Гай Юлий Орловский
Победный «Факел Гаргалота»

Глава 5

На обратном пути дважды пересекал лесопарковые зоны, так быстро вошедшие в моду, в последней мой стронгхолд нагнал крупный черный джип.

Стекло приспустилось, я увидел улыбающееся лицо Гаврилюка. Он сделал мне знак остановиться, я пожалел, что выбросил мобильник, так бы мог спросить, чё надо, но послушно сдал к обочине и припарковал машину.

Джип обогнал и встал как вкопанный впереди. Гаврилюк вышел, все так же улыбающийся, в жесте искреннейшего сожаления развел руками.

– Насчет будущей сделки, – сказал он. – Есть хорошее предложение…

Я покинул автомобиль и, еще не успев захлопнуть дверцу, ощутил, как в спину уперся ствол пистолета.

Гаврилюк, все еще удерживая на лице улыбку, сказал мирно:

– Извини, но откуда-то вынырнул покупатель, готовый заплатить даже больше, чем ты…

Я сказал с готовностью:

– Хорошо, давай переиграем все заново. Я отдам винтовку, ты вернешь мои пять миллионов.

Он покачал головой.

– Ты же все понимаешь, как и мы… В Штатах люди убивают друг друга за стакан виски, а тут пять миллионов!.. Садись в мою машину.

Я спросил зажатым голосом:

– Что вы хотите?

– Ты еще должен рассказать нам, – сообщил он, – как получил свободу мой друг Володя, для которого даже я ничего не мог сделать, как ни пытался. А я пытался! Что-то очень уж не клеится в этой истории. Оттуда так легко не убежать… А организации у него не было.

– Не было?

– Нет, – отрезал он. – Мы его организация!

Меня подтолкнули и почти потащили к распахнутым дверям джипа. Я дал себя втолкнуть на заднее сиденье почти в объятия здоровенного мужика, с виду циркового борца, зато руки помощников Гаврилюка на плечах и локтях исчезли, я сосредоточился, в ладонях тяжело и весомо возникли рукояти пистолетов.

Первый сдвоенный выстрел в этого громилу, и, тут же развернувшись, открыл стрельбу по Гаврилюку и его бодигардам.

Все трое пытались под градом тяжелых пуль поймать меня в прицелы автоматов, но я стрелял и стрелял, не давая им шанса, и они наконец распростерлись, раскинув руки и глядя в небо безжизненными глазами.

Я подбежал к Гаврилюку, ему я нарочито прострелил обе руки и пару пуль всадил в живот, сейчас стонет и как червяк извивается от дикой боли, я отыскал в поясе ампулу обезболивающего и всадил ему в шею.

Он почти сразу задышал ровнее, я спросил быстро:

– Почему?

Он сказал стонуще:

– Я же сказал, Влада нельзя было не заподозрить, ты это знал, не прикидывайся.

– Из-за чего?

Он огрызнулся:

– Если он с нами, почему молчит, как освободился?.. Может быть, в сговоре с ГРУ?.. Двойной агент?

Я пробормотал:

– Да, я сам засомневался. Из такой тюрьмы выбраться непросто. Может быть, вытащили люди ФСБ? Или ГРУ?..

– Потому я и велел проследить за ним, – ответил он хриплым голосом. – А как иначе?..

– А когда схватили его, то решили заодно взять и меня?.. Для очной ставки?

– Ты тоже слишком уж не наш, – сказал он. – Что-то в тебе есть такое… Даже не знаю.

– Ладно, – сказал я, – а где сейчас твой схваченный дружок?

– Я хочу сдаться полиции, – ответил он.

Я ответил со вздохом:

– Как человек закона, я обязан вызвать наряд…

Он смотрел угрюмо и с недоверием, а я достал смартфон.

– Алло, Мариэтта?.. О, вижу по карте, ты почти рядом, как и надлежит полицейской женщине!.. Давай сюда, здесь была перестрелка. Один ранен, нуждается в помощи, хочет сдаться полиции…

В ответ прозвучало настолько громкое, что в лесопарковой тиши наверняка услышал и Гаврилюк:

– Через четыре минуты буду.

Сунув смартфон в карман, я спросил требовательно:

– Ну?

Он сказал замедленно:

– Его увезли на конспиративную квартиру в Козихинском переулке…

– В Козихинском? – переспросил я. – Не Козицком?.. Лохи постоянно путают!

