© Марченко Г. Б., 2019
© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2019
© «Центрполиграф», 2019
Ой, ну что за люди! Откуда же у них руки растут?! Всё нужно контролировать самому… Ну, или если не всё, то хотя бы частично, поскольку моя империя за последние годы изрядно разрослась, и Стетсон физически не успевает за всем следить. Бедняга, у него уже седые волосы появились, а ведь ему, кажется, ещё и сорока нет. Я уж намекал парню, мол, подумал бы об отдыхе, о помощнике, о личной жизни… Я вон и то женой обзавёлся на старости лет, а ты, впахивая на меня и на ФБР, сам себя уже не помнишь. Нет, я, говорит, пожизненный холостяк, от женщин одни проблемы, они только отвлекают от настоящего дела.
Надеюсь, он не меня имел в виду и мою Варю, то есть Барбару… У нас-то, слава богу, совет да любовь. На редкость скромный человечек. Когда решил назвать киностудию её именем – Barbara Films, она поначалу всячески противилась. Но я всё-таки её уломал и, невзирая на природную скромность моей супруги, видел, что ей это чертовски приятно.
А ведь в этом году пять лет, как мы с Варей официально муж и жена. Брак был заключён в мэрии Лас-Вегаса 10 апреля 1944 года, через месяц после капитуляции фашистской Германии. То есть данное самим себе обещание мы фактически сдержали, сыграв относительно скромную свадьбу после Победы.
Хотя Варя и была атеисткой, но по моей просьбе наш брак был освящён в русской церкви преподобного Евфимия Солунского. Церковь с разрешения Северо-Американской митрополии была возведена в рекордно короткие сроки – всего за пять месяцев, а настоятеля в чине иеромонаха мне прислали аж с Аляски, из Анкориджа. Увидев небольшой, но выстроенный по всем канонам православия храм, отец Феодосий перекрестился на сиявшие позолотой купола, поддёрнул рясу и отправился принимать хозяйство.
Варю даже заранее покрестили, причём тайком, потому что по легенде она уже была крещённой при рождении. Видел, что ей это не очень нравится, но мотивировал необходимостью выполнения нашего задания – создания образцовой семьи, которой необходимо выглядеть своими в обществе, где семья и церковь шли, можно сказать, рука об руку.
Помню нашу с ней первую ночь на американской земле. Случилось это в номере небольшого мотеля на окраине Лос-Анджелеса. Тогда после почти двух часов беспрерывного секса – сам удивился, что пребываю в такой неплохой форме, – Варя откинулась на подушку и выдохнула:
– Теперь можно и умереть!
На что я, глядя на её вздымавшуюся в сумраке грудь, ответил:
– Не говори глупостей, жизнь только начинается.
Несколько месяцев мы встречались, изображая случайно познакомившихся людей, прежде чем я сделал Варе-Барбаре предложение, от которого она не смогла отказаться, и перебрались в Лас-Вегас. Друзья и коллеги были за меня искренне рады, никто даже и словом не обмолвился, что такая шишка, как я, женится на вчерашней официантке да ещё и сироте. Жаль, что не могли присутствовать её родители, им просто сказали, что их дочь выполняет важное государственное поручение за границей, где вышла замуж. Варя очень переживала, что вынуждена скрывать от отца с матерью своё местонахождение, но переживала про себя. Выдержка у неё была чекистская.
На бракосочетание приехали и Науменко, и оба Вержбовских, даже Гувер прислал на свадьбу от своего имени огромный букет алых роз, сопроводив его запиской, что желает нам с Барбарой долгой счастливой совместной жизни.
А через месяц после торжества глава ФБР, не афишируя свой визит, лично прибыл в Лас-Вегас решить кое-какие дела и в приватной беседе заметил, что очень уж похожа моя супруга на ту девушку, чей портрет он видел у меня давным-давно на столе.
– А вы наблюдательны, – улыбнулся я.
