Галина Тевкин
Куколка Джой из рода Кью II. Мертвая синяя птица
– Теперь в Сердоликовую бухту. Вы не против?
Наслаждаясь неведомым прекрасным, Она забыла обо всём на свете. О себе, о своих надеждах, разочарованиях. Ну и о какой-то бухте, конечно! Так бы стоять… дышать… смотреть… чувствовать… Но неудобно обидеть Ника.
– Пошли.
Она бросила прощальный взгляд на океан. Увидит ли Она его снова, но его могучая красота навсегда останется в Её памяти – памяти Субъекта из Рода Кью! Им вновь пришлось подняться на каменистую гряду. И тут Она чуть было не упала. В этот раз по-настоящему, заскользив по влажным от волн прибоя камням. И снова – и как он успевает со своей больной ногой – Ник удержал Джой, подхватил, крепко прижав к себе. Они оба пережили какой-то смутный, невнятный момент. Что-то… лучше не анализировать. Спустившись к развалюхе Хома, оба сделали вид, что ничего не случилось. Обойдя каменную гряду, оказывается, есть более безопасный путь, они вновь очутились на берегу океана. Обрадованная и увлечённая возможностью вновь насладиться величественным простором, Она не следила за дорогой, всецело полагаясь на Ника. А Ник – он как будто вернулся в детство, в юность. Ночной кошмар остался где-то далеко, за пределами его жизни. То, что, казалось ему, не забудется никогда, Джой удалось стереть одной своей улыбкой, несколькими приветливыми словами. Она совсем не сердилась на Ника. И он – весь весёлая радость ожидания, быстро и точно ориентируясь на незнакомой местности, вывел их к Сердоликовой бухте. Между двумя внушительными, закрывающими обзор валунами им открылось нечто… Почти идеально круглая, защищённая круто поднимающейся от воды каменной стеной лагуна искрилась и переливалась в свете позднего утра. От влажной, отполированной вековыми волнами береговой гальки золотом отражалось солнце. Внутри этого золотого круга прозрачная вода отливала розовым перламутром. Потрясённые, не в состоянии вымолвить ни слова, они подошли к кромке берега. Все мыслимого оттенка розового – от бледного, чуть заметно лилового до предсмертного вскрика вечерней зари – камни выстилали дно бухты.
– Ах! – Джой склонилась над водой. Нику – он слышал, что здесь красиво, но предположить не мог, что настолько, – передалось её восхищение.
– Это сердолик?!
– Да, поделочный камень. Влажные, они выглядят особенно красиво.
Но Джой уже не слышала Ника. Будто заворожённая, она вошла в воду. Восторг, полёт души – океан! Она думала, что ничто не сможет поразить Её ещё больше! Вид океана, его спокойная мощь помогли преодолеть разочарование, дали надежду, силу не останавливаться, следовать за своим долгом. Но то, что Она увидела, что почувствовала, когда Ник привёл в то, что назвал Сердоликовой бухтой, превзошло всё ранее ей известное, испытанное. От такой красоты перехватило дыхание. Хотелось плакать. Было затронуто что-то, что на языке Хозяйки-Джой называлось душой и чего у Неё – Кью21Н1 быть не могло! Она не может чувствовать ничего подобного! Надо вырваться из лилово-перламутрового тумана, окутавшего Её мозг!!! Нужно поближе рассмотреть это околдовавшее Её – камни. Подальше от берега её зоркие глаза задержались на чём-то инородном, чём-то неестественном, не принадлежащем этому миру. Её сердце остановилось, чтобы вновь забиться с удвоенной силой. Неужели??? Там, среди нежно-розовой красоты – то, ради чего Она проделала весь этот длинный путь! Этот «камень» отличается и формой – нет веками оглаженной округлой поверхности, и цветом – этот ярко-фиолетовый ближе к синему, чем к розовому!!! Невольно Она прижала к груди руку, проверяя, на месте ли Её аметистовый кулон-страза. Податливая, по ощущениям похожая на шёлковые простыни Джой вода приняла Её. Самый крупный водоём, с которым Она была знакома, – огромная ванна-джакузи Джой. Там было приятно и безопасно. Кто же мог предположить, что дно неожиданно круто опустится, Её ноги потеряют опору. Потеряв равновесие, взмахнув руками, Она начала тонуть.
