Фёдор Иванович Быханов
Про Ерёму и Фому

Похмелье

В Год Лошади уместно вспомнить Савву.

Морозова, который в веке прошлом,

Хотел кобылу напоить на славу

Вином шампанским. И вполне хорошим.

Но от вина Савраска отказалась

И, чтоб не наступить на те же, грабли,

Подвел итог Морозов, мол, досталась

Планида всем – с утра не пить ни капли!

Жаль, в веке нынешнем забыт весь опыт прошлый:

Чуть свет Ерёма ищет опохмелку.

Под бой курантов был такой «хороший»,

Что угодил в большую переделку.

Все истребил – в бутылках, банках, бочке…

Горело что, в себя он опрокинул.

А Новогодняя закончилась лишь ночка,

Веселый нрав его совсем покинул.

Пустую тару повернул вверх донцем:

По капле «выжимал» себе «лекарство»,

Пока не поднялось на небо солнце,

Открыв в округе магазинов царство.

Опять отправился Ерёма за товаром.

На сбор акцизный он не поскупился.

И на столе опять его – навалом

Того, чем накануне отравился.

На хлопоты такие, грустно глядя,

С календаря лошадка запросила:

– Лечи порок свой, непутёвый дядя,

Лишь в трезвости – достаток, ум и сила!

Моржи

Там где тепло – не нужно и рекламы,

Любой готов понежиться в тепле,

Да ещё выслать с места телеграмму:

«Я в тропиках. Завидуйте все мне!»

В сибирской стуже загорать не модно,

Иные здесь привычки у людей:

Нырнуть из бани прям на дно сугроба,

Не пожалев распаренных костей!

Лишь у Фомы не в банный день потребность.

Ему и в будни холод нипочем.

Доказывает организма крепкость,

Когда на лёд выходит нагишом.

Ерёма слышал про такое байки:

«Так с жиру бесятся, вкусив аперитив!»

А вот его заставить снять фуфайку

Не сможет и хоккейный коллектив…

Моржей в пример поставил как-то доктор

И закаляться долго убеждал.

Но с места, где и холодно, и мокро

К печи домой Ерёма убежал.

А тут приятель, что ни день – на речке.

Сначала рубит прорубь он во льду,

А после, словно каша там из гречки,

Ныряет в ледяную глубину.

В крещенские морозы так бывает –

И стар, и млад к студёной льнут воде.

А этот – с осени и до весны ныряет,

Хоть ему кол теши на голове.

Секрет узнать, конечно, не проблема –

Достаточно с пристрастием спросить,

Ведь, не Ферма же это теорема,

Какую невозможно ввек решить?!

Но твёрд Фома в своём пустом упрямстве,

На все подходцы отвечает: – Нет!

И точно преуспеть сумел в проворстве,

С каким со льда метлой сметает снег.

Все ж любопытству не найти преграду,

На все пойдёшь, чтоб душу червь не ел.

Нашел Ерёма верную награду,

Коль ему скажут всё, что знать хотел!

Не выдержав такого искушенья,

Фома у проруби стакан налитый взял,

Да и Ерёма здесь же, без стесненья,

Его в распитии охотно поддержал.

Жаль, маловатым было подношенье:

На свежем воздухе потребности – вдвойне!

И тут Фома исполнил обещанье:

– Вторая поллитровка здесь на дне!

Утопла прошлым летом на рыбалке,

Никак не получается достать…

Так что Ерёму тоже из-под палки

Не заставляли – сам пошел нырять!

Без обмана

В селе живут Фома с Ерёмой – рядом.

Дома благоустроены у них.

А потому, за свет и воду с газом

«От сих» платить приходится «до сих»!

Ерёма – прост, на малом экономит,

Не тратит на подписку денег он.

Его калитку стороной обходит

Со свежею газетой почтальон.

А вот Фома – тот в мелочах не жаден,

Зато в большом – не станет уступать.

А потому житейских много ссадин

Уже успел успешно избежать.

…Сидел Ерёма вечером под скуку,

А тут гадалка с картами в руках,

Кричит ему: – Позолоти мне руку,

Я просвещу тебя во всех делах!

Тот и горазд червонцами швыряться,

Отдал ей всё, что прежде накопил.

Готов и дальше был он разоряться,

Да, проходимки след уже простыл…

Потом явился дядя в черном фраке,

И счет принес за перечень услуг

Такой, что заплатив, остался в майке

Ерёма от финансовых потуг.

