bannerbannerbanner
Восьмидесятые, или Лампочка моя любимая

Галина БризЪ
Восьмидесятые, или Лампочка моя любимая

Полная версия

Глава 10. Наваждение

К счастью, дядя и правда был на работе. Не увидел, насколько поздно и в каком смятении вернулась племянница.

Лера вихрем влетела в комнату, щёлкнула выключателем. Резким движением сбросила пальто и замерла у зеркала. Изумлённо рассмотрела сумасшедше-радостные, лихорадочно блестящие глаза. Прижав ладони к полыхающим щекам, остужала жар.

Пугливо оглянулась на дверь. Оттянув широкую горловину джемпера, заглянула внутрь. Стыдливо хихикнула. Дурак какой. Всё на месте и самого гармоничного размера. Ничего он не понимает. Это мода сейчас такая – носить объёмный верх, который прячет женские прелести.

Подставила второе зеркало. Покружилась, рассматривая себя сзади и в профиль. Раздвинула в улыбке рот, вытянула трубочкой. Оскалила зубы. Приподняв подбородок, приплюснула кончик вздёрнутого носа. Взбила рассыпавшиеся по плечам локоны.

Недоумевала и в миллионный раз изучала свою внешность. Ничего же не изменилось? Всё такая же диковатая, неказистая, щуплая. С небезупречными, охаянными мамой чертами. Чем сумела привлечь матёрого ценителя женщин – Давида?

Сердце возбуждённо колотилось, толчками разнося разбуженную кровь. Растерянный взгляд сполз на пульсирующие губы. Осторожно покусала их, облизнула, коснулась кончиками пальцев. Будто там сохранились следы коварного поцелуя. Настоящего. Взрослого. Сексуального поцелуя, который напрочь лишил покоя. В мгновение стёр в порошок все целомудренные установки.

Тело вздрагивало от каких-то странных, пугающих непривычностью ощущений. Полный кавардак и паника в голове не давали собраться мыслям.

Лера обижалась и искренне возмущалась бесстыжей выходкой Давида. Загадочный поступок кардинально изменил представление о великодушии его помыслов. Никак не соединялось отечески заботливое поведение, которое он, как галантный рыцарь, проявлял целый вечер, и шокирующий поворот в конце задушевной беседы.

К сожалению, негодование всколыхнувшее Леру, было хилым, беззубым и подозрительно быстро выветрилось. Как ни тужилась, как ни подначивала мозг на свежую порцию обличительных эмоций, не испытывала сильной злости. И не чувствовала себя по-настоящему оскорблённой.

«Почему я такая неправильная? Это же ненормально!» Душу не скребли, а зверски рвали кошки. Она просто обязана протестовать и испытывать самые отрицательные чувства. Любая порядочная девчонка на её месте со стыда бы сгорела.

Лера пыхтела, искусственно распаляя себя. Прокручивала и драматизировала случившееся, насильно вызывая приступы негатива.

Но хитрым образом воспоминания и успешные старания воссоздать пикантные эпизоды, вместо раздражения, позорным способом перетекали в приятно-дурманящее возбуждение, блаженную улыбку и жадные вдохи.

Таинственный приворотный механизм сработал в неопытном сердце. Прочно защёлкнулась коварная ловушка, безвыходно заперев бьющиеся чувства. Колдовским калейдоскопом от единственного толчка рухнуло и преобразилось восприятие мужчины.

Наверное, неспроста фольклор наделяет поцелуй магическими свойствами, меняющими личность. Душу? Лягушонок превращается в принца, воскресает красавица, чудовище перерождается в царевича.

Лера прикрывала глаза. Смущённо хихикала. Вздрагивала, ёжилась, обнимала плечи. Стряхивала будоражащее осязание чужих пальцев. Но от него невозможно было избавиться. Оно не исчезало, въелось в кожу, в сознание. Будто наглая рука задержалась фантомным следом и всё ещё ласкала девичью грудь. И чувственная дрожь пробегала между лопаток.

