Гаянэ Павловна Абаджан
Исповедь жены военного строителя
Я спросила: "Когда же Мухтар гавкает?" Мне объяснили, что он гавкает когда Кнопа скажет.
Ещё о Кнопе рассказывали, что она завидовала Мухтару, что у него есть будка, тогда батя сделал и маленькую будочку Кнопе. Она залезла в нее, пару дней не вылазила, а потом больше никогда не стала ею пользоваться. Так что ее будка – вся кухня.
Вообще кухня в доме была средоточием жизни. Она была просторная пристройка к основной части. Тут была печь на дровах или угле, диван – логово, на котором спал батя, потому что он жил по режиму: подъем в три часа утра, выход из дома в четыре, в пять – в автопарке, в шесть – на молокозаводе, в семь – на магазинах. И в час дня максимум он уже был дома. Поэтому и спать он ложился часов в восемь вечера. И так всю жизнь.
Молокопродукты были дома везде. Молочком кормили свиней, отстаивали в пластиковых ведрах на простоквашу, пили просто так. И еще батя делал масло: если в бак молоковозки закинуть свернутое узлом полотенце, то от тряски при езде в машине на полотенце налипнет взбитое масло. И это тоже конечно же делалось.
На кухне стояли телевизор и круглый стол, а также был вход в выгороженное помещение, где стояла ванна, умывальник и газовая от баллонов печь. Ещё был выход на верандочку и двери в жилые комнаты, прохладные и пустые. А что там делать? Всё уже есть на кухне.
У свёкров еще были прекрасные фруктовые деревья, высаженные по периметру двора, а в середине картошка, разделенная рядом крыжовника. Сливы и гливы давали огромные сочные и сладкие плоды. И когда я спросила разрешения нарвать, то свекровь сказала мне: "Подожди, я покажу где" И отвела меня через забор, в дальний угол соседского сада. Фантастическая женщина.
Вечером я пила со свекровью чай, и так и не поняла сколько в конечном итоге сахара она кладет десертной ложкой себе в чай. Когда я, думая что она задумалась и не видит, что делает, спросила, то она ответила: "Та хай буде".
Я искренне считала, что моя свекровь разговаривает на украинском. Но вот по телику стали показывать какой – то спектакль на украинском. Она смотрела, смотрела и спрашивает меня: "Шо вони кажуть? Я ничого не розумию". И я стала "перекладать" своей свекрови с украинского на суржик. Но осталась очень удивлена этому открытию. Так что территория Донбасского суржика это – таки да – самобытная культурная среда.
У моей свекрови было три родные сестры, но они по своим ментально -технологическим характеристикам и близко не были похожи на нее, так что тут даже и списать не на что.
Мне моя дружка – Лена, с её намётанным глазом, сказала что если бы у меня был выбор ехать в Афган или к свекрови, то я бы даже не задумывалась. Лена знала в этом толк. Она была из рода деревенских. У неё одна из бабушек жила в селе и общение с ней вносило должный колорит в их интеллигентную семью преподавателя высшей математики института и главного финансиста области.
Серёга тяпал, возил, носил, а маманя подливала домашний самогон. Поскольку в стране уже начались перебои с сахаром, то для начала напиток был сработан на карамельках. через год в работу пойдет свекла и это будет на запах ещё круче.
Какие – либо критические замечания о родственниках Серёга воспринимал крайне негативно: "Я же не в курятнике родился", так что эта тема была абсолютно табуированная.
Перестройка нам подарила зеленый свет в новые темы. Мы смотрели фильм «Маленькая Вера», в котором был секс на весь экран. Это раньше даже в иностранных фильмах вырезали. Раньше мы даже открытую грудь считали весомой причиной посмотреть весь фильм. Интересно было ещё и потому что кажется фильм сняли в тех местах где мы в прошлом году отдыхали – в Жданове. И для меня на Серёгины Ровеньки всё это тоже походило. Следом вышел фильм "Криминальный талант" и мне подруга – Лена объяснила: "Ты посмотри, сколько у неё вариантов. Она же не повторяется".