Пошел к Фоме, чтоб жалобой растрогать.

А тот ему смеется озорно:

– Гадалку не пустил я до порога,

И счет большой не принял заодно!

Ведь, про уловки знаю все на свете,

Меня «районки» номер просветил!

И за услуги был тариф в газете,

Чтоб ни копейки лишней не платил!

Вздохнул Ерёма. Майку на колени

Он натянул, стыда чтоб избежать.

Пошел подписку оформлять без лени:

– С ней выгоднее всем существовать!

Кроссворд

С утра ломает голову Ерёма:

Из-за кроссворда зол на целый свет:

Его вчера он взял с собой из дома,

Когда пошел дежурить на объект.

Коль сторож, то обязан знать ответы

И в клеточки вписать, сколь нужно, букв.

Но от раздумий некие субъекты

Вдруг оторвали, обступив вокруг.

Один просил: – Отлей ведро солярки,

Что тракторам без дела зря стоять?!

Другому – дверь открыл он у столярки,

Чтоб мог в охапку штапиков набрать.

Что охранять Ерёме поручили,

Прекрасно ведали просители. И вот:

Ни в чем они отказ не получили,

И не один не устоял замок.

Все – не «За так», конечно, отпускалось,

Поллитру с закусью – по таксе точно – брал.

Но все-таки почувствовал усталость,

Когда свой пост другому передал.

Тому полегче, выдалась работа:

– Что караулить, если склад пустой?

Всем что имелось – одарил кого-то,

И можно полк устроить на постой.

Так что ж в печали сторож пребывает?

Что от проделок собственных не горд?

В ответ Ерёма кулаки сжимает:

– Украли жулики, мой собственный кроссворд!

Баснописец поневоле

В час, когда скука одолела,

Совсем не плохо, вспомнить школьный срок.

Ерёма помнит, как ему велела

Училка: – Вызубрить две басни на урок!

Но текст чужой не лезет в оба уха,

Не остается прочно в голове,

Вот и решил Ерёма: – Сам – складуха!

Мне сочинить – как плюнуть на песке.

И текст пошел, простой в употребленье,

Учить его – не голову ломать!

И доморощенный процесс стихосложенья

Решил с тех пор уже не забывать…

Невежда на посту

Событий череда спешит неумолимо.

И не успеть за ней, коль этой страсти нет!

Однажды так Медведь, остался без малины:

Газету не читал и насмешил весь свет!

Все началось с того, что Мишке пост достался,

В лесу он получил – берлогу и мандат!

Поверили ему. Не зря, вед, «обещался»:

– Улучшить всё вокруг, как минимум, стократ!

И вот уже ходить привык он по паркету,

И слышит предложение – простое, без затей:

– Пора бы подписаться, Топтыгин, на газету!

А то не будешь знать последних новостей…

Цена – не велика. Но – еще меньше совесть.

– Сам знаю всё про всех, – ревёт Медведь в ответ.

И началась с того его заката повесть,

Ведь, как, не зная лес, вершить лесной совет?

Жужжит пчела с полос, на фото– время мёда!

Зайчишка сообщил: – Идёт морковка в рост!

Не ведая, что «Сам», недавний непоседа,

И летом (как зимой), уткнул свой в спячку нос…

Закончен сбор грибов, поделены орешки…

Всяк знает, что сбирать, прочтя пяток статей.

И только невдомёк безграмотному Мишке,

Что мимо жизнь идёт, хоть ты его убей!

Пришла уж и зима. От чтения всем польза:

И сытно, и тепло, кто знал свои права.

Один Медведь грустит: – Повсюду стало скользко!

Отстала от других невежды голова.

Берлогу уступить пришлось ему с паркетом,

В малинник, да и тот Топтыгин опоздал.

Не раз уж пожалел, что не читал газету,

И то, чем жили все, он так и не узнал!

Мораль проста как мёд на деревянной ложке:

– Кто вести с мест проспит, браздов упустит нить!

Газета, это вам, не буквы на бумажке,

А знания того, как всем счастливей жить!

Котелок экономиста

Сберкнижка прежде денежки копила.

Теперь на карточку идут рублишки – в банк.

Но Фомку перемена не смутила.

Фома самоуверен словно танк!

О накоплениях помалкивает хитро,

Блюдет экономический секрет.

Но что живет зажиточно – всем видно.

Его коттедж – шикарней всех окрест.