Позор! Чужой мужчина взволновал новым, неизведанным трепетом. Жалобно и сердито поскуливала – так нельзя. Подло, в конце концов. С этим хитрым и опасным человеком встречается лучшая подруга. Он ушлый жук. Как продемонстрировала сегодняшняя практика, ему ничего не стоит заморочить мозг. За ничтожные десять минут играючи выбил почву из-под ног.

«Ох, наивная дурёха. Зачем-то дала номер телефона. Но это до того, как он проявил себя в истинной красе. Если позвонит – не обольщайся и не поддавайся на провокации».

Она трезво осознавала: цель этого интригана – запудрить голову. Блефовать, изображая любовь к Лере для наказания подруги. Ясно же, приревновал Мишкину и хочет отомстить за фривольность. Сначала поквитался показным ухаживанием. Потом бегством с захваченной Светловой. Теперь притворился, что увлёкся ею. Как только самоутвердится и поставит Таню на место, сразу бросит Лерку. Ещё и посмеётся над простотой. В итоге вовсе забудет о её существовании.

Мама правильно вбивала в голову: с ней невозможно встречаться больше двух, трёх раз. И только по корыстному поводу. Развлечься, пользуясь безграничной наивностью. Это именно тот случай.

В слова Давида о том, что они с Татьяной не являются парой верила с трудом.

Лихо подмигнув отражению в зеркале, звонко щёлкнула пальцами: «Ха! Он меня ещё не знает. Думает, перед ним – провинциальная дурочка и лёгкая добыча? Не на ту напал!»

Вздёрнула нос. Чётко поняла, как правильно действовать. Если Марков продолжит играться, не будет вестись на приманки, не позволит сделать из себя козла… козу? Козла отпущения.

Казалось невероятным, чтобы мужчина его положения и возраста всерьёз заинтересовался и предпочёл худенькую угловатую девушку, какой Лера считала себя, рослой, красивой и женственной Тане.

Единственно смущало не поддающееся контролю собственное состояние, которое шло вразрез с головой. Как странно и неправильно, что с неудержимой силой потянуло к зрелому человеку. Он зажёг не просто женское любопытство, а разбудил и всполошил дремавшие инстинкты: одурманил, въелся во внутренности. С этим помрачением надо бороться. Любым способом выкинуть из сердца, впавшего в полный ступор от гнусно приятной, но, тем не менее насильственной ласки.

Заснуть никак не получалось. Лера крутилась и подскакивала в постели до самого рассвета, переваривая события головокружительного вечера. Вспомнила о Тане Мишкиной и опять расстроилась. До горечи и чуть ли не до слёз. Наверное, та обиделась и их дружба разрушена? Ещё и лучшую подругу потеряла из-за великовозрастного нахала.

Сердито повернулась на бок и кулаком раздражённо взбила подушку: «Вот ведь какой гад этот Давид!»

Наутро главные опасения развеялись. Татьяна позвонила ни свет ни заря, и спозаранку прикатила в гости.

Брезгливо фыркнула с порога, прервав Леркины попытки оправдаться:

– Да брось! Не хватало, чтобы мы с тобой из-за каких-то кобелей ссорились! На наш век их хватит. Если бы отстаивали настоящую любовь или семью – другой разговор. А такого временного сомнительного добра, как подобные Маркову самцы – пруд пруди.

Светлова облегчённо выдохнула и, взвизгнув от радости, обняла великодушную подругу. Поделилась, каким сенсационным казусом закончилась поездка с Давидом.

Полдня взахлёб обсуждали вчерашние события. Хохотали, обезьянничали. Изображали самих себя, Маркова с Сергеем и отличившихся участников вечеринки. Особенно смешило то, как с перекошенными лицами неслись и скользили на разъезжающихся ногах по улице. «Коровы на льду».

– Давай поклянёмся? – Лера сжала руку подруги и сделала театральную паузу. – Что никогда! Ни один мужик не встанет между нами и не разрушит нашу дружбу! А если кто-то из них подкатывать начнёт, то обо всём расскажем друг другу.

– Да! Не оставим шансов изменникам. Троекратное ура? – со смехом подхватила Татьяна.

Они звонко чокнулись бокалами, включили музыку и закружились в каком-то дико шаманском танце.

