– Что? – таможенница уставилась на пассажирку так, будто у той две головы или четыре ноги. С усилием сдержав гнев, она продолжила. – Ты что мне тут комедию разыгрываешь. Ты специально это сказала. Так? У вас в купе что-то есть. Так? С кем ты едешь?
– Я еду с подругой из другого купе. А в этом купе у меня знакомых нет. И что они везут, я не знаю. Это же Вы их проверяли и поставили об этом отметки. А меня без проверки высадили.
– Ты говорила…
Света снова перебила ее.
– Я спросила. Я ничего не говорила. Если Вы со слов все делаете, то зачем же тогда в сумках копаетесь?
– Так. Все, свободна! Можешь идти на посадку – Регина шлепнула в паспорте штамп и, отдавая его, окинула девушку убийственным взглядом, надеясь произвести тот же эффект, что и на женщину с духами.
В это время из громкоговорителя прозвучали слова диктора об отправке поезда «Москва-Варшава». Онемев от неожиданности, Светлана схватила сумку и бегом направилась к выходу. Выйдя на перрон, она увидела, что до поезда оставалось приличное расстояние. Успеть добежать до отправления было невозможно. «Полонез» тронулся. Вагоны, набирая скорость, весело бежали, покидая станцию один за другим.
– Анжела меня убьет – первое, что пролетело в голове. Проводив взглядом последний вагон, она вернулась в таможню. Как всегда, в критических ситуациях она становилась смелее и резче.
– Поезд ушел. Преступник вам остался – прямо с порога громко заявила она, войдя в помещение.
– Какой преступник? – спросил мужчина, один из работников.
– Как это какой? Я и есть преступник. За три пододеяльника с поезда сняли. Теперь в тюрьму сажайте. Поезд все равно ушел.
Регина, стоявшая в центре, слегка побелела. Мужчина, видимо, главный из присутствующих, сердито спросил:
– Кто досматривал?
– Я – отвечала таможенница.
– Ну, и что у нее? – голос мужчины заметно посуровел.
– Ничего. Я думала, у нее много постельного, но у нее только три комплекта – теперь уже Регина говорила тихим оправдывающимся голосом.
– Ну, и зачем ты ее сняла? Да еще так задержала. Ты что, время отправки не знаешь? Не надоело грозу кастрюль и полотенец из себя изображать? – мужчина был сильно недоволен. Глядя на Регину, его глаза сверкали гневом. Он предложил Свете подождать, а сам ушел в один из кабинетов. Положение ее было не завидным.
– Хорошо хоть деньги и паспорт при мне – думала она.
Мужчина вышел из кабинета и сразу же подошел к Свете.
– Через час подойдет следующий поезд на Варшаву. Поедете в нем. Пограничников по селектору я предупредил. А уж с поляками постарайтесь сами договориться.
Через час она была уже в другом поезде. Одно из боковых сидений в середине вагона было свободно. Его она и заняла. Напротив сидело семейство поляков с двумя уже взрослыми детьми. Они суетились, припасая свои документы к проверке. Белорусские пограничники прошли, не обратив на нее внимания и ни о чем не спросив. После пересечения границы пошли поляки.
– Ваш билет – молодой пограничник смотрел на нее в упор.
– У меня нет билета – отвечала Светлана.
Сидевшие в купе напротив все разом повернули к ней головы, с любопытством и недоумением рассматривая ее.
– Как же это можно? Как Вы в поезд попали? А русские разве Вас не проверяли?
– У меня билет на «Полонез». Меня с него сняли. С поезда сняли.
Поляк, молча, рассматривал безбилетницу. Светлана чувствовала, как ее щеки под его взглядом заливаются краской.
– Если были причины Вас снять, зачем же они снова Вас посадили, да еще и без билета?
Света постаралась улыбнуться, но у нее это плохо вышло.
– Не знаю – прошептала она.
– Это новые правила у русских? Да? Сначала отменили царя, потом отменили коммунистов, а теперь билеты? Да? А паспорта еще не отменили?
Света не понимала, шутит он или всерьез. Она поспешно вынула паспорт и протянула офицеру. Появившийся с другого конца вагона второй польский пограничник, придирчиво оглядев пассажирку, спросил:
– Янек, что там?