И выдал заранее заготовленную версию. Якобы мне удалось по тайным каналам связаться с Варей и даже вызволить её в Соединённые Штаты, что обошлось в весьма кругленькую сумму. Благо девушка оставалась в оккупированной немцами Одессе, которую Гитлер передал Румынии. Я через своих людей нанял контрабандистов в нейтральной Турции, которые через практически невоюющую Болгарию смогли пробраться в Румынию, оттуда в Одессу и вывезти Варю тем же путём, а затем через Ближний Восток и Африку – в Соединённые Штаты.
Для всех в Союзе она считается пропавшей без вести, в курсе только родители, умело разыгравшие бесконечное горе. А чтобы уже здесь, в Штатах, не привлекать внимания, пришлось обставить наше знакомство как случайное, разыграв целый спектакль, до этого успев сделать соответствующие пометки в приютских записях и снабдив Варю поддельными документами, что тоже влетело в копеечку.
– На что только не пойдёшь ради любимой женщины, – вздохнул я и тут же изобразил почти натуральное волнение: – Надеюсь, мою жену не депортируют обратно в СССР? В противном случае НКВД отправит её в ГУЛАГ, откуда многие живыми не возвращаются. Да и поддельные документы… Вы же теперь обязаны сообщить в миграционную службу…
– Не переживайте, мистер Бёрд, – рассмеялся Гувер. – Как-никак мы с вами в одной команде, должны помогать друг другу, так что никто у вас жену не отберёт. Во всяком случае, ваша маленькая тайна дальше этих стен не уйдёт, а если понадобится, то я надавлю на нужные рычаги, поскольку ни в малейшей мере не хочу быть причиной вашей семейной трагедии. А Барбара, кстати, довольно симпатичная особа, вы не прогадали.
На этом мы с ним расстались, и больше года я с ним с глазу на глаз не общался, разве что по телефону спорадически получал какие-то рекомендации. Каждый такой односторонний звонок сопровождался моей лёгкой паникой. А ну как он что-то раскопал? Хотя вряд ли в таком случае он стал бы предупреждать меня об этом звонком, просто прислал бы самолётом своих агентов покрепче, заковали бы нас с Варей в наручники и отправили в Вашингтон.
К свадьбе для меня и Вари был отгрохан двухэтажный особняк с живой изгородью, двориком с изумрудной травой и бассейном. Не приведу же я свою жену в номер отеля, пусть он даже и относится к категории «люкс». Тем более что в доме заранее предусмотрена детская. Варя, не привыкшая к такого рода роскоши, в первый день боялась даже что-то тронуть, чтобы ненароком не повредить, насилу затащил её в бассейн. Глядя на её мышиного цвета трусики и бюстгальтер, подумал, что надо было заранее озаботиться о купальнике, но тут всё равно нас никто не видит, так что лучше вообще плавать без одежды. Тем более я намеревался завершить наши водные процедуры совокуплением, что в итоге и случилось.
Застенчивость с Вари приходилось снимать слоями, словно шелуху с луковицы. Реальный кастинг в паре голливудских студий, которые она специально провалила, а также работа официанткой хоть и ассимилировали её немного в американскую жизнь, но советская действительность сидела в моей любимой крепко. Хорошо хоть, в кафе не устроила соцсоревнование с вывешиванием портретов лучших работников на Доске почёта.
А как я водил свою возлюбленную по лос-анджелесским магазинам! После заброски в Штаты она жила более чем скромно, не позволяя себе лишнего. Впрочем, воспитанная в СССР девушка и не привычная к роскоши всё же по пути на работу и обратно в съёмную квартирку непроизвольно замедляла шаг возле огромных витрин с платьями, туфлями, сумочками и прочей дребеденью, на которую так падки женщины всех времён и народов. Да что там кривить душой, нам же, мужикам, тоже приятно, когда наши жёны и подруги «прикинуты» по высшему разряду.