Мой отец, что называется был упоротым коммунистом. Детей он своих не крестил, домой приносил строго зарплату, хоть был прорабом, и однажды стал парторгом треста, но не надолго, потому что приняв это за правду, начал требовать честности и справедливости от руководства. А там какому-то "блатному" дали без очереди квартиру, и мой отец очень шумел, при этом даже и тот чья была очередь "проглотил" и не шумел. Поэтому вместо того чтобы зажить чуть получше, отец пошел искать работу в другой строительной организации.
На него не действовали ни какие наши семейные истории. А ведь его собственную маму ещё в тридцатые годы "раскулачивали" за то что она шила чувяки. У них была одна комнатка, где и бочка с кожей стояла, и швейная машинка была. К ней пришли домой и забрали всё, включая шифонер, кроме кровати. Кровать бабушке как матери двоих маленьких детей оставили.
Но папа на такое говорил что "Случались перегибы". И вот на его уже не юный мозг навалили Перестройку. Он просто сидел и слушал приёмник целыми днями: то наши новости, то уже четкие не заглушаемые иностранные голоса. И вдруг папа изрёк: "Меня обманывали". Мама сказала: "Я тебе об этом всю жизнь говорила".
Последним ударом для моего папы стала в июне 1988 года XIX партконференция, известная по фразе Лигачёва, ставшей афоризмом: «Борис, ты не прав». Реально фраза звучала: "Ты, Борис, не прав. Мы расходимся с тобой уже не только в тактике. Борис, ты обладаешь огромной энергией, но эта энергия не созидательная, а разрушительная! Ты свою область посадил на талоны…." И что же он сказал смешного?
Но с учетом того, что Горбачев с Лигачевым уже несколько лет гребли нашу лодку явно под водопад, то простым людям верилось, что вот Ельцин – он же с ними в контрах, значит он поведёт нас правильным путём. Но дурных дорог много. После всех дел, мой папа перестал платить партвзносы, к нам домой пришли какие-то деды и стали требовать чтоб он им в таком случае отдал свой партбилет. Он их послал со словами: "Не вы его мне выдавали". Он очень переживал, и мама за него очень беспокоилась.
Погостили мы и уехали в свой лес чтобы переехать в другой, не менее дремучий.
== 1988. Поселок Каменка за Икшой ==
Вторую половину 1988 года мы провели в городке с мутным адресом "Долгопрудный-хз сколько", индекс на конверте "п/о Горки". Ехать надо было на этот раз с Савеловского вокзала электричкой в сторону Дмитрова до станции Икши, а потом еще на трясущемся холодном шарабане часик в лес. Ну или по бетонке на грузовичке минут сорок до Москвы, если у вас он есть, конечно.
Деревенька Каменка, которая находилась поблизости, уже штучно застраивалась особнячками. Их было два – три, но я думаю что теперь там все как полагается, потому что военно-бетонная дорога, которой нет на карте, всё же физически присутствует
Наш населенный пункт представлял из себя выстроенные параллельно друг другу штук пять пятиэтажек прямо в лесу. А рядом была проходная в гарнизонный городок, где жили на этот раз только подводники.
В Каменке, будем её так называть по наименованию самого близлежащего села, нас сначала заселили в невероятно маленькую комнатушку в общаге, но через месяц кто-то куда-то уехал и нам дали квартиру. Ну не то чтоб на совсем дали, но комбат выдал ключи и книжку – квитанций на оплату. Я зашла в эту квартиру и меня тараканы чуть не вынесли обратно. Так я впервые встретилась с неистребимыми обитателями Подмосковных поселений. В нашем голубом бараке их не было, видимо не переносили крыс.