– Кукушкины дети – отвечал первый.
– Что, опять?
– Да, опять.
Офицер вернул Светлане паспорт и, уходя, добавил:
– Вам на своем гербе надо кукушку рисовать.
Девушка молчала. Она чувствовала, как на глаза навернулись слезы. Чувство обиды и стыда жгло лицо. Еще пуще жгло душу.
– Боже мой – пульсировало в голове. – Что с нами стало? Куда идем? К чему стремимся? Что будет с нашей страной? До чего же мы уже докатились? Был двуглавый орел, а теперь кукушка. Ведь так говорят – с горечью думала она.
Глава 8
Оставшийся небольшой отрезок пути Светлана гадала, что сталось с ее вещами, и где она найдет группу. Подъезжая к центральному вокзалу Варшавы, еще из окна увидела своих. На перроне, оглядывая вагоны, стояли Анжела и Евгений с Николаем.
– Меня ждут – обрадовалась она.
Выгрузившись из вагона и подбежав к своим, она радостно обняла подругу.
– Анжела, только не ругайся.
– А что, хвалить тебя что ли? Как тебя угораздило вляпаться? У тебя же ничего лишнего не было – все же ворчала толстуха.
– Это она нас спасала – Евгений взял ее за руку и добавил. – И ведь спасла.
Света стушевалась и, не желая признаваться, затараторила:
– Да просто так получилось. Регина просто не поняла. Я же просто спросить хотела – она не договорила и весело засмеялась. Все плохое прошло. А хорошее – вот оно, рядом. И от этого на душе так легко и весело стало.
Евгений, забирая их сумки, объявил:
– Мы сейчас вас проводим на Ружицкий рынок. Наша группа там. Это совсем близко. И расстанемся на время. У нас другая программа.
Света совсем не чувствовала, что она за границей. Большое количество сумок. Походная одежда. Предстоящая необходимость продать привезенное. Все эти моменты портили впечатление. Не так она мечтала побывать за границей. Проходящие мимо люди оглядывались на них. Свете стало не по себе.
– Анжела, я боюсь – прошептала она.
– Чего? – не поняла подруга.
– На рынке торговать боюсь. Мне стыдно. Я же не торговка какая-нибудь.
– А, поняла. Это пройдет. Это у многих было.
– А у тебя было?
– У меня нет. Я же умная и в облаках, как ты, не летаю. Я по земле хожу, и мне такие глупости в голову не лезут.
– А что мне делать?
– Да ничего. Я тебе сейчас скажу одну фразу, и ты сразу же успокоишься.
– Ну, говори.
– Слушай и вникай.
– Ну.
– Что ну? Вдумайся. Кого стесняться? Тебя же здесь никто не знает. Знакомых здесь нет и быть не может. А до всех этих – она махнула рукой на прохожих – и тебе и мне пофигу. Так?
– Ну, наверное, так.
– Что значит, наверное? Ты с кем-то из них детей крестить собираешься?
– Да не собираюсь я – начала сердиться Света.
– Ну, вот и все! – Анжела многозначительно повысила голос на последней фразе.
Через пару минут раздумий Света и вправду успокоилась. Наконец, дошли до рынка. Парни помогли расположиться у самого входа. Это считалось хорошим местом. Евгений подошел к Свете.
– Ну, пока, Светик. До встречи.
– А вы куда?
– У нас своя программа. Спасибо тебе еще раз, спасительница.
Он наклонился и снова потерся щекой об ее щеку. Приятная истома снова охватила ее тело. Ноги ослабли, и ей казалось, что она вот-вот упадет. Ужасно хотелось закрыть глаза и обнять его. Этого она не сделала. Со стороны это казалось простым прощанием. Даже зоркая Анжела, и та не заметила, что между этими двумя что-то происходит. Вернее уже произошло.
