bannerbannerbanner
полная версияКукушкины дети

Галина Владимировна Горячева
Кукушкины дети

Полная версия

– Ну, Ленок, я думаю, нам простят. Мы же с тобой уже не москвичи. Мы с тобой теперь жители поселка Кукушкино.

– Да, да. Крестьяне то есть.

Виталий приехал не только с сестрой Мариной, с которой все уже познакомились во время суда, но и с ее мужем и сыном. Квартира сразу же наполнилась народом и стала тесной. Наконец-то после церемоний и приветствий все уселись за стол. Во время обсуждения будущей свадьбы и дальнейшей жизни молодых, уже достаточно выпив и закусив, решили включить телевизор.

По первому каналу документальный фильм рассказывал о преступлениях серийного маньяка-убийцы. Переключили. На втором канале журналист вел репортаж о перестрелке на окраине Москвы, случившейся после «стрелки» двух враждующих группировок. Камера показывала лежащих на земле убитых людей. Одному из них пуля попала прямо в лицо. Это кровавое месиво тоже попало в кадр.

– Боже мой, да переключите же скорей – Елена Леонидовна отвернулась, закрыв лицо рукой. – Что же это за «стрелка» такая, из-за которой они поссорились? – с недоумением обратилась она к мужчинам. Муж Марины двусмысленно улыбнулся и стал объяснять.

– «Стрелка» – это теперь так называют встречу – он крякнул и добавил. – В том случае, если эта встреча будет неприятной. Примерно такой, как вот здесь показывали. Это на бандитском жаргоне.

– А что существует бандитский жаргон? Раньше я только о тюремном слышал.

– Да, появился и бандитский – отвечал гость.

Наконец-то на третьем канале было что-то, по крайней мере, не противное. Шла реклама «МММ». Ее и оставили. Несмотря на совершенно позитивное лицо Лени Голубкова, хорошее настроение, а вместе с ним и аппетит прошли. Все как-то притихли. Мужчины вышли на балкон. Лида стала готовить стол к чаю. Марина, сидевшая рядом с Еленой Леонидовной, спросила:

– А у вас по кабельному что показывают?

Женщина растерялась, а потом, собравшись с мыслями, отвечала:

– Марина, да мы уж полтора года в столице не были. Лида одна в квартире живет. А мы в деревне. Про кабельное я и не слышала еще. Раньше же и не было никакого кабельного.

– А попросите дочь. Пусть она вам включит. Может в вашем районе что-то путное показывают. А у нас так только голых девок.

– Голых девок? – глаза старушки округлились, словно пуговицы.

– Ну, да. И девок и мужиков – подтвердила гостья.

– Да неужели? – щеки Елены Леонидовны покрылись румянцем. – По нашему телевизору? – хозяйка с недоумением посмотрела на свой «Рубин». В ее взоре читалось осуждение. – Да как же я попрошу Лидусю, такую срамоту включить? Что Вы? – теперь осуждение было переадресовано гостье.

– Да, и то верно – согласилась Марина. – Да ведь может у вас и нет этого кабельного – запоздало пыталась исправить ситуацию гостья, что завела этот разговор.

– Да конечно нет – схватилась за спасительную идею растревоженная женщина. – Да и зачем нам такие программы. Конечно, нет.

В это время в комнату вошла Лида с подносом. На подносе лежали пышные пироги, мед и даже конфеты. Услышав разговор о новом телевидении, она радостно спросила:

– Кабельное хотите? Сейчас включу.

Не успели женщины вымолвить и слова протеста, как на экране замелькали яркие огни. Шел концерт популярных певцов и артистов.

– О! Вот как раз то, что нам и надо – девушка стала подпевать. Все заулыбались.

– А мне Марина тут страсти всякие про это телевидение рассказывает – съябедничала успокоенная мать.

– Про обнажёнку что ли? – Лида весело смеялась. – Так ее ж только ночью показывают. А днем очень даже хорошие фильмы и концерты, как видите.

– Ну, слава Богу. Значит, днем не опасно.

– Не, мам. Не опасно – Лида говорила таким обыденным голосом и с таким равнодушным видом, что женщинам и самим стало смешно за свои опасения. Они обе засмеялись друг на друга и принялись за чай.