Я по совету сотрудниц поступила радикально: купила несколько (много) пузырьков дихлофоса и буквально залила всю квартиру. Потом, когда на следующий день мы пришли туда с Серёгой и он открыл дверь, а я стояла сзади, то он как бы отшатнулся на меня. Я бы даже сказала что он приготовился бежать, как от зубного врача. Я спросила что же произошло?
– Там тараканы, там всё в них.
– А! Это они повылазили и передохли, – успокоила я его.
Тут он заглянул в дверь ещё раз, окрылился и радостно ухватив веник и совок принялся их сметать.
Мы въехали. Это была очень любопытная планировка. Над нами была четырехкомнатная квартира и вот кухня у нас была здоровенная. Там можно было спокойненько установить диван и это бы совершенно не создало тесноты.
Коридор был тоже большим. А комната была очень маленькая. Ну и раздельный санузел.
Нашим соседом был Рустам – молодой лейтенант – крымский татарина из семьи сосланных Сталиным в Душанбе. Его мама работала главврачом в каком-то военном госпитале на южных окраинах родины, таком госпитале, в котором лежали раненые в Афганистане. Об этом мне рассказала его жена, которая в том госпитале раньше работала медсестрой, а сейчас сидела дома с малышом. Рустам сказал, что ему жену предоставила мать, сказала: "Вот хорошая девушка, на ней женись".
****
Я даже пробовала почву прописаться в этой квартире. Но в Подмосковье везде военных не прописывали, требовали документы, которых не было в природе. Ловушка была простая: мой муж получил распределение в Московский военный округ. А уже там его прикомандировали к соответствующей войсковой части, в каком-то из населенных пунктов. Для прописки требовали же справку что его из училища направили именно в этот город, а не в целом в Московский военный округ, такого документа нет в природе.
Заполучив наконец – то квартирку и печку, я принялась осваивать дальше свою кулинарную книгу. Надо сказать, что я была в те времена достаточно худой и никакой засады за собой не ощущала. Готовила для своего развлечения и удовольствия. Могла, например, заварить крем для Наполеона как отдельный десерт.
В это время я подсела на рецепты из журнала «Работница». Теперь в интернете о них вспоминают и говорят как о классических. Например, о рецепте торта «Птичье молоко» из двадцати яиц или о плове.
Когда я выходила замуж, то умела отварить сосиски, сделать яичницу и в общем все. Поэтому совершенствоваться мне было куда. Я собрала у своих новых сотрудниц их любимые рецепты, например тортик «Зебра». Тогда же появились новые модные салаты: «Мимоза», крабовый (из консервной банки) и еще что-то.
В наших лесах, там где мы жили, набрать ведро грибов было плевым делом, к тому же там росло море опят. Я помню, как однажды вышла из подъезда в лес, до которого было сто метров, и возле подъезда стояли и разговаривали какие то люди. Потом возвращаюсь с полным ведром грибочков-опят, а эти граждане так ещё и стоят.
Еще мы собирали малину, которая была хоть и дикая, но очень крупная. Наверное, причина была как обычно в таком хорошем удобрении как повышенный радиоактивный фон.
Однажды я проехалась на электричке чуть дальше Икши -до города Дмитрова. Это городок из "Золотого кольца". Рассказ Сереги про Владимир полностью подтвердился: в центре был кремль, вокруг – ничего интересного. Но мне вполне понравилось на один раз съездить. Сколько на один раз надо? Я полазила по центру и вернулась. Фотки нащелкала, но больше, конечно, я туда не ездила.
Мои родители, услышав, что мы переехали в другой городок, тут же приехали проверять, где мы теперь живем.
Когда я поехала встречать родителей со станции Икша, мне выдали комбатвский УАЗ с горячим грузинским парнем – водителем Зазой. И едем мы на бешеной скорости по трассе, периодически Заза останавливался, открывал капот и вдумчиво куда- то заглядывал. Когда по встречке попадались другие УАЗики, то они останавливались и подходили к Зазе, это было их армейско – грузинское братство наяву. Они тут все друг друга знали в округе. Короче, мчимся мы и вдруг грохот и темнота: с размаху открылся передний капот, на и без того потресканном лобовом стекле добавилось трещин. Я моментально обхватив руками лицо ушла с перепугу куда-то вниз.
