Гай Юлий Орловский
Ричард Длинные Руки – эрцпринц
– Что ж, – сказал я, не дождавшись ответа, – по крайней мере видно, на чьей стороне Господь.
Двое ближайших ко мне переглянулись, один произнес с достоинством:
– Господь нас только испытывает.
– Он испытывает только праведников, – добавил второй, – а не грешников.
Из-за их спины на меня взглянул с ненавистью третий рыцарь, широкомордый, вроде бы чистопородный рубака, но со взглядом фанатика.
– Грешникам, – сказал он резко, – дает время раскаяться!
– Ага, – ответил я, – хорошо, я дам вам время раскаяться… Сэр Меревальд, не сочтите за труд, кликните кузнеца. Лучше троих-четверых. И пусть принесут цепи. В их же обозе десяток телег с цепями!
Он ухмыльнулся.
– Их везли для вас, ваше высочество! Ну и для нас тоже.
Я бросил короткий взгляд в его удаляющуюся спину. Когда прибыли Лихтенштейны с Сулливаном, а потом Геллермин, все четыре верховных лорда как-то поблекли, а когда явился с огромной и прекрасно вооруженной армией герцог Клемент, явно ощутили себя отодвинутыми на окраину, с которыми не очень-то и считаются.
Меревальд первым понял, что теперь их мнения и желания для меня ничто и что выгоднее всего поставить себя и свою дружину в мое полное подчинение.
Пока искали кузнецов и вытаскивали цепи, я рассматривал пленных, все таких же надменных и высокомерных, словно они только-только едут на победную войну, за каждым хвост благородных предков, что все видят и не позволят уронить честь рода.
– Итак, – сказал я неприятным голосом, – Господь нам всем даровал свободу выбора. Потому я, слушая его волю, даю ее вам.
Глава 7
Они все смотрят одинаково надменно и в то же время настороженно. Обо мне уже постепенно расходится молва как о человеке, чьи слова и поступки предугадать трудно.
Один из тех, кто сидит впереди, поинтересовался подчеркнуто небрежным голосом:
– Свободу… выбора? В чем?
Я ответил сухо и с неприязнью:
– Всякий, кто откажется от апостольской веры и примет истинную, получит свободу. Остальных же отправят на каторжные работы!
Пленные лорды заволновались, самый родовитый из них, граф Кендишир, произнес с благородным негодованием:
– Что никто из нас не отречется от единственно истинной веры, вы и сами знали. Но что за глупость насчет каторги? Мы – знатные лорды!
Я произнес зловеще:
– А тот ваш Бог, которому вы кланяетесь, различает лордов и чернь?
Он запнулся, но ответил так же гордо:
– Зато различает церковь.
– Ваша церковь будет уничтожена, – пообещал я. – А теперь… всем встать!.. Встать, я кому сказал! Строиться в колонну по двое!.. Стража!
С обеих сторон сдвинулись ратники с пиками, выставив перед собой длинные древки с острыми стальными жалами. Лорды пробовали оставаться на местах, но острия кололи всерьез, лорды вскрикивали, ругались, однако их одежда обагрилась кровью из новых царапин, и все с руганью и проклятиями, но выстроились по двое.
Я посмотрел по сторонам, поймал взглядом Алана, он сразу же понял и примчался бегом.
– Ваше высочество?
– Алан, – сказал я, – ты уже сотник?
Он выпалил с благодарностью:
– Да, ваше высочество! Вы сами велели сэру Дарабосу повысить меня с десятника.
– Сотник, – сказал я, – это неплохо. Но теперь есть мудрая мысль перевести тебя в благородное сословие и назначить командиром конвоя. Отбери нужное число для сопровождения и охраны этих… высокородных.
Он рухнул на колени, а лицо осветилось так, словно перед ним возник ангел небесный.
– Ваше высочество!
– Не подведи, – сказал я важно.
Он спросил торопливо:
– Куда вести?
– Правильный вопрос, – похвалил я. – Гони в самую глубь наших земель!
– В Турнедо?
Я покачал головой.
– Не знаю, куда отступим под натиском Мунтвига, но нужно, чтобы он не освободил пленников, это удар по нашей репутации.
– Будет сделано, ваше высочество!
– Отступай с ними, – сказал я, – хоть до самого Сен-Мари!.. Но они должны остаться в плену, пока мы сами не соизволим как-то решить их судьбу.