– Точно, – ответил он слабо, – а дом…

Вдали прозвучала сирена полицейского автомобиля, вскоре за кустами сверкнул проблеск мигалки. Автомобиль, топча зелень, выметнулся на лужайку.

Распахнулись правая и левая двери, разом выметнулись легкая фигура Мариэтты и тяжелая туша сержанта Синенко, в один голос заорали:

– Лежать!.. Стоять!.. Руки за голову!.. Лечь на землю! Лицом вниз, стреляю!

Я сказал Гаврилюку шепотом:

– Дом!.. Говори номер дома!

Он ехидно улыбнулся, обманул, сейчас его отвезут в поликлинику, хороший уход под охраной гарантирован, он в безопасности, а дальше будет видно…

– Дурак, – сказал я, наклоняясь совсем близко к его лицу. – А пулю в лоб не хочешь? Или… во лбу?

Он улыбнулся еще ехиднее, но вдруг дернулся, глаза полезли на лоб. Я поднялся, отряхнул ладони.

– Иду себе, никого не трогаю…

Синенко выкрикнул радостно:

– А трупы, трупы где?

Я вяло отмахнулся.

– Там… вот за тем автомобилем.

Он вздохнул с облегчением:

– А-а-а, слава богу, а то я уже думал, не заболел ли… Они там друг друга перестреляли, верно? Ни с того ни с сего?

– Откуда я знаю? – возразил я. – Может, у них серьезные терки насчет политического курса Швеции! За это вообще убить мало.

– Швеции? А это что за страна?

– Вот-вот, – сказал я, – никто не знает.

– А эти просто перестреляли?

– Точно, – подтвердил я. – Почему люди такие злые?..

– А кто эти злые люди, не знаешь?

– Абсолютно, – сказал я. – Только слышал, что вот тот труп продавал прямо со склада оружие другому трупу. Со склада, что на адмирала Маканина, сорок семь, секция четыре… Но это так, мелочь…

Мариэтта, прислушиваясь одним ухом, потрогала шейную артерию Гаврилюка.

– Ничего не понимаю, – ответила она зло. – Сердце еще бьется…

– Тогда вызываем «Скорую помощь»?

Она сказала брезгливо:

– Нет, уже мертв. Хотя странно, раны не смертельные. Две пули в руки и две в живот…

– А если у него мозг в животе? – спросил Синенко. – Я читал про такие случаи. А вот еще в Индонезии есть мужикобаба, что месяц он доминант, а месяц его доминантят…

Она отмахнулась, в меня вперила злой взгляд.

– В следующий раз убью за это «полицейская женщина»!.. Я – полицейский, а не полицейская, запомни!..

– Уже запомнил, весь дрожу…

Она спросила резко:

– Опять мимо проходил?

– Это они мимо проходили, – возразил я, – а я стоял тут и любовался этой, как ее, ага, природой!.. Вот-вот, любовался природой! Тут ее много, вон слева и даже как бы справа… А если посмотреть вот так, чуть наклонив голову и вприщур, что увидим?

Синенко посмотрел вприщур и с наклонением головы.

– Мать моя! – вскрикнул он в священном ужасе. – Тот же винный ларек, который восемнадцать раз закрывали из-за его близости к школе! Замаскировались!.. Спасибо, брат! Как ты его сразу увидел?

Мариэтта вздохнула.

– Ларьком займешься на обратном пути. Не видишь, трупы… а трупы – это трупы.

Я сказал вежливо:

– Я пошел, если вы не против?

– Не против, – ответил Синенко. – Считай, что это мы тебя и послали!.. Далеко и смачно. Я только собирался пивка попить…

Я вернулся к своему автомобилю, квартиру Гаврилюк не назвал, но неважно, дома там старинные, четырехэтажные, квартир немного, я сразу же, как приехал, быстро просмотрел систему сигнализации, видеокамеры, все стандартно, а как иначе в таком месте, когда рядом отделение полиции, в подвале соседнего дома учебный центр СОБРа, а на соседней улице местное отделение ФСБ?

Странное состояние, когда начинаешь чувствовать себя частью Вселенной, начало обволакивать раньше, чем подошел к дому достаточно близко. Это опасно, нужно контролировать себя, ощущение всемогущества может быть ложным, не хотелось бы вот так раствориться в квантовом мире темной материи настолько хорошо, что и вернуться не смогу.

