Галина Одинцова
Фотография из прошлого. Хроника семейных отношений
Приходит время, когда, вольно или невольно, мы оглядываемся назад. Туда, где прошли наше детство, юность, где расцветала первая любовь. И происходит переоценка ценностей. То, что казалось непоколебимо святым и настоящим, вдруг начинает поворачиваться совсем другой стороной. Из ниоткуда проявляются детали, которые внезапно заставляют нас задуматься: а всё ли было так непорочно гладко и безмятежно? Потянешь за ниточку – и клубок, туго смотанный из, казалось бы, не связанных друг с другом фактов, начинает разматываться с такой скоростью, что не успеваешь удивляться – и задаёшь один вопрос: за что же были посланы судьбой все эти наказания?
Глава 1
Сентябрь 2019 года, Москва
Рано утром позвонили в дверь. Полина Егоровна не удивилась: часто кто-то забегал то за солью, то ещё о чём-то попросить, поэтому поспешила открыть незваным гостям. На пороге стояла соседка с третьего этажа. Она была взволнована, глаза, полные слёз, смотрели с мольбой.
– Что случилось, Настенька?
– Папа заболел. Позвонил, попросил приехать. А мне сына не с кем оставить. Посидите с Димкой? Вы же знаете, он мальчик спокойный, покладистый. Пока ещё спит…
– Конечно, конечно! Сейчас поднимусь, девонька. Иди, собирайся.
Через несколько минут Полина Егоровна тихо вошла в квартиру. Настя уже была готова уйти. Она наспех показала соседке, чем кормить малыша, где лежат игрушки, книги. Та кивала, убеждая Настю, что всё будет хорошо.
– Настенька, я педагог! Я больше тридцати лет работала с детьми! Не волнуйся, спокойно поезжай к отцу, помоги ему. А мы уж тут сделаем всё как надо. И покушаем, и погуляем!
Настя вернулась после обеда. Она была обеспокоена здоровьем отца – ему требовалась ежедневная помощь, пока не поправится, – и уговорила Полину Егоровну присмотреть эти дни за мальчиком. Ребёнок был долгожданным и поздним, часто болел, поэтому в садик его не водили, оберегали, лелеяли. Полина Егоровна понимала, что это значит – поздний ребёнок. У неё дочь тоже родилась поздно, когда ей самой уже было за тридцать.
Пенсионерка даже обрадовалась, что у неё появилась приятная работа. Она с удовольствием нянчилась с Димкой, гуляла с ним, читала книги, укладывала спать. Димка был замечательным парнем! Быстро привык к Полине Егоровне, с удовольствием оставался с ней, любил слушать сказки, заниматься математикой.
Незаметной чередой летели дни. Полина Егоровна так привязалась к малышу, что уже с грустью думала о том дне, когда не нужно будет сюда приходить.
Однажды Димка открыл шкаф и достал зелёный бархатный альбом с серебристой металлической вставкой на обложке. Бархат в некоторых местах залоснился, потёрся от времени. Когда-то такие альбомы с фотографиями были почти в каждом доме. Полина Егоровна помнит свой красный альбом, где хранились её школьные фотографии, но они исчезли вместе с альбомом ещё в прошлом веке.
Альбом был тяжёлый, и Полина Егоровна поспешила на помощь малышу. Димка уселся на диван и начал перебирать фотографии, показывая их по одной своей няне.
– Тётя… дядя…– комментировал он. Полина Егоровна цокала языком, поддакивая малышу: какие все красивые, хорошие! – и кивала, не особенно вглядываясь в лица на фотографиях.
Наступало время обеда, и Полина Егоровна пошла в кухню, чтобы разогреть для ребёнка еду.
– Димка, ты пока смотри фотокарточки, а я супчик разогрею. Будем кушать?
– Да-а-а! Хочу кушать! Хочу кушать…
Полина Егоровна обняла мальчика, крепко прижала к себе, поцеловала в обе щёчки и понеслась на кухню. Вернувшись, забрала у Димки тяжёлый альбом, подняла с пола упавшие фотографии. И вдруг, бросив взгляд на одну из них, застыла на месте, не веря своим глазам.
«Не может быть!.. Откуда здесь этот снимок?..»
