Галина БризЪ
Восьмидесятые, или Лампочка моя любимая
Хотите окунуться в атмосферу восьмидесятых?
Настоящих, без прикрас, с реальной жизнью того времени?
Побывать на шумных и весёлых улицах Москвы, где нет интернета и сотовых, а телефонные будки стоят у подъездов, царит повсеместный дефицит и продукты носят в сетках?
Побывать на тусовках творческого советского бомонда. Увидеть, как вопреки всему рождается любовь к человеку из другого круга. Насколько сложно победить запретное, но взаимное чувство, изжить предрассудки и комплексы, заложенные неправильным воспитанием.
Все персонажи являются вымышленными. Любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.
В книге упоминается алкоголь и сигареты. Автор осуждает их употребление, так как оно может привести к негативным последствиям для здоровья.
Глава 1. Побег
Апрель. «Мама папа устроилась работать остаюсь Москве», – аккуратным почерком вывела Лера Светлова на голубом типографском бланке, и решительно передала текст сотруднице телеграфа. Выдохнула. Сдерживая невольную дрожь, погрызла губы и зажмурилась от собственной смелости. Представила, какой переполох вызовет судьбоносная телеграмма дома.
Уехала на две недели к тётке, будто отдохнуть, обновить истрепавшийся гардероб, погулять с двоюродной сестрой по весенней столице. А по факту – бессовестно обманула властных родителей и осталась здесь насовсем. Намеренно, и, если уж признаться честно, с превеликой радостью поддалась на недолгие уговоры сестры отца.
Несгибаемая тётя Катя упорно претворяла в жизнь грандиозный замысел – собрать возле себя семью, раскиданную войной и эвакуацией по всей стране. И если нерасторопные братья и сёстры, которым давно перевалило за сорок, не спешили покидать обжитые места и менять налаженный быт, то непоседливое поколение повзрослевших племянников и племянниц охотно перебиралось поближе к Первопрестольной.
Первое время все оседали в соседних со столицей Мытищах у аномально гостеприимной и энергичной тёти. Небольшая двухкомнатная квартира стала стартовым гнёздышком, откуда оперившаяся молодёжь разлеталась в самостоятельную жизнь.
Не избежала искушения вкусить прелести московского бытия и дочь старшего брата – Валерия Светлова или просто Лера. Двадцатилетняя белокурая особа – удивительная, противоречивая смесь из искромётного озорства и патологической застенчивости.
Целеустремлённая тётушка, не оставляя времени для отступления, на следующий же день после приезда разбудила юную племянницу ни свет ни заря и отправила в бюро по трудоустройству. Оно находилось в самом центре города, сразу после Политехнического музея рядом с площадью Дзержинского*.
Строгая служащая критически рассмотрела Леру. Бегло глянула на скромный набор документов. Полистав объёмную картотеку, выудила щепотку бланков и предложила на выбор несколько рабочих специальностей. Многомиллионный мегаполис остро нуждался в больничных санитарках и малярах на стройках. От двух первых вариантов нежная девушка откровенно сникла и загрустила.
Сотрудница оценила потускневший взгляд соискательницы на звание москвички и уточнила:
– Высшее образование есть?
Светлова сжалась, покраснела и залепетала, объясняя обстоятельства, по которым не смогла учиться в университете. Женщина довольно добрым и неофициальным тоном прервала жалкие оправдания:
– Это хорошо, что нет высшего. Иначе бы я тебе, девочка, сразу отказала. А это что за красные корочки? – спросила, заново рассматривая документы.
– Свидетельство об окончании школы бухгалтеров.
– Бухгалтером работала? В торговле?
– Да… То есть нет… – запуталась Лера. – Не в торговле… В районном отделе образования.
– О! Это хорошо… Тогда, пожалуй, могу предложить более подходящую вакансию.
Третий вариант действительно заинтересовал: требовался контролёр в сберегательную кассу.Эта работа казалась самой привлекательной. Но у неё, в отличие от двух предыдущих, имелся существенный недостаток – место в общежитии дадут не сразу. В течение года. Уж очень нескоро.
– Эх… У меня есть время подумать? – разволновалась девушка.
– Думай. Недолго. До завтра, – улыбнулись по ту сторону барьера.
