Закрыв горловину, через которую в город ворвались первые отряды мунтвиговцев, прибывшие помогли местным быстро очистить улицы и площади от попавших в западню. Те пытались затеряться между домов, но горожане усердствовали, вымещая на них страх и злобу.
Я видел, как в разных частях города вспыхивают короткие, но яростные схватки, оттуда доносятся крики и лязг оружия, а когда все затихает, на улицах остаются растерзанные тела.
В замке быстро поставили новые петли и заново навесили ворота, а за это время, как догадываюсь, оверлорд Гайгер наконец-то получил проверенные донесения, что в спину захватившим город ударило совсем крохотное войско, хоть и все из могучих и прекрасно вооруженных рыцарей.
Это было видно еще и по тому, что немедленно погнал было отряды на новый штурм, нужно заново отбивать захваченный было Баббенбург, однако на небе полыхает красное зарево, солнце зашло, и на мир опускается недобрая тьма…
Я слышал, как в лагере протрубили отбой, и отряды с явным облегчением начали возвращаться обратно.
Норберт докладывал о расположении войск противника, ночью вряд ли начнут штурм, хотя разъярены такой неудачей в самом конце, когда оставалось вроде бы только дожать, однако к утру нужно быть готовыми.
Зигмунд, отправив братьев устраиваться на ночь, оставался при мне, стараясь понять наши шансы.
Норберт сказал ему бодро:
– Вы успели вовремя, сэр Лихтенштейн.
– Надеюсь, сэр.
– Теперь будет легче, – сказал Норберт. – Из Турнедо идет большая армия герцога Клемента Фицджеральда, вы его видели.
– Хорошая новость, – ответил Зигмунд, но на лице его не отразилось особой радости, словно и без Клемента справились бы.
– За Клементом подойдут еще, – добавил Норберт.
Зигфрид выслушал с интересом, но покачал головой и повернулся ко мне.
– Я ничего об этом не знал, – произнес он почтительно. – Ваше высочество, я успел раньше потому, что мои земли, как вы помните, на границе Турнедо с Варт Генцем. Ваш Клемент должен был пройти мимо моих владений через неделю после того, как я поспешил в Бриттию.
– Он придет раньше, – заверил я, – чем через неделю.
– Каким образом?
– Он ведет только армию, – пояснил я. – Без обоза. И что нам здесь нелегко… знает. Или просто понимает.
– Прекрасно, – сказал он с энтузиазмом. – Тогда и дадим бой! Я помню сэра Фицджеральда, знатный воин!.. Он уже герцог?
– Со мной люди растут быстро, – обронил я скромно.
Он взглянул на меня с интересом, тяжелое крупное лицо расплылось в сдержанной усмешке.
– Как и вы, ваше высочество.
– Для чего мы и живем, – ответил я высокопарно, – если не стараемся доставить радость друг другу?
Он поклонился.
– Ваше высочество, мы будем стараться доставить вам радость нашим верным служением вам.
– Рассчитываю на вас, сэр Лихтенштейн, – ответил я. – Служите верно, и родина в моем лице вас не забудет.
Он откланялся, понимая, что долго занимать пустячной беседой всегда занятого лорда неприлично и даже непристойно, а я смотрел ему в широченную спину и напряженно думал о его землях, спор из-за которых весьма осложняет отношения Турнедо и Варт Генца.
Еще один лишний камушек на чашу весов, сказал я себе мрачно, чтобы понятия «Турнедо» и «Варт Генц» стали только географическими.
Со стен города видно, как и при свете костров на стороне мунтвиговцев наблюдается вялое и очень разочарованное шевеление. К главному шатру то и дело подъезжают военачальники, а между городом и лагерем теперь расположились, как понимаю, наиболее боеспособные и стойкие отряды.
Катапульты пока молчат, до требушетов Зигмунд и его люди добраться не сумели, да не было такой задачи, потому первые камни в сторону города полетели, как только оверлорд Гайгер получил исчерпывающие сводки о положении дел.
Норберт поднялся ко мне на стену и сразу сказал раздраженно:
– Хоть толку от них и никакого, но раздражают! В следующий раз доберусь…
– Думаю, – ответил я, – требушеты охраняют не меньше, чем самого оверлорда. И священники, мимо которых ни один незримник не пройдет.