Глава 2
Сентябрь 2019 года, Москва
Сентябрь заканчивался, а осень всё не наступала. Как будто загуляла где-то и забыла о своих обязанностях: поливать мир дождями, подгонять дерзкими ветрами, срывающими листья с деревьев, пугать спешащих по делам людей утренними заморозками. Осенние дни шли размеренно, спокойно. Солнечные лучи пронизывали ещё густые кроны деревьев, радуя своим теплом и лаской город. Радуя и старушек на скамейке у подъезда. Этих болтушек и старушками-то разве назовёшь? Легки на подъём, остры на язык, знают все новости и бурно дискутируют на злободневные темы. А что им ещё делать? Дамочки они одинокие, безмужние, свободные. Их дети давно живут отдельно, родителей своих посещают кого чаще, кого реже, а кого и никогда…
Полина Егоровна всего год, как переехала в этот дом, но уже успела стать полноправным членом «приподъездной» компании.
Дочь с зятем, как только мама вышла на пенсию, разменяли её трёхкомнатную квартиру. Матери выделили однокомнатную в Подмосковье – и себе нашли неплохую «двушку». Удачно всё получилось. Квартирка Полине Егоровне понравилась – окна во двор, всё на виду, этаж самый подходящий – второй. Ремонт сделали замечательный. Вот так и стала Полина Егоровна жить сама по себе, без детей. И без работы, которую она, учитель математики с тридцатилетним стажем, очень любила. Но проблемы с сердцем не давали работать полноценно – так, как она привыкла, отдавая всю себя своему делу. Учительский труд не из лёгких, общение с детьми требует постоянного напряжения, а современные дети такие, что не всегда хватает терпения и нервов. Вот и решили на семейном совете дочь с зятем и внук дать маме отдых. Не только от школы, но и от неугомонной семьи.
– Мамочка, хватит, хватит уже работать, тебе пятьдесят пять, пора отдохнуть! Папа был бы рад, что мы думаем не о себе, а о тебе. Соглашайся, мама!
– Бабуля, соглашайся! – вторил родителям пятилетний внук. – Отдохнёшь без шума и нашего гвалта! А мы будем в гости к тебе ездить!
– Гвалта!.. Ах, ты мой умничек! Как же я без вас буду? Я ж с ума сойду без этой суеты!
В общем, поддалась Полина Егоровна уговорам. Действительно, сколько можно жить для других? Пора подумать и о себе!
Первое время она скучала. Ездила в школу, помогала молодым коллегам, ученикам, которым требовалась помощь. Но после очередного приступа гипертонии стала более бережно относиться к себе. Со временем, оценив прелесть одиночества и покоя, успокоилась. Да и соседки-активистки не дали скучать, тут же приобщили к своей деятельности. Соседки недалеко ушли по возрасту от Полины Егоровны, были полны сил, но по разным причинам всем им пришлось оставить основную работу и засесть дома. Однако от безделья никто из них не страдал. Они строго следили за порядком в подъезде и во дворе и присматривали за ребятишками, пока молодые мамы хлопотали по хозяйству.
Полина Егоровна была всегда – если не считать общения на работе – довольно замкнутой, никогда не водила дружбы с соседями, хотя и не обостряла ни с кем отношений, была со всеми сдержанно приветливой. Подруг не имела. Их надо заводить в детстве, в студенчестве. А у Полины Егоровны такого не было, чтобы с кем-то крепко дружить всю жизнь. Не судьба, видно. Члены её семьи также старались не приглашать никого в гости: «здрасьте— до свидания» —и весь разговор.
А тут, по новому месту жительства, дело пошло иначе. Через полгода Полина Егоровна знала всё и обо всех. С ней произошла неожиданная метаморфоза: из малообщительной, избегавшей соседских контактов женщины она превратилась в настоящую дворовую активистку!
Дети, узнав, что мама «под присмотром и не скучает», порадовались за неё и зажили своей самостоятельной жизнью. А у Полины Егоровны жизнь потекла спокойно и размеренно: походы в кино, в бассейн, на танцы для пожилых людей, сидение по вечерам с соседками на лавочке у подъезда. Они не были теми старухами, которые пронзительным взглядом провожают жителей своего дома к подъезду или из него. К ним охотно присаживалась молодёжь, чтобы отдохнуть после работы. Часто соседки вели долгие беседы на самые разные темы, неизменно впадая в ностальгию по юным своим годам. Вот только Полина Егоровна никогда никому не рассказывала о своей юности – да и вообще о своей жизни. Цепь несчастливых событий и горьких утрат, протянувшаяся через все годы, опутала её с ног до головы, не давая дышать полной грудью. И она так и жила с болью в своей душе.
Глава 3
1970-е годы, Благовещенск
А юность Полины прошла в дальневосточном Благовещенске, в небольшом областном городе, который раскинулся у слияния двух рек – Зеи и Амура. А там, на другом берегу Амура – уже Китай.