Вся группа была на рынке. Женщины бойко торговали привезенными вещами. Немного оглядевшись, Света тоже начала помогать подруге. Она вытаскивала товар и раскладывала его на деревянные прилавки. Показывала покупателям. Отвечала на вопросы. Анжела вела денежные расчеты, поскольку Света еще не знала по какой цене что продавать, и даже польских денег еще ни разу не видела. Приятной неожиданностью было то, что почти все поляки могли общаться на русском языке. Кто хуже, кто лучше, но всегда достигалось понимание. Люди были доброжелательны и приветливы. Некоторые подходили только за тем, чтобы поговорить. Спрашивали, какая у нас теперь жизнь, что происходит, как ведет себя правительство. Многие интересовались, из каких мы мест и даже сами вспоминали свои поездки в Союз. Света охотно и приветливо отвечала на вопросы, а иногда и сама спрашивала о чем-то.
К шести часам вечера рынок закрывался. Начали паковать сумки. Продали много, но и осталось тоже много. Прямо к рынку подъехал автобус и стали грузиться. Старшая группы объявила, что едем в Закопанье. Из окон комфортабельного автобуса туристы с интересом рассматривали чужую страну. Города были похожи на наши. Все окраины застроены многоэтажками, как у нас. Центр, как правило, был исторический, но дороги шли по окраинам, и возможностей, посмотреть его, было мало. Старшая группы успокаивала:
– На обратном пути у нас будет два дня в Кракове и один день в Варшаве. Краков – это жемчужина мировой архитектуры. Вы сможете погулять свободно и с деньгами.
На последней фразе все смеялись.
Устройство сельской местности отличалось во многом от нашего. Отличалось в лучшую сторону. Старых, маленьких деревянных домишек, какими в основном было заполнено наше село, почти не было. Дома были каменные и большие. Вокруг них были большие наделы земли. Вдоль автомобильной дороги дома стояли почти в километровом отдалении друг от друга, наподобие хуторов. Получалось так, что пустой земли почти нет, зато и скученности в одном месте тоже нет.
– Вот здорово – подумала Света. Она вспомнила свой родной поселок Кукушкино. Земельных наделов и приусадебных участков односельчанам всегда не хватало. До умру спорили они из-за небольшой полоски земли у межи, становясь заклятыми врагами. А вокруг поселка, да и вообще по всей стране пустая земля зарастала чипыжами. Огромные земельные просторы не использовались вообще никак. Занять даже маленький лишний кусочек было нельзя. Светлана вспомнила, как она ездила к тетке в Челябинск. Там дела обстояли еще хуже. Дачный участок тетушки, так же как и у всех других участников товарищества, состоял из трех соток. Земля не являлась собственностью того, кто ее обрабатывал, а только давалась в пользование. Так почему же нельзя было дать больше? Кто же придумал нарезать такие лоскутки?
Удивляло еще и то, что в каждой деревне, а иногда на каждом хуторе имелась часовня. Даже самое маленькое и простенькое строение всегда было украшено цветами и лентами.
– Здесь атеизмом и не пахнет – думала Света. Она вспомнила, как покойный дед говорил: «Без Бога растете. Нет Бога – нет порядка и нет добра». Теперь ей было ясно, что он имел в виду. Теперь ей многое виделось по-другому.
Закопанье – прелестный городок у подножия гор. Весна, бушевавшая в это время, придавала ему празднично-подарочный вид. Со всех сторон были видны горы. Над зеленым кружевом лесов, украшенных цветущими деревьями, ярко синело небо. Золотые лучи теплого солнца разбивались искрами об разноцветные крыши и блестящие окна домов. Казалось, что все ждут праздника. Может быть, все его и не ждали, но Света ждала точно. Праздником для нее была встреча с Женей. Она не знала, когда это произойдет. И произойдет ли вообще, но ждала каждую минуту.
Группу поселили в простенькой, но уютной и чистенькой гостинице. Время терять было нельзя. Определив свое место жительства, подруги сразу же отправились на рынок. Малолюдный по началу, он внезапно очень быстро стал заполняться людьми. Все объяснила одна из покупательниц. Она сказала:
– Автобус ваш увидела и поняла, что это русские на рынок приехали. Вот и поспешила что-то купить. Товар хороший, а дешевле, чем у нас.
Многие из приехавших русских тоже говорили по-польски. А уж обращение «пан» и «пани» знали все. Анжела здесь была, как дома. В этом городке она уже побывала два раза, и ее не все успели забыть. Около ее прилавка толпился народ, чаще всего мужчины. Один из них говорил:
– О, пани Анжела. Рад Вас снова видеть.
– Спасибо, пан, и я тоже рада Вас повидать.