Все под рукой у Фомки на усадьбе:

Электропечь и та с чужих земель!

К его душевной есть еще усладе

Пруд во дворе, где плещется форель.

Нет даже счета – домыслам и мифам

Про тот Фомы коммерческий талант.

А он всего – не платит по тарифам.

Получку всю несет скорее в банк.

Пока другие – воду, свет оплатят,

Купив на сдачу ливерки кило.

Глядишь, Фомы родные уж катят

По улицам в сверкающих авто.

Но подошел конец такому чуду.

Пришли взыскать долги за много лет.

Кран перекрыли, нет воды для пруда.

Обрезан газ, а вместе с ним и свет!

Теперь в обед лишь слезы вытирает.

Костерчик во дворе соорудил,

Куда купюры пачками кидает,

Которые когда-то накопил…

Дворник с «Дипломом»

К «Диплому» прежде «ромбик» выдавали:

Значок с винтом – об окончанье ВУЗа!

Его же «поплавком» все называли,

Мол, на плаву удержит как медузу!

Но доверху все изменилось снизу,

Номенклатура канула в былое.

И где карьеру делали подлизы,

Теперь в почете качество иное.

А если нет ни опыта, ни знаний,

«Дипломов» не поможет даже стог!

И кадровик, без всяческих терзаний,

Укажет неумехе за порог!

Кто бил баклуши, должность исполняя:

– Бери метлу, лопату и ведро!

Вот и в природе – шелуха, слетая,

Являет миру истины зерно…

А что «Диплом»? И он сгодиться может,

И крепко двоечник давно усвоил то:

На крынку «корочки» ненужные положит,

Не лезли мух, чтобы в молоко!

Порубщик

Про зиму всякий точно знает сразу:

– Случится лютый, словно волк, мороз!

А потому и в дровенник припасу

Хозяин добрый на сезон завёз.

Другой углярку – до краев наполнил:

– Чтобы в очаге не шаял, а горел!

И остальным примером сим напомнил,

Что топливо – важнее прочих дел.

Лишь Фрол за лето пальцем не ударил.

Все пил-гулял. С дружками и один…

И только первый заморозок вдарил,

От холода дрожит как сто осин.

Еще жена взяла его на приступ:

– Чем печь топить? Морозная заря!

Топорик взял. И за селом по хлысту

Срубил сосны с березой втихаря.

Но не успел огонь из них спроворить,

Как был нагрет на месте лесником.

Был суд. И с приговором не поспорить:

– Год просыпаться точно со звонком!

Там не замерзнуть – где труды «за пайку»!

Да и в бараках топят в зимний день.

Но Фрол не раз, слезу смахнув утайкой,

Корил себя за собственную лень.

Из мест «не столь далеких», возвратившись,

Теперь стал Фрол ученым поделом,

Столь дров купил, что можно, помолившись,

Топить ему, родне и всем селом!

Банкрот

Прослыл Ерёма – «знатным грамотеем»:

На все что хочешь, полный даст ответ!

И чуть не оказался богатеем,

Когда за деньги стал давать совет.

Кому понадобились цены на дровишки?

Иль: – Как отвадить с грядок саранчу?

Гони тот час по таксе свой рублишко,

Расскажет всё: Что? Где? И почему?

Но жизнь прожить – не пожевать конфету.

С простым ответом затруднился он.

– Забыл продлить подписку на газету,

Где черпал новости! – поведал почтальон.

И потянулись к почте уж с рассвета,

Все кто к Ерёме уж привык ходить.

Теперь у каждого – районная газета,

Чтоб за советы больше не платить!

Новобранец

Не хворый кто – имеет право

Священный долг – стране отдать!

Там где «налево» и «направо»

Научат строем всех шагать…

Иван так Бровкин стал построже,

Когда присягу исполнял.

Максим Перепелица тоже

Отличником на службе стал.

Они – из фильмов. Каждый знает,

Как дорог киноленты метр,

И все же долго провожают

Их на экране – под оркестр.

Так раньше было. И по праву

Гордились Родиной бойцы.

Служили верно и на славу,

Как деды, прадеды, отцы.

Призыв и нынче тот же самый,

Вновь из села в военкомат

Идет такой же славный малый,

А вот оркестры не звучат.

Не провожают больше в Клубе,

Не чествует и сельсовет.

Всплакнет лишь та, кто очень любит.

И год его в деревне нет.