За чаепитием опять вернулись к разговору о предстоящем бракосочетании. Беспокоились больше родственники. Молодые были так счастливы, так довольны своими отношениями, что, казалось, им ничего больше и не надо. Учитывая это, а также неопределенность жизненных перспектив, было решено, не тратить много сил и денежных средств на свадебную церемонию.

– Я попрошу у Бога вместо платья и фаты лишнюю пятилетку счастья – говорила Лида, заглядывая любимому в лицо.

– Нет. Без платья нельзя. А без фаты тем более – испугалась Марина. – Сейчас все традиции забыли, а зря. По религиозным канонам, и белая магия тоже это подтверждает, очень важно, в чем одета невеста на свадьбе. Очень важно. В шляпе нельзя, с голой головой тоже нельзя, с цветами в волосах ужас как нельзя. Просто смерть как нельзя. Только в фате. Только фата гарантирует благополучный брак. Она же отличает невесту от других женщин. И шляпу, и цветы, и все, что хочешь, можно носить в любой другой день, а вот фату только на свадьбе. И только невесте. Один раз в жизни.

– Марина, уговорила. Я согласна на фату и на все остальное. На все, что положено для того, чтобы на небесах нас обвенчали на счастье.

– Ну, вот видишь, Виталий, какая покладистая у тебя будет жена – повернулась Марина к брату. – Я рада. Я рада не только по поводу свадьбы – она поперхнулась, не сумев сдержать эмоции. Глаза сначала заблестели, а затем часто-часто заморгали. Виталий обнял сестру.

– Знаю. Знаю. Прости. Я знаю, как ты волновалась, пока меня не было. И затем на суде. Я все понимаю и люблю тебя, не только как сестру, но, наверное, отчасти и как мать. Все последние годы ты мне была как мать. Спасибо.

– Так. Кажется, вино нашло выход назад. Все друг друга любят. У всех глаза на мокром месте – это муж Марины решил исправить ситуацию и бросился отвлекать растроганных родственников от грустных воспоминаний. – Так! Давайте про все забудем и начнем уже решать, что делать со свадьбой – твердо постановил он.

– Да считайте, все решено – подал голос Валерий Иванович. Все повернули к нему лица. – Сейчас все заняты политикой. Свадеб и других торжеств мало. Цены за аренду мизерные. Так что отметим в кафе. Я договорюсь. Есть у меня в одном местечке знакомый повар. Я думаю, нас там все устроит. Родни мало. Будет почти одна молодежь – он посмотрел на жену и добавил. – Вернее, кроме молодежи вообще никого не будет.

Все поняли шутку и засмеялись.

Глава 4

Последние дни перед отъездом в Москву Света старалась быть веселой. Она хотела доказать родителям, что уже успокоилась и что все будет хорошо. Не хотела оставлять в родном доме лишних поводов беспокойства о ней. Видя старания дочери, Надежда Михайловна решила ее немножко урезонить.

– Не актерствуй, доча. Твои улыбки больше похожи на гримасы. Не надо делать вид, что ты все забыла. Лучше обдумай все, что произошло. Вспомни, как вы раньше жили. Представь, как бы вы возвратились домой, если бы не случилась эта трагедия. Неужели ты думаешь, что Олег переменился бы. В сорок лет уже не меняются. Одно дело побыть рыцарем пару месяцев и другое дело остаться им навсегда. Особенно если раньше им не был.

Светлана резко повернулась к матери. Глаза ее были наполнены укором.

– Мама, я прошу тебя, не говори так. Я хочу помнить о своем муже только хорошее. И хочу, чтобы моя дочь помнила и знала, что ее отец был замечательным человеком. А он и был замечательным. Мы просто не сразу поняли друг друга. Ты поняла меня?

– Поняла! Поняла, что рану не затянуло. Прости. Ты права. Во всем права. Это неудачный способ утешения – мать села у окна, опустив голову на руки. – Может, еще побудешь с нами? До холодов хотя бы.