Ник с берега любовался золотистым силуэтом Джой. На фоне бледного шёлка неба она казалась статуэткой на искрящемся пьедестале. Вмиг наваждение рассеялось – Джой тонет! Даже подумать, почему она не умеет плавать, времени не было. В несколько сильных гребков Ник оказался рядом с уходившей под воду Джой. Схватить, поднять, прижать к себе было делом секунды. Она успела лишь осознать, что теряет жизнь – возможность думать и дышать. Даже испугаться, испугаться до смертельного холода, не успела. Её обняли и подняли над водой, давая возможность дышать – возможность продолжить жизнь, тёплые сильные руки. Она тоже обняла его. И нашла свой дом, почувствовала что-то важнее себя, что-то, что заставило ещё сильнее, ещё крепче прижаться к этому мужчине. Волна, поднявшаяся из глубин тела Джой, подняла, захлестнула и Её, смывая всё на пути. Могучая, швырнувшая Её к этому, швырнувшая Её в это тело сила не оставила места ни для чего. Ник смотрел в бледное лицо, на тяжело дышащий, приоткрытый в немом крике рот, чувствовал на своих плечах, потом они обвили его шею, холодные скользкие руки. Невесомая тяжесть Джой гнула, тянула его на дно. Отказаться, выпустить её Ник не мог. Не мог отпустить ни эти губы – они уже были внутри его отвердевших, хищных губ, ни это врастающее в него тело.
Окрасив в темно синие тени на золотом песке, солнце, прощальным зелёным лучом закончило длинный, сумасшедший, невероятный день. Они, наконец, оторвались друг от друга. Как оказались здесь, на тёплой золотой гальке? Когда сняли одежду? Ник бережно – нельзя иначе с этим фарфоровым телом – провёл рукой от нежных, розовых, как у ребёнка, стоп до шелковистых лёгких локонов. Поймал трепет раскрывшихся навстречу его губам лепестков прекрасного рта. Ник не был мальчиком. Ни по возрасту, ни по жизненному опыту. Многое повидал, пережил. От первой восторженной робкой влюблённости до разнузданного секса с Александрин. Был уверен, что знает об «отношениях» всё. Но это, случившееся с ним сегодня, это – у них с Джой – перевернуло его душу, его представления о жизни, о любви. Не только их тела тянулись и находили друг друга. Душа Джой раскрывалась, вбирала его душу, и, отринув стыд и сомнения, её душа вливалась в душу Ника. Между ними не было границ, не было преград их душам, их желаниям, их чувствам. Такой полноты жизни, такой радости обладания и отдачи Ник не испытывал никогда. Он и не подозревал, что может быть так нежен, не знал, что бережная забота может принести такое счастье.
Она почувствовала на себе твёрдую ладонь. Мужчина гладил Её. Снизу вверх двигалась нежная и требовательная рука. И вслед за ней, под ней кожа Её загоралась, становилась шершавой и податливой, требовательной и совершенно нежной. Вот Её губ коснулся чужой рот, чужие губы, язык… О… Что, что происходит? Почему, когда, что творит это невозможное, гибкое тело Джой! Она, конечно, знала, что такое совокупление. На занятиях, посвящённых продолжению рода, особи из низших родов интеллектуального развития демонстрировали, как это происходит. Им было положено иметь от трёх до четырёх детей. Демонстрация процесса зачатия одного из них была одним из параграфов в уставе их жизни. Ничего из ряда вон выходящего в демонстрации – их молодёжь должна получить полное представление о процессе – никто из Рода Кью не видел. Так было заведено. Очень правильно и удобно. Каждый Кью должен произвести только двух потомков. Ошибаться, тратить попусту время никто не хотел. Те, кто что-то не понял или плохо рассмотрел, могли задавать вопросы. Можно было попросить дополнительную демонстрацию. Ей и самой предстояло произвести двух субъектов для Рода Кью. И значит, дважды совокупиться. Ничего необычного. На демонстрации всё выглядело достаточно просто. Но то, что случилось здесь! Как Она могла совокупляться с тем, кого не выбрал Селектор! Это одно из тех редких нарушений Всеобщего Устава, которые квалифицировались как «преступление». Далеко