И вот прошли снега, метели…

Вернется он назад. Вопрос?

Где проводить не захотели,

Глядишь – встречать не довелось.

В запас уволившийся воин

Решает сам свою судьбу.

Своим селом чтоб был доволен:

Устроим проводы ему!

Завистник

Фома в рыданьях – словно кроха,

Хотя и взрослый он мужик.

Народ в тревоге: – Что, друг, плохо?

Слёз – будто ими бьёт родник?

Сочувствуют ему соседи,

И знать хотят причину бед:

– Иль тёща погостить приедет?

– Или разбил велосипед?

– А может, щёки от мороза

Краснеют, словно буряки?

Не отвечает. Только слёзы

Мотает он на кулаки.

– Иль дом сгорел с трубою вместе?

Вор свёл корову со двора?

Фома в ответ: – Ко мне не лезьте,

Иная у меня беда!

В избе всего навалом, братцы!

Тепло одет. И сыт пока.

Но, должен всё-таки признаться,

Что зря отлёживал бока…

Не шел на ферму или в поле,

Чтоб набивать мозоли там.

Была в страду роднее доля –

Пристать в обед лишь – к едокам!

– Горюешь, знать, об ожиренье?

И сбросить, как не знаешь вес?

Он снова в слёзы. Знать, мученье

Не в том скрывает интерес.

Всё прояснил Ерёма: – Вон же,

Мой на «Доске почёта» лик!

Фома увидел и не может

Унять завистливый свой бзик.

Не плачь, приятель, есть работа,

Есть грабли и лопата к ним.

Добейся сам себе почёта,

Чтоб не завидовать другим!

Белое и чёрное

Любой сосуд, наполненный частично,

Способен породить, порой, конфликт,

Какой и погасить проблематично,

И по итогам вынести вердикт.

…Фома, в бутылку заглянув с опаской,

Промолвил, в кислой мине рот кривя:

– Пуста наполовину! Всё тут ясно,

Не повезло с находкой мне, друзья…

Ерёма ту же ёмкость на просвете

Всю разглядев, с улыбкой произнес:

– Наполовину полная! И в свете

Нет повода, чтобы повесить нос!

Казалось, за одним столом сидели,

Но с разным настроением ушли:

Глаза Ерёмы лишь повеселели,

А у Фомы – суровость обрели.

И так – во всём, за что они возьмутся:

Один и малое использует ладком,

А у другого – гвозди только гнутся,

Когда с досадой бьёт их молотком.

Идут по улице. Ерёма рад ненастью:

– Дождь – целый день, знать – влага на полях!

А у Фомы опять стряслось несчастье:

– Худая крыша. Сырость в закромах…

И поделом напасти для зануды:

– Беду не каркай, плачем и тоской!

Не быть в достатке до тех пор, покуда,

Всем недовольный, манит за собой…

Будь оптимистом и удачу сыщешь,

Весной запахнет и осенний лист!

Так что напрасно недостатки рыщет

Фома-неверующий, унылый пессимист.

Наследник

Давно Фома с деревней распрощался,

Квартира в городе получена им в срок,

Но кто бы из родни не обращался,

К себе не пустит даже на порог.

А тут внезапно сам в село приехал.

Домчал автобус – к отчему двору,

Где встречи щедрой выдалась потеха –

И хлеб ему подали, и икру!

Друг детства навестил его – Ерёма.

Узнать: – Зачем визит тот предпринял?

Ему Фома, прям на крылечке дома,

Как на духу, все толком рассказал.

Мол, в телевизор дедушку увидел –

Снят репортаж был к праздничному дню,

Что был в работе тот – колхозной лидер,

Теперь живет на пенсию свою.

Фома и понял: – Почести напрасны,

Коли нельзя в карман их положить!

А дедушка был партизаном красным

И мог бы в городе, а не в деревне жить!

–За тем приехал, чтобы прав добиться, –

Сказал Фома и строго губы сжал. –

Просить себе не смог раз дед решиться,

Так я заступником для ветерана стал!

Всё получилось – лучше не бывает:

Для партизана ордер выдан был,

Но он в селе, как прежде, проживает,

А о приезде внука позабыл.

Пока Фома не выбрал день приезда,

Теперь явился в собственном авто:

Купил его, продав квартиру деда,

И вот опять хлопочет за него!

Второе лицо

Немало символов имеется двуличья.

К примеру – Янус с двойственным лицом.