Моя мать, приехав в гости, увидела на столе торт «Птичье молоко», решила что он покупной. Я этим очень гордилась.
Серега, который всегда на все мои «прибей/привинти» привычно отвечал что пришлет солдата, очень разобиделся на моего отца, который все поприбивал и попривинчивал. А тут еще и ключ попросили временно дать. Потому что они по месту ходили туда- сюда, а Серёга в это время что-то строил в районе аэропорта Шереметьево, и приезжал только вечером. Ему действительно физически не нужен был этот ключ, но оказывается, он был необходим ментально.
Мать собиралась помогать по хозяйству, и Серёга попросил постирать его бушлат. Ему ответили тягучим невнятным звуком. Он прытко сказал что сейчас нам поможет и засунул этот бушлат в ванну и залил водой. Пришлось как-то постирать. Иногда он был смешным. В общем мои родители погостили недельку и уехали.
Мы по случаю получения жилья, плюс отсутствие встроенного стенного шкафа купили себе одежный шкаф на три створки дверей без антресоли. Мы, конечно, хотели с антресолью, но такие были только для льготных ветеранов. Это же был Советский Союз – всё в дефиците. Так у нас появился еще и полированный шкаф.
Вот я пытаюсь вспомнить гарнизонный городок, тот что за стеной, и он мне не вспоминается. Очевидно, что я там бывала только пару раз. Магазинчик у нас был свой и вполне приличный, а Серёга постоянно работал в Шереметьево и по трассе всё что нужно покупал.
За то нашу часть я чем дальше, тем больше вспоминаю. У нас за забором рос могучий старинный дуб, который засох от того что на него все ссали. Как сказали наши женщины: "Там солдатам делали команду "Вольно!"
Еще у нас разразилась эпидемия дизентерии. Солдат целыми группами отправляли в госпиталь, но потом достаточно быстро возвращали. Наш пропагандист ходил специально смотреть на их дерьмо и сказал, что такое впечатление, будто хозяйственного мыла поели. Откуда он разбирался, что есть такая уловка – симуляция, чтоб попасть в лазарет и не ходить на работу? А что можно противопоставить?
*****
Серёга оказывается испытывал эстетское удовольствие от приятных запахов, о чем я узнала увидев как он обильно поливает моим французским дезиком свой бушлат, весь покрытый масляными пятнами от ремонта грузовиков. Я стала прятать свой дезик и он для этой цели сам себе стал покупать духи Шахерезада. И это было полный пипец: запах этих вонючих духов на фоне вони промасленного бушлата. Хорошо, что всё это находилось на входе на вешалке.
О работе – меня перевели работать старшим нормировщиком нашего батальона. Раньше я была типа нормировщиком отдельной роты. И у меня стало два рабочих места: одно в бухгалтерии штаба, второе в конторе автобазы. Вы сами понимаете, что когда одни думают что ты пошел в штаб, а другие – что ты на автобазе, то можно спокойно и поспать. Но я бы не сказала, что там кто-то сильно следил за дисциплиной. Всё было по домашнему.
В Каменке я познакомилась с одним человеком, который оказывается оказал огромное влияние на мою жизнь – это был Серёгин ровесник, тоже лейтенант, который присутствовал на том нашем телефонном разговоре, когда Сергей спрашивал можно ли ему приехать в Луганск.
Как мы помним, он тогда никак не мог дозвониться. Так вот, Серёга пытался бросить это занятие, переживал, а этот его друг стоял рядом и заставлял продолжать звонить. В общем часа за два они справились.