Дальше я наблюдал издали, как пленных сковали единой цепью: лордов, простых рыцарей, и очень простых, и совсем простых, что уже и не рыцари, а элитные оруженосцы, и наиболее стойких ратников, что постыдились позорить себя бегством.
Скованных, их погнали в сторону дороги, ведущей на юг. Алан на своем сером аргамаке, рядом покачиваются в седлах неразлучные Стоун и Мел, с которым снова не разлей вода, а с боков и в конце едут конные стражи.
Буквально через десяток шагов вся цепочка пленных затормозилась, это один из лордов вдруг остановился и даже уперся, не желая идти.
Я взмахом руки послал к нему одного из лучников, тот ринулся так, что песок взлетел выше головы, что-то спросил, выслушал и с такой же скоростью вернулся.
– Ну? – спросил я.
– Он не желает, – выпалил он.
– Чего? В плен?
– Нет, он признал себя пленным, – пояснил лучник. – Однако не желает идти вместе с простолюдинами. Он граф!.. Это унижение для его достоинства. У него семьдесят деревень и два крупных замка…
– Уже нет, – прервал я. – Эй, вон ты… Тебя как зовут?
Могучий ратник с большим топором за плечами прогудел настороженно:
– Герберт, ваше высочество.
– Как твой топор, Герберт? – спросил я.
– Можно бриться, – сообщил он с гордостью.
– Молодец, – сказал я. – Струмент нужно держать в хорошем состоянии. Но я почему-то уверен, с одного взмаха не снесешь голову вон тому гордому графу, видишь? Шея у него толстая, как у Томаса Мора…
Он сказал с обидой:
– Обижаете, ваше высочество…
– Тогда действуй, – велел я.
Он вразвалку пошел к группе пленников, за ним отправилось еще несколько человек. Копейщики выставили свои стальные жала на древках и мрачно наблюдали за происходящим.
Граф смотрел с презрением, надменный, гордо выпрямившись и поглядывая из-под приспущенных век.
Герберт зашел сзади, топор несет вроде бы небрежно, однако на следующем шаге страшное орудие убийства взвилось в воздух, острейшее лезвие прорезало воздух наискось.
Граф уловил что-то недоброе, начал было поворачивать голову, но холодная сталь уже срезала ее настолько чисто, что не задела ни плечи, ни подбородок.
Герберт подхватил покатившуюся голову за длинные волосы, стараясь не запачкаться брызжущей кровью, и победно вскинул на вытянутой руке.
– Прекрасно, – сказал я громко и пошел к пленным, уставившись в них нещадным взором. – Этот мерзавец оскорбил своих братьев не только по вере, но и братьев по оружию!.. Они жертвовали своими жизнями, закрывая его от наших мечей и копий, а он отказывается идти с ними и есть из одного котла?..
Пленные смотрели устрашенно и с недоверием, не понимая и не в состоянии осознать такую жестокость.
Я сказал еще жестче:
– Герберт, воткни шест у обочины, а на него насади голову этого спесивого дурака!.. И пусть всякий видит, что только мы выполняем заповеди Господа о равноправии… ну, постепенно, постепенно.
Ратник сделал все, как я велел, и пленных снова погнали по дороге, что, как догадываюсь, растянется на сотни миль. Благородные лорды, а их немало среди пленных, оскорбленно поглядывали на голову их соратника, скрипели зубами от бессилия, но шли молча и покорно. Да, Господь у нас у всех один, и на знатных и незнатных он смотрит одинаково… с любовью.
Алан проводил чуть колонну, затем развернул коня и примчался ко мне, догадываясь, что могут быть некие напутствия на дорогу.
– Ваше высочество…
– Будь строг, – велел я. – Никакой бессмысленной жестокости, однако неповиновение карай жестоко! Мы не звали их на наши земли, но раз они пришли, пусть не сетуют на плохой прием.
Он спросил осторожно:
– А что с ними дальше?
– Передашь местным властям, – сказал я. – В Турнедо, а еще лучше – в Сен-Мари, там есть хар-р-рошие каменоломни! И будут эти орлы там работать и даже трудиться, пока не окупят весь ущерб, который нанесли мирным жителям своим вторжением в королевства. А также ущерб, который нанесем мы в праведном гневе, когда по заповедям Святого Писания для восстановления справедливости и превентивного предотвращения новых агрессий… воздадим сторицей…
Он слушал, кивал, вид вконец обалделый, проговорил наконец с сомнением:
– Если в Турнедо… то кому передать?