Благовещенск – единственный областной центр России, находящийся на государственной границе. Он был в семидесятые годы закрытым: сюда был запрещён въезд иностранцам, людям с судимостью, а жители других населённых пунктов могли приехать в гости только по приглашению. И по набережной Амура тоже ходили патрули – пограничники с автоматами и собакой. После восьми часов вечера к реке уже нельзя было спускаться. Был запрет на фотографирование противоположного берега. Жители делали, конечно, фотографии китайского берега, но так, чтобы это было незаметно! Иначе пограничники забирали плёнку и засвечивали её.
Как-то Полина с родителями возвращалась на поезде из Белогорска, небольшого городка, где жила сестра мамы, и была свидетелем того, как пограничники выводили компанию мужчин, не имеющих прописки в областном центре. На станции те пытались разбежаться в разные стороны. Но пассажиры тут же включились в погоню за нарушителями. И отец Поли тоже участвовал в задержании мужчин. Поля гордилась отцом: он в её глазах был смелым защитником Родины. Настоящим офицером Советской Армии!
Город со всех, даже с воздуха, сторон был под охраной пограничников. Купить билет на самолёт в Благовещенск из другого города было невозможно, если нет вызова или телеграммы.
Полин отец, когда решено было вызвать его мать в Благовещенск, обращался в горисполком за разрешением. В нём указывалась цель приезда гостя, а у приглашающего обязательно должна быть прописка в Благовещенске. Не требовалось пропуска лишь местным жителям.
Полина Егоровна помнит, как молилась, ночами не спала, чтобы разрешение на приезд бабушки не дали. Но, увы… Всё вышло против воли девочки. Именно этот факт сыграл большую роль в её судьбе! Именно с этого момента начались все проблемы и несчастья школьницы. Но это всё ещё впереди! Когда именно, в связи с чем закрыли город – официальных документов в открытом доступе нет. Говорят, что город приобрёл особый статус в конце пятидесятых годов прошлого века.
Хотя, если честно, ничего интересного на китайском берегу не просматривалось. Захудалый Хэйхэ только назывался городом, а на деле был жалкой деревушкой. Там среди деревянных лачуг и нескольких двухэтажных домишек торчали кое-где высокие кирпичные трубы каких-то котельных. При взгляде на нищету соседей невольно ощущалась гордость за свою страну.
В стране была, как тогда говорилось с высоких трибун, эпоха развитого социализма. Потом это время назовут эпохой застоя. И нынешняя ностальгия по Советскому Союзу имеет в виду именно тот образ жизни, который вели практически все граждане страны в те годы. Считается, что в Советском Союзе не было бедных и богатых. Так это или нет, но нынешней бьющей в глаза пропасти между богатыми и бедными не было. Главное же – то чувство защищённости и справедливости, которое витало в обществе, состоявшем в основном из людей со скромным достатком, с примерно одинаковой зарплатой, с общими для всех праздниками. Можно было, обратившись в райком или обком партии, найти управу на зарвавшегося начальника. Можно было пожаловаться в милицию на соседа за дебош, за поздний шум – и милиция придёт, угомонит скандалиста, отвезёт в милицию или в вытрезвитель.
Люди ходили на демонстрации, на партсобрания, студенты и школьники посещали комсомольские собрания, пионерские сборы. И всё было под строгим контролем, всё на виду. Никаких сбоев, никакого нарушения общественного порядка и морального отклонения от норм поведения. Нарушителей клеймили, разбирали на собраниях в рабочих коллективах. Трудовые коллективы принимали социалистические обязательства и стремились их выполнить. Не выполнивших наказывали не только выговорами, но и рублём: лишали прогрессивок и премий. Вот так-то!
В целом – народ не роптал, жили себе – поживали, добра наживали. По знакомству достать можно было всё: от колбасы копчёной до «Жигулей» последней марки. И доставали. Ты мне – я тебе. Записывались в очередь на ковры, мебельные стенки, на холодильники и телевизоры, на мотоциклы и машины. И терпеливо ждали своей очереди годами! Каждая покупка приносила в дом радость! Выстаивали длинные очереди за хрустальными рюмками и вазами. Прятали эту красоту в мебельные стенки, любовались этой красотой, изредка протирая с неё пыль. Не дай Бог разбить такую ценность!
На выборы ходили все. Голосовали одинаково. Полина, получив паспорт в 16 лет, на свои первые выборы побежала в шесть часов утра! Хотелось быть первой. Всю ночь не спала, переживала: такая ответственность – участвовать в выборах! Так и получилось: прибежав раньше всех, она стояла под дверью избирательного участка минут пятнадцать, но зашла первой, подала свой паспорт и гордо опустила бюллетень в ящик.