Вот и я, как только мы официально заявили о своих притязаниях друг на друга, повёл Варю на шопинг. Вернее, повёз, арендовав на весь день практически новенький бьюик-роудмастер. К вечеру весь багажник был забит сумками и коробками, да ещё что-то закинуто на заднее сиденье. И всё это повезли на её съёмную квартиру. Когда я через неделю собирался повторить шопинг-тур, Варя решительно воспротивилась:
– Фима, ещё с прошлого раза вся квартира завалена покупками! Да и куда мне всё это надевать?
– А я хотел предложить сегодня вечером сходить в театр Pantages. Там сегодня мюзикл дают «Оклахома» с Джоан Робертс. У меня и билеты уже есть, – продемонстрировал я ей два цветных кусочка плотной бумаги.
– Ох, ну ладно, что-нибудь подберу на вечер, – делано вздохнула Варя. – Платье… Пожалуй, то, что мы купили в Беверли-Хиллз, но там же купленные туфли не надену, у них шпилька высокая, я на такой ходить толком не умею. Зачем мы вообще их купили? Надену на среднем каблучке.
– И колечко с бриллиантом не забудь, – напомнил я Варе о своём недавнем подарке.
В общем, понемногу выводил любимую в свет, приучая к будущей жизни жены миллионера. Хотя не особо упорствовал, чтобы не перегнуть палку, а то вдруг в Варьке проснётся избалованная светская львица – вот уж чего мне меньше всего хотелось бы. Впрочем, она и сама прекрасно чувствовала меру. Как-то, когда мы остались наедине, задумчиво крутя на безымянном пальце колечко с бриллиантом в три карата и закусив нижнюю губу, она грустно вздохнула:
– Фима, я такой подлой себя чувствую… Там война, а ты на меня столько уже потратил, что на эти деньги можно было бы купить, наверное, десять тонн хлеба. Столько советских людей можно было бы накормить…
– Не нужно себя корить, дорогая, ты в Америку не развлекаться приехала, а выполнять ответственное задание. А стране я и так помогаю по мере сил. И поверь, неплохо помогаю. Просто ты многого не знаешь.
Мы с Варей считали дни до Победы, в том числе памятуя о нашем обещании сыграть свадьбу, только когда Германия капитулирует, хотя из Центра намекали, что можно и не затягивать. Как бы то ни было, с момента нашего знакомства до свадьбы прошло десять месяцев, и за это время я столько раз побывал в Лос-Анджелесе, что сбился со счёта.
На свадьбе Вержбовский тоже распознал в моей невесте ту девушку с чёрно-белой фотокарточки, которую я всегда носил с собой и чей увеличенный портрет стоял у меня на столе. Пришлось и ему рассказывать ту историю, которую я позже преподнёс Гуверу. На мой взгляд, легенда, по большому счёту, была шита белыми нитками, но хотя бы у директора ФБР не имелось доказательств, что девушка была заброшена в США советской разведкой. Так что если он что-то и подозревал, то пока эти подозрения держал при себе. Хорошо хоть, допросов с пытками не устраивал, а ведь мог бы, невзирая на мой ещё более выросший статус, предъявить ордер.
Фитин, понятно, на свадьбу явиться не мог, но позже мне лично передал на словах поздравление от товарища Сталина. Я поинтересовался, что нового в Союзе, а то до Штатов информация, как ни крути, доходила иногда в довольно искажённом виде. Холодной войной пока не пахло, так как сенатор от штата Висконсин Джозеф Маккарти уже ни при каких условиях не развяжет «охоту на ведьм». Как только мне на глаза в моей же газете попалась это имя, я сразу же вспомнил об эпохе так называемого «маккартизма», сопоставил очевидное и пришёл к выводу, что этот сенатор и есть тот самый тип, не без непосредственного участия которого была развязана холодная война. Значит, нужно устранить этого клоуна самым безжалостным образом ещё «на взлёте», пока он не успел натворить дел. Гибель сенатора в банальном ДТП ввиду отказавших тормозов пришлась как нельзя кстати. Услышав новость по радио, я мысленно поаплодировал людям Фитина.