На этом и расстались. Лера помчалась в Мытищи. Решать свою судьбу.
Неприятный нюанс обсудили с инициативной тётушкой и компанейскими членами её семьи. Единодушно пришли к решению: специальность хорошая, отказываться от неё нельзя. Ради такого дела хлебосольные родственники были готовы потесниться и потерпеть присутствие молодой особы в малогабаритной квартире.
В крайнем случае попеременно жила бы то в Мытищах, то в Бескудниково у сорокалетнего дяди. Он – родной брат Лериного отца и тёти Кати. Весьма своенравный человек и закоренелый холостяк. Азартный рыбак, охотник и грибник.
Тем более родственник почти с самого рождения уговаривал родителей отдать проказливую племянницу ему на воспитание. И сколько она себя помнила, одаривал игрушками, книгами, одеждой. Единственное плохо – жил в коммуналке с двумя соседями, занимая самую маленькую комнатку. Но зато именно к ней примыкала огромная лоджия! А ещё более приятный бонус – наличие дефицитного телефона в квартире и близость к новому месту работы Леры.
– Ур-р-ра! Значит в сберкассу! – взвизгнула обрадованная Лерка.
Наутро, донельзя счастливая, она предстала пред очами доброжелательной сотрудницы бюро по трудоустройству. Через полчаса, вприпрыжку с зажатым в руке бланком направления, отправилась оформляться на работу в отдел кадров Центральной сберкассы района – ЦСК.
Из-под «железного занавеса» неусыпного домашнего надзора – на свободу и вольные хлеба.
Её родители были самого крутого нрава. В своё время, как только Лера начала формироваться в довольно привлекательную девушку, они натянули поводья и перестали давать дочке слабину.
Не разрешали долго гулять и возвращаться домой позже назначенного времени. Препятствовали дружбе с неправильными, по их мнению, подругами. Возбранялось выходить на улицу без разрешения. Не отпускали на танцы и подростковые вечеринки. А уж о том, чтобы встречаться с мальчиками и бегать на свидания, не могло быть и речи.
Строго контролировали, где и с кем она проводила время. Просили пересказать содержание фильма, если отпрашивалась в кинотеатр. Проверяли, те ли кружки посещает. Категорически запретили заниматься на факультативах, которые они не одобрили.
За неповиновение и периодические бунты устраивали показательные и очень действенные взбучки. Наверное, это было оригинальным и жёстким проявлением родительских страхов, дабы бойкая девчонка не «принесла в подоле»?
С той поры, как Лере стукнуло двенадцать лет, мама принялась внушать акселератски меняющейся дочке, что, к сожалению, та изросла детскую миловидность и стала очень страшненькой. Донельзя! Некрасивой, костлявой, неуклюжей. Тонкие, как спички ручки и ножки. Большеротая, остроносая, длинноногая. Цапля – одним словом!
Матушка сердилась:
– И взгляд-то у тебя не как у людей: исподлобья. Смотришь букой. Вечно угрюмая.
Страшно, что из-за привитых комплексов это стало правдой. Родительница успешно доказала дочке, что с ней никто не будет встречаться всерьёз. Если только для потехи, чтобы всласть посмеяться над неполноценностью и тем, насколько она наивная и доверчивая дурочка.
Ночами гадкий утёнок Лера с головой укрывалась одеялом и неслышно плакала в подушку, переживая из-за своей жуткой неприглядности. С тихой грустью и обидой вспоминала, как в детстве её считали красивым, крайне шустрым и изобретательным ребёнком.
С широко распахнутыми карими глазами. Чётко очерченными, похожими на крылья летящей птицы бровями и кукольными ресницами. Умеренно кудрявая, белокурая. К упрямому вихру на макушке мама повязывала капроновый бант. Фигурку украшала ярким платьицем, и девочка порхала беспечной бабочкой.
Учёба давалась играючи, знания схватывала на лету. В дневнике гордо красовались пятёрки. В актовом зале на школьных праздниках выразительно и звонко декламировала стихи. Темпераментно играла роли в маленьких спектаклях и бойко отплясывала на сцене в группе таких же шустриков.
Но вот характер – беда. Ох и ах. Этим она не могла похвастаться. В младших классах в графе «поведение» чаще всего стояли двойки. Лерка была страшная непоседа. Сорвиголова. Шаловливая, звонкоголосая, задиристая и непокорная. Крутилась и хихикала на уроках, подсказывала одноклассникам, спорила с учителями.
