред. – Ты знаешь?

Гийом слабо кивнул.

– Ошейник, – сказал он. – Мне пришлось поклясться в немыслимом – в том, что я буду носить ошейник хозяина. И я носил. А заклинание… было простым. Когда я приближался к замку, впереди меня двигался сон. Танкред, это был не я… Думаю, Джамай – или его разум – ехал на мне верхом, как человек едет на лошади. Он видел моими глазами. Пока ошейник не разбился, это был не я. – Он попытался сесть. – Я должен вернуться, – сказал он. – Годфри…

Танкред положил руку ему на плечо.

– За Годфри пойдет другой, – сказал он. – Пойдет, не сомневайся. И спасет его, если это вообще в силах смертных.

Гийома не так-то просто было убедить. Он снова лег, подчинившись нажиму Танкреда, но в глазах застыл немой вопрос.

– Кто? – едва слышно выдохнул он.

Взгляд Танкреда встретился со взглядом Бойса.

– Решение твоих проблем, дю Бойс, находится не в Кераке, – сказал маг. – Я уже давно это понял. Ты готов искать его в Городе?

Бойс удивленно посмотрел на Гийома. С надменного лица, столь похожего на его лицо, в ответ смотрели такие же, как у него, глаза.

– Ты способен оказать услугу себе и нам, – продолжал Танкред. – Ибо пойти можешь только ты – под видом Гийома. Якобы для того, чтобы продолжить начатое им.

Бойс медленно шел по песчаной равнине, и голубой туман клубился у его колен. Он плотнее запахнул синий плащ – воздух был сырым и холодным. Под плащом были рубаха и штаны из кладовой Керака, а грудь украшал красный крест.

Этот символ взяли себе люди, отправившиеся в Иерусалим шесть веков назад. Никто в Кераке не носил крест на спине в знак завершения паломничества, хотя все, кроме Танкреда, лелеяли надежду, что это когда-нибудь произойдет. Для них время все еще пребывало таким, каким они его оставили, вступив в туманную страну забвения, где солнце никогда не вставало и не садилось.

Бойс в сотый раз дотронулся до своего лица. Он не мог понять, каким образом Танкреду удалось придать его чертам надменность, которая выделяла среди других Гийома – и полностью отсутствовала у него самого. Висячие усы крестоносца – все, что осталось от золотистой бороды, выросшей за дни, а может, за недели или месяцы лечения. Внешне теперь его невозможно было отличить от Гийома.

И Бойс осознанно шел (словно глупец, думал он) в ту же самую ловушку, куда угодил Гийом. Зачем вообще он рискует ради этих людей? Ведь они для него никто, если не считать того обстоятельства, что они родились в том же мире, что и он. Да, эти люди дали ему приют, и, конечно же, долг платежом красен. Но впереди ждет опасность столь чудовищная, что ей даже нет названия. Вспомнив Хью де Мандуа, Бойс содрогнулся. Оказаться во власти чешуйчатого демона, как этот несчастный юноша, – и быть сброшенным, словно одежда, когда демон решит нанести удар…

Нет, никакой долг перед крестоносцами не заставил бы Бойса пойти на подобный риск. Он рисковал по своей собственной воле. Из благодарности? Из чувства родства? Он знал, что это неправда. Он пошел бы, даже если бы Керак никогда не стоял на здешних утесах, если бы Годфри и Гийом давно обратились в прах в своем родном мире.

Да, он знал, что все равно пошел бы – из-за женщины, чье лицо никогда не видел. Из-за женщины, которая на мгновение обернулась к нему в обрывке воспоминаний и улыбнулась из-под железной короны.

Она живет в городе, который перед ним. Это все, что мог сказать о ней Танкред. И еще маг поведал о том, что связывало Керак и Город.

– Ты интересовался Пифией, дю Бойс, – говорил Танкред час назад, сидя в кресле с высокой спинкой в своей комнате и вертя в унизанных перстнями пальцах бокал с вином. – Прежде чем уйдешь, думаю, тебе стоит услышать все, что я о ней знаю. Она… – Он поколебался, глядя на вино, и наконец договорил: – Она дочь моей единственной дочери.

Бойс выпрямился в кресле, подавив удивленное восклицание.

– Так она живая? – спросил он. – Я думал…

– Живая? – Танкред вздохнул. – Не знаю. Я изучил многие магические науки с тех пор, как мы пришли на эту землю, и я видел в моих зеркалах немало тайн Города. Мне известно, что произошла какая-то ужасная ошибка, и пока она не будет исправлена, между Кераком и Городом будет существовать связь. Если только не окажется повержен в прах либо тот, либо другой… – Он отхлебнул вина и посоветовал Бойсу: – Пей. Тебе потребуются силы для путешествия. На землях между нами и Городом царит холод, а туман похож на плавающий дождь. Пей вино и слушай. Город был гораздо дальше от нас, когда моя дочь, приехавшая к нам из Нормандии, чтобы принять участие в крестовом походе, однажды ушла и заблудилась в тумане. Минуло немало времени с тех пор, как мы видели ее в последний раз.

Его лицо помрачнело, густые брови хмуро сошлись над черными глазами.

– Девушку забрали люди из Города, – помолчав, продолжил он. – А поскольку она была очень красива, король Города Колдунов взял ее к себе во дворец. У него было много рабов. Нужно отдать ему должное – он обращался с ней достойно. Она родила ему ребенка, девочку. А потом умерла. Я так и не узнал от чего. Возможно, в тюрьме от голода. Возможно, ее задушили или убили каким-то таинственным способом. А может, она умерла от болезни. Я видел ее перед смертью лишь однажды – очень недолго, за стенами Города.

Все очень странно… – Танкред покачал головой, под тюрбаном блеснули изумруды. – Здесь и там время идет по-разному. Думаю, в Городе оно течет как обычно. Я знаю лишь, что там, во дворце ее отца, моя внучка выросла, в то время как здесь, в Кераке, время не движется вообще. Наши юные пажи были юными пажами до рождения девочки, а теперь… теперь она стоит в своей огненной клетке, взрослая женщина.

Он налил еще вина.

– Я не знаю, что случилось в Городе. Она была любимицей отца, но, вероятно, между ними произошла какая-то ссора и в наказание он сделал ее такой, какая она сейчас.

К нам пришел призрак, пришла мраморная женщина с закрытыми глазами и сложенными на груди руками, белая как снег и столь же молчаливая. Похоже, некий инстинкт привел ее к соплеменникам, когда она не могла больше вынести жизни там, где родилась.

В тот день мы пытались за ней ухаживать, но она просила лишь о комнате, где могла бы спокойно жить. Ей выделили комнату, которую ты видел. А когда мы пришли к ней утром, она стояла так же, как и сейчас, в клетке из поющего огня. Из нее разговаривала с нами голосом Пифии.

В ней очень много силы. Эти закрытые глаза заглядывают в человеческую душу. Она преисполнена мудрости, но мудрость эта скрыта за ее молчанием.

Она не постоянно находится в клетке. Иногда огонь угасает, и тогда она на какое-то время уходит из замка в туман. Не могу с уверенностью сказать, но мне кажется, что она встречается с кем-то на равнине. А потом возвращается в свою комнату, и вокруг нее снова возникает огненная клетка.

Как мне кажется, пока она здесь, связь между ней и ее отцом, королем Города Колдунов, будет соединять нас, словно якорь с кораблем. И если Гийом говорит правду, то король не уничтожит весь Керак, пока в замке его дочь. Он с радостью убил бы нас всех – но не ее.