За ней потянулись люди, открылся буфет с разными деликатесами, образовалась очередь, запахло праздником. А если конкретно – бутербродами с икрой, копчёной колбасой, рыбой и загремела музыка. Праздник! Какой же замечательный был праздник – День выборов. Танцы, народные гуляния допоздна. На улицах прогуливается народный патруль, состоящий из передовиков производства, комсомольских дружин, и никакого хулиганства и пьянства!
Работали все. А если кто-то отлынивал от работы на производстве, считали его тунеядцем. Тунеядцами считали совершеннолетних трудоспособных людей, которые уклонялись от общественно-полезного труда и жили на нетрудовые доходы. Тунеядцы вели праздную жизнь, но недолго. Их перевоспитывали, осуждали, стыдили всем обществом. Выселяли из городов в деревни, где перевоспитывали этих кадров трудом в поле, на фермах.
Поля помнит лето, когда они проводили отпуск в далёкой амурской деревне у родителей мамы. Ей было лет десять – одиннадцать. Мама не любила ездить на свою малую родину. Но отец настоял: уж очень ему хотелось провести лето вдали от суеты и проблем. Ему нравилось у родителей жены, там его любили, уважали, старались угодить. Тёща каждый день готовила зятю то супчик из молодого петушка, то уточку запекала в русской печи, то «яишенку» жарила на сале из свежих яиц, принесённых в переднике из курятника. Каждое утро подавала Егору литровую банку парного молока и любовалась, как любимый зятёк её опустошает, затем, аппетитно крякнув, утирает ладонью довольное лицо, крепко обнимает «золотую тёщеньку» и громко чмокает в румяную от смущения щеку. Тесть едко усмехается в густые рыжие от табака усы, не любит он «энтих фамильярностьев». Да и не нравится ему, что «городской» обнимает его «жёнку», хотя и зятем зовётся. Мало ли что! Бабка его в самом соку – ядрёная, крепкая.
Однажды в амурскую глухую деревеньку прислали тунеядцев из Москвы. Это была сенсация: столичные гости понаехали. Люди как люди, но уж очень отличаются от них, деревенских. И поведением, и говором, и отношением к сельчанам. Уж слишком обходительные они, да вежливые. Деревенские таких не любят, не доверяют им. Тут же повесили амбарные замки на двери, пряча единственный ключ в щёлочку над дверным косяком. Правда, через неделю – другую отказались от этой затеи. Поняв, что никто на их добро не посягает. Да и сдружились многие с «энтими москалями». Помогали кто картохой, кто молочком, да сальцем прошлогодним делились охотно. Тунеядцы – на то они и тунеядцы, чтобы на работу не ходить. Но председатель был человеком жёстким, прошёл войну и не терпел бездельников. Так что работали все. Поля помнит, как брат мамы Володя привёл домой Машу, прибывшую для отбывания срока исправления, из Москвы. Вся семья замерла от неожиданности и изумления:
– Ба-а-а, – воскликнула бабушка, с размаха шлёпнув ладошками по своим щекам, – Вовка танеядку привёл! Совсем с ума свихнулся парень. Была б девка, а то женщина пропитая, видно же сразу, что прошла и Крым, и рым… Ох, Вовка, Вовка! Против матери пошёл! Где ж это видано, люди!
Но парень нисколько не смутился. Светился весь от счастья и удовольствия. На слова матери никакого внимания не обратил, наоборот, подтолкнул в спину избранницу, чтобы у порога не тормозила. А избранница зарумянилась, опустив низко голову, словно девушка неопытная.
– Родня, примите у хату! Жена. Прошу любить и жаловать! – невозмутимо продолжил новоиспечённый муж и усадил даму за стол.
Тунеядцы, отбыв нужный срок, уехали домой, в Москву. А Маша осталась. Об этом маме в письме сообщала бабушка, сетуя на сына: «Своих девок ему мало, танеядку московскую завёл насовсем. А от неё ни толку, ни детей! Куда ей! Старшее Вовки на двадцать годков почти! В матеря годится! Только што работящая. Укалывает как вол. Ничего не чурается баба…»
Больше в деревню Полина семья не ездила, и дальнейшая судьба родственников матери её не касалась. Да и мама никогда о них не вспоминала. Как будто и не было у неё ни родителей, ни братьев, ни сестёр.
Семья Поли и переехала к новому месту службы майора Егора Степановича Перова. Девушка полюбила этот небольшой тихий городок – зелёный, с прямыми улицами, с добротными деревянными домами, построенными ещё до революции. И с новостройками, которые радовали горожан, – потому что эти силикатные и крупнопанельные пяти- и девятиэтажки казались стильными и современными.