– Нет. Жизнь меняется. Это у вас тут тишина и покой. А посмотри, что по телевизору показывают. Представляю, что в Москве делается. Я поеду. Надо как-то устраиваться. Не волнуйся. Я же с Лидой. Они все уже там. Ты можешь звонить Елене Леонидовне. Телефон на календаре вверху записан.

– Да, конечно – мать рассеянно глядела на дочь, думая о своем. – У Лиды же свадьба скоро. Ты обязательно иди.

– Да. Как же – с излишней готовностью согласилась Света.

Надежда Михайловна внимательно посмотрела на дочь. Тяжелый вздох вырвался из груди. Через пару дней Света уезжала.

Проводов не было. Они, молча, собрались и, молча же, дошли до станции. Только когда из-за криулей показался поезд, каждая мать бросилась к своему ребенку. Надежда Михайловна, одной рукой державшая на руках внучку, другой крепко обняла дочь, а та потянулась к своей маленькой девочке, чтобы прижаться к дочери губами. Так они стояли, крепко обнявшись, представляя из себя одно целое. Любовь к друг другу и тревога за судьбы близких объединяли их больше, чем сплетенные в объятии руки. Поезд остановился. Света вымученно улыбнулась, как она улыбалась все последнее время, и направилась к вагону. Надежда Михайловна с Галинкой на руках, истратив последние силы на прощание, устало опустилась на привокзальную скамью. Поезд тронулся, все больше разделяя уезжающую с родными местами и родными людьми.

Москва встретила ее кучей проблем. Самая главная – работа. Придя в свое кафе, она застала невеселую картину. Все ждали новостей и все их боялись. Появившаяся в стране, частная собственность и, только что родившиеся на нашей территории, рыночные отношения вносили в судьбы людей свои коррективы. Для кого-то это было благом и исполнением желаний. Для кого-то – неожиданно свалившейся нежеланной реальностью, которая не сулила ничего хорошего. Одно дело работать на государство. Тут были все равны. Другое дело, когда люди стали делиться на хозяев и наемных работников, фактически слуг. Слугами и батраками быть никто не хотел. Воспитанные на ненависти к эксплуатации человека человеком в старой стране, люди соглашались на одного эксплуататора – государство. В новой стране со старыми гражданами это право предоставлялось любому, кто мог его реализовать. Способности к этому, а также непонятно откуда взявшиеся возможности, появлялись зачастую вовсе не у самых достойных представителей общества, а, наоборот, у самых худших, откровенно анти социальных элементов. Иной раз, хозяином предприятия становился вчера еще рядовой коллега, такой же, как все, или даже хуже, чем другие. Это вызывало сильное возмущение и отторжение у людей новых законов. Многие утешали себя только тем, что не верили в постоянство и закрепление в жизни этих новшеств. Именно это и происходило в кафе, где работала Светлана.

 

Предприятие передавалось в собственность коллективу. Основной костяк работников, которые смогли найти деньги на оплату своей доли, был невелик. Он составлял всего семь человек из двадцати работающих. Доли предлагались всем, кто работал не менее шести месяцев со дня устройства. Многие отказались. Сами. Не было денег. Да и откуда бы им взяться в условиях инфляции и повсеместной задержке зарплат. Их доли тоже были выставлены на продажу. Добавить себе еще одну долю смогла только бухгалтер Людмила Геннадьевна. Остальные излишки выкупил директор.

Таким образом, в уставном капитале доли разделились неравномерно. Шесть человек получили по пять процентов, один – десять процентов, остальные шестьдесят смог оплатить директор кафе. Так и было записано. Коллектив, чувствуя свое численное преимущество, не возражал. Поговаривали, что денег директору дал какой-то знакомый из районного управления общественного питания, и что настоящим хозяином он и будет.

Светлана специально пришла в кафе после обеда, когда народу поменьше. Работники в подсобке обсуждали будущую работу при новом правлении. Одна из поварих, из числа тех, кто поимел пять процентов собственности кафе, недовольно пыхтела, услышав о приятеле директора, который дал денег.

– Это почему он будет главным? По закону нельзя. Нам как объясняли. Можно выкупить по льготной цене коллективом. Он же к коллективу не относится. Он же у нас не работал.

– Так примут опосля. Да и будет работать. Директор и примет – отвечали ей.

– А мы будем против – яростно махая рукой, спорила повариха.

– Да кто тебя спрашивать будет? Деньги его. Сегодня на директора записано, а завтра перепишут на него. И все.

– А если директор не захочет отдавать долю. А деньги потом, со временем с выручки отдаст – озвучила новую версию повариха.

– Отдаст, как миленький. В лес увезут с пакетиком на голове. В ямке посидит недельку и все подпишет – заверяла другая пайщица.

– А-а-а? Ну, если так, то конечно.

– Господи, ну что вы ерунду мелете? – вмешалась бухгалтер Людмила Геннадьевна. – Они в хороших отношениях. Не будет никакого пакетика. Они вместе будут работать. Говорят, они вообще родственники.

– Да, да. Не близкие, но родственники – вмешалась молоденькая официантка Таня, любимица посетителей мужского пола. Она продолжала, ни на минуту не забывая о своей красоте и кокетничая даже перед коллегами. Ей хотелось показать, что она не только красива, но и умна. – Не волнуйтесь, девчонки. В руководстве кроме них теперь еще семь человек будет. Вот Римма Павловна тоже в учредителях. Их двое, а нас семь человек. Голосовать будут как? Семь – это же всегда больше чем два. Правда? А наши женщины нас в обиду не дадут. Интересы же у всех общие – она победно оглядела присутствующих, ожидая одобрения и согласия.

– Овца! Ты б молчала лучше, если такая тупица. Ты б узнала сначала, как голосуют в таких организациях. Думаешь, как раньше? На комсомольских собраниях? Руку подняла и все дела? – подала голос пышнотелая красотка, нстоящая «Кустодиевская красавица», буфетчица Анжела. Нрав ее был весьма дерзок и резок. А исполинский рост и внушительная масса тела делали ее удивительно смелой в различных конфликтах, которые случались вокруг нее в изобилии.

– Не тупей тебя. Острячка хренова – огрызнулась Таня.

– Тупей! – безапелляционно утвердила толстуха, будто точку поставила. – Ты бы почитала сначала закон, а потом и вещала тут, как умная.

– А чего мне их читать. У меня доли нет. Пусть владельцы читают.

– А я вот читала. И скажу вам, что голосуют долями – чеканя каждое слово, объявила буфетчица.

– Как долями? – удивленно раскрыла рот Таня.

– Как? Как? Срал да упал. Кто-нибудь толкнул. Поняла? – Таня определенно злила Анжелу.

– Анжела, перестань ты ей богу девку травить. Скажи по-человечески, что ты там вычитала. Дело же серьезное. Не надо нам доказывать, какая ты грамотная. Мы и так это знаем – включилась в разговор бухгалтер Людмила Геннадьевна, которая всегда умела найти подход к людям. Польщенная Анжела сразу же смягчилась.

– Так долями будут голосовать. Я же говорю, так написано.

Все молчали. Рассказчица, видя непонимание, продолжила:

– Доля – это сколько процентов. Ну, процентами то есть.

Тут до всех дошло. Сначала, молча, смотрели друг на друга, понимая, что мысли у всех одинаковы, затем начались и звуковые выражения.

– Оппа! Вот так дела! То есть, у них шестьдесят процентов и они всегда будут верх брать? Так? – учредительница Римма Павловна возмущенно развела руками.

– Получается так – согласилась Анжела.

– И по какой фиг я тогда в эти учредители влезла? – вопрошала женщина.

– Как, по какой фиг? Прибыль будешь получать. Это раз. Кроме зарплаты еще и прибыль. Даже из пяти процентов прибыль может быть больше чем зарплата. Да и не уволят тебя. Это два. И на худой конец, если не заладится что-то, ты же со временем долю свою продать можешь гораздо дороже, чем купила. Это три – горячилась буфетчица. Теперь все уже действительно с уважением посмотрели на нее. Римма Павловна, переварив информацию, обратилась к собеседнице:

– Ты хоть и грубиянка, а мозги у тебя работают.

