Галина Куликова
Штучки-дрючки в Провансе
«Есть мужчины, которым нечего делать в нашей жизни, однако они каким-то образом ухитряются ловко в ней окопаться», – с раздражением подумала Таня. Некоторое время она провожала глазами Павла, отправившегося за свежими газетами, потом переключилась на проходящих мимо пассажиров.
Начал брызгать дождь, и перрон покрылся мелкой темной сыпью. Мощные остроносые поезда, молчаливо ожидающие отправления, глухой вокзальный рокот нагнали на Таню странную тоску. Она любила дорогу, но лишь тогда, когда точно знала направление и название пункта прибытия. А сейчас Пожидаев вез ее в никуда, и она чувствовала себя так, будто ей завязали глаза и ведут по невидимой петляющей тропинке. Чтобы стряхнуть с себя дурное настроение, она решила позвонить в Москву Зое. Только та была способна в один присест вдохнуть в подругу оптимизм и заставить ее посмотреть на ситуацию с правильной стороны.
– Ты переезжаешь из Лозанны в Вену, а оттуда в Париж, живешь в роскошных отелях и называешь это «таскаться по Европе»?! – возопила Зоя, едва услышав Танины жалобы. – И что тебя не устраивает?
– Павел ведет себя так, будто мы с ним помолвлены и отправились в романтическое путешествие, – сердито ответила та. – Он ни слова не говорит о работе, о нашем проекте, хотя дома прожужжал мне все уши своим международным выставочным центром. Я думала, мы будем безвылазно сидеть в Лозанне, вести переговоры, готовить плацдарм для приезда нашей команды…
– Путешествовать с симпатичным состоятельным архитектором куда приятнее, чем готовить какой-то там плацдарм, – отрезала Зоя. – Кроме того, Пожидаев – персона известная, о нем пишет мировая пресса, его показывают по телевизору и дают ему международные премии… Так наслаждайся же моментом!
– Да не получается у меня наслаждаться! Павел меня ужасно раздражает. Все решает сам, как будто он имеет на меня права. Вот сейчас он взял билеты на ночной поезд, тащит меня невесть куда и говорит, что хочет устроить мне сюрприз.
– Вот это да! – воскликнула Зоя. – Лично я обожаю сюрпризы, но мне всегда не везло с мужиками. Помнишь мое последнее увлечение? Этот кретин сказал, что я заставила его вновь ощутить себя молодым и в выходные меня ждет нечто сногсшибательное. Я вообразила, что мои глаза вот-вот ослепнут от блеска бриллиантов, а он, оказывается, решил повести меня в зоопарк и покатать на ослике. Представляешь?! Тебя-то, зуб даю, Пожидаев катает не на осле, а в кабриолете.
– Зоя, я тебя умоляю! – смеясь, простонала Таня. – У тебя на каждую историю находится восемь своих. Причем каждая заканчивается, как анекдот.
– Странно, правда? – удивленно отозвалась Зоя. – С моими внешними данными можно было бы рассчитывать по крайней мере на ухаживания принца Монако.
– Боюсь, в Монако тебе просто негде будет развернуться, – проворчала Таня. – И вообще. У тебя муж есть, а ты рассуждаешь о поклонниках, как девушка на выданье.
– Муж! – презрительно бросила Зоя. – Взялся за гуж, да оказался недюж.
– Так брось его и гуляй себе на здоровье!
– Необязательно бросать мужа, чтобы гулять. Видишь ли, развод – это ужасно хлопотное дело. Я однажды затеяла с ним разводиться, но…
– Зоя! Я звоню поплакаться, пожаловаться, а ты, как всегда, переводишь стрелки на себя.
– Не понимаю, на что тут можно жаловаться, – удивилась Зоя. – Значит, говоришь, Пожидаев готовит для тебя сюрприз и для этого взял билеты на ночной поезд? Хм. Интересно, куда вы будете ехать целую ночь? Мне кажется, я бы всю Европу за двенадцать часов прочесала на велосипеде.
– В том-то и дело, что Павел ничего не хочет мне объяснять. Только улыбается и глазами сверкает.
– Ну, отчего бы и не посверкать, если глаза красивые… Значит, ничегошеньки не объяснил?