И друзьями у неё были в основном мальчишки, с которыми отчаянно соперничала по любому поводу. Ссорилась и дралась до победы. Ловила самодельной удочкой рыбу, метко стреляла из рогатки и лихо гоняла на скрипучем велосипеде. На пару со старшим братом или в компании закадычного приятеля в поисках приключений бродили по лесу. Исследовали таинственные заросли вдоль ручьёв. Без спроса купались в реке. Лазили по деревьям и обезьянами раскачивались на ветвях. А вечерами собирались в полумраке укромного сарайчика или секретного шалаша. Заунывными голосами рассказывали жуткие истории, пугая друг друга до поросячьего визга.
Из опасения, что шагнувшая в непредсказуемый подростковый возраст бедовая девочка натворит непоправимых глупостей, родители предприняли неординарные меры для ограждения от контактов с противоположным полом, внушив: она ужасно изменилась. Стала уродливой, смешной и некрасивой.
Жестокое зеркало подтверждало бесспорную правоту мамы. Кто из нас был доволен своей наружностью в переходный период?
К восемнадцати годам у постепенно хорошеющей Леры начали проклёвываться робкие сомнения в верности оценки её внешности.
Двоюродные-троюродные сёстры-братья повзрослели, и в родне одна за одной загудели многолюдные свадьбы, куда приглашали их семью. Родители, привыкшие видеть в Лере нуждающегося в постоянном контроле ребёнка, сравнили её полудетский гардероб и современные, эффектные наряды ровесниц. Обескуражено признали: дочка незаметно выросла, оформилась в симпатичную девушку и наступило время подтянуть облик наследницы до уровня «мы не хуже других и не стыдно показаться на людях».
В ателье индивидуального пошива заказали несколько модных платьев, красиво обрисовывающих худенькую фигурку. Подарили золотые серьги и необычной формы кольцо с колдовски меняющим цвет камнем. Купили стильные туфли на высоком каблуке. Разрешили пользоваться декоративной косметикой, подкрашивать ресницы, губы, подщипывать бровки и сделать современную стрижку.
При первом же выходе в «свет» в улучшенном образе, Лера с откровенным недоумением ощутила волнующее внимание, которым её наградила сильная половина человечества.
Молодые люди крутились вокруг. Заигрывали, шутили. Приглашали танцевать. Просили номер телефона, предлагали встретиться, сходить в кино. А более зрелые мужчины аккуратно оттесняли в безлюдный уголок, ласкали масляно текущими взглядами и вполголоса ворковали комплименты, от которых жарко полыхали щёки, загорались глаза и тихо заходилось неопытное сердечко.
Лера начала справедливо подозревать – дело нечисто. Родители явно перегибали палку: не настолько уж она и отталкивающая личность. Не красавица, да. Но и не страшилище.
Но вырваться из-под парализующего контроля мамы и папы было невозможно.
Коварный план бегства созрел и тайно разработали после знакомства и душевных откровений с двоюродной московской сестрой. Предприимчивой дочерью тёти Кати, с которой сдружились на свадьбе старшего брата.
Родители простодушно отпустили дочку погостить к столичным родственникам, куда она отправилась, вероломно припрятав на дно чемодана все свои документы. На всякий случай.
И вот, с благословения сочувствующей тёти и при активном содействии инициативной кузины, девушка вырвалась из-под удушающей родительской опеки. Свобода!
Новая работа очень нравилась Лере.
Во-первых, удобный график. Трудиться по двенадцать часов и через день. Смену отстрелялся, завтра отдыхаешь. Воскресенье, праздники – всегда выходные. Несколько свободных будней среди недели – исполнившаяся сказка, в которой Лера могла планировать время, решать проблемы с визитами в разные организации, заниматься любыми делами не отпрашиваясь.
Во-вторых, в этом учреждении неплохо платили и можно было подработать за дополнительные деньги или за отгул.
В-третьих, сама работа оказался живой, интересный и богатой на приятные знакомства. Уникальные личности попадались как среди коллег, так и среди клиентов. И много притягательных в-четвёртых, в-пятых, и двадцатых!