Этот парень был милый, хороший и несчастный. Он был коренной чернобылец. Его мама так и осталась жить дома – в деревне. А у него начались странные непонятные проблемы со здоровьем: начал расти из кобчика хвост. Это было и больно и унизительно. Он как раз собирался по здоровью увольняться из армии и ехать жить домой к маме. Оказывается, очень многие люди так никогда и не уехали из Зоны отчуждения, продолжив свою жизнь там навсегда, их еще называли «самосёлами», хоть это была их исконная родина и сельский родной быт в родных деревянных домах и с привычным образом жизни.
До меня наконец дошёл ноябрьский за 1987 год выпуск журнала "Юность" с повестью Юрия Полякова «Сто дней до приказа…». Раньше я этот журнал даже выписывала, и в магазине "Букинист" возле дома пересмотрела и скупила тьму старых номеров. Мне нравились там публикации стихов Вознесенского, Ахмадулиной, Евтушенко… В прозу я как-то в этом журнале не вдавалась.
Эту повесть в стране прочитали все: и те кто был в армии, и те кто "пропетлял" мимо, и матери будущих солдат. В лексикон прочно вошло слово "дедовщина". Я стала спрашивать наших штабных солдат про это. Они не хотели даже разговаривать на эту тему. Писарь Ербулат сказал что били, но он даже не знает кто. Просто в темноте набрасывали одеяло и дубасили.
В тему пришло и ЧП. Одному молодому солдату, когда он мыл пол, въехали сзади сапогом в промежность пока он мыл пол. Там всё напухло сильно. Он горько страдал и говорил: «За что». В руководстве наступил тихий шок, пацана увезли куда-то в госпиталь надолго. Когда я уезжала, то он еще не вернулся. Может его и комиссовали.
На автобазе было много народа в офисе: В том кабинете где мне выделили стол, работали еще четыре человека. Одна – жена мичмана, очень веселая и наблюдательная. Она сразу "вычислила", что я не очень могу запоминать имена и поэтому говорю "слышишь". Обстебала меня, и я на бумажке записала все их имена. Ещё у неё мама была баптисткой. Она об этом рассказывала совершенно "со стороны". Это всплыло когда она увидела принесенный кем-то религиозный журнал, который она сразу опознала по названию и в свете изменений в стране сказала: "Все потихоньку на свет божий вылазят". Я почему-то запомнила.
Была девушка – Ольга из соседней деревни. Она раньше работала на вычислительном центре. Там работа посменно круглосуточно и она поэтому оттуда ушла: "Ночью и не работали, спали на столах, а потом приходишь домой вроде с ночи – и опять спишь. Все перепуталось. И мне такая жизнь надоела". Она была не замужем, хоть как по мне – была добрая и уютная. Оля рассказывала как её пытались знакомить даже по объявлениям, и однажды приходит она знакомиться, а напротив сидит мужик средних лет в синих трикотажных брюках и она понимает – он алкоголик. И она подумала: "Мне столько лет, неужели все эти годы я прожила для того чтоб встретить такое".
Ещё была пожилая женщина – экономист этой базы. Она повспоминала о приключениях Серёжи в первый год его службы. И что когда увидели его жену, то сказали: "У такого Серёжи такая жена (по имени)". То есть со стороны было видно, что мы не соответствуем друг другу ментально. Что и было чистой правдой. Но о единстве противоположностей тоже много чего есть написанного.
Вообще там было много незамужних женщин из соседней деревеньки. Как видно наличие военного городка не есть абсолютной гарантией для достижения "счастья в личной жизни", или хотя бы его номинального вида.
У нас в конторе работала ещё одна местная девушка – Вера, которой не было и двадцати пяти, а она уже три раза развелась. Вот она специализировалась на поисках счастья с солдатами: первый быстро оказался дурак и алкоголик, второй – грузин, и когда его родственники узнали что он в армии женился, то за ним приехал брат и увез. С третьим тоже что-то быстро не сложилось. То есть если брать хоккейное чистое время, то за все три раза брака у нее могло набраться месяцев шесть. И она как раз "работала" над очередным прибывшим молодым лейтенантом. Но он тоже куда-то домой собирался ехать жениться.