Он повторил:
– Раздражают…
– Подойдет Клемент, – сказал я, – тогда и посмотрим, что можно сделать. Шли бы вы спать, дорогой друг!
Он покосился на молчаливого Зигфрида, что старается не привлекать внимания, чтобы я не отправил его сторожить мои покои.
– А вы?
– Пойду поговорю с епископом, – сообщил я. – Он тоже не спит ночами. Как и днем.
Он понимающе кивнул, епископ Геллерий, к нашему удивлению, оказался намного сильнее и полезнее, чем мы ожидали. Уже стало известно, что он рассмотрел пробиравшуюся через спящих у стены воинов некую тень и что-то отбирал у них незримое, а спустя некоторое время по его молитве с одного из воинов спала личина, и все увидели безобразное чудовище, а оно, едва поняло, что разоблачено, с ревом бросилось на людей, успело двух покалечить, пока его не изрубили. Всю ночь он объезжает воинский лагерь, хоть и не на коне, а на муле, как положено священнослужителю, бодрый и с прямой спиной, посвежевший на вольном ветре и с блестящими от возбуждения глазами.
Ришелье тоже стал епископом поневоле, а в молодости после окончания колледжа поступил в Военную академию, и только крайняя нужда заставила принять церковный диоцез, как единственный источник существования всей семьи. Возможно, и этот епископ изучал теологию по принуждению, но, как и Ришелье, достиг успехов, о чем говорят его немалые возможности по защите города.
Я посмотрел, как он строго и уверенно ободряет воинов, объясняет, какое великое дело совершают, а когда он отправился к другой группе, пошел рядом и поинтересовался:
– Ваше преосвященство… вы говорите, что убийство язычников… прямой путь на небо, но как же с заповедью «не убий»?
Он ответил уклончиво:
– Не желающих принимать крещение – да…
– А убийство христиан, что принадлежат, к примеру, к апостольской церкви?
– Эти еще хуже язычников, – отрезал он, сразу ожесточаясь. – Их нужно убивать без пощады, ибо только так можно высвободить их души… пока их хозяева не набрали еще больше грехов, как собаки блох!
– А если, – сказал я, – убиваешь в его доме, убьешь также всех женщин и детей?
Он вздохнул.
– Да, это грех, потом придется отстоять ночную мессу, чтобы священник очистил твои руки от крови.
– И все?
Он подумал, ответил почти уверенно:
– Да вроде бы все. Но на всякий случай, чтобы уж совсем быть чистым и правым, не мешает часть захваченной добычи пожертвовать в пользу церкви. И это в самом деле все!
Я вздохнул.
– В общем, убийство еретиков – как бы не убийство…
– Не как бы! – сказал он строго, но, на мой взгляд, слишком громко и слишком твердо.
– Не убийство, – согласился я. – Как не убийство – забой скота.
– Есть разница…
– В чем?
– Скот не наделен душой, – объяснил он. – А у человека, даже у язычника, она есть, тем более у еретика. Потому его убивать хоть и нужно, однако потом помолиться, прося прощения за невольный грех…
– Но все же грех?
Он уловил, куда клоню, сказал настойчиво:
– Этот грех церковь берет на себя!.. Грех, совершенный ради нас, не может быть тяжким. Церковь, выполняя волю Господа, решает, как и где ее выполнить лучше. Ты ведь знаешь, прожить всю жизнь без греха невозможно. Особенно когда живешь, а не… Еще здесь, на земле, церковь взвешивает твои деяния, и, если ты совершил некий грех для спасения чьей-то души, тебе даруется прощение. Мунтвиг – зло!
Понятно, проплыла грустная мысль. Епископ понимает, что я вряд ли буду в самом деле выворачивать душу, даже со священниками не бываем искренними до предела. Видимо, функции любого священнослужителя в армии не столько как духовника, сколько как надзирателя от лица церкви за такими вот своенравными и непредсказуемыми воинами, что должны быть в первую очередь Воинами Церкви.
Ночью небо снова озарилось зловещим пламенем летящих в город каменных шаров, иногда раскаленных, иногда просто обернутых в горящую ветошь.
Горожане и городская стража следили за их полетом и сразу же бросались тушить, так что ни одного пожара за всю ночь так и не вспыхнуло, разве что один из местных зашиб ногу о раскаленный камень и опалил полу длинного, по местной моде, кафтана.
С утра начался приступ, все жители города на этот раз были на стенах, бросая во взбирающихся по лестницам камни, палки, горшки, и всем довелось увидеть великолепное зрелище, которое никогда не забуду: вдали показалась конница, а по мере того как приближалась, становились отчетливо видны рыцари в полных доспехах и с пышными султанами на шлемах, огромные кони под цветными попонами и со стальными налобниками, и земля начала подрагивать и все громче постанывать под непомерной тяжестью.
Я чувствовал, что кони не просто устали, а измучены, однако рыцари послали их в галоп, с ходу смяли и рассеяли нападавших, в то время как другая группа клином врезалась в лагерь, где сразу же началось не побоище даже, а избиение.
В разных местах мунтвиговцы собрались в группы и организовали сопротивление. Я присмотрелся: оверлорд выстраивает дружины, от него скачут гонцы во все стороны с поручениями. Разбегается только чернь, осаждавшая город, а сам костяк в лагере, где несколько десятков, а то и сотен настоящих рыцарей, держится сравнительно спокойно и готовится к сокрушительной атаке.
Я заорал:
– Сэр Зигмунд, выводите своих людей!
– Ударим, – крикнул он, – со своей стороны?
– Да, – крикнул я. – Хенгест?
– Уже иду, – прокричал Хенгест гулко и захохотал.
– Быстрее, быстрее! – закричал я. – Пока он не понял, что снова подошла только небольшая группа, как в прошлый раз!
Со стен бегом скатывались все воины, кроме часовых, а из южной части города на рысях выметнулись дружины Меревальда и Леофрига. Я поискал взглядом Хродульфа, но тот торопливо собирает своих людей и что-то кричит им сорванным голосом, явно объясняя посильную задачу, которая некоторым кажется почему-то непосильной: всего-то и делов, что отбросить нападающих обратно в лагерь.
– Быстрее разобрать завал! – закричал я. – Всех лучников на стены! Арбалетчики!
Завал разобрать не успели, теперь с этим непросто, но освободили дорогу от вкопанных там острых кольев, и конница Зигмунда, с трудом взбираясь на гору земли, переваливалась на ту сторону, откуда с азартом атаковала на отдохнувших конях лагерь противника.
Лорды Варт Генца спешно вывели почти все свои войска и ударили с не меньшим азартом. От них просто разбегались, две тысячи рыцарей и тяжеловооруженных конных всадников сразу смяли передние ряды и пошли врубаться все глубже и глубже.
Я наблюдал с ворот настила, при мне Хродульф и Меревальд, а Хенгест и Леофриг с таким азартом рубятся там внизу, приближаясь к лагерю, словно всю жизнь мечтали об этом дне.
Сеча тяжелая, я не сразу заметил некую неправильность в расположении войск, а когда спохватился, заорал во весь голос:
– Отбой!.. Трубить немедленно отбой!.. Всем возвращение в город!
Меревальд ткнул в бой трубача, тот судорожным движением вскинул к небу раструб и прижался губами к мундштуку.
Звонкий зов прорезал воздух и стремительно понесся в сторону бранного поля.
– Еще! – потребовал я. – Еще!.. Там хватает тугоухих…
Красиво и четко взаимодействуя, обе группы прибывшего рыцарского войска некоторое время гнали перед собой противника, затем одновременно развернули коней и помчались к городу.
Хенгест со своей дружиной еще рубился, демонстрируя, что он сам по себе и никакой Ричард ему не указ, будь он хоть трижды Завоеватель. Леофриг сражался с левой стороны, наконец оба повернули коней.
Навстречу выскакивали горожане и, хватая коней под уздцы, помогали затаскивать на вершину высокого вала, и оттуда те уже сбегали вниз, где их опять подхватывали под уздцы и уводили бегом, освобождая место другим.