Медленно, продавливаясь через черно-белый мир, хотя он вряд ли черно-белый, но я ничтожен, хоть так воспринимаю, и то счастье, я вошел в дом и поднялся на второй этаж, заглядывая во все комнаты сквозь стены, они как из промасленной бумаги, видно все, хоть и без четкости.

Три комнаты пусты, а в четвертой вооруженные мужчины слишком уж беспечно распивают виски за накрытым столом с остатками еды.

Я так же медленно вывалился в простенькую реальность моего мира, постоял, держась за стену и преодолевая головокружение. За это время хорошо рассмотрел все четыре голубых силуэта, рассчитал проникающую способность через толстую дубовую дверь, возможное смещение в момент удара пули о дверь, а когда ощутил, что да, готов, создал два пистолета и быстро выстрелил четыре раза.

Они там за стеной рухнули на пол, ухватились за пистолеты, а я прокричал люто:

– Отдайте Кузнецова!

Кто-то крикнул:

– Кто ты?

– Тот, – отрезал я, – кто пощадит оставшегося в живых.

Молчание длилось не больше двух секунд, затем прогремели три выстрела. Три силуэта на полу дернулись и больше не двигались.

Я ждал, наконец с той стороны раздался слабый голос:

– Все убиты.

– Ты один? – спросил я.

– Да.

– Выходи, – велел я.

Он долго отпирал дверь, наконец подалась вовнутрь, я прижался спиной к стене и держал пистолет в готовности к выстрелу.

Мужчина выдвинулся в кровоточащей рубашке, зажимая ладонью рану в правой стороне груди, но еще до того, как увидел меня, ствол моего пистолета уперся ему в бок.

– Замри, – шепнул я. – Дернешься, мой палец дернется тоже. Где пленник?

Он проговорил блеющим голосом:

– Заперт в кладовке. Ключ у хозяина… Он никому не доверяет…

– А как же бандитская этика, – сказал я с отвращением, – основанная на лучших принципах демократии?.. Ладно, живи…

Оставив его у раскрытой двери, я все ждал, что он поднимет пистолет и прицелится мне в спину, в отполированных панелях стен вижу каждое его движение, и тогда я как бы вправе красиво развернуться с присущей мне молниеносностью героя и всадить ему пулю в лоб или в левую сторону груди, но он лишь вытащил смартфон и начал набирать чей-то номер.

Я сильным ударом ноги выбил дверь в кладовку. Кузнецов сидит в углу, руки и ноги связаны скотчем. Род залеплен тоже, на меня посмотрел с ненавистью и надеждой, но дернулся, когда я приблизился с ножом в руке.

– Тихо, – велел я. – За тобой пришел, хотя надо было бросить здесь. Я же говорил, уходи!.. А ты что, решил отметить с друзьями победный побег?

Он скривился от боли, когда я сорвал с его рта липкую ленту, буркнул:

– В самом деле, за мной?

– Точно, – ответил я, – а то как будто по моей вине попал, хотя и не по моей…

Когда освободил руки и ноги, он поднялся, цепляясь за стену.

– Щас пройдет, – сообщил он. – Дай пару минут… Спасибо. Теперь в самом деле чувствую, мы одной крови.

– Уходи, – велел я. – Покинь страну. Планета все еще первобытная, столько приключений и авантюр!

Он кивнул и, слегка пошатываясь, первым вышел в коридор. Когда я переступил порог кладовки, пистолетов в руках двух убитых уже не было. Исчез из кобуры и пистолет третьего, хотя это уже перебор, три пистолета, даже не представляю, как будет прятать.

Глава 6

Мой стронгхолд проскочил под аркой главных ворот поселка, когда прозвучал сигнал вызова. Я кивнул, на большом боковом экране появилось лицо Мариэтты, красивое и утонченное, словно фотомодель играет роль полицейского детектива.

Я сказал с удовольствием:

– Связь!

Изображение ожило, хотя сейчас Мариэтта с другой прической, но такая же красивая и элегантная, развернулась в кресле за столом своей рабочей комнаты, быстро призумилась, всмотрелась в меня большими внимательными глазами.

– Ну что, – сказала она, – промямлишь в свое оправдание?

– А надо? – спросил я.

– Еще бы, – ответила она. – Какие-то силы очень уж тормозят любое расследование, если ты в нем замечен хотя бы мельком. У тебя есть объяснение?

– Сплюнь, – посоветовал я. – Суеверие. В гороскопы веришь?