– Сказал, что у него маленький домик во Франции и сначала он планирует завезти меня туда. Ну, вроде бы как в гости. А потом уже будет сюрприз.
– Можно сдохнуть от зависти, – откликнулась Зоя, которая, впрочем, никогда никому по-настоящему не завидовала. «Для этого у меня слишком бурная и насыщенная событиями жизнь», – частенько говорила она. – А ты не догадываешься, что за сюрприз?
– Нет, – сухо ответила Таня. – Представления не имею.
– А между вами уже что-то было?
– Иди к черту! Ничего между нами не было. Он, между прочим, мой руководитель. – В голосе Тани слышалась неуверенность начинающего лгунишки.
– Я тебя умоляю… Самому тупому ежу понятно, что Пожидаев положил на тебя глаз, и ты можешь в любой момент сама начать им руководить. Представляешь, какой он чуткий? Как только понял, что у тебя личная драма, сразу же взял за руку и увел за собой. Увез практически на край света, как в кино. Настоящий мужик!
– По-моему, ты его просто не раскусила, – возразила Таня с усмешкой. – Павел положил на меня глаз, а я ему отказала. Это его завело, он человек азартный. И вообще ловелас и циник. И романтики в нем не больше, чем в пожарном гидранте.
– Обожаю циников, – плотоядным голосом заявила Зоя. – Черт побери, почему ему не нравятся пышные и прекрасные блондинки? Когда ты меня с ним познакомила, я чуть не вцепилась в его рубашку, чтобы он от меня далеко не отходил. Просто постоять рядом – и то кайф.
– Ты меня совсем не успокаиваешь! – рассердилась Таня. – У меня на душе кошки скребут. Я дура, что согласилась ехать с ним вдвоем. Надо было дождаться, когда все ребята поедут… А теперь еще этот чертов сюрприз. Я чувствую себя деревенской красавицей, за которой с утра пораньше должен прилететь дракон. То есть я понимаю, что Павел рассчитывает на взаимность, и это сводит меня с ума.
– Рано или поздно голубчик тебя все равно соблазнит, – непререкаемым тоном заявила Зоя. – Сама же говоришь: ты только что пережила личную драму, ты обижена, твоя гордость растоптана…
– Ну, я не могу сказать, что растоптана, – попыталась возразить Таня, но Зоя не дала ей закончить фразу.
– Погоди-погоди. Давай разберемся. У тебя было два друга детства[1], которые ни на шаг от тебя не отходили. Оба в тебя были влюблены. Ты выбрала одного, вы пожили вместе, а потом он сделал тебе ручкой. Тогда ты решила осчастливить второго, но тот уже остыл и отказался от тебя. Другая на твоем месте побежала бы на берег реки бросаться с утеса, но нет! Это не твой случай. Вместо того чтобы утопиться, ты берешь под ручку собственного босса и летишь с ним в Швейцарию. Разумеется, он рассчитывает тебя утешить, но пытается сделать это интеллигентно, с подходом. И тут ты встаешь в позу и говоришь: «Ах, нет! Я на это вовсе не рассчитывала!»
– В твоей интерпретации история напоминает эпизод сериала «Богатые тоже плачут».
– А ты сама напоминаешь полную дуру, – подытожила Зоя и ехидно добавила: – Твои проблемы, радость моя, кажутся мне капельку надуманными.
– Зоя, главная моя проблема в том, что я не люблю Павла, – выдавила из себя Таня.
Она с самого начала отдавала себе отчет в том, что Пожидаев – герой не ее романа. В ней ничто не отзывалось на его внимание, на его порывы, на его прикосновения…
– Если бы я всякий раз ждала настоящей любви, чтобы начать наслаждаться жизнью, – парировала Зоя, – то умерла бы девственницей, ни разу не выезжавшей за пределы Бирюлева. Прекрати нудить и расслабься. Пожидаев тебе нравится? Нравится, – сама же ответила она. – Ешь его с маслом, пока молодая и красивая. В старости лучше сожалеть о совершенных глупостях, нежели, загибая скрюченные артритом пальцы, считать ухажеров, которым ты отказала.
– Не все так легко относятся к интимным отношениям, – хмуро сказала Таня. – После каждой неудавшейся интрижки ты опорожняешь сердце, как стакан с водой. Вылила, вымыла с моющим средством – и готово! Поставила на стол в ожидании новой порции лимонада. А я так не могу!
– Бедный Пожидаев, – театрально вздохнула Зоя. – Воображаю, как в очередной гостинице он ночью поскребется в твой номер, а ты в припадке целомудрия прищемишь ему дверью нос. Вряд ли после этого он потащит тебя в свой французский домик. Если ты планируешь сделать что-нибудь подобное, лучше вообще не садись в поезд, – посоветовала она. – Бери свой чемодан и сматывайся.
Таня молчала.
– Так ты готова бросить своего офигительного босса прямо посреди Европы?
«А ради чего? – с горечью спросила себя Таня. – Ради любви, у которой нет ни одного шанса?» Она вспомнила последний разговор с Олегом по телефону. Когда она сказала, что улетает в Швейцарию вдвоем с Пожидаевым, Олег будничным тоном ответил: «Что ж, отлично. – А потом еще добавил: – Пока, не пропадай. Будем созваниваться». И это всё. Всё!!! После стольких лет тяжелой неразделенной любви, его молчаливого обожания, сердечных страданий. Если бы еще месяц назад Таню поставили перед целым племенем индейцев, вооруженных духовыми трубками с колючками, смазанными ядом кураре, и спросили: «Уверена ли ты, Татьяна Волгина, в том, что Олег Скворцов любит тебя без памяти и не разлюбит никогда в жизни? Отвечай или умрешь страшной мучительной смертью!» И она без колебаний ответила бы: «Да, уверена, любит. Любит сильно и будет любить до конца своих дней».
Она знала это примерно класса с шестого. Или с пятого? Кажется, именно тогда, впервые поймав его пристальный, внимательный взгляд, Таня почувствовала себя красивой. И особенной! С тех пор Олег всегда был рядом – молчаливый, преданный… и гордый. Он ни разу не попытался сделать первый шаг, ни разу не сказал Тане о своих чувствах… А Витька Потапов сказал.
Таня отлично помнила, что, впервые целуясь с Витькой, она думала об Олеге, о том, какую причинит ему боль. И на секунду даже испытала мстительное удовольствие: «Ну, что ж, Скворцов, получай! Не захотел открыто за мной ухаживать, нашлись другие, не хуже». Господи, какая же она дура! Просто несусветная дура. Возможно, он так сильно ее любил и так сильно боялся отказа, что именно поэтому ничего не предпринимал. Как будто чувствовал, что Таня может разбить ему сердце.
И вот теперь все перевернулось с ног на голову. После разрыва с Витькой она иначе взглянула на мир, на людей, которые ее окружают… И у нее словно открылись глаза. Оказывается, рядом с ней – только руку протяни! – все это время находился лучший мужчина на свете. Умный, благородный, чуткий, внимательный… Такой, о каких романтические девушки грезят долгими дождливыми ночами. Таня потянулась ему навстречу и… И внезапно обнаружила, что упустила свое счастье. Вероятно, даже самые верные рыцари могут дрогнуть, если потеряют надежду. Таня сама отобрала у Олега надежду, и случилось непредвиденное – он полюбил другую. Поразительным было то, что эта другая оказалась новой Витькиной пассией.
– Ты там случайно не окочурилась? – с опаской спросила Зоя, покашляв в телефонную трубку. – Чего молчишь?
– Я думаю, – ответила Таня.
– И что? – агрессивно уточнила подруга. – Надумала что-нибудь умное?
– Надумала. Поеду с Павлом в его французский домик, а потом дождусь сюрприза. Может быть, сюрприз будет столь впечатляющим, что примирит меня с ситуацией. Олегу я не нужна, и мне теперь все равно, с кем быть. Оставаться одна я не хочу. Мне предыдущая командировка нелегко далась. Павел подбивал клинья, а я хранила верность Витьке. Зачем, спрашивается?
– Ты прямо как Марья-искусница из фильма для детишек: «Что воля, что неволя – все равно!» – процитировала Зоя. – Я все надеюсь, вдруг твой Пожидаев тебя расшевелит? Может быть, ты к нему несправедлива! Ловелас, циник… А он на самом деле окажется отличным парнем!
– Тебе бы сказочницей быть, – усмехнулась Таня. – Но знаешь, я рада, что ты со мной поболтала. Есть у тебя такая удивительная способность обнажать проблемы. Благодаря твоим дурацким сентенциям я как-то сразу начинаю все четко понимать.
– Это не дурацкие сентенции, а жемчужины здравого смысла. А здравый смысл – венец моей сложной биографии, – парировала Зоя. – Ладно, пока, а то мы и так кучу денег проговорили. Злой дядя Роуминг сидит в телефоне и опустошает наши мобильные счета. И не будь свиньей – когда узнаешь про сюрприз, позвони! А то я лопну от любопытства.
Заметив возвращающегося Пожидаева, Таня клятвенно пообещала звонить и отключилась. Положила телефон в сумочку и зябко повела плечами. Вечер выдался на удивление прохладным, кроме того, вспомнив об Олеге, она разнервничалась. Интересно, где он сейчас? В последний раз она видела его в больнице у Виктора. Он кружил вокруг несчастной и потерянной Регины, лишь изредка вспоминая о Тане… Принес кофе в пластиковом стаканчике, пару раз похлопал по плечу – и все.
Витька уже давно выписался из больницы, а Олег так и не появился. Ни разу не позвонил, не прислал ни одного сообщения… Ну и ладно! Она не будет страдать. И не останется одна – вон какой у нее кавалер.
Пожидаев приближался к ней вместе с потоком пассажиров – худой, стройный, длинноногий. Уверенность в себе придавала его облику завершенность, она плотно заполняла его поры, поддерживала правильную осанку. Серебристые виски, седоватая бородка, глаза светло-синие, как коктейль «индиго» с колотым льдом. Однажды Павел сказал, что умеет замораживать людей одним взглядом. Таня рассмеялась вслух, а про себя подумала, что раздевать он тоже умеет одним взглядом.
Пожидаев шел и смотрел на нее издали с внимательным интересом и умной усмешкой. Лучики морщин в уголках его глаз выгодно подчеркивали респектабельный альпийский загар – нежный, как топленые сливки.
– Что, заскучала? – спросил он, подходя к Тане с одной-единственной газеткой в руке. – Держи прессу, а я возьму вещи. Люблю вокзалы, но этот специфический запах рельсов, машинного масла, еще чего-то гадкого… И в вагоне наверняка от него не избавиться. Да еще куча народу…
– Не беспокойся, люди, ездящие первым классом, практически не пахнут. Если только деньгами.
– Люблю женщин с чувством юмора, – ухмыльнулся Павел. – Пойдем, пора загружаться.
Он двинулся вперед, и в этот момент какого-то мужчину, идущего чуть впереди, негромко окликнули. Потом окликнули еще раз, назвав по фамилии – не то Леру, не то Лерой. Он изумленно обернулся, и Таня на секунду встретилась с ним глазами. Он был красивый, с тонкими чертами лица и нервными губами. Фетровая шляпа невероятно ему шла. Увидев, что она смотрит на него, мужчина мимолетно улыбнулся и, проходя мимо, сказал:
– Mus non uni fidit antro!
– Простите? – Таня не поняла, на каком языке он к ней обратился, и растерялась.
В ту же секунду рядом с ней вырос Пожидаев.
– Что вам угодно? – холодно спросил он у фетрового по-французски и сдвинул брови. Однако тот лишь пожал плечами, извинился: «Excusez-moi!» – и быстро пошел по перрону назад, к зданию вокзала.
– Чего он хотел? – спросил Павел, проводив фетрового взглядом.
– Понятия не имею. Я не разобрала, что он сказал. Что-то вроде «мус нон уни»… Даже не представляю, из какой это оперы.
– Я слышал его фразу, она показалась мне удивительно знакомой, но, увы… – усмехнулся Павел. – Наверное, этот тип заигрывал с тобой.
– Естественно! Что еще делать занятому человеку на перроне, как не заигрывать с незнакомками?
– Ладно, пойдем. – Павел ухмыльнулся. – А то мы остановились прямо на проходе.
Он взял Таню за руку и снова повлек вперед.
– Кстати, у нас купе на двоих, – заявил он, глядя вперед и ненатурально щурясь. – Надеюсь, ты не против?
– На двоих так на двоих. Или ты хочешь, чтобы я от возмущения завизжала на весь вокзал? – поинтересовалась Таня, почувствовав, как сильно и глухо забилось сердце.
Только сейчас она поняла, почему Павел не продавливал ситуацию, не торопил события – вовсе не потому, что был таким уж джентльменом. И уж тем более не потому, что считал Таню особенной и деликатно давал ей время принять решение. Он просто играл с ней, как кот играет с придушенной мышью. Ему нравилось предвкушение обеда – вероятно, даже больше, чем сам обед. Нравилось сладостное и томительное ожидание, намеки и недоговоренности, многозначительные взгляды… «Вот он-то меня совсем не любит, – подумала Таня. – У него с каждой женщиной не отношения, а эксклюзивный контракт. Но, черт побери, он мне сейчас нужен гораздо больше, чем я ему. Он отвлекает меня от всего того, что я пытаюсь забыть».
Она вспомнила непредсказуемые романы подруги Зои, похожие на спятивших акробатов, в беспорядке спрыгивающих с батута прямо в зрительный зал. Зоя постоянно влюблялась в неподходящих мужчин и ввязывалась в нелепые отношения. В качестве оправдания она всегда выдвигала один и тот же аргумент: «Толик должен был помочь мне расстаться с Игорем». А чуть позже: «Леня должен был помочь мне пережить измену Толика». Подруга интуитивно чувствовала, что самый быстрый способ забыть мужчину – это бессовестно вытеснить его из памяти с помощью другого мужчины. И неважно, каким окажется новый, – главное, образ того, первого, будет благополучно похоронен в глубинах памяти. Мужа она в этих случаях вообще не принимала в расчет.
«В сундук его! – подумала Таня, снова вспомнив об Олеге. – Под замок и на чердак. Пусть пылится там, а я время от времени стану перетряхивать содержимое. И однажды… Однажды пойму, что мне уже не больно».
Им с Павлом предстояло всю ночь провести наедине, и Таня двигалась вперед, механически переставляя ноги. Вагон, к которому они подошли, отчетливо пах резиной и кожзаменителем. Пожидаев сразу же заговорил с проводником о каких-то неинтересных Тане вещах – о безопасности дезинфекторов, которыми пользуются Французские железные дороги, о погоде в Марселе, об остановках в пути. Таня лишь мимолетно улыбнулась и прошла мимо. Из-под фуражки на нее пристально поглядели глаза в длинных ресницах. Еще она запомнила перебитый нос, как у французского актера Бруно Кремера. И мимоходом подумала, что Кремер чаще всего играл отрицательных персонажей, а ей не хотелось бы, чтобы в пути произошло что-то неприятное. Как будто внешность проводника могла повлиять на исход поездки.
Павел деловито обосновался в купе, удобно разложил вещи. Таня всей кожей ощущала его физическую близость. Он постоянно задевал ее то локтем, то бедром – вероятно, не намеренно, но эти прикосновения горели на ее коже, будто ожоги. Вагонное стекло было огромным и чистым, и Таня села так, чтобы можно было прижаться к нему носом, как в детстве. Вероятно, со стороны это выглядело смешно, но ее всегда успокаивало. Небо, туго натянутое над вокзалом, пропиталось темно-синим.
– Ты наверняка голодная, – сказал Павел, усаживаясь рядом. – Как только тронемся, отправимся в ресторан. Тебе стоит проветриться, посмотреть на людей. Я знаю, что взаперти ты чахнешь, как дикая роза. Кстати, тебе идет эта прическа. Она очень французская.
– Спасибо.
– Впрочем, настоящего француза не обманешь. Хотя ты не произнесла ни слова, Шарль Анри сразу догадался, что ты русская.
– Кто это – Шарль Анри? – удивилась Таня, наблюдая за каплями, облепившими стекло снаружи. Они дрожали, налившись вечерним светом.
Смутное беспокойство, охватившее ее еще на перроне, усиливалось с каждой минутой. Что-то будто было разлито в воздухе, что-то опасное.
– Шарль Анри – это наш проводник.
Павел всегда быстро осваивался на новом месте и так же быстро занимал лидирующую позицию. Другой бы еще только озирался по сторонам, а он уже все разузнал, все проинспектировал и взял ситуацию под контроль.
– Я действительно хочу есть, – призналась Таня. – Готова съесть что угодно, даже соевую сосиску.
Неуемный аппетит нападал на нее обычно накануне неприятных событий. Она заедала беспокойство так же, как некоторые «закуривают» его, извлекая из пачки одну сигарету за другой. «Наверное, я просто боюсь ночи, – попыталась успокоить она сама себя. – Когда мы погасим свет и останемся вдвоем, Павел начнет боевые действия. Я вижу по его глазам, что он все уже решил. И черт побери, он знает, что я это знаю».
Поезд качнулся и мягко тронулся с места. Павел уселся рядом и придвинулся так близко, что Таня почувствовала запах его парфюма. Он пользовался какой-то особенной туалетной водой с обволакивающим ароматом. «С точки зрения Зои, да и большинства женщин, Павел практически идеален, – подумала Таня. – Почему он меня совсем не волнует?» Ее сердце было заблокировано, заперто на все замки. Задраено, словно отсек в подводной лодке. Туда не проникали ни запахи, ни звуки, ни эмоции, связанные с Павлом Пожидаевым. Вся информация, касающаяся этого мужчины, обрабатывалась исключительно мозгом.
Чтобы не сидеть просто так, Таня раскрыла косметичку и принялась доставать оттуда всякую всячину. Павел наблюдал за ней с живым интересом.
– Меня всегда завораживали все эти женские штучки, – признался он. Не удержался и повертел в руках крохотную коробочку с блеском для губ. – Такое впечатление, что женщины постоянно что-то мажут, увлажняют, массируют и выщипывают.
– Это не впечатление, а жестокая реальность, – пробормотала Таня. – Девушка должна быть чистой, гладкой и мягкой на ощупь. И вдобавок упакованной в красивую обертку. Тогда, возможно, придет Серый Волк и захочет ее съесть.
– Какие фривольные разговоры ты со мной ведешь! – Павел задрал брови и ухмыльнулся. Потом осторожно взял Таню за руку и сильно сжал ее пальцы, вкрадчиво спросив: – А у Красной Шапочки сильно бьется сердечко?
Таня подняла голову, встретилась с ним глазами и подумала, что рассталась бы с приличной суммой денег, лишь бы узнать, участился ли в настоящий момент пульс у самого Пожидаева. Или это его прерывистое дыхание – просто демонстрация охотничьего азарта?
– Если садишься играть в покер, – ответила она, опустив ресницы, – глупо ожидать, что партнер заранее откроет тебе карты.
Кажется, по правилам любовной игры ей полагалось интриговать и кокетничать. Она искренне пыталась это делать. Однако странное беспокойство не оставляло ее, продолжая кружить над головой, словно невидимая птица. Ей казалось, что оно как-то связано с Олегом. Это было что-то новенькое, потому что до сих пор мысли об Олеге вызывали у нее только обиду и разочарование. «Но ведь Олег даже не догадывается о моих чувствах, – думала Таня. – И теперь уж я ему ни за что не скажу. Поздно».
Впрочем, может быть, и нет? Что, если Зоя права – нужно было вообще не садиться в этот поезд. Представив, как она сбегает от Пожидаева обратно в Москву, Таня задрожала. Перед ней открылась бездна – безнадежности и отчаяния. Олег любит другую. Интересно, удалось ли ему на этот раз отбить свою возлюбленную у Виктора? Удалось или нет, от этого ничего не изменится. Таня понимала, что полюбить ее снова с той же страстью Олег не сможет никогда. Поэтому дома ее ждет любовный ад, в котором она сама продержала Олега Скворцова много-много лет, медленно поджаривая его на огне искренней дружбы. Путь, открывшийся перед ней, показался ей слишком трудным и слишком горьким, чтобы без раздумий ступить на него. «Лучше уж я останусь с Павлом, – подумала Таня. – Я ведь никого не предаю. Потому что Олегу я не нужна, а до остальных мне самой нет дела».