На базе был активный профком, постоянно что-то распространял и разыгрывал какие-то товары. Однажды мне достались сапоги на мою мать: у нее была толстая нога, а там было специальное голенище. Но моя мать так их и не носила. Они и сейчас лежат где – то дома.
Запомнила еще одну сотрудницу из этого своего кабинета на автобазе – тоже жену моряка. Поговаривали, что она крутила шашни с одним из наших командиров авторот. Во всяком случае я на всегда запомнила её шутку, когда этот парень пришел к нам в кабинет и начал вертеть наш кактус с подоконника и просить подарить это ему. Она спросила для чего этот кактус ему нужен: "Собираешься сажать на него провинившихся?". У него была императорская фамилия – Романов, он был чисто – русский после Рязанского училища и заинтересовал меня тем, что Серёга рассказывал: когда Серёгу назначили командиром роты, то Романов сказал – теперь будет с ним дружить, потому что дружить с младшими по должности недостойно. Запоминается, не правда ли?
Вообще в ограниченном кругу гарнизона, чтобы заработать какие-то сплетни на свою голову, особо ничего делать не надо. Например, я однажды разбиралась с тем соседом – Русланом где кто что работает из солдат, а потом узнала что меня с ним связывают теплые отношения. Я даже уже не удивилась, потому что меня обстановка гарнизона уже начала серьёзно задалбывать.
Потом у нас дома появились какие-то вши. И конечно же мой муж был ни при чем. Я выварила все бельё в жестяном ведре и на этом разборку закончили. Интересно, что моя соседка тоже выварила в эти дни все своё бельё и на этом разборку закончила.
Сережа, который ко всем своим многочисленным достоинствам был ещё и сказочна ревнив, при мне сообщил жене Рустама свою версию, основанную на дошедших до него слухах. Я ему что-то доброе ответила, а она сказала что вообще же это её проблема, потому что это же её муж значит изменил. Я подумала, что это же исламский интеллектуальный прорыв в наше христианское мировосприятие. На этом и закончили. Определились, что мальчики дрыхли в медицинском изоляторе, а там все бельё такое.
=====
Когда я рассказывала об огромадной яме на въезде в автобазу, то это было именно об этой. Ряд в двенадцать страшнючих КРАЗов стоял тоже именно тут прямо напротив ворот. В Дуброво стоял ряд ЗИЛов без двигателей.
В Каменке грузовики ездили совсем близко, в основном в радиусе десяти километров, то есть на московскую трассу не выезжали. Но это большинство, а далеко не все маршруты.
Начальник автобазы Гурский, был необъятно толстый, видимо болен обменом веществ. И он же ещё пробовал доставать меня своим кокетством. Вот что можно было ему ответить? Я сказала: "Ну, приходите", и он отстал навсегда. Вообще там глазами ели многие, но с учетом нижайшей толерантности Серёги, то лучше было даже не задумываться. Мне очень помогало то, что красавчиков было много, и поэтому влюбиться в кого-то одного было просто невозможно.
Однажды меня послали с кучей путевых листов к прорабу на карьер и я там не очень удачно из КАМАЗа спрыгнула, почти совсем неудачно: зависла на обручалке. Это очень больно – чуть палец не оторвался. Кстати, тем кто работает с приборами: летчикам, морякам кольца запрещали носить. И я теперь точно знаю почему это правильно.
На работе мне надо было вести наряды слесарей, но там были всякие термины и их командиры рот вели их без меня, просто отдавали готовые. Ещё я вела огромную книгу, в которой производился учет доходов и расходов солдат: сколько заработал, сколько на него израсходовали. И до сих пор помню что на руки рядовым положено было выдавать в месяц семь рублей, а сержантам – одиннадцать.
Как я уже рассказывала, наши солдаты должны были зарабатывать деньги на свое содержание. И это получалось не у всех. Хорошим результатом был в конце службы рублей сто пятьдесят за два года. У некоторых все же выходило какое-то накопление и им эти деньги выдавались на дембель. А у некоторых образовывался глубокий минус и они слали телеграммы чтоб им выслали деньги для расчета. Кто-то сильно скандалил. за кем-то приезжали родственники.