Самое, пожалуй, важное, что после кончины Рузвельта в 1945 году на смену ему пришёл не Гарри Трумэн, как это было в моей истории, а действующий вице-президент Генри Уоллес. Вы спросите, куда подевался Трумэн? Что ж, отвечу… Его убили. Нет-нет, не в буквальном смысле, хотя после подброшенного в прессу (в мои СМИ в первую очередь, хотя Гувер мне и высказал задним числом) компромата Трумэн мог с чистой совестью приставить ствол к своему виску. Ну а что бедолаге оставалось делать после того, как весь мир узнал о его связи с несовершеннолетней девушкой? Я-то догадывался, кто подослал её к нему в гостиничный номер, набитый скрытой аудио- и фотоаппаратурой, но предпочитал свои догадки держать при себе. Так что Трумэн не успел добраться даже до поста вице-президента и сместить с него Уоллеса, который оказался большим другом СССР. В 1944-м, сразу после Победы, он совершил официальный визит в Советский Союз, побывав даже на Колыме. И кроме того, ещё с середины 20-х являлся последователем Николая Рериха и считал его своим гуру. Опубликовать одно из давних писем нового президента Рериху в моих печатных СМИ пришлось после настойчивой просьбы Гувера, которому Уоллес, что логично, встал поперёк горла. Фотокопию письма мне передал лично Стетсон. Деваться было некуда, я не хотел раньше времени оказаться в числе врагов могущественного директора ФБР. Однако информация была подана таким образом, что якобы вредность учения Рериха ещё нужно доказать, приведя мнение специалиста по Агни-йоге.
В итоге не было атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки ни в 1945-м, ни в последующие три года. Пожалуй что и не будет. Хотя в создании ядерного оружия и в этой реальности американцы подсуетились первыми. Но СССР провёл испытания атомной бомбы всего на год позже, так что паритет был восстановлен практически сразу.
О создании НАТО тоже пока речи не шло. Глядишь, мир обойдётся и без североатлантического военного блока. Тогда отпадёт надобность и в Варшавском договоре. Зачем нагнетать обстановку?! Тем более Сталину и Уоллесу пока удаётся вести вполне добрососедский диалог.
СССР понемногу восстанавливался после жестокой войны, и сокровища, добытые не без моего участия, наверняка пригодились. Думаю, не все они ушли на покупку вооружения и прочих атрибутов войны, Коба по-любому что-то прикроил на послевоенный период. А тут ещё знаменитый генетик и селекционер Николай Вавилов, который в прежней реальности, как я помнил, угодил в опалу, на этот раз после моих записок оказался в фаворе, снова возглавив ВАСХНИЛ, и благодаря своим изысканиям за короткий срок буквально накормил всю страну. Во всяком случае, проблем с хлебом СССР не испытывал. А Лысенко угодил в опалу и трудился на благо страны на Дальнем Востоке, претворяя в жизнь наработки своего идейного противника, восставшего, словно Феникс из пепла.
Кстати, не только Восточная Европа, как и в известном мне мире, отошла под кураторство СССР. Учитывая, что сейчас англосаксы и янки, озабоченные своими проблемами в Индии и с японцами соответственно, не смогли направить в Европу достаточно мощную группировку, получилось так, что советские войска встретили Победу не на Эльбе, а на Рейне и По, и большая часть Европы согласно Ялтинской конференции в феврале 1944 года отошла под юрисдикцию СССР. А это, помимо стран Восточного блока, все Балканы, с Югославией и Грецией, а также объединённая Германия. А вот Италия, Франция, Испания, Португалия, Швейцария и Австрия, включая страны Бенилюкса, Данию и Скандинавские страны, сохранили условно нейтральный статус.
Польша вернулась в состав СССР, не говоря уже о Прибалтийских республиках. Кёнигсберг, как и в моей истории, стал советским. К СССР отошла восточная часть современной Пруссии почти до Берлина. Под шумок зацепили и Финляндию, припомнив Фридрихсгамский мирный договор от 1809 года.