Советский Благовещенск был студенческим городом! Молодёжным! Институты, техникумы, профессиональные училища, фабрики, заводы… Жизнь кипела! В городе было безопасно, свободно можно было гулять и вечерами, и по ночам не страшно было возвращаться со службы.
Отец Поли гордился, что попал служить именно в Благовещенск. Город – рай. Снабжение, коэффициент к зарплате, льготы, безопасность. Если что-то и случалось, тут же милиция находила нарушителей и наказывала их. Обеспечение товарами народного потребления города Благовещенска было особенным! В те годы в город не испытывал острого недостатка в продуктах, как в стране, где уже начинался острый дефицит продуктов и промышленных товаров.
Горожане ещё отличались и тем, что одевались, практически, одинаково. Это зависело от поставок одежды в промышленные магазины. Если платье из кримплена, то у всех платье из кримплена. Если обувь из Югославии, то полгорода носит одинаковую обувь югославских фабрик. И так во всём. Моду делали местные красавицы. Она очень отличалась от моды в других российских городах. Здесь всё было иначе!
Но Поля отличалась от всех. Она, как и многие дети офицеров Советской Армии, имела возможность носить одежду, отличную от городских модниц. Так как ассортимент товара в магазинах в воинских частях отличался от ассортимента товара в гражданских магазинах. Но Поля не считала себя модницей. Её не интересовали наряды. Она была занята учёбой, общественной работой, она была идейной, она всегда была во главе класса.
Однажды девочка шла из школы по улице Ленина в хорошем настроении, из репродуктора неслась песня «Королева красоты» в исполнении Муслима Магомаева. Полине казалось, что вместе с ней эту песню слушает весь мир! И она самая счастливая, что живёт в такой замечательной стране, в таком удивительном городе на самой границе великой страны. Чувство гордости долго не покидало её. Она поделилась своими чувствами с мамой, но та была занята трескотней по телефону, сделала вид, что выслушала дочь и снова продолжила разговор с подругой. Телефон недавно провели в квартиру, и мама целыми днями только и делала, что болтала с подружками.
За время учёбы Поля поменяла несколько школ: приходилось перемещаться к новому месту службы отца почти каждый год. Отец часто был в командировках, мама занималась домашним хозяйством и собой, была строга с дочерью и не терпела никаких пререканий.
Отношения матери и дочери не изменились и в Благовещенске.
– Поля, чтобы в восемь была дома!
– Поход? Какой поход? Никаких походов! Знаю я, чем там в этих походах занимаются!
– Уроки сделала? Спать! Хватит читать. Ну и что, что ещё полдесятого. Ты девочка, тебе надо высыпаться!
И вот так ежедневно: командирский тон, приказы, недоверие. Поля мечтала о душевных разговорах с мамой. О многом хотелось и расспросить, и рассказать. У одноклассниц с одноклассниками уже завязывались какие-то отношения, и к Поле тоже проявлял внимание один мальчик. Но мама и не думала выслушивать дочкины секреты. Подумаешь – любовь! Какая ещё любовь в шестнадцать лет? Никакой любви! Рано ещё.
Поля училась хорошо. Оставался год школьной жизни, выпускной класс и… взрослая жизнь! Как же мечтала она об этом! Как часто, засыпая, представляла себя свободной, самостоятельной, независимой девушкой, с отрезанной косой, которая так уже надоела, с развевающимися на ветру волосами, в короткой юбке и, конечно, рядом – он, надёжный друг, который её понимает и смотрит на Полю с восхищением!
Хоть и не успевала Поля из-за частых переездов заводить друзей и подруг, однако в каждой школе, где ей пришлось учиться, бо′льшая половина класса называли себя Полиными друзьями. Это были друзья, которые любили списывать у неё домашнее задание по математике. Они со временем до такой степени наглели, что уже и не пытались дома сами решать задачи и уравнения.
«Полька сделает – спишем!»– рассуждали бездельники. А Поля не отказывала. Не хотят работать – пусть списывают. Хоть что-то запомнят. У неё уже были задатки учителя – готовность и умение подсказать, научить, исправить ошибки. Да и общественная жизнь класса была на Полиных плечах. Как так получалось – непонятно, но не успевала девочка, поступив в очередную школу, привыкнуть к новой обстановке, как уже она или староста класса, или член какой-нибудь комиссии школы, или секретарь комсомольской ячейки.
Вот и в Благовещенск вышло так же. Её добросовестность и аккуратность сразу оценили, и на первом же общешкольном собрании выбрали секретарём комсомольской классной ячейки. Как могла эта худенькая маленькая девочка с длинной косой иметь такой сильной характер – непонятно.