– Добрый ли товар нам привезли?
– Добрый, пан, добрый – она начинала показывать товар. Увидев простую ложку с дырками, поляк удивлялся.
– А это что?
– Как что? Ложка.
– Так она ж с дырками. Для чего же нужна такая ложка?
Анжела, блестя глазами и ласково улыбаясь, спрашивала:
– Пан любит баню?
– Да, баню люблю.
– А горилки выпить после бани пан любит?
Поляк от такого вопроса расцветал, как майская роза, и, поглаживая себя по животу, говорил, кивая головой и подстраиваясь интонацией под Анжелу:
– Да, пан горилку любит, а особенно после бани.
Продавщица продолжала:
– Сходит пан в баню, после бани нальет себе чарку горилки и захочет закусить соленым огурчиком или помидоркой. А огурчик то что? – она смотрела сочувственно своими голубыми глазами. Ровные белые зубки светились между пухлыми розовыми губами. На щеках играл алый румянец. Поляку торговаться с такой продавщицей было одно удовольствие.
– Что? – пугался он неожиданному препятствию.
– Огурчик из банки не достать. А помидорку и тем более – говорила молодуха жалобным голосом. Пан терялся и уже жалел себя бедного, оставшегося без закуски. Анжела продолжала. – Вот тут-то пан возьмет эту ложку и очень легко достанет себе и огурчик и помидорку, и все, чего захочет. Хорошо будет пану?
Покупатель радовался такому простому решению вопроса и радостно отвечал:
– Ой, хорошо!
– Вот зачем, вельможный пан, нужна эта ложка.
Польщенный и обласканный мужчина с радостью набирал себе ложек, приговаривая:
– И куму возьму.
Он даже не спрашивал цену. За такой спектакль у всех на виду и переплатить не жалко. Окружавшие его другие паны весело смеялись. Они тоже желали, чтобы им было хорошо и, повертев ложку в руках, пихали ее в сумку.
Анжела умела собрать вокруг себя народ и развеселить всех. Вот с такими вспоможениями товар шел довольно быстро. Сумки тощали, а кошельки толстели. Для торговли в Кракове товара уже почти не оставалось.
– А мы – молодцы – радовалась Света. – Быстро растоварились.
– Надо было цены выше поднимать. Молодцы, да не лучше других. Следующий раз надо больше товара брать и цены выше ставить – недовольничала подруга. Света же была просто счастлива. Сумма денег в переводе на русские казалась ей целым состоянием.
– Зато закупимся не спеша и Краков посмотрим.
– Экскурсантка хренова – ворчала толстуха. – Надо думать уже о том, что следующий раз повезем. Товар надо менять на более дорогой и дефицитный.
– Да где ж его взять? Дефицитный-то.
– Связи надо иметь, голуба моя.
– Ну, у меня связей нет.
– А вот у меня есть. Вы в кафе надо мной смеялись, что я в буфете со всеми разговариваю за стойкой. А я через эту стойку кучу знакомых поимела. Как вы меня звали?
Света слегка смутилась.
– Анжела – маркиза алкоголиков – смеялась она.
– Да – твердо начала бывшая буфетчица. – Я согласна с тем, что я маркиза. Это правда. А вот почему алкоголиков? Это неправда. В кафе за стойкой пьют чаще всего порядочные люди. Кстати, среди них много начальников и просто умных людей. Вот они-то и смогут нам помочь.
Светлана слушала рассуждения подруги и даже порой кивала головой. Саму же ее беспокоила только одна мысль:
– Ну, где же он?
Глава 9
Краков им удалось осмотреть основательно. Они долго гуляли по центру, рассматривая старинные замки и площади. Они зашли в Мариацкий костел и долго любовались внутренним убранством. День был теплый. Погода способствовала этим прогулкам, и они решили отдохнуть и подкрепиться. Ужинали в небольшом кафе недалеко от площади Рынка. То ли они были голодны, то ли в кафе действительно была превосходная кухня, но девушкам все очень понравилось.
– Да, умеют поляки готовить – лоснилась от сытости и довольства Анжела.
– Да они вообще молодцы. Смотри, тоже после социализма, а как страна отличается от нашей в лучшую сторону – сетовала Света.