Одним он в будущее смотрит для приличья,

Другим на то, минуло что с концом.

Но не нужны нам мифы не простые,

Чтоб раздвоенья разглядеть полёт.

И в современности имеются такие,

Кто разноликим часто предстаёт.

…Был макияж основан Древним Римом?

Не важно – в Греции ль придуман тон для скул.

Зато культура ежели под гримом,

Тогда кричать пристало: – Караул!

Специалист с «Дипломом» уважаем

В селе и в городе, на службе и в быту.

Но всё же – по поступкам провожают,

Хотя встречают часто «по посту».

Определитель есть таким натурам.

Зовётся очень просто – «Телефон».

Лишь речь завел и видно – нет культуры,

А так же то, что явный пустозвон…

Упрёков полон разговор различных.

А то и в крик безудержный пойдёт.

Так что без слов – площадных, неприличных

До валидола точно доведёт.

Таких персон, на счастье, не громада,

Но и одна – «всё стадо подкузьмит!»

А потому следить за речью надо

В прямой беседе или кто звонит.

Иначе не помогут и белила

Скрыть скверный нрав и хамское нутро.

Как бы за то, чем «мама наделила»

Ответить время вдруг не подошло!

Звонок без подписи

Фома о многом знает «точно»,

А что не знает – так приврёт.

– Для связки слов, а не нарочно!

Всяк говорун его поймёт.

Но суть не в том, что знает малый,

А в том, что не хранит слова.

Случись лишь повод мелкий самый –

Его раздует до слона!

Тем более, что ротозеи

Готовы слушать и внимать,

Не зная – ловко как затеи,

Фома умеет излагать.

Не с глазу на глаз, все ж вещает:

По телефону, в основном.

Вот и не каждый понимает,

Принёс, что телефона звон.

Фома начнёт, как весть, от печки:

– Желаю всем, мол, лишь добра…

Во мраке он, подобен свечке,

Какую, любит мошкара.

Вдруг, да возьмут всерьез, на веру,

Все сообщенья от него:

– Знакомый спёр кусок фанеры,

А этот – стырил долото!

Соседка самогонку гонит.

Мужик её – в ночную темь

Кормов чужих не проворонит…

И в том же духе дребедень.

Ведь, мер принять на эти вещи,

Никто не сможет, так и знай.

Фома, ведь, фактами не блещет –

Без доказательств краснобай.

А чтоб пол локотки не взяли,

За клевету не привлекли,

В «сигналах» нет одной детали,

Хоть ей не зря пренебрегли.

Фома свой адрес не озвучит:

– Сказал, что люди говорят!

«Отбоя» слышен звук певучий,

Когда представиться велят.

Прошло у анонимок время:

Читать такое – не резон.

Не пишет писем пустомеля,

Зато изводит телефон!

Цветовод

Цветок в руке – серьёзней даже стопки.

С ним поздравленье – круче и щедрей!

А потому успешней нет наводки,

Чем адреса любых оранжерей.

– Да вот беда – кусаются цветочки!

Давно в том убеждается Фома.

Не счесть того – в рублёвых сколь листочков,

Ему на праздник «выльется» жена!

Вот отчего не ждал прихода марта,

Ещё по осени на рынке прикупил

Семян цветочных. Посадил с азартом

И гидропонику к горшкам соорудил.

Свет – из окна. Вода – бежит по трубкам.

Вот-вот бутоны можно ожидать.

Жаль, только нос привык давно к «зарубкам» –

Не смог тревогу вовремя подать.

К Фоме нагрянули и обыск учинили.

Он, оказалось, вырастил на дню,

То, что давно и строго запретили:

Мак и его подружку – коноплю!

Рассаду вредную изъяли. И не только.

Дверь опечатали в ту комнату, где он

Цветы выращивал, о чем жалеет горько

И ждет суда, как самый страшный сон.

Ерёма-друг в свидетели подался

И на процессе доказать сумел,

Что друг-Фома для праздника старался

И злого умысла нисколько не имел.

Защита эта помогла серьёзно.

Был и с работы добрый ходатай.

И приговор звучал совсем не грозно:

«Штраф государству только лишь отдай!»

Был очень счастлив бывший подсудимый,

Что миновала лагеря межа.

Но вновь проблема: – На цветы любимой

В заначке не осталось ни гроша…

Вновь спас Ерёма и не взял монету.