С Японией мы, как водится, немного повоевали, после чего Курилы и Южный Сахалин, спустя сорок лет, вернулись в «родную гавань», то есть в российскую, а теперь уже советскую. Не знаю, имелись ли у советского руководства планы на Страну восходящего солнца, но там подсуетились янки, сразу же принявшиеся строить военную базу. А вот Корею нам удалось взять под свой контроль полностью, посадив марионеточное правительство, и мы тоже, не мудрствуя лукаво, создали там сразу две военные базы.
Югославия, кстати, после гибели Иосипа Броз Тито оказалась весьма лояльна к Советскому Союзу. Весной 1944-го Тито погиб в перестрелке с фашистами, вот только пуля почему-то вошла лидеру партизанского движения между лопаток. Догадываюсь, что не обошлось без участия советских спецслужб, как-никак я лично рассказывал Сталину о политике «и нашим, и вашим» будущего президента Югославии. И после Победы страну возглавил совсем молодой по политическим меркам Петар Стамболич, сразу же зачастивший в Москву, видно, на консультации. Именно он устроил чистку среди боснийцев и хорватов, воевавших на стороне Гитлера.
В соседней Албании к власти после окончания войны пришёл Ходжа Энвер. Насчёт него я не сильно потрошил в своё время Википедию, но память подсказывала, что эта страна выбрала не слишком правильный путь, о чём я сообщил через представителя резидента на одной из послевоенных встреч. Буквально месяц спустя Энвер был вызван в Москву. Не знаю уж, чем Иосиф Виссарионович так запугал лидера Партии труда, но, вернувшись в Тирану, тот объявил об ускоренном строительстве социализма и политике сближения с СССР.
Надеюсь, у руководства страны хватит ума не кидать все силы на восстановление экономик отныне дружественных нам государств. Нам-то досталось больше всех, да Германию ещё потрепало изрядно, но ГДР, в чём я более чем уверен, возродится за несколько лет. Немцы – педантичный и трудолюбивый народ, а мы привыкли всё делать с такой-то матерью и бросаться грудью на амбразуру. Тем более техникой мы не так богаты, а человек для многих начальников – не более чем галочка в книге трудодней.
С подачи созданной сразу после войны ООН в 1947-м Палестину было предложено разделить и образовать на её территории арабское и еврейское государства. А год спустя Давид Бен-Гурион объявил о создании Израиля. Правда, почти сразу же на новое государство напали Сирия, Египет, Ливан, Ирак и Трансиордания, но израильтяне сумели отбиться.
Не помню точных дат, о чём я тоже упоминал и в своих записках, и в разговоре со Сталиным. Похоже, Коба занял выжидательную позицию, следя, чем всё закончится. Когда же стало ясно, что евреев так просто не сломить, СССР признал новое государство, тут же установив дипломатические контакты.
В Южной Азии тем временем Индия обрела независимость, но Пакистан всё же отделился, став исламским государством. К власти там пришла Мусульманская Лига во главе с ярыми антикоммунистами Мухаммадом Али Джинной и Лиакатом Али Ханом. Правда, там успели подсуетиться наши люди, посодействовав пуштунам Северо-Запада и белуджам в Восточном Белуджистане в присоединении к Афганистану. При этом удалось наладить в целом не самые плохие отношения с Пакистаном.
Махатма Ганди сумел пережить 1948-й, в котором, как я помнил, его отправили на тот свет какие-то террористы. Не от Серова или кого-то из его людей, а из своих источников я узнал, что телохранителями Ганди являются советские специалисты. А ведь я когда-то упоминал то ли в разговоре с кем-то из советских шишек, то ли в записях, что Ганди погибнет в результате заговора. Похоже, были приняты соответствующие меры. Но при этом Ганди остался всего лишь духовным вождём страны, а пост премьер-министра занял его ученик Джавахарлал Неру. Недавно Ганди и Неру, к слову, побывали в Москве, заключив ряд важных соглашений. Индия нам как политический и торговый союзник будет весьма кстати.