Главное – чувствовала себя независимой. Без унизительного родительского диктата. Жить, как нравится лично ей. Сообразно собственным интересам и современным ритмам. Одеваться по своему вкусу. Самостоятельно подбирать друзей. Не спрашивая разрешения, ходить куда хочется, с кем хочется и сколько хочется. И не отчитываться, трясясь от страха перед очередным скандалом, за каждый шаг.
Первое время любила просто гулять по-весеннему возбуждённым улицам Москвы. Наслаждаться свободой передвижения и наблюдать за активной жизнью мегаполиса.
Выбирала одну из дорог, запутанным веером разбегающихся от Красной площади, и неторопливо шла по ней. Разглядывала высоченные столичные дома. Восторженно читала названия улиц, бульваров, гостиниц, ресторанов. С интересом останавливалась возле легендарных памятников, знаменитых мест.
С собой брала книгу, присаживалась на скамейку в каком-нибудь тихом сквере, открывала её. Но не всегда читала. Чаще незаметно разглядывала спешащих людей, проезжающие машины. Слушала ненадоедливые звуки огромного человеческого муравейника и пропитывалась жизнью главного города страны.
С особым любопытством отмечала отличающиеся от отечественных, зарубежные автомобили – в родной провинции таких не было. Выделялись из толпы и иностранцы – одеждой, разговором, выражением лиц.
*–площадь Дзержинского. Ныне Лубянская. Лубянка.
Глава 2. Альгис
Прошло несколько насыщенных и пёстрых недель с начала самостоятельной жизни.
На празднование Пасхи к тёте Кате собрались многочисленные гости – взрослые родственники, племянники, соседи, друзья. Некоторых Лера видела впервые, с другими была давно знакома.
Напротив, за столом оказался высокий светлоглазый парень. С короткой армейской стрижкой, приятными чертами лица, вежливыми манерами. В говоре чувствовался мягкий прибалтийский акцент.
– Знакомьтесь, кто ещё не познакомился, – после первых тостов предложила тётушка, – это Альгис. Сын моей литовской подруги. Второй год проходит срочную службу в Москве. Дослуживает последние месяцы и скоро вернётся на родину. А пока – прошу любить и жаловать.
Молодой человек мило улыбался, слегка краснел и заметно смущался. С интересом наблюдал за Лерой, беспечно болтающей и хохочущей с двоюродными братьями. Доброжелательно общался со всеми, галантно ухаживал за соседками по столу, но каждый раз задерживался на ней взглядом.
Это приятно щекотало самолюбие, ускоряло биение сердца, заставляло розоветь щёки и ответно кокетливо поглядывать на юношу.
– Молодёжь, не устали от застолья? Может, пройдёмся по городу? – утомившись от наскучивших хмельных разговоров старшего поколения и нескончаемых воспоминаний, предложила двоюродная сестра.
Молодая часть гостей радостно оживилась. Громко задвигали стульями, выбираясь из-за праздничного стола и шумной компанией вывалились на свежий воздух.
Побродили по оттаявшим старым Мытищам. Свернули в приобретающую зеленоватый оттенок лесополосу. Девушки потерялись меж деревьев, собирая последние подснежники, парни устроили соревнование в подтягиваниях на турнике. Заглянули в небольшой парк с аттракционами.
Альгис и Лера застенчиво переглядывались, отыскивали друг друга смеющимися глазами и как-то незаметно к концу прогулки оказались рядом. Немного приотстали от общей группы. С неуклюжестью, осторожничая и забавно расшаркиваясь, преодолели неловкость, подыскав тему для разговора. Приободрились. Начали шутить смелее, дурачиться. А потом и вовсе успокоились, расхрабрились и зашагали, взявшись за руки.
Уселись в неудобную кабинку на старой, опасно поскрипывающей цепочной карусели.
Сооружение вздрогнуло, качнулось. Нехотя ожило, сомневаясь в правильности и неотвратимости действий. Наконец, плавно и обречённо понесло жёсткие сидения по кругу.