Вообще напряг с деньгами на содержание войск уже стал сильно сказываться в 1988 году. Я помню комбат ходил по штабу грустный и говорил о том, что бы мы придумали как можно заработать денег. Мы предложили сдавать солдат в аренду строителям дач, но он ответил что есть норматив, по которому это запрещено. Еще у него было наблюдение, что если он видит по подмосковной трассе стоящий на обочине автомобиль с поднятым капотом, то 99% за то что на нем будут армейские номера. Это где-то так и было.
В штабе было намного уютнее чем на базе. Нас в бухгалтерии было трое, в соседней комнате в канцелярии был солдат –казах Ербулат с красивым почерком и начальник канцелярии – жена подводника, коренная Питерка, лет двадцати пяти. Её муж был потомственным подводником и как я поняла сюда они попали по блату.
Пусть вас не смущает что в Подмосковье нет моря, а подводники там есть. Это их связисты. Они через подземные установки осуществляют связь со всеми своими подводными лодками. Как это делается для меня выдающаяся загадка, но это так. До какой глубины они там докопались мне тоже не известно, но очевидно что до той на которой находятся подводные лодки.
По штабу гуляли комбат, начальник штаба и пропагандист. Там я впервые увидела воплощение армейского дебилизма, о котором столько читала. Вообще когда я немного осмотрелась в армии, то взяла «Бравый солдат Швейк» и прочитала по новой. В школьные годы когда я его читала первый раз, то мне иногда было смешно, но в целом я нашла это произведение достаточно скучным. Теперь же попав в нужную среду, находясь в окружении «персонажей», с огромным удовольствием перечитала этот армейский шедевр.
Так вот, начальник штаба Алим Кулеша решил переклеить себе в кабинете обои. Выбрал, ему их приклеили. Но не почувствовал он себя там как надо бы по фен-шую. И так раз пять. Мой муж как-то поводил меня к стене возле выключателя и тихонько показывал слои. А ведь так просто и не скажешь, что майор Кулеша имел такое обостренное по фен-шую восприятие.
Его сосед по кабинетам – пропагандист, капитан тоже обновлял себе кабинет и попросил прислать специально обученных солдат. А у нас был целый взвод солдат со строительной специальностью. Хоть они должны бы были быть в стройбате, а у нас автобат при стройбате. Вот они ему приклеили обои. Он нам показал образец творчества специалистов. Он ей богу не был привередлив. И собравшись вдвоем с одним штабным сержантом, они сами приклеили их заново. При этом они оба занимались этим впервые. И получилось замечательно и ровненько. Ну что тут скажешь? Какая армия, такие и специалисты. Ну и из этих двух историй вы можете сделать вывод, что в обоях у нас недостатка не было. И взять их на шару было можно сколько хочешь. Но имея такую возможность мы не имели куда её применить. Нам негде было их клеить или даже складировать с целью дальнейшего возможного использования.
В честь приближающегося Нового 1989 года я для развлечения взяла лист ватмана А4 и сделала стенгазету в штаб. Фотки какие-то набрала, открытки и стишки насочиняла. Сама очень удивилась, потому что ни в школе, ни в институте даже близко не подходила ни к каким активистам. Эта газета до сих пор в свернутом виде лежит где-то у меня дома в Луганске в комнате, которую я считаю типа своей библиотекой.
Еще я любознательно слушала о солдатах: кто и как попал в армию.
Дорога во солдаты была у парней очень разная. Были те кому в армии просто противопоказано. Например, к нам поступил солдат с патологией суставов. Это была их семейная болезнь. Его родной брат был прикован к постели с нею. А он пробился через военкомат чтоб доказать обществу что он такой же как и все. И его приходилось таскать по больницам. Короче, через полгода его все же комиссовали из армии.