Долго спорили и рассуждали – позвонит или нет коварный мужчина? А главное – кому: Светловой или Мишкиной? Тщательно продумали и разработали линию поведения, если всё-таки продолжит нечестные игры с Лерой.

Несмотря на самые убедительные доводы и собственные зароки, ей было гадко от томительного ожидания. Весь день вздрагивала от каждой трели телефона. Бросала дела и с развевающимися волосами мчалась в прихожую. Опережая всех, скользила на крутых поворотах, и первой хватала трубку. Боялась и страстно мечтала услышать его голос.

К вечеру грустно поняла – звонка не дождётся. Предположения верны – бесстыдник повеселился, подлечил уязвлённое Таней самолюбие и забыл о существовании Леры.

Однако он позвонил через три дня.

Узнала голос сразу. Глупое сердце, забарабанив с утроенной силой, залилось жаром. Радостное настроение и улыбка Маркова проникли сквозь пространство и пропитали произносимые звуки. Несмотря ни на какие обеты, наглым образом околдовали и обезоружили.

И в этот миг у Леры возникло разрывающее разум осознание: именно это знакомство и есть то самое долгожданное и значительное, что случилось в её жизни. Любое действие, исходящее от Давида, воспринималось по-особенному. Высекало искры счастья, рождало праздничную мелодию.

Душа отвела ему почётное место. Как драгоценность, которую следует хранить, лелеять, бережно сдувать пыль и любоваться. Всем остальным на свете можно пренебречь. Но отодвинуть Маркова – ни за что. Для него – красная дорожка. Его – только на трон.

Вот что с ней не так? Почему она такая аномальная? Провела в компании ничтожный вечерок – и попала в капкан.

Лера обрадовалась звонку так, что вспотели и задрожали пальцы, держащие трубку. Едва не запрыгала от восторга – он позвонил. Несмотря на ликование и безостановочную дробь в груди, внешне не проявила ни грамма приветливости. Насупилась и согласно плану, отвечала максимально сухо и строго.

Марков заметно приглушил весёлые интонации, выслушав нарочито сдержанные, канцелярски невыразительные ответы. Ещё сильней поскучнев, задал пару коротких вопросов и с явным сомнением в голосе пригласил на открывающуюся выставку.

От встречи пренебрежительно отказалась. Обиженно выпятила губы и чуть не расплакалась, услышав холодный тон и равнодушные слова:

– Не пойдёшь? Хорошо. Пока.

И как выстрел – короткие гудки.

Сердце неверяще трепыхнулось и рухнуло. Несколько минут, оглохнув от внезапной тишины, стояла в тёмном коридоре. Толчками дышала в прижатый ко рту кулак и растерянно смотрела на замолкший аппарат.

 

«Катастрофа… Вот и всё? А я-то вообразила! Ха-ха…»

Стало досадно и безумно обидно – Давид настолько легко отступился. Повесил трубку, ничего не сказав о том, позвонит ли когда-нибудь. С жёстким сарказмом утешила себя: «Всё что ни делается – к лучшему». Вот и исчезла проблема, которой на самом деле и не было. Вернее, существовала только в её воображении. Выкинуть лишающие покоя мысли из головы и больше не вспоминать о бесцеремонном мужчине.

Внутри образовалась какая-то сосущая дыра. Лера бесцельно побродила по притихшей квартире, не понимая, чем заняться. Озарило. Вернулась к телефону, нервно покрутила диск с цифрами, набирая номер Мишкиной. Прозвучало нежно-певучее «А-а-ал-ло».

Захлёбываясь эмоциями, выпалила о разговоре. Напряжённо замерла, отчаянно боясь узнать, что Давид вместо её пригласил на выставку подругу. Выдохнула и задышала полной грудью, услышав грустные слова Татьяны – Марков ни разу не беспокоил после конфликтного вечера в мастерской.

Стыдно и подло по отношению к подруге, но от этого сообщения просияла как последняя эгоистка. Губы растянулись в блаженной улыбке. Пустота внутри чуть-чуть потеплела.

Глава 11. Скука

Потянулись длинные серые будни. С особо кислым и противным привкусом скуки. Душа, неподвластная решениям разума, изнывала и страдала.