Большинства присутствующих эти перспективы не касались. Их будущее относительно работы было совсем туманно. Света слушала в пол уха. Ей это было уже все равно. На ее место уже взяли другую девушку. Единственное, что ей осталось – это получить причитающиеся деньги, тем более, что за предыдущий месяц она тоже еще не получала. Она тихонько обратилась к бухгалтеру:

– Людмила Геннадьевна, а когда я могу получить трудовую и расчет?

– Ну, трудовую тебе выдадут. Пиши заявление по собственному с первого июня и приходи завтра.

– А почему с первого июня? Я же почти весь июнь отработала. До двадцать шестого включительно. Как же я деньги за июнь получу?

– А ты и за май не получишь.

– Почему? – занервничала Света.

– Так. Давай без эмоций. Никто еще ни за май, ни за июнь не получил. Это, во-первых. А во-вторых, это не я решаю. Я передаю то, что мне директор сказал. А в-третьих, ты фактически прогуляла последний месяц. Дорогуша. Не тебе права качать.

– Как же это? Я же дала телеграмму, что у меня муж умер, и что я беру за свой счет. Мне же в этом не отказали. Я же потом еще звонила. Директор не возражал.

– Да потому что всем не до тебя. Вот никто и не возражал. Тут и без тебя есть о чем думать. А заявление ты не писала. Так? И тебя никто не отпускал. Так? А слова к делу не пришьешь. Звонила ты или нет, я не знаю. И никто не знает. Или увольняйся, как тебе говорят или уйдешь по статье.

Света была совершенно обескуражена и удивлена недоброжелательностью бухгалтера.

– Как же так? У меня же муж умер.

– Понимаю, девонька. Понимаю. Только теперь это не причина. Смертью теперь ничего не объяснишь. Вон, на шинном заводе зарплату скоро как полгода не платят. Одна женщина, мать-одиночка двоих детей так страдала, что ей детей кормить нечем, что повесилась. На заводе. Ночью. Прямо в цехе. А в записке написала: «Пусть моих детей теперь кормит директор Кондратьев». И ничего. Никому даже выговор не влепили. Вот такие дела. Мой тебе совет, бери книжку и уходи. С хорошей трудовой устроишься в другом месте.

Света была просто ошарашена таким поворотом дела. Анжела, с которой она всегда была в хороших отношениях, похлопала ей по плечу.

– Ну, Светик-семицветик, не падай духом. Мы все в таком положении. Думаешь, ты одна.

Света вопросительно посмотрела на женщину.

– Нам всем предложено уволиться по собственному желанию. Директор послушных обещал взять назад после ремонта.

– А скоро ремонт? И долго ли он продлится?

– Первоначально планировали после нового года. Но так как народу нет, решили раньше начать. С первого числа начнут. А сколько продлится, никто не знает.

– Директор сказал, полтора месяца – снова сунулась в разговор официантка Таня.

– Ты, совок, опять лезешь? Такое помещение переделать из кафе в магазин за полтора месяца? Да еще и бумаги собрать и оформить? Не быстро ли? – Анжела еще раз прищучила официантку.

– Директор так сказал – не сдавалась та.

– Ага. Он сильно умный, бегом ученый, вешает вам лапшу на уши. А ты варежку открыла и веришь всему. А я тебе говорю – невозможно за такой срок переделать помещение под магазин.

Света, не желая отвлекаться на ссоры, попыталась их унять.

– Анжела, перестань злиться. Подскажи мне лучше, куда можно устроиться.

Толстуха молча пожала плечами.

– Данилова, если узнаю что-то, сразу позвоню. Лады?

– Да, конечно – Света повернулась к Людмиле Геннадьевне. – Передайте директору, что я завтра приду.

– Конечно. Конечно.

Девушка попрощалась и вышла из кафе. Стоя на крыльце она подумала:

– Ни работы, ни зарплаты.

Глава 5

Имея незаконченное высшее образование по специальности «бухучет и банковское дело», Светлана втайне надеялась на работу по специальности, но на всякий случай интересовалась любой информацией обо всех предлагаемых вакансиях. Она обходила стенды с объявлениями, просматривала газеты и, как могла, напрягала знакомых в просьбах помочь с работой. Ее день с утра начинался с прозвона всех имеющихся телефонов, обещавших какое-либо трудоустройство. На другом конце провода чаще всего отвечали, что уже взяли человека и больше никто не нужен. Где-то записывали ее телефон. Были и такие места, где приглашали на собеседование, но когда ей сообщали сумму зарплаты, беседовать сразу же пропадала охота. Настроение было хуже не придумаешь. Единственной отдушиной в то время было посещение семьи Камышовых. Там она всегда могла найти участие, радушие и просто иллюзию покоя и благополучия.

Валерий Иванович полный решимости помочь девушке тоже обзванивал всех своих знакомых, а их было не мало. Пока ничего подходящего не было. Деньги таяли как первый снег. От родителей она приехала не с пустым кошельком. Заначка мужа была тоже довольно существенной. Если бы не инфляция, о деньгах можно было бы не так беспокоиться. Цены росли так, что если бы раньше кто-нибудь это попытался предсказать, то не поверил бы никто. Однажды ей все-таки повезло. Она дозвонилась до одного кооператива, и там ей сообщили, что да, место есть. Зарплату назвали вполне приличную. По специфике работы сказали просто – приходите и увидите. Это было первое радостное утро за все время после приезда из Кукушкина. Полная надежд она собралась и поехала. Место нахождения кооператива пришлось поискать. На окраине, на огромном пустыре стояли несколько одноэтажных небольших зданий, огороженных общим забором. Светлану насторожил какой-то странный неприятный запах. Отгоняя дурные предчувствия, она все же вошла в ворота и направилась к зданиям. На одном из них была вывеска «Кооператив Ильич»

– Опять Ильич – подумалось ей. В первой же комнате, которая, как видно, была конторой, несколько мужчин что-то обсуждали, сидя прямо на столах. Увидев Светлану, они быстро соскочили со столов и с готовностью помочь повернулись к ней. Узнав, по какому поводу она пришла, они как-то засмущались и попытались выразить сомнения.

– Это очень тяжелая работа. И неприятная. Не думаю, что она Вам подойдет. У нас больше работают женщины постарше из соседних деревень и из поселков – заявил один из них.

– А я могу узнать, что это за работа? – настаивала девушка.

– Да, конечно. Пойдемте, я Вас отведу прямо на место.

Они прошли к соседнему зданию. Войдя внутрь, она чуть не задохнулась от запаха. Оправившись от первого желания выйти на улицу, она разглядела огромные чаны с бурой жидкостью. Женщины, одетые во все грязно-серое, и в огромных клеёнчатых фартуках желтого цвета и перчатках из резины что-то перетаскивали из одного чана в другой.

– У нас мини кожзавод – объяснил сопровождающий. – Здесь и травильный цех и красильный. Бараньи шкуры. Мы здесь обрабатываем шкуры. Красим и отправляем на пошивочную фабрику для изготовления дубленок. Это первая стадия обработки. Понятно?

Девушка покивала головой. Она знала порядок обработки шкур. Ее отец время от времени отстреливал в реке ондатру и сам занимался выделкой шкур.

– Вот, в помощь этим женщинам мы и хотим взять человека – продолжил мужчина. – Если хотите, женщины расскажут Вам, что надо делать. Объяснят Вам Ваши обязанности.

– Я могу подумать? – робко спросила Света.

– Ну, конечно. У Вас есть наш телефон. Звоните – мужчина понимающе улыбнулся. Он постоял еще пару минут, чтобы она смогла достаточно разглядеть предлагаемое место работы, затем, тронув ее за плечо, вывел из здания.

 

Первой мыслью было конечно:

– Ни за что! Ни за что сюда не пойду.

Возвращаясь домой на автобусе, она окончательно утвердилась в этом решении. Вечером она поехала к Лиде, где рассказала подруге о своих результатах в поисках работы. Они попили чаю с вкуснейшим пирогом Елены Леонидовны и пошли прогуляться. Вернее, Света поехала домой, а Лида ее провожала. Почти дойдя до станции метро, они присели на скамью. Они никуда не спешили и хотели спокойно закончить свой разговор.

Напротив их скамьи, буквально в метре от тротуара находился коммерческий киоск. В витрине красовались затейливые заморские товары. На ближней полке были выложены шоколадные батончики. Для большей заманчивости посреди полки сидела большая красивая кукла в модной бейсболке, с рассыпанными по плечам белокурыми кудрями. В руке она держала батончик «Сникерс». Даже взрослые замедляли шаг, чтобы посмотреть на эту куклу и на витрину. Людям, привыкшим к пустым полкам и тотальному дефициту, эта витрина на заре девяностых годов казалась сущей роскошью. Смотрящих было много. Покупателей не было. Со стороны автобусной остановки к станции метро подошли молодая женщина с девочкой. Девчушке было около пяти лет. Увидев киоск, она вырвала ладошку из руки матери и, подбежав к витрине, уставилась на куклу.

– Мама, смотри, у этой куклы конфетка, какую по телевизору показывали.

– Это батончик – поправила ее девушка, сидящая внутри киоска. – Шоколадный батончик – уточнила она.

– Мама, ты мне купишь этот шоколадный батончик? – смышленая девочка все правильно повторила за продавщицей. Подошедшая мать попыталась взять девочку за руку, чтобы увести ее. Девочка вырвала ручонку и снова громко произнесла. – Мама, в садике уже все ребята пробовали это. А Вика даже фантик приносила. Мама, у Вики есть такой фантик.

– Галочка, мы купим в следующий раз. Сейчас у меня нет денег – лицо женщины посуровело. Она строго посмотрела на дочь. – Дай мне руку. Нам надо идти – еще более сухо произнесла она.

– Мама, ну ты же обещала мне, что купишь. Я же тоже хочу попробовать. Все ребята уже…

Она не успела договорить, как мать сердито и резко дернула ее за руку и почти силой потащила за собой. Взглянув на лицо матери, девочка почти испугалась и заплакала. По всему было видно, что девочка раньше не видела мать такой грубой. Всему виной был дорогой батончик.

Сидевшие на скамье, Лида со Светой наблюдали эту сцену с самого начала. Когда женщина с заплаканной дочерью отошли от киоска, Светлана закрыла лицо руками.

– Эй, ты что? – испугалась Лида. – Вспомнила свою Галочку? Да? – она отняла руки от лица подруги и увидела на ее глазах слезы. – Ну, ты что? Скучаешь по дочери? С ней все в порядке. Она с бабушкой на свежем воздухе. Ведь так? – попыталась она развеселить подругу.

– Да. Все так. Слава Богу, что так. В поселке, по крайней мере, нет таких кукол и таких конфет. А вот если бы моя Галинка была здесь, то мы могли бы оказаться на их месте – она кивнула головой в сторону уходящих матери и дочери. – Лида, ты посмотри, сколько всего нового стало появляться. И все на виду. Все суют под самый нос. Все расхваливают. Только бери. А как брать, если денег нет. Это взрослые понимают, что без этого можно обойтись, что это не главное, а как объяснишь детям?

– Да, я тебя прекрасно понимаю. Я тоже не хотела бы оказаться на месте этой женщины. Наверное, так больно вместо того, чтобы баловать и лелеять любимую маленькую дочурку, злиться и объяснять ей то, чего она все равно еще не понимает.

Вечером, сидя дома у телевизора и глядя на бесконечную рекламу «Сникерса» и «Марса», Света решила:

– Буду работать, где угодно. Хоть в шахте, хоть на руднике, лишь бы моя дочь ни в чем не нуждалась и не чувствовала себя хуже других. Утром она позвонила на кожзавод и сообщила о том, что согласна на работу у них.

Глава 6

Света работала в кооперативе «Ильич» уже больше полугода. Привыкать было трудно. Самое страшное – запах. Шкуры, реактивы, краски, все источало свои ароматы. Соединяясь и перемешиваясь, они превращались в тошнотворный смрад, в котором приходилось находиться по шесть часов без перерыва. Порой ей казалось, что она так пропиталась этой вонью, что уже невозможно от нее избавиться. Хорошая, как она считала по началу, зарплата теперь казалась мизерной. За эту вредную тяжелую работу нужно было платить в три раза больше. Однажды, возвращаясь с работы, она вспомнила, что дома нет ничего съестного, и решила зайти в магазин.

– Куплю молока и сварю кашу – думала она, подходя к очереди. Вдруг кто-то сильно ударил ее по плечу. Она еще не успела даже обернуться, как в ушах зазвенел знакомый голос.

– Данилова, привет! Ты чо такая зеленая? Болеешь что ли?

Это была Анжела.

– А, привет. Из кафе идешь? – поинтересовалась Света.

Буфетчицу нисколько не смущали остальные покупатели, стоявшие в очереди. Она, расталкивая впереди стоящих мощным торсом, пролезла к Свете и громогласно начала докладывать ей, а заодно и всей очереди:

– Какое кафе. Оно на ремонте. Нас всех распустили и книжки на руки выдали. Сказали, по окончании ремонта вызовут. Я лично сомневаюсь, что всех вызовут. Есть у нас пара жополизок. Их может и вызовут. А меня ни фига не вызовут – она пристально уставилась на бывшую коллегу и опять также громко продолжила допрос. – Данилова, я тебя спрашиваю, хрен ли ты такая зеленая? Что-то ты подруга изменилась. Не пойму я, что с тобой.

– Анжела, ну что ты кричишь, как в трубу? Говори тише – зашептала смущенная Света, почувствовав на себе заинтересованные взгляды покупателей и персонала магазина. – Ничего я не зеленая. С работы иду. Устала. Чувствую себя не очень хорошо – оправдывалась она.

– Ну, ну. Хорошо поёшь, птичка, где сядешь – не удовлетворилась ответом толстуха.

Оплатив товар, они вышли из магазина. Анжела плюхнулась на скамейку в сквере и, похлопав рядом с собой ладошкой, приказала:

– Приземляйся. Подышим свежим воздухом пока треплемся.

Девушка села рядом, с удовольствием вдыхая сырой прохладный воздух, пахнущий весной.

– Давай, колись, где ты так умудохалась? – не унималась подруга.

– Да хвастаться нечем. Работаю в кооперативе. У них там мини кожзавод. Оборудования нет. Все на руках. Затащи, вымочи, вытащи, загрузи и так далее. Да еще и вонь ужасная – Света недовольно махнула рукой, давая понять, что не хочет говорить об этом. – Ну, а ты как поживаешь? Устроилась куда-нибудь?

– За хрена мне куда-то устраиваться? Я теперь на себя буду работать. Теперь же у нас капитализм. Обогащаться разрешили – деловито и высокомерно вещала толстуха.

– Как же это ты сумела? И чем же это ты обогащаешься? – совершенно изумилась такому ответу собеседница.

– Ну не все же такие бестолковые как ты. За три рубля хребет ломать. У некоторых на плечах голова, а не кочан капусты – Анжела была верна себе. Как всегда, супер самоуверенна и супер критична к остальным.

Света, уже привыкшая к вызывающему поведению своей знакомой, не обращала на это внимания. Она знала, что за беспардонным поведением скрывается добрая и отзывчивая душа. Она попыталась настроить буфетчицу на более серьезный лад.

– Ну, Анжела, хватит тебе перечить. Расскажи нормально. Чем ты сейчас занимаешься? Где работаешь?

– А я не работаю. А деньги получаю!

– Это как?

– Ну, ты, наверное, слышала, что сейчас все за границу за товаром ездят. Кто куда может. Чаще в Польшу или в Турцию. Можно в Дубаи, но там сложней. Вот этим я и занимаюсь.

– А ты куда ездишь?

– Я в Польшу.

– Вот это да! И ты уже была в Польше?

– Ну конечно была. Уже два раза. Сейчас снова собираюсь.

– А как там деньги делают? За что дают?

Такой живой интерес льстил самолюбию толстухи. Она, услышав вопрос Светы, закатилась в смехе.

– Ну, деревня. Дают! Дают, знаешь, что и где? А там зарабатывать нужно.

– Анжела, хватит смеяться. Расскажи по порядку. Знаешь, я с нашими уже месяц ни с кем не общалась. Ни новостей, ни сплетен никаких не знаю. Вот подскажи мне, а я могла бы с тобой ездить?

Рейтинг@Mail.ru