– В распоряжение Бальзака в столице, – сказал я. – Но если будет опасность, что Мунтвиг придвинется слишком близко, гони их через Тоннель под Большим Хребтом в Сен-Мари. Там в Геннегау, обратись к Жерару Макдугалу, это мой секретарь… Да, там король сейчас Кейдан, но моя власть остается… моей властью.
Он спросил осторожно:
– Двоевластие?
– Понимаешь, – сказал я горько. – Да, пока так. Но не думаю, что Кейдан решится освободить пленных. Во-первых, это враги не только мои, но и королевства Сен-Мари, а Кейдан не рискнет вредить королевству только для того, чтобы нагадить мне. Так что все будет путем!
Он сказал с чувством:
– Спасибо за доверие, ваше высочество!
Конники Норберта примчались с вестью, что войско графа Максимилиана уже в двух милях, вот-вот обогнет вон тот лес.
Клемент встрепенулся, вскочил.
– Ваше высочество, уж простите, но я очень уж люблю этого мальчонку! Не могу не встретить.
Я сказал добродушно:
– В час добрый. Я сам его встречу на площади.
Лорды Варт Генца переглянулись, Хродульф поинтересовался с настороженностью:
– Что это за мальчонка, которого все так ждали… и даже этот гигантский герцог побежал встречать простого графа, сам как мальчонка?
– Макса все любят, – ответил я. – Чистая душа, бескорыстен, добр, влюблен в военное дело…
Норберт пояснил с улыбкой:
– Хотя он сам хороший боец, но его страсть не схватки, а стремление улучшать и снова улучшать пехоту. Пока еще ни одна конная атака не смогла сломать оборону, если ею командует Макс… простите, ваше высочество, граф Максимилиан!
Верховные лорды переглянулись, Хенгест буркнул:
– Ни одна конная атака? А если бы я повел свою дружину?
– Лучше не пробуйте, – мягко сказал я, – сперва посмотрите, что будет с конницей Мунтвига, когда та попробует наскочить на вроде бы беззащитную пехоту нашего любимца.
Через два часа, как и было обещано, из-за леса выметнулись конники Норберта, а с ними с десяток конных разведчиков Макса, но не помчались к нам, а замерли в красивых позах, чувствуя, что сейчас именно на них смотрят.
А затем начали выходить копейщики, ряд за рядом. Я бросил короткий взгляд на Хенгеста и ощутил, что гигант тоже впечатлен. Идут хоть и не в ногу, но ровными и плотными рядами, готовые в любой момент встретить конную атаку: колонна по двадцать человек в ряд, сто в длину, над головами лес пик с длинными в локоть стальными наконечниками, что пробьют и стальную рыцарскую кирасу, когда ее хозяин ударится о нее всем весом.
Они выходят и выходят, шагающие ровно и уверенно, лица и доспехи покрыты пылью, такие же у идущих следом лучников и арбалетчиков, затем снова колонна копейщиков…
Наконец выметнулись Макс на быстром легконогом коне и Клемент на своем гигантском брабанте, Макс носился взад-вперед, проверяя и перепроверяя.
Уже не останавливаясь, он поскакал к нам, а Клемент остался с головной колонной, ничуть не чувствуя себя опозоренным, что вот герцог, а ведет пешие части простолюдинов.
Макс на ходу соскочил, сам в простых кожаных латах, как и его люди, подбежал ко мне, заметно выламывающийся из этого мира непосредственностью и чистотой помыслов и движений, все такой же легкий, с узким удлиненным лицом и внимательными синющими глазами, с тонко очерченным длинным носом и по-девичьи пухлыми губами.
Едва он преклонил колено, я поднял его и, обняв за плечи, сказал с удовольствием:
– Я уж думал, растолстел, наверное…
– Ваше высочество! – воскликнул он обиженно.
– Все толстеют, – заверил я. – Ну, почти все. У тебя, как вижу, без приключений?
Он ответил с недоумением:
– А что могло приключиться, если все продумано и просчитано вами, ваше высочество?
– Верно, – согласился я, – приключения случаются только у растяп, а ты разве она самая? Мы должны побеждать без всякого героизма, потому что героизм – это род смерти, а не образ жизни.
Он вскинул на меня ясные, честные глаза взрослого ребенка, на лице проступило замешательство.
– Ваше высочество, мы готовы к любому проявлению героизма…
– Героизм, – сказал я, – это беззаветное проявление безысходки. Ты военный гений, Макс!.. А сам понимаешь, что после проявления героизма обычно остается меньше половины армии. А то и меньше трети.