не в каждом поколении случалось нечто подобное. И наказание за это было самым жестоким. Но с этим мужчиной – Ником была не Она. С ним была Её Хозяйка, была плоть Джой. Но как случилось, что Она позволила плоти Джой победить Её интеллект! Думать об этом было совершенно невозможно. Неважно кто, Она или Джой горела и сгорала, и вновь возрождалась, и вновь погружалась в бездну его души, чтобы вынырнуть с ещё большим желанием, с ещё большей тягой, с пониманием абсолютной невозможности существования вне него, вне его души, его тела. Вряд ли те несчастные на занятиях совокупления понимали, что делают. Они и догадаться не смогли бы, как на самом деле это должно быть. Она застонала от понимания ужаса того, что происходило на тех занятиях, от восторга и душевного подъёма настоящего, от страха перед провалом будущего. Единственной защитой, единственным, кто мог спасти Её от всего этого, – был Ник. Она обняла его, прижалась, чуть заметно подрагивая крылышками, проскользнула в его душу. Здесь Её никто не обидит. Вслед за его нежными пальцами Она провела ладонью по горлу, скользнула ниже – в ложбинку между ещё трепещущих от недавней ласки грудей. Кристалл! Мой Кристалл! В безумии происшедшего Она забыла о Кристалле. Ужас бичом вспорол мозг. Её вышвырнуло из радужного облака невозможного счастья. И сразу пришло отрезвление и последнее чёткое воспоминание. Утопая, отдавая всю себя Нику, Она подумала, – он не должен дотрагиваться до Кристалла! И неимоверным усилием остановив себя на миг, Она успела снять с шеи цепочку с кулоном-кристаллом. Он здесь – с облегчением почувствовала пульсацию своего Кристалла под сброшенной в беспорядке одеждой. Как только Она вспомнила о Кристалле, всё – и этот невероятный день, и то, что произошло, – отошло, превратилось, если не в сон, то в воспоминание, в смутное ощущение чего-то нереального. Если бы ей в детстве читали сказки – о «сказках» Она узнала из воспоминаний Хозяйки-Джой, – то можно было бы предположить, что Она вспоминала старую добрую сказку. Но детям Кью не читали «сказок», и вспоминать было нечего и некогда.
Ник тоже не сразу понял, где они, с трудом поверил, что это был не сон. Такого глубокого, всепоглощающего счастья и покоя он не испытывал никогда. «Вернуться» сюда на влажную гальку Ника заставил взгляд. Ласковое тепло двигалось по его телу. Невесомый шёлк прикасался к каждому, самому сокровенному уголку, пощекотал стопы, вновь вернулся вверх, к лицу, задержавшись на губах и лбу, остановился на глазах. Дольше притворяться спящим Ник не смог. Золотистая галька приобрела оттенки старого золота, сидящая перед ним женщина изваяна из бело-розового мрамора. Взгляд этой нереальной девушки почувствовал Ник в своём изумительном забытье. В этих бездонных глазах – что в них? О чём она хочет сказать ему? Их тела умели говорить без слов. Ник приподнялся, потянулся к Джой – и всё-таки ему необходимо сказать ей.
– Мы остались без одежды, – буднично, будто они каждый день занимались этим на берегу океана, сказала Джой. И тон, и слова отрезвили Ника. Что он – мальчишка, рассказывать о своих чувствах! Может быть, можно что-то надеть… Назло Джой, будто в отместку за будничный тон, Ник натянул влажные противные трусы.
– Вполне можно добраться до дома Хома.
– Не надену мокрую одежду, – жеманно надула губы Джой.
– Фии, – с такой Джой, ох и хитрюга, ему не справиться. – Я подожду. Сходи за вещами. Пожалуйста.
– Но ты тут одна.
Отлично понимая, что ничего не получится, предпринял последнюю безнадёжную попытку Ник.
– Никого же нет. И кто сюда заберётся? Я подожду в уголке.
Джой кивнула на естественную выемку в песчанике.
– У меня в саквояже есть запасное бельё. Ну же…
Ник не был до конца уверен, что поступает правильно. Но отказать Джой? Особенно сейчас? Ни в чём он не мог. Если он хочет быстро добраться до сухих вещей и вернуться… «Не думай о том, что было. Вообще не думай о Джой», – приказал себе Ник.