Лера невольно прислушивалась к телефонным звонкам. С угасающей день ото дня надеждой, брала волшебную трубку. Подносила к уху.

Голос вдруг становился тонким и отчаянно жалобным. Веря в возможность чуда, грустно вопрошала холодную бездну: «Алло?»

Морщилась, расстроенно слушая чужие ненужные голоса, зачем-то забредшие в их телефон. Вселенский вакуум увеличивался. Взгляд бесконтрольно зависал на неподвижном аппарате. Как маньячка, каждый час, проклиная и стыдясь себя, мрачно проверяла, правильно ли лежит трубка, есть ли связь?

Бесило, когда соседи по коммуналке надолго занимали телефон. Дверь в комнату оставляла приоткрытой, чтобы услышать из прихожей зазывные трели. Не пропустить нечаянно вызов.

Злилась на себя. С трудом переключала зациклившуюся голову. Раздражённо ждала, когда же, наконец, исчезнет идиотское томление. Как ни старалась, Давид ни за что не хотел убираться из мыслей.

Никак не находилось отвлекающее занятие. Разочаровывали фильмы, скучала на любимых передачах. Даже обожаемое чтение не спасало. После нескольких строк глаза безучастно скользили по буквенным рядам, не улавливая смысла слов. А блудливые мысли взлетали и кружили вокруг брутальной личности возрастного искусителя.

Не сиделось на месте. Она искала, чего бы действенного изобрести, дабы освободиться от вымотавшего помешательства. В выходные уходила из дома и неприкаянно бродила по холодному городу. Отстояла огромную очередь в Третьяковку. С повышенным интересом – после вечера в мастерской ей вдруг по-особенному стал дорог этот вид творчества – рассматривала шедевры великих художников.

Душа зудела, требовала действий, перемен.

Сдружилась с соседкой по коммунальной квартире Элей. Та на днях оформила развод с изменником-мужем, и осваивала жизнь в статусе одинокой женщины.

Это была очень своеобразная особа двадцати шести лет с тонкими пальчиками и удивительно мягкими волосами. Плавными движениями и иронично вспыхивающим прищуром жёлтых глаз Эля необычайно походила на гибкую кошечку или знаменитую пантеру Багиру.

У неё подрастала симпатичная дочка-дошкольница. Маленькая копия своего красавца отца. И регулярно вспыхивали яркие конфликты с папой девочки во время его внезапных визитов.

После эмоциональных скандалов с бывшим супругом Эля удовлетворённо сияла и будто становилась выше. Ходила, гордо вздёрнув подбородок, окрылённо расправив спину. Мурлыкала и пританцовывала. Торжественно захлопнув дверь за изгнанным мужем, победно кружила по квартире. Звала притихшую в дядиной комнате и всполошённую их бурными разборками Лерку «поговорить за жизнь». Девушки кротко, понимающе вздыхали. Разве сможет кто-то лучше такой же страдающей подруги поддержать и свести к минимуму боль от обид, нанесённых двуличными мужиками?

Они перемещались на территорию Эли. Соседка расставляла японские тарелочки из просвечивающего фарфора. Нарезала прозрачные бутерброды с роскошными деликатесами: красной и чёрной икрой, севрюгой, салями, сервелатом и прочими диковинками советского времени. Из импортного серванта извлекалась бутылка марочного вина. После минутных манипуляций пробка делала «чпок» и журчащая бордовая струйка медленно вливалась в сверкающие хрусталём фужеры.

Съедобными шедеврами Эльвиру снабжала её мать, которая занимала важную должность директора продовольственного магазина, что открывало двери в труднодоступные места, позволяло налаживать связи с нужными людьми и организациями.

Дабы полнее ощутить текстуру боли и украсить переливы страданий, барышни расцвечивали вечер незатейливыми красивостями. Приподняв крышку проигрывателя, нанизывали на штырёк вращающегося круга пластинку со сборниками сентиментальных песен. Присев на корточки, для меткости прикрывали один глаз и, не дыша, аккуратно-аккуратно опускали лапку с воспроизводящей иглой на диск. Стараясь не дрогнуть рукой и попасть ровненько в бороздку. Если, не дай бог, промахнулась – нежный винил уродовался царапинами. Пластинка портилась, заедала и шипела.