– Ну-у…
Я смотрел в его лицо, молодое и ликующее, как всегда особенно светлое, с огромными синими, к вискам чуточку вздернутыми, словно в радостном удивлении, глазами.
– Как же тебя все любят, Макс, – сказал я и добавил с легким упреком: – Но где потерял свой великолепный доспех, скованный лучшими мастерами Вестготии?
Он сказал виновато:
– Едет следом в обозе. Если надо будет, ну там на парад какой, надену сразу, не беспокойтесь. А этот просто удобнее.
– Тебя не отличить от простого сотника, – сказал я, – а то и десятника.
Он не успел ответить, приблизились верховные лорды, Хродульф сказал важно и покровительственно:
– При такой удивительной скромности тем выше к нему любовь и преданность его людей. Умный и точный расчет.
Макс застеснялся, не смея возразить, что это не расчет, а я повернулся к лордам и сказал празднично:
– Я отметил этого юного рыцаря, и не устану это повторять, еще когда мы простыми рыцарями дрались в общей схватке на Каталаундском турнире. На нашей стороне была беднота, а нашими противниками были богатейшие и знатные рыцари тогда из неизвестного нам Сен-Мари, и, понятно, когда такого удавалось выбить из седла, его торопились захватить в плен, чтобы получить богатый выкуп. Максимилиан и еще один рыцарь все время берегли мою спину, так как я был вожаком нашей группы, и так и не захватили ни одного пленника. Он показал тогда, что для него команда – превыше всего!
Меревальд произнес с вопросительной ноткой:
– И вы его преданность оценили?
– Прежде всего его преданность любимому делу, – уточнил я. – И понимание ситуации. Он всегда служит команде, а о себе вообще не думает. Сами понимаете, какая это редкость.
Макс застеснялся, вывернулся из-под моей руки, нежные щеки, присыпанные пылью, чуточку заалели.
– А теперь, – велел я, – пусть армия располагается лагерем с западной стороны города, там удобное поле, а вечером всех вас жду на пир в ратуше, а затем – военный совет.
– Может быть, – сказал Меревальд, – сперва военный совет? На трезвые головы?
– Мы останемся здесь на недельку, – сообщил я, – не меньше. Нужно дождаться армий из Ламбертинии и Мезины. Это… настоящие армии, которыми горжусь. Мунтвиг получит достойный ответ за свое неспровоцированное нападение на мирные королевства, которые мы просто обязаны защитить по Божьему праву. За это время мы проведем не один военный совет, утрясая и уточняя.
Меревальд поклонился.
– Простите, ваше высочество. Я счастлив, что еще подойдут армии.
– Армии, – произнес я с расстановкой, – герцогов Шварцкопфа и Меганвэйла… это еще не все.
– Ваше высочество?
– Из Сен-Мари, – сказал я, – уже идут быстрым маршем, я уверен, закаленные в боях армии стальграфа Филиппа Мансфельда и рейнграфа Чарльза Мандершайда!.. И тогда Мунтвиг окончательно поймет, что не стоило ему идти по дороге Карла.
Лорды слушали и серьезнели, а я перехватил взгляд Норберта. Старый воин показал взглядом, что да, я в самом деле успел провести и даже почти закончить реорганизацию армий. Еще бы промедлил – все бы рухнуло под новым нашествием. Или война завязалась бы долгая, с отступлением к Большому Хребту, а потом – тьфу-тьфу! – и за него…
Глава 8
Праздничный пир был в разгаре, когда примчались разведчики с сообщением, что с юга приближается армия в составе рыцарской конницы и большого количества пеших частей с небольшим обозом.
Я потер ладони с таким энтузиазмом, что мог бы так зажигать костер в примитивных племенах.
– Прекрасно!.. Чьи знамена? Скарляндии или Варт Генца?
Верховные лорды встрепенулись и стали выше ростом, но разведчик проговорил с некоторым недоумением:
– Знамена… королевства Вендовер.
Наступило молчание, Норберт подхватился первым.
– Ваше высочество!
– Позволяю, – сказал я отрывисто.
Он выскочил из зала. Рыцари переглядываются, не забывая прикладываться к кубкам, вино хоть и похуже сен-маринского и даже армландского, но после знойного дня прекрасно освежает пересохшие глотки, а мясо в любом королевстве жарят одинаково хорошо, особенно если не привередничать.
Я выждал некоторое время, поднялся, стараясь, чтобы это не выглядело признаком волнения.
– Продолжайте, продолжайте, – сказал я громко и беспечно улыбнулся, – мне по долгу службы надо взглянуть, кто там прибыл.
Несколько лордов тут же поднялись: если сам Ричард идет встречать гостей, то они обязаны составить ему свиту, свита всегда придает внушительность.
Во дворе ратуши пока никого из новых, я вышел к воротам и уже там увидел, как из узкой улочки на площадь перед ратушей выметнулся с грохотом копыт отряд пышно и очень богато одетых всадников.
В глазах зарябило от обилия ярких цветов, а золотые украшения и драгоценные камни сразу пустили в глаза слепящие зайчики.
Впереди трое всадников, двое рослых командного типа, а третий невысокий на прекрасном коне, укрытом дорогой попоной кардинальского цвета. У меня сразу сердце дрогнуло в радостном узнавании: в блестящих доспехах из Вестготии, пышный султан на гребне шлема, такой же султан, только поменьше, на конском стальном налобнике, с плеч красиво ниспадает белый плащ, на груди поверх белой накидки нашит огромный красный крест, а в первый раз, когда я его увидел, там был огромный герб со вздыбленным львом золотистого цвета.
Он первым соскочил с коня и церемонно преклонил колено, хотя для него и других близких мне рыцарей это правило моим высочеством, даже тогда еще моей замечательной светлостью, отменено.
Я поднял его и обнял, скрывая сильнейшее недоумение, его выказывать нельзя, окружающие должны видеть, что у меня под контролем абсолютно все.
– Альбрехт! – произнес я прочувственно, больше играя на публику. – Я и не думал, что так буду скучать по тебе.
Он ответил все так же церемонно и торжественно:
– Ваше высочество, я счастлив представить вам принца Сандорина Винтонмаерского, единственного сына и наследника Его Величества короля Буркхарта Третьего!
Один из всадников легко покинул седло, приблизился и чуть-чуть склонил голову в вежливом приветствии. Молодой, поджарый, с короткими русыми усиками и такой же коротко подрезанной бородкой, глаза живые, смотрит с любопытством и без тревоги.
Я произнес с еще большим недоумением, но внешне тепло и по-королевски величаво:
– Приветствую вас, принц. Похоже, вы примете участие в великом событии, что перевернет жизнь нынешних королевств и навсегда изменит жизнь к лучшему? Отец и все королевство будут вами гордиться!
Он снова едва-едва наклонил голову.
– Благодарю вас, ваше высочество.
Альбрехт сказал громко:
– И первый из приближенных Его Величества короля Буркхарта Третьего… граф Лиутерд Колридж!
Граф спрыгнул с коня, подошел ближе и вежливо снял шляпу, но преклонять колено, естественно, не стал, у него свой король и свой принц.
– Приветствую вас, граф, – сказал я приветливо. – Вы показали себя прекрасным переговорщиком, отстаивая интересы королевства. С той поры я питаю к вам самое глубокое уважение.
Он поклонился и ответил ровным голосом, но я уловил, что он глубоко польщен:
– Спасибо, ваше высочество, за высокую оценку.
Я перевел взгляд на Альбрехта, тот понял, сделал шаг вперед и сказал громко и с подъемом:
– Узнав, что черное знамя властелина Тьмы, выпавшее из рук императора Карла, подхвачено другим злодеем, двинувшим на завоевание наших мирных королевств свои дикие орды… Его Величество король Буркхарт Третий тут же в мудром и точно рассчитанном благородном порыве велел отправить все войска, какие есть в королевстве, в распоряжение его светлости Ричарда Завоевателя!
Я помолчал, стараясь понять, сколько Буркхарт выиграл у меня таким великолепным политическим ходом, затем сказал прочувственно:
– Я безмерно тронут таким благородством и желанием вложить свою лепту в победу над Злом и Тьмой!.. Уверен, этот мудрый ход будет по достоинству оценен летописцами, а королевству Вендовер принесет счастье и процветание!.. А теперь, дорогие друзья, присоединяйтесь к нашему пиру в честь победы! Там и обсудим детали.
Альбрехт спросил быстро:
– Уже? Какая победа?
– Разгромлена первая ударная армия Мунтвига, – сообщил я. – Почти никто не спасся, захвачен огромный обоз и несметное количество трофеев. Ну, заодно отпразднуем ваше прибытие, как залог новых побед во имя!
Норберт, как лучше всех знающий окрестности, помчался со своими людьми показывать, где удобнее всего разместиться лагерем армии Вендовера, а я, царственно улыбаясь, повел нежданных союзников в город, где передал местным, чтобы устроили их в соответствии с рангом, помогли выбить пыль и помыться перед пиром.