– Ну, у них рыночные отношения в экономике давно идут, а у нас, сама знаешь, народ еще не весь догадывается об их существовании. Да и социализм у них в два раза короче был, чем у нас. А потом, это не они нам помогали, а мы им. Им и всему соцлагерю, и компартиям всего мира. Куба, Вьетнам, Афганистан – всех мест, где тратились наши деньги сейчас и не вспомнишь.
– Ну, соцлагерь этим не очень-то и доволен был. Это для европейцев фактически принудиловка была – возражала Света.
– Да так. Но деньги все равно уходили. Сколько же этих денег потрачено! Чего же они этим хотели добиться?
– Ну, как чего? Торжества коммунизма в идеале. А для начала, хотя бы социализма.
– Откуда же это торжество возьмется? С какой ветки свалится? На весь мир деньги тратили. Одним содержание рассыпали. Против других оружие припасали. А свой народ довели до бедности, почти до нищеты. Вот нас призывали верить в правое дело и победу социализма. А как верить в правоту пустых прилавков. А зачем нам победа социализма, если при нем жизнь проходит, а лучше не становится. Разве бывает недостаток правильным. Разве бывает несправедливость правильной. Нет. Вот поэтому социализм никто и защищать не стал.
Анжела подняла на Свету такие серьезные глаза, что собеседница даже смутилась. Она и не знала, что у подруги могут быть такие мысли и такие глаза. Чтобы как-то разрядить напряжение, Светлана сказала первое, что пришло на ум:
– Они хотели, чтобы во всем мире был социализм. Тогда не надо было бы тратить деньги на вооружение.
– Во всем мире? Да как же это возможно? Кто же на это пойдет, глядя на нашу жизнь? Наша жизнь – это же прямая антиреклама. Неужели это непонятно?
За столом стало тихо. Анжела медленно помешивала кофе маленькой ложечкой. Даже аппетитный кусочек заварного тортика «Карпатка» не мог отвлечь ее от разговора. Видно было, что она об этом часто думает. Что это для нее больная тема.
– Ведь если бы о народе по-настоящему заботились. Да все деньги в одно место. На общую жизнь. Расцвела бы наша страна. Люди бы в ней жили не как с мачехой, а как с родной любимой мамой. Зачем нам все эти подпевалы из зарубежных компартий были бы нужны. Зачем нам весь этот соцлагерь. Пример нашей благополучной жизни, один лишь пример, решал бы все вопросы. Люди хотели бы жить, как мы, и стремились к этому. Может тогда и наступил бы тот самый правильный социализм.
– Ну, теперь-то уж все кончилось, Анжела. Кофе стынет. Тортик сохнет. Хватит печалиться. Не порти мне настроение – ласковым голосочком упрекала Света.
– Ох. Одно кончилось. Другое началось. А будет ли лучше? Кто знает? – рассуждала подруга, отправляя в рот кусочек торта.
Тортик был вкусным. Настроение улучшилось. Собрав с тарелки последние крошечки и запив их кофе, она снова стала прежней Анжелой. Авантюрной и юморной. В этот раз она вдруг вспомнила Брежнева. Здорово копируя голос генсека, она, обращаясь к собеседнице, заговорила. Звучало это так, как будто человек говорит в стеклянную банку или с набитым ртом.
– Под моим чутким руководством наша компартия всю жизнь поддерживает своих братьев, сосиски сраны.
Света сначала заулыбалась, услышав, как похоже получается у Анжелы копировать бывшего лидера, а потом, удивившись спросила.
– А причем здесь сосиски, да еще и сраные? Сосиски были хорошие. Даже очень.
– Вот поэтому они и были хорошие.
– Не понимаю.
– Ну, ты что, не слышала баек о том, что Брежнев не мог выговорить словосочетание «социалистические страны»? У него получалось «сосиски сраны». Директора мясокомбинатов поначалу сочли это за критику в свой адрес. Представляешь, сколько шухеру там было. Все бросились выискивать недостатки. Пока разобрались, в чем дело, все косяки были исправлены. Вот поэтому сосиски, да и колбаса тоже у нас были самые лучшие. Вот так.
Весело посмеявшись над этой курьезной историей, они расплатились и не спеша отправились в гостиницу. Завтра их ждал конечный пункт их путешествия – Варшава.