Завершив настройку музыкального сопровождения, устраивались в глубоких креслах. Брали в пальчики бокалы с животворящей жидкостью. Под рыдающую музыку глоточками смаковали вино, с тихим наслаждением поглощая лакомства. То ли блаженствовали, то ли грустили, с мудрым видом рассуждая о несправедливо устроенной жизни.

Вскоре активные градусы из хрустальных посудин тепло растекались по томящимся организмам, впитывались в молодую кровь и нагло требовали вакханалии. Приятельницы хмелели, лукаво переглядывались и вскидывали поникшие носики. Хихикая и нетерпеливо пританцовывая, меняли слезливую пластинку на энергичные ритмы. Заводясь от собственной безрассудности, выкручивали регулятор громкости до последнего деления.

Начинались пляски, похожие на безумные прыжки с воплями весёлых дикарей под боевую дробь барабана вокруг ритуального костра. До слипшихся волос, изнеможения и ломоты в теле. Черноглазая дочка Эли прыгала, кружилась, хлопала в ладоши, подпевала и радовалась вместе с ними.

Бесновались и скакали, пока не надоедали настойчивые стуки в стены, злые пинки в дверь, угрозы отключить электричество и крики совсем уж бессердечных соседей.

Клин клином вышибают. В один прекрасный день неугомонные девушки решили – надоело. Хватит киснуть. Давно пора найти новых друзей, взбодрить настроение и наслаждаться всеми прелестями жизни.

«Четверо смелых»: Мишкина, Светлова, Эля и её скучающая коллега отправились на поиски приключений в ресторанчик «Якорь» возле Белорусского вокзала. Людей посмотреть и себя показать.

Заказали вино, салаты, поковырялись в нарезке. Поев, отплясывали под живую музыку. Оценивающе приглядывались к свободным посетителям мужского пола. Приняли в качестве презента бутылку шампанского от соседнего столика, заодно познакомившись с сидящей там компанией. До закрытия заведения веселились, а потом долго и шумно гуляли по сияющей огнями улице Горького*. После чего обменялись телефонами и договорились продолжить общение.

Лера в расчёте, что новый приятель отвлечёт зациклившийся на Давиде мозг, встретилась с ним ещё раз. Из любопытства целовалась с этим парнем. Она ждала, отзовётся ли соприкосновение губ таким же сумасшедшим взрывом в сердце? И разочаровалась. Ничего не произошло. Ничто не включилось, не воспламенилось. Не было ни малейшей реакции в душе и теле. Даже положенной в этих случаях стеснительности не испытала.

Похоже, слишком старательно сосредоточилась, ждала возбуждения и анализировала каждое движение. Восприняла соединение ртов как безэмоциональное механическое действие. Будто с живым манекеном лобызалась. Видимо, всё-таки дело не в технике и умении исполнения, а в том, кто целует. Без сожаления рассталась с ресторанным знакомым и назавтра забыла его имя.

Свыклась с невесёлой мыслью: взбудораживший до чувственного озноба Давид давно забыл о её существовании и больше никогда не появится. Всполошённая совесть, терзающаяся угрызениями из-за тяги к человеку вдвое старше, потихонечку успокоилась. Окружающий мир поблёк, неуютно затих и завис.

В сердце было грустно и неспокойно до состояния гнетущей тоски. Будто совершила огромную ошибку и оттолкнула что-то очень важное. Всё наполнилось неосознанным ожиданием.

Иронизируя над собой, в дневнике подробно расписала недавние похождения, коварно перевернувшие личную вселенную. На полях тетради неторопливо, до максимума растягивая кисло-сладкое удовольствие, рисовала врезавшийся в память властный профиль Давида. И даже сплела несколько уныло-язвительных рифм.

Затем надёжно упрятала откровения в чёрном дипломате, закрывающемся на маленький ключик. Ещё одна диковинная история в копилочку.

Улица Горького* – в настоящее время Тверская.

Глава 12. Свидание

 Через две недели он позвонил.