– Займи для нас самый хороший столик и закажи мне что-нибудь выпить, – вывел ее из задумчивости Павел. – На твой вкус. Я ненадолго задержусь. Мне нужно кое-что сделать. Пара звонков, чистая рубашка… Ну, что я тебе объясняю?
Таня улыбнулась, подкрасила губы и переложила документы и кошелек в маленькую сумочку.
– Ладно, жду тебя, – сказала она и, легко махнув рукой, вышла в коридор.
Шарль Анри, дернув перебитым носом, показал ей, в какую сторону двигаться, и она быстро пошла через вереницу хищно хлопающих дверей, осторожно ступая на катающиеся туда-сюда круглые площадки в стыковочных «гармошках», всякий раз сжимаясь от оглушительного стука колес, который выпрыгивал снизу, как только она открывала дверь между вагонами. Время от времени навстречу ей попадались другие пассажиры, и тогда приходилось прижиматься спиной к дверям чужих купе, из которых доносилось уютное людское воркование.
В ресторане лишь один столик оказался свободным, и Таня с облегчением устроилась возле окна, сразу же открыв поданное меню. Впрочем, прежде чем увлечься его изучением, она быстро огляделась по сторонам. Наискосок от нее сидела влюбленная парочка, кажется, итальянцы. Напротив расположились четверо бизнесменов. Двое – те, которых Таня могла видеть, – говорили на неуклюжем французском. Практически одинаковые галстуки, скошенные на сторону, казались оловянными. Справа через проход возвышался внушительный мужчина с длинными темными волосами, распущенными по плечам. У него было бледное лицо, впалые щеки и глаза, похожие на черные оливки, придавленные тяжелыми веками. Орлиный нос был до того впечатляющим, что наводил на мысль о театральном гриме. «Демоническая личность, – подумала Таня. – Судя по всему, ростом он с дом». Она невольно опустила глаза и посмотрела на его ноги – ботинок оказался размером со взрослую таксу. «Интересно, а кто он по национальности? Швейцарец? Вряд ли. Француз? Ни за что. Итальянец? Сомнительно. Может быть, серб? Нет, скорее всего это какая-то взрывоопасная смесь, возможно, с цыганской перчинкой».
Таня попросила принести ей сок и минералку, после чего углубилась в меню. Пока она изучала раздел рыбных блюд, к демоническому типу справа присоединилась пожилая дама, удивительно похожая на попугая – яркое оперение и короткие волосы, стоявшие на затылке хохолком. Маленькие лапки с алыми коготками она держала перед собой. Одета дама была довольно несуразно: бриджи, кроссовки и шелковая кофта с богатыми оборками. Вдобавок ко всему она обладала пронзительным голосом, от звуков которого прилизанные усы официанта мгновенно превратились в щеточку.
К демоническому типу дама в оборках обратилась по-английски, однако тот не ответил, продолжая меланхолично прихлебывать из бокала. Как выяснилось, отвечать и не требовалось – достаточно было слушать и кивать. Павла не было минут десять, и все это время дама-попугай тарахтела и тарахтела, как будто рядом включили радио и одуревшая ведущая, сутки сидевшая перед микрофоном, несла всякую околесицу, лишь бы забить эфир. В дело шло буквально все, слова наматывались на невидимую катушку бесконечной лентой, и через четверть часа Таня против воли была нашпигована сведениями самого разного характера – от сюжета фильма «Конан-варвар» до особенностей характера сиамских кошек.
– А вот и я! – объявил Павел, подходя к столику и усаживаясь напротив Тани. – Никак не мог дозвониться до партнеров. Ну, ничего. Поужинаем, и пока ты будешь расправляться с десертом, я сделаю еще одну попытку.
Он с силой провел рукой по лбу, словно отринул все дела, и обезоруживающе улыбнулся.
– Шампанское нам сейчас принесут, – сообщила Таня. – Еще я хотела заказать себе рыбу, но до сих пор ничего не выбрала: список рыбных блюд такой длинный, словно к поезду прицеплен специальный вагон с аквариумом.
В конце концов, они все-таки сделали заказ и теперь мило болтали, вспоминая прошлогоднюю работу в Париже. От вкусной еды у Тани разгорелись щеки. Однако не оставлявшая ее весь вечер тревога здесь, в ресторане, казалось, только усилилась. Девушка упрямо старалась не обращать на нее внимания. Она флиртовала со своим спутником, причем по всем правилам женского искусства, искренне надеясь, что, когда Павел все-таки поцелует ее, ей будет приятно, а не противно.