Наконец-то Она осталась одна. Представила, с какой скоростью бежит Ник, как далеко примерно дом Хома. У Неё совсем мало времени. Надо успеть до возвращения Ника. Как только Она вспомнила о своём Кристалле и, победив сковавшую мышление панику, нашла его, Она тут же вспомнила о странном камне на дне Сердоликовой бухты. Она могла бы надеть влажные вещи. Прогулка до развалюхи Хома – это не так далеко – не пугала Её. Но необходимо было хоть на небольшой срок избавиться от присутствия Ника. Не мешкая, Она вошла в фосфоресцирующую воду. Почти не прозрачная в сумерках вода не пугала Её. Субъекты Рода Кью обучаются быстро. Она сообразила, что надо делать, как вести себя в глубокой воде, чтобы не утонуть. И свет Ей не нужен. Её Кристалл, он поможет Ей найти необычный камень. Даже не хотелось думать, что камень может не оказаться Кристаллом Кью 29Г1. Солёная, нагревшаяся за день вода нежно поддерживала Её тело. Вот из-под ног исчезло дно. Не сомневаясь в своей безопасности, Она отдала себя воде и – поплыла. Всего через несколько гребков свисающий с Её шеи Кристалл вспыхнул и запульсировал. Неровный, тревожный ритм вспышек заставил Её не раздумывая нырнуть. Вода ударила в Её открытые глаза, заполнила рот. Задержав дыхание, подняв стену брызг, Она вынырнула. Отплевавшись, восстановив дыхание и набрав полные лёгкие воздуха, Она нырнула снова. В этот раз, придерживаясь пунктирных вспышек Кристалла, в последний момент, когда лёгкие готовы были вот-вот взорваться, ей удалось ухватить камень. Неправильной формы, с острыми гранями, в сумраке не разглядеть его истинный цвет, камень Она, крепко зажав в кулаке, вынесла на берег. Если этот камень мёртв – Кристалл Кью, то я потерпела поражение. Но тестировать времени не было. Вот-вот вернётся Ник. Да и как произвести сложные измерения здесь, между небом и водой! Она невольно посмотрела на начинающие появляться еле видные звёзды. Её Звезда появится лишь под утро. Можно отложить проверку. У Неё возникла идея. Она спрятала находку в карман чуть влажной блузки.
Торопиться в мокрых, готовых при каждом шаге соскочить с ноги мокасинах было сложно. И на дорогу до мазанки Хома Ник потратил чуть больше времени, чем предполагал. Он быстро переоделся. Заставил себя открыть саквояж Джой. Изящные вещички – бельё, блузочки, шорты, обувь, аккуратно уложенные, расположились в небольшом объёме дамского саквояжа. Ник протянул и отдёрнул руку – у него не хватило духу дотронуться до её вещей. Рассматривать пакеты, что-то выбирать – нет уж, пусть сама выбирает! Он просто возьмёт с собой весь саквояж. Тревога за безопасность Джой, чувство вины за то, что оставил её одну, заставил ждать, подстёгивали Ника, заставляли торопиться ещё больше. В первое мгновение Ник испугался. Он не мог ошибиться! Этот крутой спуск – провал между глыбами, амфитеатром выветренные ветром и вымытые волнами прибоя известняковые «стены», шорох увлекаемой прибоем гальки. Это то место, где он оставил Джой!
– Обещала тебе, что спрячусь.
Ник обернулся на голос. Сразу стало легко и радостно. Скользя по осыпающимся камушкам, он добрался до неглубокой выемки в светло-сером, кажущемся почти белом известняке. Кинулся обнять, прижать к себе прохладно-гладкую, ставшую сосредоточием его жизни женщину.
– Подожди. Я хочу одеться.
Ник протянул саквояж. Он не понял – почему… после… всего… между ними… Но может быть… Он совершенно не знает Джой. Нет никого на свете, кого бы он знал лучше, чем её. Что случилось, пока он ходил за одеждой? Что? Ник растерялся. Пока Ник терялся в догадках, Она успела разобрать принесённые им вещи, одеться. Свой Кристалл и найденный камень – Она не позволяла себе думать о нём как о Кристалле, – завернув в шёлковую косынку, надёжно спрятала среди своих влажных вещей. Теперь, когда она обезопасила и себя, и Ника, она позволила себя обнять. Ей было неуютно. Она ошиблась. Не только Её тело – тело Хозяйки-Джой – помнило всё. Огненной печатью запечатлелось в таких Её глубинах то… Как теперь смотреть на Ника? Как, о чём говорить?