И ликующая девушка поняла: сокровенное желание исполнилось. Именно Давида и только Давида она искала и ждала все невозможно тягучие дни. И сейчас ни капли не волновали приличия, чужое мнение и советы лучшей подруги: держать хитрого искусителя на дистанции, быть неприступной и строгой.

Марков заговорил без улыбки. Осторожно и довольно сухо:

– Лера? Привет. Узнала меня?

Он хмуро и неуверенно прощупывал почву в ожидании ещё раз наткнуться на категоричный отказ и высокомерный тон. Но лавина накопленных эмоций хлынула фонтаном, не позволяя притворяться. Лера звенела и искрилась счастьем, когда в волшебных глубинах телефона зазвучал долгожданный баритон.

Чуть заикаясь от волнения и страха разочароваться, если всё-таки обозналась, с пробудившейся в одно мгновение надеждой уточнила:

– Д-давид. Это вы?!

– Да. Значит, ещё помнишь меня?

– Конечно. Вас невозможно забыть! – с улыбкой до ушей искренне выдохнула Лерка.

С торжеством отметила, как тотчас изменился и приобрёл задорную, энергичную интонацию его голос в ответ на радостное приветствие.

Они жадно, взахлёб, перескакивая с темы на тему, разговаривали около получаса. Своенравное время снова непонятным образом изменило течение и они никак не успевали сказать всё, чем хотелось поделиться. Счастливые и приятно удивлённые от удавшейся беседы условились увидеться через день.

Лера преобразилась за две минуты. Одним рывком за спиной раскрылись и опахнули ветром перемен упругие крылья. Сердце звенело в груди, как воздушный шарик в солнечный день: опьяняюще легко и празднично.

Несколько секунд блаженно взирала на ненаглядную трубку. Бережно, словно ценную и очень хрупкую реликвию, опустила на место. Подушечками пальцев любовно погладила угодивший аппарат. Расцвела, выдохнула. Не удержалась – взвизгнула, закружилась. В избытке чувств до хруста в костях обняла подвернувшуюся под руку бурчащую соседку Элю и, жарко расцеловав её удивлённую дочку, во всю мощь врубила так кстати запевшего по радио Челентано.

Договорились увидеться всё там же – у подножья наблюдающего за встречающимися парами памятника Пушкину. Задумчиво склонив кудрявую голову бронзовый поэт грустно и мечтательно возвышался над нескончаемой вековой суетой. Брал под покровительство и напутствовал зарождающуюся у его ног любовь.

Снова сказочно кружился слетающий с небес снег. Обновлял усталые от унылой серости дома и улицы. Любовно обрисовал запутанные переплетения деревьев, гостеприимно распахнувшие коричневые объятия новому времени года. Прохладными прикосновениями ласкал порозовевшие щёки, мягко запутываясь в длинных ресницах девушки.

Она тихонько сдувала шаловливые снежинки, смахивала с выбившихся из-под шапки волос и, безудержно волнуясь, переступала с ноги на ногу.

Давид подкрался незаметно и по-мальчишечьи проказливо. Из-за спины быстро вынырнул к ахнувшей от внезапности его появления Лере. Бережно взял слегка отпрянувшую от испуга девушку за плечи, наклонился и легонечко упёрся лбом в её лоб.

Они не произносили ни слова, смеющимися глазами вглядывались друг в друга, тёплыми дуновениями сгоняя с лиц ледяные кристаллики.

– Куда тебе хочется пойти? – негромко спросил мужчина.

Лера отрешённо пожала плечами – в этот момент было действительно всё равно. Ощущение, что уже пришла. Уже на месте. Можно никуда не ходить. Она готова стоять всё там же. Хоть вечность. Не двигаясь. Лишь бы рядом с ним.

– Хочешь, покажу Москву?

– Хочу, – обрадовалась Лера.

– Держись, – Марков выдвинул локоть, предлагая взять его под руку.

 

Густо покраснев, она растерянно замерла. Озадаченно хмыкнула. Помедлив, неловко ухватилась за рукав и смущённо опустила голову. Под руку с мужчинами Светлова ещё не ходила.