– Знаешь, а ведь я на самом деле понял, что сказал тот тип в шляпе, – неожиданно заявил Пожидаев, поддевая вилкой длинную морковную стружку.
Засунув стружку в рот, он достал из кармана авторучку и, схватив салфетку, быстро написал на ней: «Mus non uni fidit antro». Таня с любопытством наблюдала за его манипуляциями.
– На каком это языке? – спросила она.
– На латыни. И означает что-то вроде: «Мышь не полагается на одну норку». Или «Мышь не доверяет одной норке».
– Тебе не кажется это странным? – удивилась Таня. – Взять и заговорить с незнакомой женщиной на латыни? И при этом сказать какую-то глубокомысленную бессмыслицу.
– Знаешь, люди вообще очень странные существа, – ответил Павел, скомкав салфетку в руке. – Чем дольше я живу на свете, тем больше убеждаюсь, что мир непредсказуем, разнообразен и совершенно необъясним. Так что не стоит в каждом событии искать особый смысл. Порой следует просто улыбнуться и забыть о том, что случилось.
Он поставил бокал на стол и посмотрел на Таню обжигающим взглядом. Она мгновенно почувствовала себя так, будто оказалась голой на улице. «У каждого свои таланты, – пронеслось в ее голове. – Один доказывает теорему Ферма, другой умеет раздевать женщин глазами». Чтобы побороть смущение, она стала смотреть в окно. Но стекло запотело так сильно, что казалось, поезд мчится сквозь сплошной туман. Темно-жемчужные разводы напоминали клубы дыма, сквозь которые просвечивали далекие золотые огни. Хотя на самом деле это были всего лишь отражения ресторанных светильников.
– Я так рад, что ты поехала со мной, – негромко сказал Павел, продолжая свою пытку взглядом.
– Ты имеешь в виду сюрприз?
– Нет, я имею в виду вообще эту поездку. Когда я заказывал тебе билет на самолет, то полагал, что у меня есть всего лишь крохотный шанс. Но ты неожиданно согласилась лететь, и теперь все идет лучше некуда. Ты ведь ни о чем не жалеешь?
– Ни о чем, – быстро солгала Таня и взяла в руки свой бокал, со дна которого бежала вверх тоненькая цепочка пузырьков.
И тут же принялась увещевать себя: «Он хороший босс, профессионал высочайшего класса, я его уважаю, я к нему привыкла. И он пользуется вкусной зубной пастой. А это уже полшага до любви. В конце концов, если Олег полюбил другую, я тоже смогу переключиться на Павла.
Интересно, где Олег сейчас? Что делает? Возможно, ему удалось завоевать Регину, и они вдвоем сидят в каком-нибудь очаровательном ресторанчике и тоже пьют шампанское… Витька наверняка в шоке. Возможно, они с Олегом даже подрались. Из-за чего же и драться лучшим друзьям, как не из-за девушки? Вот за меня Олег в свое время бороться не стал… Жалеет ли он об этом? Не возникало ли у него желания все вернуть назад, переписать набело? Как бы мне хотелось знать, что он чувствует, когда думает обо мне!»
* * *
Его заперли в крохотной комнатке, где не было никакой мебели – только голые стены, дверь и маленькое круглое окно в потолке. По правде говоря, окно больше напоминало люк, и пролезть в этот люк смогла бы разве только тощая кошка. Крохотный кусочек неба, до которого можно достать рукой, маячил над головой, словно футуристический глаз без зрачка. Олег несколько раз подпрыгивал и ударял в него костяшками пальцев. Ничего не происходило. За дверью, которая захлопнулась за ним сутки назад, тоже ничего не происходило. Ему не приносили ни есть, ни пить, не слышно было шагов, никто не перекрикивался и не перешептывался. Снаружи, на улице, было оглушительно тихо. Только изредка шумел ветер, проносившийся по верхушкам деревьев. Время от времени к потолочному окошку приникали ветки боярышника, и толстенькие ягоды стучали в стекло, словно чьи-то нетерпеливые пальцы.