Варшавский рынок поразил ее изобилием. Она даже не могла себе представить, что когда-нибудь увидит такое разнообразие и количество товаров. Даже просто обойти его, нужно было немало времени. Очнувшись от первого впечатления, она, наконец, вспомнила о том, что надо закупаться.
– Вот куплю подарки и начну закупку – пообещала она подруге. У самой же голова была полностью занята мыслями о близких. Как же она жалела, что не может выбрать вещи вместе с дочерью и мамой. Что бы она не увидела, сразу же думала:
– Надо бы это Галинке купить. И это. И это.
Все вещи казались модными и красивыми. Анжела, уже бывавшая на этом рынке, понимала, что испытывает подруга. Она не стала ее сильно доставать и взяла закупку товара для продажи в Москве полностью на себя. Она торговалась, без конца что-то выщитывала и даже ругалась с продавцами. Сумки рядом с ней быстро увеличивались в объеме. У Светы тоже прибавилось вещей. Она купила себе красивую куртку. Подобрала к ней брючки, а к брючкам кофточку. Не забыла и о сапожках на зиму. Ну, и, конечно, купила нижнее белье. Такого красивого белья у нее никогда не было.
– Анжела, я такое белье купила, ты ахнешь – загадочно шептала она под руку своей напарнице.
– Да я уж давно ахнула. Еще когда ты к нам в кафе устроилась – как всегда загадками, думая о своем, отвечала подруга.
– Я тебе точно говорю. Очень красивое.
– И я тебе точно говорю – перечила Анжела. – Тебе вообще никакого белья не надо. У тебя есть то, что не купишь даже за миллион.
– Чего не купишь?
– Такую мордашку и такую фигурку, как у тебя, не купишь ни на этом, ни на другом рынке. Поняла? Растяпа.
Света злилась и махала на нее рукой, но с разговорами об обновках больше не лезла. Накупив целую сумку подарков, она со страхом увидела, что деньги, которые ей выделила напарница, закончились.
– А продукты? – растерянно спрашивала она.
– Какие продукты? – спрашивала подруга.
– В деревню вкусненького привезти.
– Ты дочку когда увидишь?
– Не знаю.
– Вот то-то! Мы еще не один раз успеем съездить сюда и купить все, что захочешь. Света не спорила. Она была благодарна Анжеле за все. А главное за то, что вытащила ее из кооператива «Ильич».
Продуктовый рынок они все же посетили. Надо было купить себе что-то на ужин и в дорогу. Подходя к гостинице, они увидели у ее дверей незнакомого парня. Он внимательно их оглядел и отвернулся. Что-то не понравилось Свете в этом незнакомце. Она, сама не зная почему, тоже оглядела его со всех сторон. Этот небольшой неприятный эпизод забылся сразу же, как только они вошли в вестибюль. Посреди большого холла стояли девочки из их группы и тут же, сходу обращаясь к Анжеле, выпалили:
– Гульнем вечером?
– А как же? – растягивая слова и широко улыбаясь, отвечала та. Она достала несколько купюр и отдала землячке. Оказывается, такие застолья были уже традицией.
Отвальную делали обычно за день до отъезда. Гуляли в одном из номеров. Каждый приходил со стулом из своего номера и со своей посудой. Таким образом, удавалось накрыть стол на большую компанию. На столы выкладывалась самая лучшая снедь, которую можно было купить. Что-то готовили на электрической плитке. Учитывая количество поваров, стол был готов за считанные минуты. Довольные результатами поездки, все шутили и много смеялись.
Вино покупали какое-нибудь заковыристое, какого у нас нет. Каждый раз разное. Наконец, уставшие за день, усаживались за стол. Аппетит, возбужденный вкусными запахами, был зверский. В этот день все было, как обычно. Выпив вина, все принялись за еду. Было так вкусно, что, забыв о церемониях, все просто наслаждались чревоугодием. Измазав руки, Света заметила, что нет салфеток. Она вышла из-за стола и направилась к себе в номер, чтобы взять пачку салфеток. В конце коридора у окна она опять увидела того парня, который стоял у входа. Он просто стоял и смотрел. У нее не было к нему никаких претензий, но ей почему-то это не понравилось.