Центробежная сила, которой с удовольствием подчинились оба, прижимала друг к другу и волновала тесным соприкосновением тел. Страх щекочущими толчками взлетал к горлу. Лерка восторженно попискивала, болтала в воздухе ногами и хохотала. Парень крепко обхватил за плечи и надёжно удерживал в грозно трясущейся от вращения беседке. Сосредоточенно хмурил брови, плотно сжимал губы, стараясь выглядеть мужественным. Время от времени тоже взрывался смехом и забавно таращил показушно испуганные глаза.
Возвращаться в душную квартиру, где бурно отмечали праздник взрослые родственники, не хотелось. И горластая компания свернула в ресторан, где шальной кучей умудрились разместиться за общим столом. Веселье продолжилось.
Во время танца Альгис несмело прижал кокетничающую Лерку и шепнул в ухо:
– Кажется, я влюбился…
– Кажется? – изогнув брови, хитро уточнила она.
– Нет, не кажется. Я влюбился, – неестественно серьёзным голосом произнёс молодой человек, испытующе заглядывая в лукавое лицо.
Вертихвостка фыркнула и не ответила. Проказливо стрельнув глазками, продолжила с удвоенным воодушевлением накручиваться в танце, размахивать широким подолом юбки, выстукивать каблуками, трясти плечами и поддразнивать парня, когда заиграла новомодная песня с цыганскими мотивами.
Молодёжь отплясывала до закрытия заведения. В темноте по звёздным улицам медленно и громогласно возвращались домой.
На полпути вдоволь наскакавшаяся Лерка по-детски закапризничала:
– Не могу больше идти! Устала. Ноги запинаются и гудят от каблуков!
Шутливо предупредила, через пять минут свалится и останется до утра лежать на холодном тротуаре. Рослый Альгис тут же воспользовался случаем и продемонстрировал силу: подхватил на руки и понёс повизгивающую от восторга девушку до самого дома.
В этот вечер они расстались в состоянии близком к влюблённости.
Началась череда майских праздников и длинных выходных.
Эти дни запечатлелись в Леркиной памяти щенячьим восторгом, открытием новых горизонтов и чумным осознанием полной независимости. Наслаждалась и шалела от непривычного чувства свободы и бесконтрольности. Как вырвавшаяся на долгожданную волю узница торопилась попробовать всё.
На выходные уезжала с двоюродной сестрой, её мужем и Альгисом к братьям, живущим в соседней области. Они выбирали весёлое местечко на берегу реки, разжигали костёр, включали магнитофон, пели под гитару, танцевали.
Ночевала у них же. А потом, пошатываясь от недосыпа, вставала в половине четвёртого, и по предрассветным переулкам мчалась на первую электричку в Москву. Усевшись к прохладному после сумерек окну, умиротворённо наблюдала, как оживают и розовеют на востоке тонкие, голубоватые сверху облака. Всё выше поднимается солнце. Вагон наполнялся людьми, теплел, колёса убаюкивающе постукивали. Лера зевала, клевала носом и засыпала.
Всё было в новинку.
Наконец-то познакомилась с изумительным вкусом настоящего, приготовленного на углях шашлыка.
Впервые ощутила и дико испугалась собственного чудного состояния алкогольного опьянения. Нет худа без добра – зато в безопасности, среди близких людей узнала допустимую для принятия норму.
Втридорога купила первые фирменные джинсы, о которых мечтала несколько лет и выпрашивала у прижимистых родителей разрешение на их приобретение.
Без раздумий тратила последние деньги на сумасшедше дорогие французские духи и косметику. Безбожно экономила на обедах, перекусывая чахлыми бутербродиками и шоколадками.
Пустой желудок гулко и обиженно урчал от голода. Зато Лера трепетно, бесценными прозрачными капельками наносила на кожу иноземные ароматы, насквозь пропитывалась ими и целый день вдыхала завораживающие запахи.
В общем – жадно навёрстывала всё, что полтора месяца назад было запретным и преступным удовольствием.
Близился срок окончания службы Альгиса. Этот неприятный факт тревожил обоих. Их взаимно растущая симпатия была очевидна. Молодой человек постоянно ходил в увольнительные и зачастил в гости к тёте Кате.
Отчего-то всё неизменно складывались таким образом, что наедине с Лерой они не оставались ни разу. Не специально. Проказливые обстоятельства изворачивались и при визитах всегда присутствовал кто-то ещё: старшие члены семьи, или двоюродная сестра с мужем. Даже если выдавалась возможность побыть вдвоём, бойкая с виду девушка терялась и всячески избегала этого. Под надуманным предлогом выскальзывала из помещения и с облегчением присоединялась к родственникам.