Давид растроганно посмотрел на румянец и разгадал причину, вызвавшую замешательство. Аккуратно поправил загнувшуюся ткань Леркиного пальто. Успокаивая, погладил ладошку.

Он трогал бледные пальцы, дышал на них, тепло растирал, чтобы не мёрзли. Продрогшую ладонь отчаянно конфузящейся спутницы прятал в карман прогретой жаром его тела дублёнки и чувственно сжимал, наблюдая за реакцией. Подбадривая, мягко обнимал за плечи, заглядывал в глаза, играл выбившимися на свободу волосами.

Она безропотно подчинялась, позволяя ласковой кисти скользить по овалу лица, задевать горящие щёки. Не вырывалась из бережных объятий, удивляясь собственной покладистости, идущей наперекор личным воинственным принципам. Лёгкая активность Давида не возмущала и не вызывала отторжения. Лера встречалась смятенным взглядом с кодирующими зрачками. С виноватой улыбкой отворачивалась, прислушиваясь к дрожи внутри себя, которую порождал этот загадочный мужчина.

Они неспешно гуляли по заснеженным бульварам, древней Сретенке, шумному проспекту Мира. Выстояли небольшую очередь, чтобы согреться и вкусно перекусить в тёплой «Шоколаднице». Заказали традиционные блинчики с нежной творожной начинкой и шоколадной подливкой. Горячий чай из гранёного стакана дополнил трапезу и, закончив, они отправились дальше.

Экскурсовод из Давида получился отменный. Старинные здания, непримечательные на первый взгляд, переулки и памятники, мимо которых проходили, наполнились новым содержанием. Кажется, даже выглядели по-иному, когда он поведал диковинные истории и легенды, связанные с ними. С ностальгией показал места, где прошли его бурные студенческие годы. Вспомнил безрассудные похождения молодости, пикантные скандалы, в которых довелось участвовать.

От лучащихся и счастливых глаз, которыми он смотрел на зачарованно слушающую его исповеди Леру, перехватывало дыхание и сладко трепетало сердце. Она ответно светилась и порхала.

Из головы напрочь вылетел заготовленный план: покапризничать. Отругать, обиженно вытянув губки, за беспардонные действия в прошлую встречу. Желание жеманничать, притворяться, говорить загадками бесшумно сдулось. Было хорошо и радостно. Искусственно менять тему, портя настроение залежалыми претензиями ни капли не хотелось.

Первоначальное волнение прошло, уверенность и тепло, исходящие от Давида расслабили, наполнили чувством защищённости. Ослабили привычную настороженность в общении с противоположным полом, сделав искренней и естественной. Она веселилась, болтала и чуть ли не вприпрыжку вышагивала рядом со своим зрелым спутником.

Удивлённо осознала – мужчина испытывает такие же чувства. Давид ребячился, жестикулировал, колоритно украшая рассказы и специально смешил Лерку. Сиял, заглядывал в лицо, восторженно замирал, когда доводил до смеха. Вместе с ней звонко хохотал.

Прокатился с ледяной горки, стоя на ногах, дурашливо похвастался умением удерживать равновесие. У играющих детей выпросил какие-то нестандартно большие санки, уговорил съехать на них. Поддразнивал и трепал по голове забавно переваливающегося пёсика, гуляющего с улыбчивым, таким же неторопливым, добродушным пожилым хозяином.

Возле пруда забежал в булочную, купил свежеиспечённый, ещё тёплый батон. Хихикая, они некультурно грызли хрустящую корочку, а мякотью кормили плавающих уток.

В общем, вёл себя Давид ничуть не серьёзней её ровесников-мальчишек.

Как бы не было весело, в сердце периодическим напоминанием втыкался острый шип и отравлял свидание. Лера чувствовала – в течение одной минуты рухнет и позорно умрёт от отчаяния, если окажется, что Марков встретился ради мести ветреной подруге, вызывая в той ревность. Волнуясь, сжимала пальцы в кулаки, нервно царапая ладони, когда несколько раз переводила разговор на Татьяну.

– Давид, я не люблю врать. Поэтому сразу говорю: Таня – моя лучшая подруга и у нас нет секретов друг от друга. Я обязательно расскажу ей, что сегодня гуляла с вами.