Утолив большой голод, участники поездки уже слушали рассказ одного из мужчин о каком-то происшествии на рынке. Все громко смеялись и задавали вопросы. Он отвечал. Смеялись еще громче. И, конечно же, пели. Русский человек после выпивки не петь не может. И даже если он не поет по каким-то причинам, то обязательно хочет петь. Песни немного поубавили безудержного смеха. Как раз в это время, когда все слегка угомонились, в номер вошли Евгений с Николаем.
– А вот и мы – наигранно радостно проговорил первый.
– Вы нас не ждали, а мы приперлись. Не выгоните бедных заблудших овец? – подхватил второй.
– Ты хотел сказать баранов? – подколол кто-то из-за стола.
Мужчина, который недавно рассказывал смешную историю встал и озабоченно начал выговаривать.
– Ну, вы где пропадаете? Нас мужиков и так меньше. А тут еще и вы испарились. Мы тут еле справляемся с большим женским коллективом.
– Да я вижу, неплохо справляетесь – Евгений улыбался, пытаясь демонстрировать подходящее к столу настроение. По глазам же было видно, что ему не до веселья. Он нашел глазами Свету и, подойдя к ней, уселся рядом. Она нашла чистую тарелку и положила ему еды. Он взял вилку и начал механически забрасывать еду в рот. Света смотрела на него изучающим взглядом.
– Что случилось?
– Случилось. И мне надо с тобой поговорить.
– Хорошо. Пойдем ко мне в номер.
Он доел, и они вышли из-за стола. За их спинами послышались смешки и шутки. Евгений начал рассказывать еще в коридоре. Говорил сбивчиво, перескакивая с одного на другое.
– На нас напали. Хотели деньги отнять. Если бы не оружие, то все. Каюк!
– Что каюк? Какие деньги? – девушка еще не понимала, о чем речь.
– Светик! Напрягись и слушай! У меня нет времени. Мне надо бежать. За мной слежка.
– Господи. Да скажи толком, что случилось.
– Так! Иконы помнишь?
– Ну, конечно.
– Мы их сдали антиквару. Дорого. Деньги приличные. Хотели ехать к вам, но не вышло. Навели. Может сам антиквар. А может и еще кто. Не знаем – он окинул взглядом внимательно слушающую Свету и продолжил. – У антиквара были вечером. Затем зашли в кафе. Поесть. Из кафе выходили, а за нами слежка. Ну, тут в одном переулочке нам и наваляли. Хотели деньги отнять.
– Ну, отняли? – перебила Света.
– Нет. Не отняли. Я стрелять начал, и они разбежались.
– Как стрелять? Из чего?
– Из пистолета. У меня пистолет.
– Господи. Какой же ты проблемный! У нас что ни встреча, то история.
– Ага! – он глупо заулыбался и обнял ее, крепко прижав. Так они и стояли, обнявшись. Она физически чувствовала его страх и смятение.
– Опять с тобой расставаться надо – горестно проговорил он. – Я сейчас уйду. Где и когда появлюсь, не знаю. Постараюсь к поезду, но не уверен. Ты мне должна помочь.
– Что? Что я должна?
– Возьми деньги. Спрячь. Я одного из них ранил в плечо. Теперь они нас ищут не только из-за денег. Поняла?
Он вынул сверток и передал ей. Она взяла сверток, и они вместе вышли из номера. Он пошел к лифту, она за Анжелой. Пройдя несколько шагов, она обернулась, чтобы еще раз взглянуть на него. Его уже не было. Зато у окна стоял все тот же парень, что и днем.
– Так вот ты кто. Вот почему ты мне так не понравился – догадалась она.
Придав лицу беззаботный вид, она вошла к гуляющим. Найдя Анжелу, тихонько ей прошептала.
– Я тебе деньги Женькины отдам. Спрячь их. И вообще, долго не засиживайся.
– Что за деньги?
– За иконы. Я тебе рассказывала. Они их продали, а на них кто-то бандитов навел. Ну, вот теперь и бегают от них. Он меня просил сберечь, но ведь у тебя целей будут. Правда?
Последнее время Анжела так привыкла покровительствовать Свете, что относилась к ней, как к младшей сестре. Считая себя более умной, и, как более старшая, желала оградить малолетку от любой ответственности, даже ценой приобретения проблем для себя.