У неё никогда не было романтических отношений и она катастрофически стеснялась оставаться один на один с юношей. Благодаря абсурдной придирчивости и деспотизму родителей, не встречалась с парнями, ни разу не целовалась. И не имела представления, как вести себя, о чём разговаривать, если они вдруг окажутся наедине. Хотя за пять минут до того вовсю острила и хохотала в компании.
День расставания приближался.
Альгис выглядел всё более грустным и задумчивым. Несчастными глазами умоляюще смотрел на невозмутимую Лерку, которая упрямо притворялась, что не понимает причину печали. Тяжело вздыхал и несколько раз пробовал пообщаться без посторонних или вызвать на прогулку. Но у неё всегда находились убедительные причины и отговорки.
В один из воскресных обедов в присутствии всей семьи тётушка поинтересовалась у понуро уткнувшегося в тарелку парня:
– Ну что, дорогой Альгис, скоро домой? Соскучился? Наверное, не дни, а часы считаешь до возвращения?
Молодой человек встрепенулся, вышел из глубокой задумчивости и неопределённо покачал головой. Уныло посмотрел на Леру, которая, обиженно выпятив губки, скорчила огорчённую гримасу. Помолчал немного. Нахмурился и ухнул в признание:
– Не знаю, что сказать. Мне предлагают остаться в Москве. Обещают дать комнату. Размышляю. Не могу решиться.
– Ух ты! – все обрадовались и наперебой заговорили: – Не раздумывай, соглашайся! Это же здорово! Такие перспективы!
Девушка просияла. Захлопала в ладоши и вместе с остальными восторженно попросила:
– Оставайся, Альгис!
Он обвёл взглядом галдящих родственников и остановился на ней. Лера подбадривая, кивала и держала просяще сложенные ладони у груди.
Альгис неловко поднялся, судорожно вцепился в спинку стула и, краснея до пота, выдавил:
– Если Лера выйдет за меня замуж, то подпишу контракт и продолжу службу здесь.
За столом воцарилась неестественная тишина. Стало слышно, как тикают настенные часы, тягуче капает вода из кухонного крана и дребезжит холодильник.
Все ошеломлённо повернулись к пунцовой Лере.
Она уронила руки на колени, растерянно переводила круглые глаза то на одного члена семейства, то на другого. На возвышающегося рядом Альгиса посмотреть боялась.
Это что – предложение? Но такое странное. Обращено, будто бы не к ней, а к публике. В третьем лице, словно она отсутствует. Мог бы сначала поговорить наедине. Зачем подставлять и себя, и её?
Лера неистово запаниковала и не знала, что ответить. Согласиться? Отказать?
Влюблена ли она? Совсем в этом не уверена. Они знакомы полтора месяца. Если бы было больше времени, тогда, возможно… Вот так – с бухты-барахты замуж не хотелось.
«Нет-нет-нет… К такому я точно не готова. Он не настолько дорог, чтобы связать жизнь с ним. Зачем так торопиться?» – крутилось в голове.
Только вырвалась из-под бдительного ока родителей, вкусила прелести свободы. Ещё ничего не видела, не распробовала. И обратно в новые оковы? К тому же Альгис – человек другой национальности, иного менталитета.
Да, он был ей симпатичен. Очень. Сердце трепыхалось и ускоряло ритм, когда он приходил. Становилось радостно, хотелось подойти ближе, поймать улыбку, услышать приветствие. Сказать в ответ что-нибудь очень приятное и бодрящее. Нравилось общаться, слегка поддразнивать, сладко осознавая – парень влюбился в неё.
Но Лерка почти такие же чувства испытывала, когда собиралась компания двоюродных братьев и сестёр. При виде любого из них тоже поднималось настроение, становилось весело, интересно. Она скучала по коммуникабельным родственникам и ждала новых встреч, чтобы вместе провести время.
Значит то, что вызывал Альгис не любовь. И это неправильно. Для брака надо испытывать настоящее чувство. Так, чтобы душа пела, не хотелось ничего, кроме как находиться рядом с любимым. Всё равно где и как жить. Лишь бы вдвоём и главным стало общее счастье. Испытывать праздник уже оттого, что заботишься, ждёшь, жертвуешь, а в ответ получать внимание, защиту, нежность.
Не найдя смелости и нужных слов, объяснить сумбурные мысли, Лера потерянно опустила голову. В смятении теребила край скатерти, прислушиваясь к бурно колотящемуся сердцу. Упорно не отрывала глаза от тарелки, плотно сжала губы, насупилась и молчала. Хотелось исчезнуть. Очень надеялась на поддержку окружающих и подсказку, как выйти из затянувшейся неловкой паузы, не обидев друга. Молилась, чтобы кто-нибудь помог, разрядил обстановку, сказав: не надо прямо сейчас принимать решение.
Но никто не произносил ни слова. Безмолвствовала и она.
Альгис возвышался над столом, сжигая её понурую макушку отчаянным взглядом. Ему было плохо и стыдно. Понял, ответа не дождётся. Сел.
Присутствующие тихонечко переглянулись, притворились, что ничего не произошло. Заторопились, зашумели, забрякали вилками. Начали громко говорить о посторонних вещах, пытаясь замять возникшую неловкость.
Лера старалась вести себя естественно. Весь день обходила бочком, не смотрела на расстроенного парня. Он постепенно успокоился, иногда бросал в её сторону насквозь обиженный взгляд. Тем не менее непринуждённо болтал с мужем двоюродной сестры. Вечером они смогли снова общаться друг с другом, натянув фальшиво-весёлый вид, будто бы ничего не было.
Через две недели перед самым отъездом, Альгис отвёл разом заартачившуюся Лерку в сторонку. Тихо и требовательно произнёс:
– Ты так и не ответила.
Лера насупилась, замкнулась. До последнего надеялась, всё позади и удалось избежать щекотливого разговора. Но не вышло. Да, ничего не сказала. Но в тот он раз задал вопрос. Или как верно выразиться – поставил условие? Как назвать ту неловкую ситуацию? Сделал предложение? Обращался в тот день ко всем. Это неправильно, надо было сначала поговорить вдвоём.
Он постоял, слушая сердитое сопение. Вздохнул с досадой. Снова не дождался ответа.
– Хорошо. Я понял. На днях уезжаю домой. У тебя будет время подумать. Скажи, ты хочешь, чтобы я приехал обратно?
Не глядя на него, пожала плечами:
– Приезжай, конечно. Мы все рады будем видеть тебя.
Парень хмыкнул, нахмурился:
– Я не про всех. Лично тебя спрашиваю – ты хочешь, чтобы приехал? Будешь ждать меня?
– Ждать… – растерянно повторила Лера и задумалась.
Что он вкладывает в это слово? Оно двусмысленное, налагает определённые обязательства. Если под обещанием ждать подразумевает – хранить верность, ни с кем не встречаться, то вряд ли. Не стоит обнадёживать. Может, встретится хороший мальчик и с ним будет так же интересно дружить, как с Альгисом. А из-за обещания окажется, что предала уговор.
Она не испытывала любовной тяги к молодому человеку. Не чувствовала, что он тот, ради которого откажется от непросто завоёванной свободы и радости жизни в столице. Пошла поперёк воли родителей именно для того, чтобы почувствовать себя самостоятельной, испробовать закрытые прежде прелести юности. И совершенно не была готова снова сидеть в четырёх стенах, ждать и отчитываться.
– Да, хорошо если будешь приезжать. К нам… Встретимся, сходим куда-нибудь все вместе.
Альгис сумрачно уточнил:
– Вместе? С кем вместе?
– Как обычно. Света с мужем, братья.
– Понятно, – усмехнувшись, протянул разочарованно: – Хорошо, увидимся. Как-нибудь…
Вскоре он уехал. Лера вроде бы и огорчилась, желала погулять с ним. Печалилась несколько дней, ходила в плохом настроении.
Было бы здорово, если бы Альгис остался в Москве. Жил поблизости. Не за тридевять земель. Видеться чаще, вместе проводить время. Но только не жить вдвоём, не быть связанными обещаниями. Возможно, позже и созрела бы на то, чтобы не разлучаться. Но не сейчас. Её настоящая любовь ещё не пришла. Она ждёт впереди.