– Как я? – постаралась Она вернуть насмешливо-жеманный тон Джой, в свете луны и звёзд демонстрируя Нику свой наряд. Что бы Джой о нём ни думала, о чём бы ни сожалела, Ник обнял Её, сдавил, вжал в себя. Совладать с собой он не мог. Она потянулась к нему. Несмотря ни на что, Она желала этого больше всего на свете. Позволила войти друг в друга, переплестись их душам. Ещё миг, и они окончательно потеряют контроль…
– Нет, пожалуйста, не здесь. Вернёмся.
Почти неуловимое движение воздуха у губ Ника, исчезающий звук, гулко отдавшийся в его душе, помог ему остановиться.
– Вернёмся. Быстрей.
В отличие от Ника, Она, заставившая себя «остановиться на самом краю», не могла позволить себе торопиться. Ей требовалось время. Обдумать. Она не может поручиться за себя. Что и как будет, когда они вернутся в жилище Хома. Ведь теперь Она сознательно сделает недопустимое! Она была поражена. Даже не расстроена, нет – обескуражена. Какие ещё сюрпризы, неизвестные, неведомые, сладостные эмоции и чувства ожидают Её!!! В себе, не в эмоциях Джой она обнаружила такое! В Роду Кью никто, никогда не испытывал таких тёмных, сверкающе чистых, огромных, сметающих всё на своём пути чувств. Но может быть, никто не говорил, не говорит о подобном! Это считается недостойным для субъектов Рода Кью? Нет, невозможно! То, что Она пережила, огненным тавром опалило самые глубины Её существа. Не измениться после такого нельзя, невозможно. Она не могла решить, что ей делать, что и как сказать Нику. «Это последний раз», – пообещала Она себе, падая в невообразимую высоту чистой светлой радости.
Она всё-таки заставила себя «вернуться». Необходимо проверить, что с камнем. В этот раз Ей удалось сохранить каплю самоконтроля. Она почти ожидала этого – от близкого соседства с Её Кристаллом камень как будто начал оживать. Она осторожно, боясь разбудить Ника, обошла заброшенное жилище. Кью 29Г1 – отец Её будущих детей, был здесь! Камень начал постепенно разгораться. Но «нормальной» яркости свечения так и не достиг. Она не сможет проверить заключённую в нём информацию. Если Кристалл – теперь нет сомнений, что камень и есть Кристалл – не полон, то вернуть интеллект в ожидающее в Зале Теней тело Кью 29Г1 не удастся. Ожидая Ника там, в прекрасной бухте, Она пыталась продумать все возможные варианты. Но разве могла Она о чём-то думать, когда ощущала его дыхание на своей шее, когда его необыкновенные, сильные и нежные пальцы играли завитками Её беспечно свободных локонов. Когда… Хватит! Она смогла выскользнуть из его рук, смогла сосредоточиться. «Не вспоминай. Не смотри на него», – приказала Она себе. Что-то до невозможности простое нужно и можно сделать, чтобы проверить Кристалл. Чтобы успокоить себя! Или создать для себя новые трудности, выбор, тяжелее и ужаснее которого представить невозможно. Будь Она Джой, будь у Неё интуиция Джой, так бы Она и подумала. Но Она – не Джой! И ни о чём подобном думать не будет!