Он из штрафной квитанции скрутил

Такую оригами что букету,

Ни в чём его цветок не уступил!

Вошел Фома поздравить дорогую.

Но без того лучится счастьем та,

Ведь зелень нарвала в горшках такую,

Какую нужно было для стола!

С тех пор жене Фома берёт на рынке

Голландские роскошные цветы.

На подоконнике его ж, как на картинке

Растут к восьмому марта – огурцы!

Семечек кулек

Коль разговор заходит о культуре,

Фома находит нужные слова.

Отмалчиваться – не в его натуре,

А мыслями – забита голова.

Так и случилось около «Сельмага»,

Где ждали продавщицу земляки:

– Чтоб не опаздывала, мы пошлём бумагу,

Пусть прохлаждаться будет не с руки!

– Пусть пропесочат, милочку, в газете! –

Продолжила старушка с костылём.

– А то молодки попривыкли эти

Бродить всю ночь под песни с женихом!

– Поднять пора торговую культуру! –

Поддакнул конюх, в ожиданье зол.

– Не зря сдавал я сам макулатуру,

Как мне велел когда-то комсомол!

– Газета точно – выручит, поможет!

Народ пришел к консенсусу в конец.

И лишь Фому сомненье нынче гложет:

– Зря, бабы, так! Ведь, гласности – конец!

Насторожились односумки разом,

С кем в очереди мужичок стоял.

– Я собственным всё это видел глазом!

Фома всё в том же духе продолжал.

– Теперь не пишут про дела колхозов,

Не критикуют магазинный люд,

Не скажут, сколько вывезли навоза –

На поле, где подсолнухи цветут…

– А что же есть на полосах газетных? –

Спросил старик, ушей нацелив мхи.

Слов несколько тот вымолвил заветных:

– Печатают теперь одни стихи!

И в доказательство достал он из кармана

Измятый лист газетной ширины.

– Одни стихи! – он произнёс упрямо.

– Нет ничего! Кругом одни стихи!

Тут продавец, полемику нарушив,

На собственный рабочий пост пришла.

Не била девушка в то утро, ведь, баклуши –

Товар свежайший людям принесла!

Газеты – пачкой, прямо на прилавке.

Их быстро расхватал честной народ:

– Вот новости о – молока поставке!

А вот про то, колхозник как живёт!

Смущён Фома, что оболгал газету –

Весь номер целиком он не читал,

Обрёл страницу со стихами эту,

Когда в ней семечки на рынке покупал…

Солдатская еда

Есть день такой, когда любой мужчина

Орлом себя считает и звездой,

И даже есть конкретная причина –

Ему вручить подарок дорогой!

Вот и Фома с Ерёмой – не раззявы!

В колхозе к ним все отнеслись с душой:

Друзьям открытки дали и халяву –

Набор на праздник – с красною икрой!

Все остальное прикупили сами.

И по пути к тому, кто ближе жил,

Вдруг, увлеклись до хрипа словесами.

Заспорили: – Важнее кто служил?!

Фома в танкистах исполнял «Уставы».

А потому броня ему милей,

Чем ежедневные «конхветки и какава»,

В штабах, чем забавляли писарей…

И у Ерёмы те же все привычки –

Заискивать пред теми не готов,

Кто не перловку ковыряет спичкой

После обеда из своих зубов.

– Я, брат, в окопе молодость потратил!

Фоме поведал он как на духу.

– В пехоте мы все были словно братья,

Шинелку не меняли на доху…

За разговором, приняли, что было,

Подарочным набором закусив,

И оценили: – Разве это диво –

Икра и прочий дармовой мотив?

– Вот бы умять тушенки с концентратом,

Как повар наш один умел варить!

Сказал Фома и тут же – на попятный:

– Хоть забывал, порою, посолить.

– А наш хозяин ротной хлеборезки

С консервами так супчик нам варил,

Что лишь звенели за обедом ложки! –

Вздохнул Ерёма и слюнку проглотил.

Но есть конец всему, как и тропинке –

Фома к Ерёме погостить зашёл.

А там – обещанная загодя картинка –

Супруги их накрыли общий стол.

И щи сметаной радуются щедро,

Чуть видно под котлетами пюре.

Да, что сказать, живут в селе не бедно,

Кто на колхозном трудится дворе!

За разносолы оба чинно сели.

Подняли тост: – За кухонный наряд!

А женщины с улыбкою смотрели,

Как их защитники про службу говорят!