Альбрехту не нужно объяснять, что требуется от него, он пошел следом и, едва я раздраженно закрыл за ним дверь своего импровизированного кабинета, сказал быстро:
– А что мне оставалось делать?.. Просто сидеть и ждать, пока здесь у вас закончится война?
– Вы действовали без моих полномочий, – напомнил я строго.
– Разве плохо?
– Хорошо, – признал я. – Даже великолепно… в первом приближении. Да вы садитесь, я тоже набегался, так бы и лег вовсе.
– А что во втором? – спросил он.
– Пока не знаю, – ответил я. – С одной стороны, мы получили целую армию. С другой – гм, армия среднефеодальная…
– Что-что?
– Это я умничаю, – пояснил я. – В этом случае вам всем нужно в восхищении моей непостижимой мудростью раззявить рот. Среднефеодальная – это армия старого типа, значит, в которой лорды воюют как хотят. Однако нам еще и нужно следить, чтобы этот принц не погиб ненароком… а то скажут, что нарочно убили. Он как вообще?
– Не особо и задирист, – сообщил Альбрехт, – хоть в бой поскачет первым, так принято, иначе честь уронит. Характер… надо сказать, типичный для королевского сына.
– Ага, подпорчен?
Он посмотрел на меня невинными глазами.
– А много исключений?
– Есть, – сообщил я. – Как-то читал в детстве. В сказках. А что с нашей группировкой, что противостояла войскам Вендовера? И вообще, как вам удалось уболтать короля на такой дикий шаг?
– Сами видите, – ответил он, – не такой уж и дикий.
– Ну да, – признал я, – королю только выгода. Думаю, вы расписали, насколько я благороден, и что Палант с Растером, а у того еще и тролли, не захватят тут же Вендовер?
– Расписал, – признался он, – а как иначе заставить решиться? Да, он избавляется от нашей угрозы, зато мы получили не только их армию, вообще-то неплохую, но и наш, как вы странно выражаетесь, ограниченный контингент демократизирующих сил, что там стоял наготове на их землях.
– Палант тоже идет сюда?
– Вслед за этим войском, – доложил он. – Хочет быть уверенным, что это не какой-то хитрый маневр Буркхарта.
– Палант? – изумился я. – Всегда такой доверчивый!
– Люди взрослеют, – напомнил он сурово. – А в том аду, куда вы швыряете этих детей, взрослеют очень быстро. Растер с его полчищем троллей идет вообще в арьергарде, чем весьма недоволен.
– Еще бы, – согласился я. – Такая проламывающая всех и вся мощь… Но Буркхарт молодец, я не ожидал от него такого хитрого маневра.
Он чуть улыбнулся, напоминая, что, хотя решение принимал король, но автор вообще-то он, Альбрехт.
– Отдать армию, – продолжил я, – под мое командование на время войны, это заранее не только защитить свое королевство от возможных угроз от моей растущей мощи, но и…
– …претендовать на защиту, – закончил он. – Не сможете же напасть на него после такого его жеста!
– Весь мир меня осудит, – согласился я. – А репутация – это все.
Он сказал с некоторым напряжением в голосе:
– И еще, ваше высочество…
Я насупился.
– Сейчас скажете какую-то гадость.
– Скажу, – пообещал он. – Те земли, которые мы отторгли у Вендовера, чтобы защитить Ламбертинию, пришлось вернуть Буркхарту…
Я поморщился, махнул рукой.
– Да ладно, мы и не забирали… так уж сразу. Это могло бы случиться потом, но сперва пришлось бы найти повод. А лучше – весомый.
– Для вашего высочества, – сообщил он вежливо, – это раз плюнуть.
– Ладно, – сказал я, – будем считать, что выиграли оба. Только бы принца теперь уберечь…
– Я приставлю к нему телохранителей, – сказал он.
– Да уж… Но какой хитрец этот Буркхарт!
– Не такой уж, – сказал он.
Я переспросил:
– Почему?
– Герцога Блекмура укрыл, – напомнил он. – Правда, не мог не укрыть родственника…
– Да, – согласился я, – это был прокол, но неизбежный. Но сейчас, хитрюга, еще и заложника прислал на случай, если я какой-то недоверчивый деспот!
Он в удивлении вскинул брови.
– А вы доверчивый?
– Ну ты и гад, – сказал я с сердцем.