Заметив, что Давид хохотнул в ответ на её предупреждение, с некоторой обидой пояснила:

– Я правду сказала! Все знают, как сильно мы сдружились. Даже заведующая идёт навстречу и составляет график так, чтобы мы работали в одну смену. Мы даже иногда ночуем друг у друга. Спим вместе на узенькой одноместной кровати, представляете? Да-да! Чему вы удивляетесь? У Тани служебная квартира, там только такие койки. Знаете главное, нам хорошо и нисколько не тесно вдвоём.

Утроив бдительность, тревожно наблюдала за реакцией мужчины при упоминании подруги. И никак не могла понять, он настолько хороший актёр, или же та ему действительно безразлична? Если Таня нужна, и ревнивец встретился со Светловой с целью досадить второй девушке, должен бы поддерживать и аккуратно развивать тему с подругой. Задавать завуалированные вопросы, исподволь вытягивать информацию. Разве не так?

Но Марков вёл себя совсем иначе. Не как ожидала Лера. Слушал вполуха, часто отвлекался и перебивал. Когда она вспоминала о Мишкиной, переводил тему на другое. Рассеянно кивал, ничего не спрашивая. Иногда задумчиво косился на неё. С ног до головы рассматривал Леру, неприлично долго задерживаясь на губах. Похоже, думал о чём-то другом. Не относящемся к Тане.

После затянувшегося повествования об их дружбе, нахмурился и с небольшим раздражением поинтересовался, с особым нажимом выделив слово «очень»:

– А ещё какие-то подруги у тебя есть в Москве? Если честно, мне очень не нравится, что ты настолько близка с Татьяной. Ничему хорошему она тебя не научит.

Развернул удивлённо примолкшую девушку к себе, требовательно заглянул в глаза. С серьёзным лицом властно заключил:

– Пока можешь дружить с ней. Потом – посмотрим.

Лера, судорожно проглотив слюну, вскинула брови. Беззвучно шевельнула губами. Ничего не ответила. Растерянно таращилась на строгую физиономию мужчины. Задумалась, озадаченно переваривая услышанное. В голове закопошился миллион беспокойных вопросов.

Конечно, подругами за полгода она успела обзавестись. В юности все более гибкие, коммуникабельные, лёгкие на подъём, открыты для проникновения всего внешнего. Молодые запросто заводят новые контакты, ищут единомышленников, объединяются по интересам, стремятся к достижению похожих целей. С годами люди пресыщаются впечатлениями. Заслоняются от нескончаемого потока ненужной и беспорядочной информации о посторонних. Преимущественно углубляются в себя, семью, детей. Становятся избирательными, ленивыми для переработки малоинтересных сведений. Больше дорожат временем, комфортом и уже не пускают в личное пространство всех подряд.

Но Светлова только-только перешагнула порог во взрослую жизнь и радовалась каждому знакомству. На новом месте жительства достаточно быстро обросла такими же познающими мир подружками и не страдала от отсутствия общения.

Отповедь Давида показалась чрезвычайно странной. Всё-таки Мишкина не кто попало, а действительно самый близкий для Леры человек в столице. А главное: ко всему вроде бы была ещё и его возлюбленной. Или же нет?

Настолько болезненный и скользкий момент. Хотелось определённости. Даже если Марков не врёт, и они с Таней не были любовниками, он всё же не отрицал, что поддерживал с ней приятельские отношения. Почему тогда ему не нравилась их дружба? Огорчилась: неужели всё-таки хитрит? Наверное, собрался ухлёстывать за обеими. Поэтому хотел, чтобы девушки не знали об этом и не делились информацией?

И обмерла от невероятной многозначительности последней фразы: «Пока можешь дружить. Потом – посмотрим». От слов веяло льдом и посягательством на свободу, как от родительского диктата. Дома мама и папа, не учитывая её мнение, решали, с кем дочке можно общаться, а с кем прекратить все связи. Жёстко и безжалостно пресекая любую попытку воспротивиться вердикту.

С ними не поспоришь, это их законная привилегия.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru