Галина Астапенко
Быт, обычаи, обряды и праздники донских казаков XVII–XX вв.
Детство. Юность
Детство писатели и философы называют счастливой порой человеческой жизни. Атмосфера добра вокруг ребенка была обязательной. Возможно, это было связано с тем, что детей было мало. Казак уходил на службу молодым, оставляя жену («жармелку») с одним, двумя детьми. Возвращался нескоро, радуясь возможности жить в семье. Но атмосфера любви и добра вовсе не означала потакания и изнеженности. Ровные и добрые отношения взрослых к ребенку не противоречили требовательности и строгости. Казаки старались не бить детей. И если наказывали, то ставили в угол на соль или горох. Физическое наказание могло воспитать труса, а казак должен быть храбрым и смелым воином. Считалось, что если мать бранит своего сына непотребными словами, то дитя может превратиться в нечистую силу и исчезнуть.
На воспитание мальчиков в казачьей семье оказывала влияние военная организация жизни донских казаков. Рождению сына радовались больше, чем рождению дочери. Казачье сообщество было, в первую очередь, содружеством воинов, и рождение мальчика увеличивало силу сообщества. Сказывались также и экономические причины: мальчик приносил в семью земельный пай и, наконец, он был продолжателем рода. Когда казаку исполнялось 17 лет, он получал пай земли (в зависимости от места проживания от 8 до 20 десятин), на девочку землю не давали. Но это не было дискриминацией по полу, это было связано с военной службой казака. Идущий на службу казак должен был справить двух коней: лошадь строевую и вьючную, все обмундирование и вооружение. А это стоило немалых денег – 200–250 рублей. Это годовой доход средней казачьей семьи, поэтому военная служба ложилась тяжким бременем на казачью семью. Родственники, знакомые, приходившие в дом новорожденного, приносили «на зубок»: стрелу, патрон с порохом, пулю, лук и даже ружье.
Таинству Крещения казаки придавали огромное значение. Новорожденного крестили не через 20–40 дней, а уже на второй день жизни, так как считали, что дети, умершие не крещенными, не явятся на суд Божий. Об этом свидетельствуют многочисленные записи в метрических книгах донских церквей. В качестве примера можно привести запись из метрической книги за 1856 год Богородицкой церкви станицы Раздорской. У родителей Антона Ивановича Чекунова и законной его жены Натальи Федоровны, оба православные, родился 12 января сын, которого крестили 13 января, и при крещении он был наречен именем Стратоник. Восприемниками были: хорунженский сын Петр Александрович Хоперсков и старшинская дочь, девица Марфа Семеновна Данилова. Таинство крещения совершали: священник Илья Иванович Попов, дьякон Петр Александрович Захоревский и дьячок Виктор Михайлович Золоторевский.
Перед тем как нести ребенка в церковь, его клали в красный угол и молились: «Определи ему Господи, талант, счастье, добрый разум, долгие века». Во время Крещения бросали шарик из воска, в который были завернуты волосы ребенка, и смотрели в чан с водой: тонет шарик – ребенок долго не проживет, плавает – к долгой жизни.
Крестили ребенка в храме, при совершении этого обряда должны были присутствовать крестный отец и мать, а также бабушка, принимавшая роды. Имя ребенку давали по святцам. Святой, имя которого ребенок получал при Крещении, считался его небесным покровителем. Правда, уже в XIX веке не все родители соблюдали эту традицию. И уже именины стали отделяться от дня рождения, так как вошло в обычай нарекать новорожденного по желанию родителей, а не давать, как прежде, соответствующие имя из «Святцев».
После крещения, выходя из церкви, загадывали, кто первым на выходе встретится: если мужчина, то ребенок будет счастливым, женщина – к несчастью, если какое-нибудь животное, то будет богатым.
Крещение отмечалось торжественным крестинным обедом, куда приглашались ближайшие родственники. Бабушка-повитуха готовила кашу из риса и кишмиша. Угощала этой кашей гостей, последние клали ей деньги на поднос. Это была своеобразная плата за помощь при родах.
Для детей делали люльки с деревянными спинками, к которым прикрепляли холст. Такие люльки подвешивали к потолку. Мастерили и железные кроватки. Укачивая детей, пели им песни:
Баю, баюшки, баю,
Не ложися на краю.
Придет серенький волчок,
Он ухватит за бочок,
Он утащит во лесок,
Закопает во песок.
Баю, баюшки, баю,
Баю, баюшки, баю,
Живет мужик на краю,
Он не беден, не богат,
У него семь ребят,
Все по лавочкам сидят,
По кусочку едят.
Баю, баюшки, баю,
Баю, баюшки, баю,
Колотушек надаю,
Колотушек 25,
Будет деточка мой спать.
Рассказывали детям прибаутки:
Ой, батя, батя родненький,
Не справляй меня на службу.
Я молоденький,
Я на яблоньке рос
Меня ветер снес,
Я упал на пенек
Стал кудрявый паренек.
Когда у младенца прорезывался первый зуб, отец и мать возили его в церковь служить молебен Иоанну Воину, чтобы из сына вырос доблестный и храбрый казак. Казачонка сажали на растеленный на лошади платок и смотрели, если он хватался за гриву, значит, выйдет живым из боев. Если заплачет, свалится – быть убитому.
После того как коня обводили вокруг церкви, отец брал казачонка на руки, а крестный надевал на них обоих портупею с шашкой, и все отправлялись к родному куреню. У его ворот крестный говорил женщинам: «Казака примайтя! Да за ним доглядайтя! Чтоб был не квелый, до всякой работы скорой, чтоб Богу молился да сабле учился! Чтоб малых не забижал, старших уважал, а к родителям был почтительнай.»
Как воспитывали казачат и готовили их к военной службе, описывает Б.А. Алмазов в своей книге «Казаки»: «Все воспитание будущих казаков строилось на обычаях многовековой давности. Так, еще в древнерусских летописях рассказывается о том, что мальчиков княжеских дружинников и княжеских сыновей первый раз стригли, когда им исполнялся год.
Казачат также стригли первый раз, когда им исполнялся год. Крестная срезала первые пряди волос, которые потом всю жизнь хранились за иконой. В семь лет мальчика стригли во второй раз. Бритоголовым он впервые с мужчинами шел в баню, а затем к исповеди. А дома в последний раз ел детские сладости. После этого со своей постелью переходил на мужскую половину, в комнату старших братьев. Они осматривали его одеяло и подушку и… выбрасывали их, если они оказались слишком теплыми и мягкими. «Учись служить, – говорили ему, – ты теперь не дите, а полказака».
С 3–5 лет казачонка приучали к верховой езде, тогда же отмечали праздник «первых штанов». Штаны, как правило, дарил старший в роду. Это должны были быть шаровары, без которых обучение верховой езде было невозможно. Мальчики все поздравляли с первыми штанами, и казачонок ими очень гордился».
Обучение было тяжелым и постоянным. Обучали казачат пользоваться холодным и огнестрельным оружием. Стрелять учили с семи лет, рубить шашкой – с десяти. Сначала пускали тонкой струйкой воду и «ставили руку», чтобы клинок шел под правильным углом и резал воду, не оставляя брызг.
Потом учили «рубить лозу», сидя на коновязи – на бревне, и только потом на боевом коне, по-боевому, по-строевому оседланному.
Рукопашному бою учили с 3 лет, передавая особые, в каждом роду хранившиеся приемы».
Можно сказать, что с материнским молоком и с воздухом Родины впитывали они качества, необходимые воину: крепость и проворство в теле, живость и смелость в духе. С момента рождения казачки закаливали своих детей, оставляя их одних в поле и дома. С малых лет приучали их к труду: ходить за плугом, сторожить в степи лошадей, овец, рогатый скот. Семилетний мальчик вполне справлялся с лошадьми и волами, мог и запрячь, и поставить в конюшню. Пахать на волах ему не хватало сил, но боронить, сгребать сено на лошадях было исключительно мальчишеским делом. С весны до осени казачата, как правило, жили в степи при отарах или на бахчах со стариками. И здесь учеба не прекращалась ни на один день. Казачат учили ежедневно – стрелять, скакать на коне, рубить шашкой, бороться. Сами игры казачат способствовали развитию проворства и отваги: они с удивительной быстротой лазили по деревьям, переплывали через реки, пытались управлять степным конем.
Одной из любимых игр с древнейших времен у казаков была игра в бабки, или кости (лодыжки). При игре развивалась такая меткость в бросании плоских округленных или квадратных камешков в поставленные в ряд лодыжки, что казаки могли ими убивать и птиц, и зайцев на значительном расстоянии.
«Одной из интересных игр была игра пастухов – дзига или кубарь, в которую играли с утра до вечера. Специально изготовленную игрушку, похожую и на шпульку от ниток, и на волчок подхлестывали кнутами. Условия были самыми различными: стараясь не уронить, гоняли дзигу по маршруту или наперегонки. Особые мастера ухитрялись подбрасывать кубарь высоко в воздухе или попадать им в цель за много метров.
Бывали командные соревнования, когда сшибали дзиги противников. Несмотря на то, что взрослые считали «гонять кубарь» пустым занятием, именно оно развивало глазомер, реакцию, ловкость, выносливость, обучало владению кнутом и боевому умению обращаться с нагайкой[16].
С 17 лет казак – малолетка. Со многих станиц казаки-малолетки собирались в одно место на смотр, где они демонстрировали свое умение метко стрелять в цель на всем скаку, рубить лозу. Переплывали через реку вместе с лошадьми, амуницией и пиками. Тренировки и упражнения шли круглый год.
Иногда атаман делал смотр малолеток. Устраивался лагерь, куда съезжались атаманы станиц со стариками и казачатами, последние приезжали на лучших конях и в полном вооружении: с пиками, ружьями, шашками. Обширный лагерь разбивался посреди равнины, и в присутствии войскового атамана устраивались военные игры. Здесь пробовали быстроту лошадей, показывали сложные трюки. Разостлав на земле бурку и бросив на нее плеть, монету хватали на всем скаку. Выезжали поединщики и начинали бой плетьми.
По окончании смотра особо отличившихся проворством, легкостью, меткостью в стрельбе атаман награждал уздечкой, прибором к седлу, оружием. Получившие награды пользовались уважением среди товарищей.
Зимой также устраивали игры. Строили из снега город, водружали на вершине знамя и атаковали на конях и в пешем строе.
Стрельба в цель была любимым занятием. Эти упражнения развивали меткость. Некоторые казаки могли на значительном расстоянии выбивать пулей из рук монету, зажатую между пальцами, не задев руки. Эти игры, где необходима была отвага, крепкие руки и сильные ноги, подготавливали казака к его будущей нелегкой жизни.
Мысль о делах военных была любимой у многих казаков. В казачьей семье и отец, и дед, и прадед – и далеко в века уходя – все были воины. Служили и старший, и младший брат, и оттого создавалась традиция службы и уважения к ней.
Б.А. Алмазов пишет: «С очень раннего детства казачонок осознавал себя частью станичного общества. Предания донесли до нас известия о том, что на всех старинных казачьих войсковых кругах обязательно были смышленые казачата. Для этого торжественного случая им даже шилась за счет атаманской казны праздничная одежда. Разумеется, они не принимали участия в спорах, у них была другая задача – слушать и запоминать. После круга их расспрашивали, что они запомнили, о чем шла речь, кто и что говорил, кто кому возражал, какое было принято решение. Так народ сохранял свою историю. Бывали старики, которые с поразительной точностью рассказывали о событиях вековой давности, и на вопрос, откуда ему это известно, старик отвечал просто: “Я там был!”
Мальчишки присутствовали при разведении межевых границ, после чего с закрытыми глазами повторяли все приметы и знаки границы. Его могли неожиданно ударить рукой или нагайкой.
Объяснение было следующим. «Рана заживчива, память забывчива. И ты с годами все забудешь, а вот как тебя ударили ни за что ни про что, век помнить будешь, а с тем и все границы станичного юрта».
Но самой главной задачей казачонка была всегда учеба. Первые учебные заведения: латинская семинария (1746 год) и духовное училище (1766 год) были открыты в столице донских казаков городе Черкасске. Казаки стремились дать образование своим детям, поскольку грамотному человеку легче было сделать военную карьеру.
А к этому стремились все казаки. Сохранился документ о посылке на учебу казачьих детей в Московский императорский университет, датируемый 18 марта 1770 г. «По представлению Войска Донского о принятии в Московский Императорский университет 4-х казачьих детей для обучения наук… О которых от отцов их прошено будет: юриспруденции, геометрии и фортификации. Отправить казачьих детей: Илью Протопопова, Василия Виноградского, Средней станицы: Михаила Горбачева, Алексея Попова, сына протопопа Петра Федорова – Семена, а также крещеного из турок – Ивана Гаврилова Турчанинова. Выдать на прогоны и путевое содержание 100 рублей и по две пары платья, повседневные: кафтаны китайчатые, чекмени василькового, шапки – красного сукон, сапоги – юфтовые, а по другой паре – праздничной: чекмени и шапки алые, кафтаны персюневые двуличные, сапоги козловые, пояса повседневные – бумажные, а праздничные полушелковые, да каждому по четыре пары рубах с портками…»[17]
В 1787 г. атаман А.И. Иловайский сделал опись казаков, знающих грамоту. Результаты были удручающими: грамотных казаков оказалось очень мало. Поэтому войсковые власти принимают все меры для устранения этого недостатка. В 1790 году в столице донских казаков городе Черкасске открывается Малое народное училище, а в 1793 году – Главное народное училище. Но этого было недостаточно. Поэтому на ранней стадии своего бытия в XVII–XVIII веках каждый обучался грамоте, кто где как мог или у дьячка, другие обучались дома, учителями были знающий грамоту отец или другой член семьи. Знаменитый походный атаман генерал Я.П. Бакланов в своих воспоминаниях пишет, что первоначально он обучался грамоте у Кудиновны, грамотной старухи, принимавшей детей к себе в школу, от нее был переведен к приходскому пономарю, учил наизусть «Часовник», а затем был переведен к дьячку, где проходил псалтырь.
Когда в 1825 году Я.П. Бакланов вместе с отцом уходил на службу в Крым, он был зачислен в комплект полка и произведен в урядники. В полку во время дежурств по сотне следовало писать рапортички и подписывать их. Но ни того ни другого Бакланов делать не мог, чем очень поразил своего отца. Поэтому по прибытии в Крым отец отправился в город Феодосию, где было уездное училище, и отдал его для обучения бывшему смотрителю этого училища Ф.Ф. Бурдунову. «Благодаря этому честнейшему человеку, – пишет Бакланов, – прошел я всю премудрость, которой обучают в уездном училище, и был первым из учеников».
«Многие обучались грамоте прямо на службе в полковых канцеляриях. Так, казачьи офицеры, отправляясь на службу, брали с собой и своих двенадцати-тринадцатилетних детей. А.К. Денисов (будущий генерал и войсковой атаман) был взят отцом на службу в Петербург, когда ему было 12 лет. И в полковой канцелярии он начал учиться писать, затем был отдан в Александро-Невский монастырь, после чего продолжил обучение в частных пансионах Жоли и Масона. Поэтому запись в его формулярном списке отличалась от других: «Российской грамоте, по-французски читать и писать и часть математики знает». Школу письма в малолетстве в полковой канцелярии проходили атаман М.И. Платов и генерал М.И. Родионов, а сын бедного казачьего офицера М.Г. Власов (будущий генерал и наказной атаман) был взят отцом, отправлявшимся в поход в Польшу, и оставлен по дороге на 9 лет у монахов Киево-Печерской лавры для обучения грамоте и закону Божьему».
Знаменитый генерал, граф В.В. Орлов-Денисов, служивший в Петербурге, уже имея чин войскового старшины, стал посещать частное учебное заведение, где учился с малолетними юнцами и получил знания по истории, географии, математике, изучил французский и немецкий языки. Изменилась запись и в его формулярном списке: «Российской грамоте читать и писать, по немецки и французски говорить, также всемирной истории, рисовать и часть математических наук знает»[18].
Умение читать и писать были необходимым минимум для получения офицерского звания. Император Павел I в своем рескрипте от 6 февраля 1799 года донскому атаману В.П. Орлову писал, что непременным условием для производства в офицеры является знание казаком грамоты.
К концу XVIII века донская элита стремится дать своим детям европейское образование. Генерал-лейтенант Д.И. Иловайский отдает своих младших сыновей Тимофея (15 лет) и Василия (13 лет) во 2-й кадетский корпус, одно из лучших военных учебных заведений того времени.
Надо заметить, что отсутствие классического военного образования у большинства казаков компенсировалось огромным боевым опытом и другими качествами, которые воспитывались в казаках с раннего детства: это стойкость, ловкость, неприхотливость и выносливость на войне и в походе. Огромную роль в жизни казаков играло навычное просвещение, т. е. то, чему учатся в работе, походе, на службе – приобретение различных знаний, представлений и навыков опытным путем. «Так, географию казаки изучали не по книгам. Только в XVIII веке казачьи полки служили и воевали в Австрии, Болгарии, Литве, Польше, Румынии, Франции, Швеции, Германии, Турции, Италии, стояли гарнизонами по всей Прибалтике и на неспокойном Кавказе. Все это давало возможность познакомиться с новыми неизвестными странами и народами. Безусловно, это расширяло кругозор казаков. Не все возвращались с войны или похода в родные места, но тот, кому удавалось вернуться, служил своеобразным кладезем информации о далеких землях, нравах и обычаях их народов. Многочисленные отписки Войска Донского в Москву содержат богатую информацию о событиях на Азовском, Черном, Средиземном и Каспийском морях. Казаки прекрасно ориентировались в этих морских пространствах, свое местонахождение в Черном море они могли определить по вкусу соленой воды»[19].
По выражению историка В. Д. Сухорукого, войско представляло «живую газету всех новостей о южных соседях России». В отписках упоминаются многие страны, земли, населенные пункты и народы Европы, Азии и даже Африки. Казаки прекрасно знали свою землю, имели представление о конфигурации Дона и его притоков. Среди донцов всегда было много людей, знавших иностранные языки. Этому способствовало постоянное общение казачества с тюркским миром и присутствие в войске различных иноязычных элементов и целых этнических групп. Многие казаки говорили на татарском и турецком языках. Не случайно при Новочеркасской гимназии существовало Восточное отделение, где учащиеся изучали арабский, татарский и аварский языки. Выпускники этой гимназии работали потом переводчиками при миссиях и экспедициях, которые Россия организовывала в разные страны. «В суровых условиях борьбы преимущества для выживания получали физически выносливые, «сообразительные», «расторопные» личности. «Зипуны у нас серые, да умы бархатные», «без узды не рысак, без ума не казак», – говорили казаки. Адмирал Корнелий Крюйс, который общался с казаками, писал, что они «имеют много ума», шотландский ученый Кларк, побывавший на Дону в 1800 году, находил у местных жителей «развитый ум». Даже историк Броневский, относившийся отрицательно ко многим сторонам жизни казаков, писал: «Казаки старинных времен жили с умом… казаки имеют ум тонкий, гибкий и оборотливый»[20].
В станицах проживало много народных целителей, «травознаев», которые лечили с помощью трав. Но навычное обучение получали не только взрослые, но и юные казаки, которые отправлялись на службу вместе со своими отцами. Конечно, в боевых действиях они не принимали участия, но, находясь на службе среди казаков, постигали всю военную науку, расширяли свои познания во многих областях.
Примером получившего «навычное» обучение может быть Яков Петрович Бакланов. Отец забрал его с собою на службу, когда ему было 8 лет. Он служил вместе с отцом в Бессарабии. Вместе с казаками спал в палатках, переправлялся через реки, учился стрелять и рубить шашкой, стоял в холерных кордонах. Но когда через шесть лет он вернулся домой, то умел все: великолепно скакал на лошади, владел всеми видами огнестрельного и холодного оружия.
Впрочем, прорыв в народном образовании Дона произойдет только во второй половине XIX столетия. В это время на земле Донской открываются еще две гимназии, кадетский корпус имени императора Александра III, четыре реальных училища, три мореходных класса, юнкерское училище, одна военно-фельдшерская и пять военно-ремесленных школ, более 500 окружных, городских народных училищ и более 700 церковно-приходских школ.
Войсковое правительство наряду с заботой о развитии образовательных учреждений стремилось открывать и другие культурно-просветительные центры, например библиотеки, которые открывались при каждой школе. Затем публичные библиотеки появляются в станицах, городах и хуторах Дона. Чтение книг, безусловно, расширяло кругозор, будило интерес к познанию нового, неизвестного, способствовало интеллектуальному развитию ребенка.
В 1860-х годах во всех средних и многих начальных учебных заведениях Дона в качестве обязательных предметов ввели пение и музыку. В станицах при гимназиях и училищах нередко существовали ученические хоры и оркестры. Все это также способствовало эстетическому воспитанию учащихся, многие воспитанники их становились профессиональными музыкантами и певцами.
Все это дает свои результаты. По уровню грамотности населения Донская область к нач. XX века занимает 12-е место в России. В 1907 году открывается первый донской вуз – Донской политехнический институт. Столица Дона становится 13-м вузовским городом России. Получение среднего образования выдвигается в качестве цели воспитания детей для многих казачьих семей. Становится престижным быть образованным человеком.
Особым уважением пользовались школьники, ими гордились в семье, они вели себя на улице солидно и достойно. Имена тех, кто учился в кадетском корпусе или гимназии, были известны всем жителям станицы или хутора. Их приглашали в правление, атаман поздравлял с каникулами, а студентов и юнкеров даже старики звали по имени-отчеству.
Но самым главным качеством характера казака, конечно, являлась личная храбрость. И казаки стремились воспитывать своих сыновей так, чтобы из них выросли храбрые и смелые воины. После ритуала посвящения в воины, который включал постриг и ритуальную посадку на коня, мать выводила ребенка в степь ночью и, указывая вверх, говорила ему: «Звезды – глаза дедов и прадедов, всех твоих предков великих… они неусыпно глядят на твои подвиги, как ты защищаешь свой очаг и свой род». Возрастая, ребенок знал, что за каждым его поступком наблюдают «глаза его предков». Став воином, он уже не ведал страха. Он знал, что ежели погибнет в бою с врагами рода, то попадет в рай, на радость предкам.
«Трусость считалась самым тяжким грехом, поэтому командиры вне зависимости от возраста обязаны были показывать примеры удали и храбрости. Это закладывалось и вытекало из вековых традиций и духа вольного казачества. Здесь большую и важную роль играла фамильная гордость и честь. Прослыть трусом значило не только положить конец карьере, но и навеки опозорить свой род»[21].
Вообще командира у казаков оценивали потому, сколько он взял с собой казаков на войну, в поход, «сколько ввел в трату» и сколько вернул живыми. И чем больше казаков возвращалось живыми, тем выше был авторитет этого атамана, тем большим уважением пользовался он у станичников.
«Бережное и заботливое отношение начальника к своим войскам и умение использовать благоприятные обстоятельства для сражений и атак, и то и другое закладывалось в донских военачальниках с детства и идет от дедовских традиций «казачьему роду нет переводу»[22]. Служили в полках с одной станицы, и полковой командир знал и казаков, и их родителей, и их родственников и относился к казакам по-отечески, берег их как своих детей.
Действительно, в сражениях казаки старались нанести решительный удар в выгодных для себя условиях и с минимальными для себя потерями.
Уроки военного дела молодежь черпала и из устных рассказов дедов, отцов и бывалых людей. Часто отец, дед рассказывали детям, внукам как строятся и движутся полки в казачьих баталиях, как утверждаются посты, пикеты, как делаются разъезды, словом, все казачьи уловки в воинском деле.
Из этих уроков юные донцы учились быть храбрыми против врагов, пламенно любить государя и не щадить живота за веру православную. Важнейшим воспитательным началом являлась и народная историческая память – «преданья старины глубокой» – о деяниях предков, бережно хранившиеся и часто обраставшие легендами.
Образцами для подражания на Дону служили овеянные славой и запечатленные в казачьем фольклоре подвиги и жизненный путь выдающихся атаманов и военачальников – Ермака Тимофеевича, И.М. Краснощекова, И.М. Иловайского, Ф.П. Денисова, М.И. Платова, Я.П. Бакланова и др.
На Дону появляется традиция ежегодного поминовения казаков, погибших при взятии турецкого Азова в 1637 году, а также тех, кто погиб (более тысячи человек) осенью 1644 года в результате нападения на Монастырский городок превосходящих сил турок и татар. Монастырский городок был сожжен дотла, и казаки не стали больше его возобновлять. Но ежегодно приплывали сюда для совершения панихиды по убиенным своим братьям. Так появляется ежегодная историческая панихида на Монастырском урочище. В ней принимали участие казаки Аксайской, Манычской, Ольгин – ской, Старочеркасской станиц, юнкера Новочеркасского военного училища, хор войсковых музыкантов и полусотня конных подростков-казачат, а также просто жители ближайших хуторов и станиц вместе со своими детьми. На панихиде присутствовал донской наказной атаман в сопровождении атамана Черкасского округа.
Панихида проходила очень торжественно. Во время пения «со святыми упокой, вечная память» давались залпы из пушек и ружей. Затем атаман пропускал перед собой войска церемониальным маршем, в котором участвовали и юные донцы.
Панихида имела огромное воспитательное значение. Всех, кто там присутствовал, охватывали эмоциональный подъем, гордость за деяния казаков, желание быть достойными памяти своих предков и радость, что ты тоже являешься частицей этого народа.
Молча, в величайшем сознании долга перед Родиной, несли казаки свои тяготы по снаряжению на службу и гордились своим казачьим именем. В них было прирожденное чувство долга.
Важную роль в воспитании играл личный пример старших членов семьи и традиции, которые передавались из поколения к поколению.
«Главной традицией у казаков была военная служба.
Жизнь полная боевых тревог и опасностей формировала особых людей, с детских лет связанных профессионально с военным делом, воинов по рождению и воспитанию, с обостренным чувством «локтя» и «стремени»[23].
Доблесть, храбрость, честь, трудолюбие – эти базовые черты характера культивировались в казачьей семье и естественно закладывались в детях с раннего детства.
Б.А. Алмазов в своей книге «Казаки» так описывает рождение дочери в казачьей семье: «Появление на свет девочки в семье казака не праздновалась так широко и торжественно, как рождение мальчика. Оно было тихим, домашним, овеянным молитвами и радостью событием. С самого раннего детства девочек воспитывали иначе, чем мальчиков, развивая в них женственность, хозяйственность, терпение, отзывчивость. С раннего детства казачке внушалось, что самое главное в жизни – спокойная душа и чистое сердце, а счастье – в крепкой семье и достатке.
Перво-наперво, по обычаю, мамки, няньки мыли девчушку, «смывали с дочушки заботы». И все это с песнями, добрыми пожеланиями. Для отца девочки варили кашу, которую солили, перчили, горчили и давали съедать отцу, дабы его дочери меньше горького досталось в жизни. И если он желал это своей дочери, то все должен был съесть до единой ложки. Когда девочка начинала ходить, праздновали «первый шаг», дарили ленточки «на первый бантик», гребенку «на косочку», платочек в церковь ходить».
Но нельзя сказать, что жизнь маленькой казачки была сплошным праздником. Девочки начинали работать с раннего детства. Стирали, мыли полы, ставили заплатки, пришивали пуговицы. Но была и особенная работа – нянчить младших братьев и сестер. Трехлетнего брата могла нянчить пятилетняя сестра. Но работа не исключала радости и веселья: девочки пели и плясали. А обучали их этому взрослые женщины. Девочки слышали, как пели песни бабушка, мать, сестры, подражая им, они также начинали петь. Специально их этому никто не обучал. Эта была их жизнь. И традиции от старшего поколения передавались младшему без всякого нажима и давления со стороны взрослых.
Когда девочка достигала зрелости – становилась девушкой. Дед покупал серебряное колечко и дарил его внучке, а то и правнучке, сопровождая свой подарок наставлениями, что внучка теперь «не дите», а барышня, и вести себя должна иначе – «на нее женихи смотрят». Колечко на левой руке девушки означало, что она «на выданье», т. е. ее можно было выдавать замуж.
В XVII–XVIII вв. жизнь девушек была весьма ограничена строгими правилами. Девушкам разрешалось быть в обществе мужчин только на свадебных празднествах. Обычно же они проводили время в домашнем одиночестве или в кругу подруг, играя в кремешки, жмурки, лапту, пели и плясали.
Иногда под надзором бабушек они могли водить хороводы, мужчины могли любоваться ими издали. Зимой девицам было позволено кататься на каталках, т. е. на гладком льду, по которому скользили просто на ногах с разбегу. Взрослым девушкам нельзя было оставаться до позднего вечера ни в хороводе, ни на каталках. И если девушка поздно приходила домой, то бабушка несколько дней подряд твердила ей: «Не стыдно ли тебе допоздна гулять? Что женихи скажут!»
В XIX веке девушки получают больше свободы и самостоятельности. Молодой казак, которому понравилась девушка, вместе с крестным или с отцом приходил в дом будущей невесты «чайку» попить. Но в момент знакомства ни о сватовстве, ни о свадьбе не говорили ни слова. Парень как бы невзначай клал на стол фуражку или папаху донышком вниз. Если девушка переворачивала головной убор донышком вверх, можно было свататься. Если фуражка отправлялась на вешалку, в прихожую, о сватовстве не могло быть и речи.
В долгие зимние вечера вся казачья семья собиралась за работой: женщины пряли шерсть, дочь, выходившая замуж, готовила себе приданое. Накануне свадьбы приданое выставлялось на всеобщее обозрение. По искусно сделанной вышивке, сплетенному кружеву судили о том, какая хозяйка входит в дом.
В наставлении «Юности честное зерцало», составленное еще при Петре I, написано: «Непорядочная девица со всякими смеется и разговаривает, бегает по причинным местам и улицам, разиня пазухи, садится к другим молодцам и мужчинам, толкает локтями, а смирно не сидит, но поет блудные песни, веселится и напивается допьяна. Скачет по столам и скамьям, дает себя по всем углам таскать и волочить, яко стерва. Ибо, где нет стыда, там и смирение не явится… ежели, которая девица потеряет стыд и честь, то что у ней остаться может?»