В 1944-м в местечке Бреттон-Вудс в штате Нью-Гэмпшир состоялась конференция, итогом которой год спустя стало появление новой системы организации денежных и торговых расчётов. На смену «золотому стандарту» пришёл конвертируемый доллар, цена золота оказалась жёстко фиксирована – 35 долларов за тройскую унцию. Представитель СССР на конференции присутствовал, но выступил против, мотивируя это тем, что Советский Союз продолжает считать универсальной валютой не доллар, а золото. Соответственно, ещё год спустя наша страна не подписала и соглашение. Однако это не помешало созданию Международного банка реконструкции и развития и чуть позже Международного валютного фонда, так что СССР поневоле пришлось участвовать в валютных операциях на долларовой основе.
Кстати, Нюрнбергский процесс произошёл и в этой реальности. Каждый получил по заслугам, включая не успевших убежать или отравиться гитлеровских руководителей Гиммлера и Бормана.
В 1947-м состоялась наша последняя с Фитиным встреча. Он сказал, что идёт на повышение – его ставят руководить министерством госбезопасности. Впрочем, он будет продолжать курировать моё направление, а главой американской резидентуры станет Иван Александрович Серов[1]. Фамилия показалась мне знакомой, но как я память ни напрягал, ничего конкретного по этому Серову вспомнить не смог. Жаль, Фитин мне нравился, никогда не давил, и вообще профессионал, каких ещё поискать. Надеюсь, с Серовым мы тоже сработаемся.
С новым куратором в течение последующих нескольких лет я встретился всего один раз. Он передал, что, учитывая мой нынешний статус, я перехожу в разряд «спящих» агентов. Как, соответственно, и моя супруга. Хорошо не в разряд «мёртвых», а то устранили бы на всякий случай: нет человека – нет проблемы. Для страны, пояснил Серов, я и так немало сделал, а проколоться на какой-нибудь мелочи будет крайне нежелательно.
Что ж, в целом меня такая позиция устраивала, хотя я продолжал по мере сил помогать своей стране, проявляя разумную инициативу. Умудряюсь как-то лавировать между заданиями, которые подбрасывают Гувер и его люди, и пропагандой СССР – это уже, как можно догадаться, моя инициатива. Заодно в моих инфомедиа всячески намекают, какие выгоды сулит сближение двух самых сильных в мире держав. Конечно, приходится вертеться, словно уж на сковородке, но тут ничего не попишешь.
А жизнь тем временем шла своим чередом. Через год, в июне 45-го, на свет появилась Софья. Я уж грешным делом думал, что мне по жизни уготовано быть отцом мальчиков, но на этот раз система дала сбой. Хороший такой сбой, качественный, так как малышка выглядела настоящим ангелочком. Мы её зарегистрировали как София Бёрд. Жаль, не Сорокина, лучше звучало бы.
Конечно, следил я и за тем, как растёт мой сын от мимолётной связи с Кэрол Ломбард. В 1946-м Люк пошёл в начальную школу, всё ещё будучи уверен, что Кларк Гейбл его настоящий отец. В их семье правду знала только Кэрол, и мне не хотелось вторгаться со своими откровениями, разрушая их уютный мир. Тем более и доказательств у меня не было, а закатывать скандал, не имея на руках козырей, – занятие бесперспективное. Не буду же я кричать: «А глаза! Посмотрите, у парня мои глаза! И подбородок такой же!» Приходилось ограничиваться подарками ко дню рождения, уж не знаю, как Кэрол объясняла и сыну, и мужу, от кого прибыл очередной презент.
Между тем моя медиаимперия раскинула свои щупальца на весь североамериканский континент. Это касалось не только радио и ТВ, но и печатных СМИ. Тысячу раз был прав основатель династии Ротшильдов, выведший формулу: «Кто владеет информацией – тот владеет миром». И я старался поэтапно воплощать свои далекоидущие планы в жизнь. Помимо уже имевшейся местной газеты я купил базирующуюся в Сан-Франциско «Русскую жизнь» и, самое главное, приобрёл контрольный пакет акций «Нью-Йорк Пост». Их конкурентов из «Нью-Йорк Таймс» я не потянул, хотя приценивался и так и этак. Но и «Пост» оказались неплохим приобретением, издание пользовалось достаточной популярностью на восточном побережье. Причём в редакции газеты я появился лишь однажды, на первой планёрке, когда представил коллективу самого себя. Правда, та планёрка длилась почти два часа, в течение которых я заодно озвучил свои пожелания по контентному наполнению издания, привнеся кое-какие наработки из СМИ будущего. Не особо революционные, но которые могут ещё более поднять тираж. Что в итоге в общем-то и случилось, через полгода мы всерьёз подобрались к показателям «Таймс», а спустя год газету можно было приобрести уже в любом уголке не только США, включая Аляску, но и Канады.
Отель и казино по-прежнему не простаивали, но уже не считались основным источником моих доходов. Я вообще решил к началу 50-х построить ещё один комплекс, по моим прикидкам, к тому времени моё благосостояние позволит затеять подобный проект.
Пока же для начала я приобрёл солидный участок земли выше по улице, где стоял мой отель. Земля в Вегасе порядком подорожала по сравнению с тем днём, когда моя нога первый раз ступила на территорию тогда ещё захолустного городка штата Невада. Но в мэрии у меня давно всё было схвачено, и мне они продали землю не намного дороже, нежели в 1940-м. Надеюсь, налоговая и прочие не начнут копать, почему так вышло, официально же тот участок на карте муниципалитета обозначили как непригодный для застройки ввиду подвижности пластов из-за грунтовых вод. Которым, если подумать, в этих краях неоткуда было взяться по причине засушливости климата – вся вода в город поступала благодаря «Дамбе Гувера». А спустя год после покупки участка специалисты вдруг выяснили, что вся грунтовая вода чудесным образом испарилась, и земля теперь уже вполне пригодна для возведения хоть дворца. Нехорошо, конечно, обманывать государство, но кто, как не я, создал из этого куска пустыни оазис игорного бизнеса?! Так что имею право на свои небольшие преференции.
Я тут, между прочим, ещё и писателем заделался. Правда, в итоге пришлось ограничиться парой книг и потрёпанными нервами. После выхода «Экспансии» журналисты устроили настоящую охоту на её таинственного автора, но успеха не добились. Моё инкогнито было выгодно и редактору издательства Harper amp; Brothers, потому что подогревало интерес к роману и заставляло раз за разом увеличивать тираж переиздания. Даже в Германии, на территории которой уже шла война, умудрились выпустить «Экспансию» на немецком языке. Мало того, экземпляр книги обнаружили в бункере Гитлера, причём с пометками на полях, сделанными рукой самого фюрера. Однако книга тут же исчезла, наверняка осев в какой-нибудь частной коллекции.
Грэг Малкович несколько раз обращался ко мне по поводу того, не готов ли я им предложить ещё что-нибудь. А я не раз и не два думал над тем, стоит ли браться за «Код да Винчи»? В общем-то книгу Дэна Брауна я перечитывал трижды, сюжет помнил если не досконально, то вполне сносно, и по долгом размышлении, загодя не ставя в известность Малковича, взялся понемногу кропать рукопись.
Естественно, действие было перенесено в настоящее время, якобы послевоенное, так что сотовые телефоны, компьютеры и прочие приметы будущего пошли лесом. Закрывшись в кабинете, чтобы ни жена, ни дочь не отвлекали, я по два часа в день работал над рукописью. Несколько раз переписывал некоторые куски текста, по какой-либо причине мне не нравившиеся, несколько раз хотел всё бросить к чёртовой матери. В итоге книга выжала из меня все соки, но окончательный вариант меня всё же не совсем устраивал, и я, минуя машинистку, отправил рукопись Малковичу с просьбой напрячь литредактора, дабы тот облёк мой конспирологический полуфабрикат в нормальное литературное произведение. Оплатить дополнительную работу я обещал сам, что и сделал, а после выхода книги сразу стотысячным тиражом под авторством всё того же Джима Моррисона я всё равно оказался в приличном плюсе.