Опытный мужчина, одинокий, давно привыкший сам принимать решения, с Джой Ник терялся. Она, в какой-то момент он понял, что не специально, заставляла Ника то подниматься до звёзд, то опускаться на дно неуверенного отчаяния. Они промолчали всю дорогу до жилища Хома. Джой не произнесла ни звука. А он не мог найти нужные слова, не мог понять, что могло произойти. Он не чувствовал Джой, как – вот уж дурак! – успел привыкнуть её чувствовать. Но когда они переступили порог и Джой обернулась к нему… Её пальцы, вспоминая, осторожно, словно она боялась разбить его, ощупали лицо Ника. Потом, спускаясь ниже, неловко сжали горло… «Я никогда не смогу больше свободно вздохнуть», – подумал и готов был к этому – за неё он готов на всё, Ник. Но её руки упали к нему на плечи, локоны, всё ещё влажные от воды, холодили его грудь. Джой была ниже и её ноги оторвались от пола, потеряли опору. Ник – разве могло быть иначе – не дал ей упасть. Они провалились, упали вдвоём ввысь и даль, в свет и тьму, в конец и начало… Потом, вот уж неожиданно, Ник учил Джой целоваться. И она, повторяя «урок», покрыла лёгкими нежными прикосновениями-поцелуями всё, до чего он, умирая от желания, позволил ей прикоснуться. Утомившиеся, но не уставшие друг от друга, они, наконец, уснули. Нику снилось огромное светлое пространство. Он один на светлом, почти белом мелком песке. Небо тоже светлое, как лист старой, выцветшей бумаги. Где же Джой? Отныне и до конца своих дней он не сможет представить себя без Джой. Её не было. Но была тёмная точка. Ник мог бы поклясться, что не видел её. Точка издалека, от еле различимой линии горизонта стремительно приближалась к нему. Это была не точка! Тьма! Темно-синяя, почти чёрная густая краска заливала бумажное небо. Под ней темнел, становился похож на запёкшуюся кровь песок. Кровавая тень уже была у самых ног Ника. «Я совершенно голый», – внезапно почувствовал он. Из непроглядной черноты стремительно летела-падала на Ника мёртвая синяя птица. Он слышал свист безжизненных нераскрытых крыльев, сдавленный предсмертный клёкот-хрип. Вытянутые когти чешуйчатых лап устремились к Нику. Он инстинктивно прикрыл лицо локтем. Он не позволит себя убить. Сейчас – нет! Резко отбрасывая, сбрасывая с себя всё пугающее, чужое, Ник сел на постели. В развалюхе было пасмурно. Джой стояла в проёме низкой двери. Её фигура казалась угольно чёрной на фоне разгорающейся утренней зари. Она уже оделась. Но увидеть её крепкие, не по современной моде бёдра, округлые нежные коленки, изящные щиколотки, полную истомы грудь Нику не помешает никакая одежда. Она почувствовала его взгляд, повела плечами, отгоняя окутавшую душу тяжесть, резко обернулась. Разлетелись бесчисленной россыпью солнечных бликов локоны.
– Проснулся. Чудесно.
Как бы хотелось Нику вскочить, обнять Джой. Но холодной тьмой незримая тяжесть всё ещё не давала ему вздохнуть, прижимала к постели. Он боится, поймёт ли его Джой. Но необходимо рассказать. С ней он обязан быть честным. Джой не испугалась, не рассмеялась, не попыталась убедить Ника, что всё это ерунда, ничего не значащие ночные страхи. Она выслушала его сбивчивый рассказ – Ник и сам не верил, что на полном серьёзе рассказывает подобное – с сочувствием и вниманием, которые трудно было даже заподозрить в гламурной куколке. Расспросила о том, что Ник чувствовал тогда, во время сна, и как может объяснить свои переживания теперь. Что, как он думает, означает для него этот сон. И что Ник собирается с этим делать. Она задала Нику те вопросы, которые он был обязан сам задать себе! Но именно то, что их задала Джой, её забота, стремление понять и помочь, ненавязчивая преданность и любовь в её взгляде, в том, как оттирала капельки пота с его лба, грела дыханием окоченевшие пальцы, напомнило Нику мать. Если бы мог, если бы не было так стыдно, он бы расплакался. Ник проглотил огромный, тяжёлый ком. Он слишком редко вспоминает о матери. Ничем, никогда не сможет он поблагодарить её за… свою жизнь.
– Всё наладится.
Она не задавала лишних вопросов, эта необыкновенная женщина, Джой.
– Мне повезло. Я не заслужил.
Ник поцеловал гладившую его ладошку Джой.
– Ой, щекотно! Хватит!
Умница, она сумела разрядить обстановку. Ник, понять бы, как это произошло, почувствовал себя легко и уверенно.
– Я думаю, – с Джой он может быть откровенен. Между ними нет такого, чего бы следовало стесняться, – что мой сон как-то, через репродукцию Дюрера, связан со стариком Хомом. Серьёзно. Я тебе не говорил. Но именно здесь мне уже снилась Птица.
– Тогда в первую ночь. Когда мы ещё не были вместе, – добавил Ник, объясняя, почему не рассказал Джой о первом сне. – Про то, что Птица напоминает мне Хома, ты уже знаешь. Думаю, надо повидаться с Хомом.
– Да, – Джой поняла и поддержала Ника. – Иначе ты начнёшь думать и придумывать всякое, изведёшься и меня изведёшь. Давай прямо сейчас и поедем.
Раздумывая о том, что необходимо «соединить» камень с Хомом, ища и не находя возможности это сделать, Она и предположить не могла, что всё решится так просто и быстро. Что ей не придётся врать, что-то выдумывать. Удача – приходилось верить в интуицию и эмоциональную силу истинной Джой – вела её. Она уверила Ника, что теперь ей всё равно, увидит ли их кто-то вместе. Он напомнил ей об её условии полной анонимности. Если они выедут сейчас, то не только кто-то из селения увидит их, Джой могут узнать и на шоссе, и в городе. Какое имела значение анонимность Джой сейчас! Это совершенно не важно! Это Она торопилась, горела нетерпением. Не меньшим, нет, даже большим, во много раз большим, чем Ник! Для него это было решение неожиданной, где-то пугающей загадки. Для Неё – это вопрос жизни и смерти! Именно так! Даже для представителей их Рода Кодекс не делает исключения. Особь женского пола, не воспроизведшая потомства, лишается всех привилегий и возможностей, утрачивает свой статус. Никого не остановит ни понимание Её уникальности, ни зашкаливающий коэффициент умственного развития. Вернись Она одна или с повреждённым Кристаллом 29Г1, финал один и тот же. Она с выбранной Селектором особью мужского пола обязаны воспроизвести потомство. Только с ним! Иначе… Она почувствовала, как закружилась голова, внезапно закололо сердце. Их внедорожник, надсадно ревя, преодолел последний крутой подъём резкого виража грунтовой дороги. Она ухватилась за Ника. Далеко внизу, за зелёной порослью их не видно, океан и волшебная бухта. Она больше никогда не увидит их, не окунётся в пену прибоя, не почувствует вкус солёной, как кровь, воды океана. Как же она не подумала об этом… Она не могла представить, что это будет так больно! Ей придётся расстаться с Ником! Это невозможно! Не выпуская из рук баранку, они всё ещё балансировали на кромке обрыва, Ник поцеловал Её. Лёгкое прикосновение обожгло лоб. Поцелуй потряс до самой последней клеточки существа. Её ли, Хозяйки ли тела Джой. В этом поцелуе не было ни капли эротики, вожделения. Ничего, что связывало бы его с тёмной, звериной стороной секса. Это был поцелуй чистой, безусловной, безграничной любви. И хотя у Неё не было опыта ни жизни, ни отношений этих жителей, даже Она поняла, насколько редко, недосягаемо прекрасно такое чувство. Оно может возникнуть у родителей по отношению к своему ребёнку. Так зачастую и бывает. Но чтобы мужчина чувствовал такое к женщине! Невозможно! Именно так Ник относится к Ней! Именно эти чувства он испытывает. Она – Она, а не Хозяйка тела Джой! – заплакала.
– Что ты, малышка, – Ник одной рукой всё-таки обнял её. – Не расстраивайся. Мы ещё вернёмся сюда. Я тебе обещаю.
В свете мерцающего уличного освещения они въехали в город. Всего несколько суток отделяло этого мужчину и эту женщину от тех Ника и Джой, которые отправились к жилищу старика Хома. Сами того не ведая, отправились на поиски своей судьбы. Всю обратную дорогу, как и тогда, они не разговаривали. Но это молчание было совсем другим. В нём не было напряжённости, недоверия, ожидания неприятностей, подвоха. В город вернулись родные, иначе и не скажешь, люди.
– Поедем сразу к Дому Призрения. Заступает ночная смена. Они меня помнят. Должны впустить.
Он даже не спросил, хочу ли я туда ехать. Значит, уверен. Я зайду вместе с ним к Хому. Это было именно то, чего Она больше всего хотела. В данный момент.
В Доме Призрения Ника, конечно, узнали, обрадовались, забросали вопросами о самочувствии, о планах. И конечно, никто не возражал против посещения Ником постояльца – так называли больных в Домах Призрения. Персонала не хватало. А Ник всегда хорошо ладил с Хомом. Они с Джой – моя ассистентка, кивнул на неё Ник, беспрепятственно прошли до двери в комнату Хома. Сопровождающий их санитар открыл старомодный замок-засов. «Самые надёжные», – пояснил Ник Джой. «В случае чего… ну, Вы знаете, – санитар вложил в руку Ника пульт с единственной кнопкой. – Не очень задерживайтесь. Скоро отбой», – напомнил им вслед. За ними лязгнул засов. Всю дорогу от деревушки Хома, от невозмутимого лица старика-старожила, казалось, ничто не способно вывести его из себя, нарушить безмятежное равнодушие к происходящему. Потом – через удивлённые взгляды, и не всегда одобрительные выкрики, и комментарии узнавших Джой по дороге людей. Потом – через низкие коридоры и переходы Дома Призрения. Всё это время Джой была словно в забытьи. Она заставила себя ни о чём не думать. Ехать, просто ехать – наслаждаться прекрасными живописными видами, вдыхать запах Ника, изредка случайно касаться его, чувствовать. Всем существом принимать, впитывать в себя его любовь.
Санитар задвинул засов, закрыл дверь, закрыл возможность вернуться в прошлую жизнь. Так услышали, поняли они оба этот звук. Только услышали, поняли они его по-разному. Обернувшийся к ним старик – его зовут Хом, не испугал Её. Она увидела глаза. На Неё со старческого измождённого лица смотрели глаза, полные интеллекта Кью 29Г1. Её Кристалл мерно завибрировал, потеплел. Вспыхнул, Она вскрикнула от неожиданного ожога, завибрировал, набирая, ускоряя амплитуду, камень-Кристалл, настроенный на Кью 29Г1. Не обращая внимания на предостережение Ника, Она подошла совсем близко к Хому. Ей нужен всего миг! Ник не мог увидеть, Джой спиной закрыла обзор, как быстро, на сотую часть мгновения, Она вложила камень в костлявую руку старика и тут же забрала обратно. Этого оказалось достаточно. Хом с удивлением оглядывался в пустой комнате. Неподдельное удивление, страх читались на его лице. Что он может делать тут в комнате с забранной в решётку лампочкой под потолком, с подслеповатым, тоже защищённым решёткой оконцем!
Обратную дорогу Ник был сосредоточен на двух вещах – дорога и план разговора с Хомом. Спасибо, ещё раз спасибо Су. Он выбрал отличный с устройством запоминания маршрута внедорожник. Дорога не доставила Нику особых хлопот. Джой, умница, на удивление спокойно реагировала на все проявления любопытства, симпатии и антипатии узнававших Её по дороге людей. А вот как и о чём он будет говорить со стариком Хомом, Ник, как ни старался, придумать не мог. То ему казалось, что надо прямо и настойчиво спросить. Но о чём? То, что надо, возможно, рассказать Хому свой сон. Но вряд ли старик-рыбак из забытого богом и людьми селения имеет представление о Дюрере. Вообще о живописи. Может быть, совсем не ездить в Дом Призрения? Оставить всё как есть? Но это не в его характере – бросить что-то на полпути, не выяснить до конца. «Решу на месте», – в конце концов, успокоил себя Ник. Его обрадовало, что Джой идёт с ним. Значит, она не видит ни в моих снах, ни в желании разобраться в их причине ничего странного. Поддержка Джой – поддержка самого близкого человека. Как давно Ник этого не чувствовал. Как это важно. В комнате – палате Хома всё было по-прежнему. Так, как Ник помнил. Из дальнего угла, с прикрученной к полу кровати, едва они появились, поднялся и пошёл к ним старик. Джой, Ник не успел её остановить, несколькими быстрыми, лёгкими шагами подошла к нему. Остановилась. Буквально лицом к лицу. Ник успел заметить, как вспыхнули и потухли глаза Хома. Всего несколько мгновений, и Джой обернулась к подскочившему к ним Нику.