Обозленные мунтвиговцы не сразу сообразили, что прибыла не огромная армия, но, как только командиры поняли, что снова лишь небольшое войско, пара отрядов попробовали вяло догнать отважных героев у самого города и порубить хотя бы последних, но со стен, прикрывая отступление, дали такой дружный залп, что первой тучи стрел хватило, чтобы треть сразу свалились с седел. Многие пали лицом на гриву, а раненые кони не слушались поводьев, вздымались на дыбы и били соседей копытами.
После отступления снова все поле покрылось трупами, и вскоре от мунтвиговцев явились с белыми флагами перемирия и принялись забирать убитых и раненых.
По эту сторону ворот суматоха еще не затихла, спешенные рыцари, отвечая на вопросы местных и лордов Варт Генца, направились ко мне.
Один остановил их властным жестом и, подойдя ближе, преклонил колено.
Забрало на посеченном шлеме уже поднято, на меня взглянули серьезные глаза Геллермина.
– Ваше высочество…
– Ох, – сказал я с нескрываемым изумлением, – вы как нельзя кстати, дорогой друг. Но как вы здесь оказались так скоро?
Он поднялся по движению моих пальцев, на меня взглянули его блестящие боевым задором глаза, – теперь уже не интендант Савуази, а снова наконец-то на коне и в бою.
– Простите, ваше высочество.
Я обнял за плечи и сказал с тревогой:
– А где сэр Клемент?
Он ответил поспешно:
– Все в порядке, мы просто его чуть обогнали. Вы же сказали, чтобы я собирал всех, кого смогу, и выступал в Бриттию? Охотников набралось больше, чем я ожидал. А так как мы без обоза, то армию Клемента догнали, одну ночевку провели в их лагере, они с нами поделились сухим пайком, и мы снова вперед.
– Прибыли очень даже вовремя, – сказал я с чувством.
– Спасибо, ваше высочество!
– Боюсь, – сказал я, – сэр Клемент не поспел бы вовремя. Очень уж оверлорд Гайгер, это полководец Мунтвига, старается нас выковырять из-за этих стен…
– Вас все равно не сумеет, – заверил он с жаром.
– Пусть ваши люди занимают оборону, – предупредил я. – Гайгер, как только поймет, что преимущество в силе все еще у него, снова попробует взять город приступом. Надеюсь, отобьемся.
– Нам нужно продержаться до подхода Клемента? – спросил он. – Это нетрудно. Мы его обогнали всего на сутки.
Горожане спешно с помощью местных воинов снова укрепляют насыпь, вбивают острые колья, что остановят коней, над воротами расширили и укрепили навес, откуда лучники будут поражать наступающих, а также сложили запас тяжелых камней.
Я собрал у ворот военачальников, где верховные лорды Варт Генца познакомились с Лихтенштейнами и Геллермином, обсудили варианты обороны, я еще раз заверил всех, что как вот подошло это малое, но весомое подкрепление, так вскоре прибудет и настоящая армия под руководством герцога Фицджеральда.
Юный Гордон, самый младший из Лихтенштейнов, вскрикнул в восторге:
– Как здорово!.. И погоним их обратно?
Братья лишь усмехнулись детской непосредственности, но Зигмунд отвесил ему подзатыльник.
– Сперва нужно выиграть войну, – сказал он сурово. – А она состоит из множества битв, сражений и боев.
– А также осад и штурмов, – добавил старший после него брат Кристиан.
Хродульф прогудел властно:
– Мы поступили несколько опрометчиво, углубившись так далеко в земли соседнего королевства и оторвавшись от своих сил… но, надеюсь, теперь наше положение укрепится.
– Сейчас уже вечер, – сказал я, – ночного штурма ждать не следует… видимо. Во всяком случае, в ночном бою у нас преимуществ больше. Оверлорд это понимает.
Хродульф спросил мрачно:
– Отдых?
– Всем, – согласился я, – кроме вашей дружины. Раз она не принимала участия в вылазке, то пусть займет оборону по всему периметру стены.
Он нахмурился, а Хенгест обронил добродушно:
– Его высочество сказал верно, ночного приступа не будет, так что ты ничего не потеряешь. И драться не придется!
Он захохотал, Леофриг загрохотал еще громче, словно телегу с камнями везет бегом с горы, даже Меревальд скупо улыбнулся, а Хродульф поморщился, но кивнул и удалился.
Я взял Геллермина под руку и отвел в сторону.
– Как настроение в Савуази? Что говорят о предстоящей войне?
Он взглянул на меня в некотором удивлении.
– Ваше высочество, в Турнедо вас рассматривают как законного наследника Гиллеберда, настолько вы похожи во всех делах. Только вы помоложе и удачливее. Так что все уверены в ваших победах!
– Да? – спросил я с сомнением. – Их бы веру да Богу в уши… А как вам перемена роли? Не лучше ли было на спокойной должности всетурнедского интенданта?
Он неожиданно смутился, так мне показалось, потом сказал странным голосом, но улыбаясь во весь рот:
– Зато наконец-то повидаю мир.
Я поинтересовался с недоумением:
– Дорогой друг, я наслышан, вы частенько выбирались за пределы нашей Армландии. Участвовали в разных войнах, побывали в целом ряде королевств… И этого вам мало?
Он вздохнул сокрушенно и взглянул искоса.
– Увы… мало.
– Почему?
Он помялся, даже оглянулся по сторонам и ответил почти шепотом:
– Ваше высочество, я с ранней юности, когда был еще даже не оруженосцем, а пажом, мечтал об идеальной женщине, что станет моей женой!.. И когда повзрослел, мечта не ушла, представьте, разве что стала реальнее. Я стал рыцарем, много лет странствовал в поисках приключений, побывал в далеких землях, встречался с разными женщинами.
– И… как?
Он развел руками.
– Однажды почти нашел такую… Уже переговорил с нею, потом с ее родителями, готовились сыграть свадьбу, но я обнаружил, что она идеальна во всем, даже меня начала поучать, как себя вести, что делать, кому что сказать…
– Понятно, – сказал я. – А потом, неужто не встречались еще?
– Встречались, – ответил он с горестным вздохом. – Следующая была первой красавицей королевства, однако любила шутить как над всеми вокруг, так и надо мной, а шуточки у нее были острые… Потом одну отыскал прекрасную лицом и нравом, но она только гляделась в зеркало и требовала новых нарядов… Потом были еще и еще…
– Тогда у вас впереди большой выбор, – сказал я утешающе. – Мы пройдем Бриттию, Ирам, Пеклант, Сакрант… может, еще какие-то земли, вот уж насмотритесь!
– Надеюсь на это, – сказал он с чувством. – Должны же мои странствия когда-то увенчаться успехом?
– Отдыхайте, дорогой друг, – сказал я. – Пусть Господь присмотрит за вами и вашими людьми, что явились так вовремя.
Наутро штурм возобновился с такой яростью, словно оверлорд решил положить трупами хоть всю армию, но захватить и уничтожить проклятый город, что даже будучи захваченным, сумел выбить его отряды и теперь снова глумится со стен.
За эту ночь собрали катапульты и подтащили их поближе. Наши лучники пытались перебить стрелами обслугу, но охрана выставила широкие щиты из плетеных веток.
Пришлось их пока оставить, важнее постоянно сдерживать набегающих со стороны ворот, что прут лавой, высокая насыпь в воротах стала еще выше за счет трупов, хотя те и скатываются по обе стороны, однако атака не прекращается и некоторые группы, оттеснив сражающихся в первых рядах братьев Лихтенштейнов, Сулливана, Хенгеста, Леофрига и прочих наших лучших героев, снова прорвались в город.
Я, сдерживая себя, поднялся на ворота. Поле сражения чересчур обширно, нельзя оставить его без присмотра и просмотреть неожиданный удар в спину или же, напротив, заметить удачную возможность для своих войск…
С высоты я увидел то, чего не замечают ни наши, ни, к счастью, военачальники оверлорда Гайгера. С южной стороны из-за леса показались всадники, я напряг зрение и рассмотрел знамя Турнедо.
Двигаясь рысью, они приближаются к нам, держа между собой и кипящей схваткой высокие стены города. По всему видно, что двигались по своему обыкновению всю ночь, теперь бы остановиться на отдых, но, если глаза не подводят, вон впереди сам грозный Клемент Фицджеральд напряженно всматривается вперед, рядом скачут те, кому он безоговорочно доверяет в бою, а следом несметная масса тяжелой рыцарской конницы, несокрушимой в бою, готовой проломить любую оборону…
Взмахом руки Клемент разделил конные ряды, часть пошла огибать город, а другие двинулись, набирая скорость, на сам лагерь.
Атакующие ворота и стены ничего не замечали, кроме противника в городе, а в лагере следили неотрывно за штурмом и постоянно посылали подкрепления, потому неожиданно возникшую конницу увидели, только когда она надвинулась, как свирепый ураган, как лавина с горы.
Натиск рыцарской конницы был страшен. Даже на замученных конях они прошли настолько рядом, словно перед ними не люди с оружием в руках, а чертополох, а когда замедлили ход, то даже непонятно, противник ли сумел собраться и оказать сопротивление либо же просто кони запросили отдых.
– В контратаку! – заорал я. – Клемент уже в их лагере!.. Выйдем и поможем!
В городских воротах в третий раз горожане и стражники поспешно вытаскивают из вала колья, первой пошла из города конница Лихтенштейнов и Сулливана, затем дружины всех четырех верховных лордов и наконец войско турнедских добровольцев под началом Геллермина.
Город опустел, жители и городская стража высыпали на стены и орали там, потрясая оружием, создавая впечатление, что готовы к бою, хотя я с ужасом подумал, что если в моих расчетах брешь, то город точно потеряем, защищать его некому.
Зайчик нетерпеливо фыркал внизу, я примерился и прыгнул со стены, вызвав восторженные крики наблюдавших за мной горожан. Не знаю, как это герои соскакивают с балконов прямо в седла, я ударился причинным местом так, что в глазах потемнело. С застывшей улыбкой кое-как, почти вслепую, разобрал повод и наугад повернул арбогастра вроде бы в сторону ворот.
Он почти перепрыгнул вал, а в моей голове мелькнула опасливая мысль, не дали бы мне за такой прыжок какое-нибудь вроде лестное, но сомнительное прозвище…
– За веру, – закричал я страшно и обнажил меч. – За меня… и отечество!
Мунтвиговцев тысячи и тысячи, но ничего не могли противопоставить бронированной и прекрасно обученной коннице Клемента. Они гибли сотнями, он сам рубился во главе элитного отряда рыцарей, постепенно и шаг за шагом раскалывая войско врага надвое.
Находились храбрецы, что во главе своих отрядов пытались заступить дорогу, но и они гибли так же быстро, а рыцари с Юга выглядят неуязвимыми настолько, что суеверный ужас проник в сердца мунтвиговцев.
Раздались крики:
– Заговоренные!
– Их железо не берет!
– Это сами дьяволы!
Рыцари Клемента рубят мощно и часто, одного удара почти всегда хватает, чтобы противник выронил меч и начал валиться с коня, и тут же стальные лезвия искали новых противников.
Лихтенштейны прорубили проход в войске штурмующих, Сулливан идет рядом с Хенгестом, соревнуясь с ним в силе и доблести, оба гиганты, оба несокрушимы настолько, что вскоре от них простые воины начали разбегаться, а герои из армии оверлорда тщетно пытались выстоять под их напором и исчезали под копытами их коней.
В середине лагеря у шатра оверлорда кипит суматоха, он сам на рослом жеребце раздает указания. Я всмотрелся и со злой радостью понял, он уверяет, что противник подходит малыми отрядами, надо не дать ему обмануть себя, сражайтесь…
– Сражайтесь до победы! – закричал я.
Наши рыцари, завидя меня, поспешили навстречу, стараясь укрыть щитами и своими телами, но я устремился вперед. Они вынужденно ринулись следом, а я вломился в плотные ряды рыцарского отряда, опрокинул первых всадников вместе с конями, пошел дальше, а за мной с победными криками прорубались Зигмунд, Сулливан и Хенгест, а Зигфрид, не обращая внимания на сыпавшиеся на него удары, все старался закрыть меня щитом или своим телом.
Постепенно паника распространилась на все войско Гайгера. Сперва бежали самые нестойкие, затем примкнувшие ради грабежа, а сам оверлорд и верхушка его рыцарей напрасно пытались остановить бегущих, тщетно кричали и били их плашмя мечом, призывая остановиться и сражаться. Ничего не помогало, и тогда Гайгер повернул коня и, пришпорив, ринулся в сечу, стараясь пробиться к самому Клементу, угадав в нем главного.
Я поспешно послал Зайчика наперерез, однако приходилось проламываться через плотную толпу, а оверлорд уже прорубился к группе Клемента. Я охнул с жалостью, а Клемент двумя мощными ударами расколол щит оверлорда, тот в отчаянном прыжке попытался достать его мечом в лицо, но лезвие лишь высекло синюю искру из стального наплечника.
Клемент ударил в свою очередь, и оверлорда словно ветром сдуло с седла.
Зайчик проломился наконец к Клементу. Тот обернулся, перехватил мой взгляд.
– Ваше высочество?
– Он жив? – крикнул я.
– Конечно, – прокричал он. – Он же главный? Я таких всегда стараюсь брать живыми, как рыбу из пруда.
Двое его людей соскочили с коней, их прикрыли щитами, а они, подхватив бездыханного оверлорда, бросили поперек седла на его же коня. Клемент велел одному из молодых воинов доставить в город и беречь пленного пуще глаза.
Оверлорда на всякий случай еще и привязали, я проследил взглядом, как его под охраной быстро повезли в город. Группа рыцарей из его лагеря бросилась на помощь, но отчаянный порыв разбился о Лихтенштейнов, они выдержали удар, как скалы на берегу выдерживают натиск волн, а их мечи с каждым ударом освобождали коней от седоков.
Я вступил в бой рядом с Клементом, но вскоре крикнул ему:
– Тише, тише!.. Пропустим рыцарей вперед!
Он обернулся.
– Ваше высочество?
– Нужно видеть, – объяснил я сердито, – все поле битвы. Отвыкайте первым бросаться в битву. Нам нужно знать, где что происходит. Вы уже герцог, не забыли?
Он ухмыльнулся.
– Так все просто, враг бежит, нужно добивать, ничего сложного. А к герцогству я еще, уж простите, не привыкну никак.
– Почему?
– Слишком быстро.
Бой длился еще около трех часов. Отдельные военачальники, не в состоянии поверить в поражение, бросали свои отряды в сечу, надеясь переломить ход сражения.
К несчастью, все в их войске уже поверили, что и сейчас прибыл крохотный отряд, как и в два предыдущих раза, и что нужно еще чуть-чуть выстоять, и будут как разгромлены прибывшие, так и окончательно захвачен этот огромный город.
Они упустили возможность отступить в боевом порядке и вывести из-под удара многочисленный обоз, а когда в полном разгроме убедились все, бегство стало массовым и беспорядочным, когда в панике бегут все и убивать их можно до тех пор, пока не устанут руки.
Здесь во всем блеске показала себя конница Норберта на отдохнувших и уже застоявшихся конях. Они пошли широким фронтом следом, я видел только сверкающие над их головами клинки, а за ними оставалось поле, темно-красное от трупов, плавающих в своей же крови.
Даже рыцари, пытающиеся спастись бегством на своих тяжелых конях, укрытых броней, гибли, как мухи, поражаемые в спину, а норбертовцы догоняли следующих, рубили, догоняли и снова рубили.
Еще не наступил полдень, а город и все окрестности были очищены от противника. Норберт продолжал преследование, кони у него самые быстрые и неутомимые, будет гнать, истреблять, никого в плен, и так весь день до самой ночи. Если и останется кто, сумевший укрыться или притвориться мертвым, то Мунтвиг не скоро получит весть о полном уничтожении своей головной армии.
Из города сообщили, что оверлорд Гайгер пришел в себя, но дал слово благородного человека, что не попытается бежать. Я велел убрать любую охрану, ибо если сбежит, то навлечет позор на себя и армию, в которой служит, так что пусть бежит, если хочет.
В лагере уже победный грабеж, но, к сожалению, хотя брошенный в спешке и оказался угрожающе огромным, но поживиться в нем почти нечем. В головной армии шла голытьба и союзные войска местных или пожелавших разбогатеть на грабежах окрестных племен. Только и того, что у начальников отрядов оружие обычно украшено драгоценными камешками и почти у всех командиров кое-что находилось в поясах и зашито в седлах.
Прибыли конные разъезды Норберта, посланные навстречу армии графа Максимилиана, те доложили с ликованием, что она уже близко, прибудет к вечеру. С ними большой обоз, где кроме больших запасов продуктов еще и все необходимое для ремонта доспехов и полевых работ.
– Обоз у нас уже есть и так, – сказал я, выслушав доклад, – Оверлорд Гайгер весьма предусмотрительный военачальник. У него в обозе столько вещей, что жители Баббенбурга уже скупают все ненужное нам за бесценок.
– Это лучше, – заметил Хродульф хозяйственно, – чем выбрасывать. Ваше высочество, что делать с пленными?.. Выкуп сами назначите?
Я поморщился: значительная часть рыцарей, наиболее знатных и гордых, не сочли для своего достоинства возможным бежать с поля боя, как поступили менее щепетильные, но когда оказались в окружении таких же рыцарей, разве что закованных в прекраснейшие вестготские доспехи, а гиганты Лихтенштейны, Сулливан и Хенгест во главе своих отрядов начали крушить их ряды, ворвавшись, словно свирепые вепри в камыши, они сопротивлялись достаточно долго, чтобы выказать свою доблесть, неустрашимость и избегнуть упреков в малодушии, а потом бросили мечи на землю.
– Пойдем взглянем, – сказал я. – Пленные… вот не люблю это дело!
– Брать в плен? – спросил он в удивлении.
– Само пленение, – ответил я. – Что-то в нем неприятное для обеих сторон.
Он покосился в удивлении – что-то принц чудит, это же так замечательно покуражиться над пленными, показать себя хозяином, напомнить, что мы сильнее, умнее, мудрее, отважнее.
Рыцари сидят на земле, с них взяли слово чести, что не убегут, и потому не стали связывать.
Пока я присматривался к ним издали, тупо размышляя, что с ними и как, подошел сияющий Меревальд.
– Ваше высочество, – доложил он бодро, – здесь пятьсот двадцать два человека!
– И все рыцари? – спросил я с недоверием.
– Да, – подтвердил он. – Очень много выходцев из знатнейших семей Ирама, человек пятьдесят из Пекланда и трое из Сакранта.
– Интернационалисты, – подытожил я. – Что ж, наш прогнивший режим свергнуть не так просто.
Меревальд в изумлении вскинул брови.
– Ваш режим успел прогнить?
Я отмахнулся.
– Любой режим, против которого борются, – прогнивший, коррумпированный, разложившийся, бесчеловечный, негуманный, деспотичный, нелегитимный.
– А… они? – спросил он обалдело. – Они борются против… какого?
– Тоже против прогнившего, – пояснил я, – а в довершение ко всему еще и поклоняющемуся ложному богу.
– Но ведь… они тоже славят Христа?
– У них не тот Христос, – пояснил я, – и не те святые. И Бог какой-то кривой, и Сатана у них дурнее… В общем, в белом только мы, а они в коричневом. Как бы ни доказывали обратное.
Он хмыкнул.
– Да что побежденные могут доказывать? Понятно же…
Я направился к ним, на ходу придумывая, как поступить правильно, а не так, как принято или даже положено.
Они подняли головы, но остались сидеть, хотя вообще-то принято, что младшие по званию или титулу приветствуют старшего одинаково почтительно, неважно, свой он или противник.
– Так-так, – сказал я неприятным голосом, – в вашей армии правила чести отменены?
По их лицам было видно, что поняли, о чем речь, некоторые даже пытались привстать, но одни сами садились, других одергивали, напоминая, что я не просто противник, а исчадие ада, антихрист, попиратель церковных святынь и осквернитель Святого Слова Божьего, так что к нему правила воинской учтивости неприменимы.