А вот святые отцы, не успел роман «Код да Винчи» выйти в свет, сразу же потребовали изъять весь тираж, так как книга, по мнению обитателей Ватикана, подрывает устои не только христианской церкви, но и других религиозных конфессий. Это они, конечно, замахнулись на все конфессии, все убийства в моей книге на счету «Опус деи» – организации, почти двадцать лет реально существующей на момент выхода романа в свет. Да я ещё масонов приплёл, изначально тамплиеров. Помимо прочего добавил от себя полудетективную историю с выявлением тринадцатого апостола, то бишь Савла Тарсянина, впоследствии принявшего имя Павел. Якобы в его саркофаге, находящемся под алтарём римского храма Сан-Паоло-фуори-ле-Мура, хранился свиток, проливающий свет на настоящую историю Христа и которым удалось завладеть профессору Лэнгдону. Понятно, никаких свитков в саркофаге на самом деле нет, что и подтвердила экскурсовод, когда мне довелось побывать в базилике спустя три года после вскрытия саркофага учёными. Но сейчас этого никто не знает, поэтому я писал, не ограничивая свою фантазию никакими рамками.
Гораздо интереснее, как мне кажется, получилась моя придумка с зашифрованным в книге посланием, оставленным мной для читателей помимо того, что оставил по сюжету Соньер разгадывать Лэнгдону. Это послание было столь глубоко зашифровано, что ни редактор издательства, ни цензура никакого подвоха не заметили. Однако нашёлся дотошный умник, который всё же добрался до разгадки, а то я уже подумывал, как обнародовать эту информацию, чтобы самому при этом остаться в стороне. Молодой математик из Висконсина сам побежал в редакцию местной газеты, потрясая исчёрканным карандашом листом бумаги. А послание это гласило ни много ни мало, что вся властная и экономическая верхушка Британии и США повязана участием в мировом заговоре, по сравнению с которым масоны со своими театральными сборищами – просто детский сад. Публикацию принялись перепечатывать другие издания, подключились радио и телевидение, и, естественно, мои тоже. В итоге шумиха охватила чуть ли не весь мир. Отдельно стоит отметить, что Ротшильды с Рокфеллерами в этом контексте тоже мелькали, как и якобы контролируемая ими ФРС. Неудивительно, что их представителям тут же пришлось оправдываться, заявляя, что все намёки в адрес семейств – гнусная ложь.
Как бы там ни было, к тому времени уже увидел свет второй, полумиллионный тираж издания, не считая проданных прав на переводы за границей.
Однажды вечером Малкович позвонил мне в Вегас и чуть ли не плачущим голосом сообщил, что не ожидал от меня такой подставы и что буквально час назад к нему приходили люди из ФБР.
– Откуда вы звоните?
– Из бара напротив издательства.
– Правильно, ваш телефон может стоять на прослушке. Так что им было нужно? – спросил я, уже заранее зная ответ.
– Как что?! Они хотели узнать, кто настоящий автор этой книги! Я сослался на обещание не разглашать имени писателя. Тогда мне пригрозили жёсткими санкциями, вплоть до закрытия издательства. Дали неделю на размышление.
– Неделю? Хм, что ж, попробуем за это время что-то придумать. Вы пока держите язык за зубами. И ваши люди пусть молчат. А бухгалтерские документы, где фигурирует моё настоящее имя, уничтожьте.
Так, думал я, Малкович рано или поздно расколется. Что же предпринять?… И тут мне очень кстати на глаза попалась заметка в разделе «Криминальная хроника», где сообщалось, что в съёмной нью-йоркской квартире был найдет мёртвым малоизвестный писатель Алекс Гринуэй. Судмедэксперт дал предварительное заключение, что смерть наступила в результате передозировки наркотиков. Как сообщалось, у Гринуэя из всей родни имелась только воспитывавшаяся в приюте племянница, которую он не видел три последних года, ведя исключительно замкнутый образ жизни. На что он жил и приобретал наркотики, установить пока не удалось.