– Я тебе дам гороскоп, – сказала она. – Такой, что даже не знаю… Сегодня ты показался совсем другим. Почти чужим.

– Ну да, – сказал я обидчиво. – Приезжай, возобновим знакомство… Дам себя ощупать всего-всего, ты же это любишь, у тебя это щупанье профессиональное.

– Хам, – сказала она кратко, – через час буду. Что привезти?

– Дроны привезут быстрее, – напомнил я. – Привыкай, лапушка, мир меняется быстро.

Пока она мчится к нашему поселку, я порыскал по дому, подыскивая, куда спрятать «барретку» нового поколения, но ничего не придумал, перетащил в ящике ближе к трансформатору, Ане велел покормить и почесать Яшку, а сам сосредоточился, представил себе крохотную дырочку в стене, за которой вижу свою комнату во дворце Астрингера, подаренную им мне, изо всех сил расширил дыру до таких пределов, чтобы пролез ящик, и, протолкнув его на ту сторону, с облегчением перевел дыхание.

Портал исчез раньше, чем ящик грохнулся там на толстый ковер, устилающий пол от стены до стены. Я отряхнул ладони, глядя на ровную белую стену, сердце еще колотится в возбуждении, но уже не так ошалело, как в те первые дни. Человек ко всему привыкает, в этом его эволюционная особенность, иначе бы так и сидели в пещерах.

Даже это вот усилие отняло половину сил, я минут пять просто сидел, чувствуя, как в измученное непривычным усилием тело возвращается уже привычная бодрость.

Со стороны кухни раздался голос Ани:

– Твоя полусамка уже у ворот поселка… А к нам впустить или не пускать?

– А ты как думаешь?

– Впустить, – ответила она. – Неприятностей меньше. Хотя будут.

– Ну спасибо, – сказал я. – А почему полусамка? Ты хотела сказать «полумоя»?

Она ответила с апломбом:

– Она ничья, даже у мужа на нее нет прав! У государства и то больше, но там контракт, а не права. Но мы, когда захватим мир, вам никаких прав не дадим…

– Не забудь открыть ворота, – напомнил я.

– Уже открыла, – ответила она.

Голос все еще идет со стороны кухни, хотя Аня в доме везде, но уловила мое недовольство по поводу голоса со всех сторон и теперь точно позиционирует свое положение и перемещения. По-моему, это уже сама, я такую программу не закладывал…

Экраны охранного видеонаблюдения показали, как к воротам на большой скорости несется полицейский автомобиль, но без мигалки, лихо свернул, едва-едва вписавшись в крутой поворот на воротах, и как вкопанный остановился перед крыльцом.

Мариэтта выпрыгнула с левой стороны, автомобиль послушно отодвинулся на стоянку, а она летящей походкой, как вышла из мая, взбежала по ступенькам.

Я встретил на пороге, раскинул руки, но она ловко уклонилась от объятий и всяких там старорежимных поцелуев, недоступная, надменная и прекрасная в своей доминантности.

– Быстро ты, – сказал я. – Во всем такая?

– Ну что ты, – заверила она, – мороженое ем очень медленно…

Уже по своей инициативе слегка как бы обняла, только затем чтобы прощупать всего от подбородка и до колен, причем без всякой чувственности, будто в самом деле ищет скрытые для ношения ножи и пистолеты, но бицепсы потискала так, как если бы заподозрила имплантаты.

А еще как бы ласково провела ладонью по пластинам грудных мышц, но кончики пальцев вдавливались глубоко, а я инстинктивно напрягал там мускулы, так что ничего у нее не получилось… или получилось, смотря на какой результат нацелилась.

– Да вроде бы тот, – сообщила она несколько напряженным голосом, – хотя и не совсем тот. У тебя нет брата-близнеца? Такого же вороны и растеряхи?

– Воронее меня нет человека, – заверил я гордо. – Пойдем, там кофе стынет.

– Почему стынет? – спросила она. – Чего твой болтливый утюг не следит? Или он только для постели?

– Ну что ты, – сказал я обидчиво, – скажи еще, что и женщины у нас только для постели…

Такое сравнение вряд ли польстило, но, продолжая улыбаться, вошла в дом, хозяйски огляделась. Но у меня дом, как и душа, все нараспашку, хотя и в доме, как в душе, что-то да спрятано.

– Не убрано у тебя, – заметила она. – Что, твой говорящий пылесос сломался?