Был двадцатилетний молодой отец. Кстати, настоящий русский красавец – Лазарев. У меня иногда проблески в памяти, я что-то неожиданно вспоминаю. Так вот я у него спрашиваю: «Тебе же должны были дать отсрочку. У тебя только что родился ребенок» Ответ: «Зачем мне отсрочка? Пусть ребенок растет. Приду из армии, вокруг все рассказывают как у них дети плачут и спать не дают. А я им скажу, что мой не плакал».
Наш писарь Ербулат был из Казахстана с Балхаша. Он окончил техникум и мог продолжить учебу, но пошел в армию. Он своим идеальным почерком вел книгу приказов, делал записи в военных билетах. Книга приказов велась вручную в прошнурованной опечатанной тетради. В ней невозможно было что-то вставить или подделать. Это не листочки отпечатанные в папке подменять. Я спросила Ербулата: «Зачем?». Он пояснил, что думал, что будет от этого какая – то польза стране. Но теперь понял, что пользы точно не будет.
Был парень по фамилии Вовк, который мечтал о военном училище, но не смог пройти медкомиссию по высокому кровяному давлению и решил попробовать через армию. Его возили на поступление, потому что есть и такая разнарядка: направлять из солдат желающих учиться в военных училищах. Но тоже не получилось пройти медкомиссию.
Наша главный бухгалтер – жена мичмана, уже лет за сорок, рассказывала что её муж тоже очень хотел в армию, но он – дальтоник и в офицеры его не взяли, а мичманом (это аналог прапорщика) –пожалуйста.
Всё же у меня были большие пробелы в представлении о субординации. Помню когда услышала как дежурный кричал на дневального, кстати тот самый сержант Лазарев, то сказала ему что в следующий раз его могут назначить дневальным и на него начнут так же кричать. Он мне светло улыбнулся и сказал что это вообще никак невозможно потому что он сержант. И разъяснил разницу между сержантом – дежурным и солдатом –дневальным. Теперь мне тоже смешно.
А Серёга в этом аэропорту Шереметьевском постепенно дичал. Он уже трезвым по вечерам просто не был, начал приводить каких- то гражданских друзей к нам на кухню. Она же была огромная и они там почти до утра как в мужском клубе заседали. Самые пьяные в принципе не могли уйти, они лежали трупиками. Не помню сколько это раз повторилось. Но однажды я развела ситуацию так, что больше к нам никто не пришёл. Только сейчас я об этом вспомнила. Просто всплыло. Скорее всего, я их просто выкидывала из квартиры. Я из тех кому необходима территория тишины. Интересно что Серёгины собутыльники все были гражданские водители и он к этой своей дружбе крайне трепетно относился.
Особенно у него были близкими друзьями два водителя: один высокий, а другой маленький и щуплый, у него еще только что родился ребенок. Так вот на высокого на бухгалтерию на адрес автобазы пришло из милиции уведомление об оплате пошлины или штрафа, и в нем была фабула: занимался онанизмом перед окнами женского общежития. Я Серёге представила этот манускрипт, он прямо извёлся возмущениями, что менты могут что угодно написать, если им не заплатить и что скорее всего максимум пацан ссал под деревом. Короче, его дружбаны – святое.
А у меня начала падать планка только при одном виде пьяного Сергея. Просто я чувствовала в себе зверскую ненависть. При этом он для начала ничего плохого не делал, если не считать ничем плохим требование разговаривать с ним до трех ночи. В три ночи ему наконец хотелось спать. Очевидно, что мне хотелось спать намного раньше и очень хотелось погасить его как источник помех.
Но не только мне стали докучать его пьяные мансы, потому что на утро он проспавшимся быть не мог. Если он суперпьяным ложился спать в три ночи, то как бы он мог стать трезвым в восемь утра? Хорошо, что машины водить в его обязанности никак не входило. Я думаю, что он потом где-нибудь в каптерке спал целый день до вечера.