– Да, конечно, правда.
Она пухлой рукой забрала у девушки сверток и запихала его между пышных грудей.
– Вот так-то лучше будет – постановила она. Провожая Свету к двери, подруга обещала. – Сейчас и я иду. Еще стопарик забулькаю и иду.
Выйдя в коридор, Света огляделась. Никого не было.
– Ну, слава Богу. Ушел.
Она открыла дверь ключом и вошла в номер. В комнате было темно.
– Кажется, я свет не выключала – подумала она и сразу же почувствовала, как кто-то зажал ей рот, а к спине прижал что-то тяжелое и холодное.
– Денежки где? – прошипел чей-то голос над ухом.
– Какие денежки? – она хоть и испугалась, но присутствия духа не потеряла. В это время включился свет, и она увидела, что кроме того, кто держит ее за голову, в номере еще находится один человек. Он шнырял между сумок и пытался осмотреть их содержимое. Задача у него была не из легких. Четыре квадратные сумки из клетчатого капрона, прозванные в народе «спекулянтками», доверху были забиты десятками пакетов и пакетиков с одеждой и бельем. Кроме них у стены стояли еще пара рюкзаков внушительных размеров и пакеты. Пачка долларов, несмотря на большую сумму, была не такой уж весомой и могла с успехом скрываться почти в каждом из этих пакетов. Парень вытряхивал из сумок их содержимое, пытался прощупать каждую вещь. Это удавалось ему с трудом. Он только начал потрошить вторую сумку, когда в коридор из открытого номера вырвалась наружу удалая песня про чернобровую Марусю. Парни занервничали. Песня приближалась по коридору. Один бросил потрошить пакеты, а другой задавать один и тот же вопрос, тыкая Свету в спину и дергая за волосы.
– Так, сучка. Сейчас выходим и идем вниз к выходу. Одно неверное движение и ты покойница. Жить хочешь? – он больно дернул ее за волосы.
– Да – прошептала она.
– Тогда делаешь спокойное лицо. Морду тяпкой и вперед.
Он взял ее за талию, как бы изображая возлюбленного, и направил к выходу. Выйдя из номера, она надеялась, что ее увидят свои, но они стояли кружком около чьей-то двери довольно еще далеко и были заняты разговором. Лифт был совсем рядом. Они вошли в лифт и спустились. На первом этаже никому не было дела до странной парочки. Они вышли из здания, и подошли к стоявшей рядом машине. Этого Света не ожидала. Она хотела обратить на себя внимание и крикнуть. Парни, по-видимому, привыкшие к подобной работе, уже ожидали этого и тут же зажали ей рот рукой. Затем, грубо нагнув ее голову, затолкали в салон машины. Один сел за руль. Второй рядом с ней. Машина тронулась с места. Ехали совсем недолго. Остановились у какого-то частного дома, окруженного добротным забором из кирпича. Ее провели черным ходом в дом и заперли в пустой комнате.
Глава 10
Георгий Груздев был одним из главарей международной преступной группировки. Вместе с ним в руководящий состав входили немец Гюнтер и поляк Адам. Выходило все, как в анекдоте: русский, немец и поляк танцевали краковяк. Эти, правда, ничего не танцевали. Эти еще только зарабатывали на будущую жизнь с удобствами, развлечениями и, возможно, танцами. Их группа, как они говорили, а по правде просто банда состояла в основном из выходцев из бывшего СССР. Было в ней немало и поляков. Немец, правда, был один. Рядовой состав участников все время менялся. А вот верхушка и небольшая часть особо приближенных оставались в неизменном виде. Верхушка имела свои тайны. Для всех Адам с Гюнтером считались предводителями наравне с Георгием, но лишь самый старый костяк участников банды знали, что на самом деле последнее слово всегда за Георгием, и только он один является реальным паханом. Будучи человеком с огромным здравым смыслом, он прекрасно понимал, что возглавляет не комсомольскую организацию и не бригаду плотников, а потому и лишней огласки своего руководства не желал. Лишняя ответственность за дела банды в юридическом плане тоже его не прельщала. Одно дело – реальная власть, которая у него была без ограничений, другое дело – людская молва, у которой все близко.