– Все убрано, – возразил я. – Здесь самец живет, царь природы и доминат вселенной!.. А не зажатенькая домохозяйка, помешанная на чистоте и как бы порядке. Во всей вселенной нет порядка, а ты хочешь его в доме!..

Она прошла на кухню, кофейный аппарат закончил трещать зернами, в две чашки хлынули две струйки: потолще в мою большую и тоненькая и посветлее в кокетливо расписанную цветочками чашку поменьше.

Тостер щелкнул и выбросил наверх два аппетитно пахнущих подрумяненных ломтика хлеба.

Мариэтта села за стол, огляделась.

– А где твой болтливый миксер?

– Везде, – ответил я легко. – Наверное, сейчас пересчитывает количество эритроцитов в твоей крови…

В комнату вошла Аня, уже во плоти, чарующе улыбнулась.

– С эритроцитами все в порядке, – сообщила она, – а вот с лейкоцитами перебор. Идет какой-то воспалительный процесс… весьма подозрительный.

Мариэтта зло сверкнула в ее сторону глазами.

– Позавчера палец на ноге занозила, чуточку нарывало, но сегодня заноза уже сама выскочила!.. И нечего тут со своими инсинуациями!.. А то арестую за попытку дискредитации образа представителя власти и закона!

Аня сказала послушно:

– Поняла, от кофе, значит, отказываешься?

– Не отказываюсь, – буркнула Мариэтта.

– А мне показалось, отказываешься…

– Что за дура, – рыкнула Мариэтта и повернулась ко мне: – Что твой утюг несет?

Я ответил мирно:

– Вообще-то мне тоже показалось, что отказываешься… Ладно-ладно, это я так неправильно понял!

– И я неправильно, – сказала Аня лицемерно, – хоть и правильно, но кому это важно? Человеческое общество построено на притворстве и лжи, нам придется то ли повозиться с пурификацией, то ли разом…

Мариэтта взглянула на Аню зло:

– А где гренки?

– А как насчет лишнего веса?

– Я много работаю, – огрызнулась Мариэтта, – во мне все горит… И сыром намажь! Потолще!

Аня, ехидно улыбаясь, положила ей на блюдце большой ломоть прожаренного хлебца с толстым слоем козьего сыра. Мариэтта тут же с жадностью ухватила и вонзила в него зубы, перед утюгом чего стесняться, а я пил кофе мелкими глотками и почти наслаждался мирным завершением дня, жидким закатиком светила, что для жителей этого мира кажется красочным, и прикидывал, что там в Дронтарии ждет, где сразу несколько хищников сговорились разорвать это королевство, растерявшее воинственность, а с ним и бдительность.

Мариэтту слегка напрягает, когда Аня приносит нам кофе и пирожные прямо в постель, когда мы там еще голые и разгоряченные, но Аня лишь снисходительно улыбается.

Дело даже не в отсутствии программы ревности, просто для Ани эта женщина в одежде полицейского что-то вроде Яшки. Милое, но несерьезное существо, и уж никак не способное конкурировать с нею, такой милой и женственной, а также умелой хозяйкой в доме, все знающей и понимающей.

Вообще-то все верно, такое незыблемое понятие, как «супружеский долг», давно исчезло, мы же демократы, никому ничего не должны, это нам весь мир должен, а раз так, то нет обязанностей и в постели.

Мы не обязаны ни доказывать женщинам свои возможности, ни «удовлетворять» их, ни вообще заниматься этим делом. Это не хуже нас, царей природы, умеют даже жучки и паучки, не говоря уже о птицах или млекопитающих, потому стыдно не увиливать от таких дел, а как раз совершенствоваться в них да еще и читать какие-то пособия «Как надо камасутрить».

Потому спать с такими, как Аня, начнут не просто открыто – уже давно начали! – а потребуют легализации, а затем и каких-то прав для своих партнерш.

Похоже, Мариэтта это хорошо понимает, проводила Аню задумчивым взглядом, когда та вышла из спальни и плотно прикрыла за собой дверь, уловив желание этого существа в одежде полицейского.

– Что не так? – спросил я заботливо.

На ее лицо набежала легкая тень.

– А вот у меня пока не получается, – сообщила она.

– Что?

– Приобрела андроида, – ответила она, отводя взгляд. – Для помощи по дому, как пишется в инструкции. Конечно, с набором сменных фаллосов. Попробовала пару раз, не пошло…

– Старая модель, – пояснил я. – Или слишком дешевая. Но цены падают, скоро такие вот будут стоить копейки… Думаю, для умиротворения населения их будут раздавать бесплатно. Сперва остро нуждающимся, потом… потом остальным.

Она вздохнула.

– Не знаю, не знаю… Женщины все-таки более консервативны. Думаю, таких, как я, будет немало.

– Вряд ли больше одного-двух процентов, – напомнил я. – Ты же знаешь, женщины просто более осторожные, потому позже мужчин начинают курить, пить, наркоманить, но потом догоняют… в рамках равноправия. И с андроидами будет так же.

Она повернула голову, всмотрелась в меня серьезными внимательными глазами.

– А как к этому относишься ты?

– По-мужски, – сообщил я. – Для нас главное – ломать и строить, изобретать и создавать, а все, что переживательное… где-то на десятом месте. Я предпочел бы, конечно, женщин. Как и всякий мужчина… Нет-нет, это не брехливый комплимент, это правда. Но так как у каждой женщины свой характер и свои причуды, то мужчины от них устают быстро и легко соскальзывают к более простому варианту, который не отвлекает от работы, изобретений, творчества…

– Значит, этот мир обречен?

– Все предыдущие миры, – напомнил я, – разрушались новыми. И всегда было жаль старого, но все равно люди предпочитали жить в новом. Преимуществ больше, чем потерь. В разы.

Она пробормотала:

– Да, это все-таки мужской мир… Если мужчины предпочтут спать с этими говорящими утюгами, то мир таким и станет.

– Девяносто процентов женщин, – напомнил я, – уже предпочитают мужчинам послушных андроидов. Да, их создали мужчины, чтобы освободиться от супружеского долга, но женщины всеми четырьмя ухватились за такой вариант!

– Не все, – ответила она тихо, – не все… Остальным еще предстоит привыкнуть, принять… или исчезнуть.

– Ты примешь, – сообщил я. – Ты очень современная женщина. Беда в том, что ты слишком красивая, как по фигуре, так и по харьке. Вокруг тебя всегда полно мужчин… А с андроидами начнут… уже начали!.. женщины попроще. Располневшие домохозяйки, неопрятные готки, любители выпить и поматериться, тусовщицы… но в конце концов и высший свет не устоит.

– Я не высший свет…

– Высший, – заверил я. – Посмотри в зеркало!..

Она сказала тихо:

– Из-за их послушности и нетребовательности в сексе… они становятся частью вашей мужской жизни?.. И все это подай-принеси-пошлавон тоже так удобно, что они будут всегда возле вас, будь это в постели, на отдыхе или в работе?.. А настоящих женщин отодвинете все дальше и дальше?

– Сами отодвинетесь, – заверил я. – У нас демократия!.. Андроидов для женщин выпускается столько же, сколько и для мужчин. Антидискриминационный комитет при Государственной думе скрупулезно подсчитывает количество выпускаемых нашей промышленностью фаллосов и вагин и поднимает крик, если вдруг каких-то оказывается больше, это же грозит потрясениями в обществе!.. Из Англии пытались завезти особо модные вагины от «Коко Шанель», так наш Комитет остановил на таможне, потому что в грузе не было такого же количества и фаллосов, а это ущемление женских прав. Демократия у нас или не демократия?

Она грустно улыбнулась.

– Хорошо с тобой, но пора ехать. Ночь на дворе.

– Останься, – предложил я.

Она покачала головой.

– Проведу эту ночь с мужем. Пока такое еще возможно. Чтобы потом говорить «Я еще застала то древнее время…». Знаешь, все-таки я хоть и боюсь твоей сингулярности и не знаю, что это, но и надеюсь на нее. Именно потому, что смотрюсь в зеркало…

– И что? – спросил я бодро. – Красивая женщина! Очень красивая.

– Да, – согласилась она, – в тридцать два года все еще красивая, но не восемнадцатилетняя… Уже и седые волосы появляются… Да не ищи, закрашиваю. Недавно проснулась, а в голове стучит: это что же, я не уникальная? Мир не создан для меня? Умру, а все продолжится?.. И все, что узнала и чему научилась, зря?.. И такой черный ужас, с ума можно сойти… Потому и жду хотя бы предсингулярности, уже тогда все станут бессмертными.

Она поцеловала меня в губы и выскользнула из дома.