Обратная связь в контексте человеческих систем включает в себя сложные бессознательные процессы, как индивидуальные, так и коллективные или общественные. То, что подобные бессознательные силы могут влиять на индивида, является давно признанным фактом. Однако о крупномасштабных процессах и их влиянии известно меньше. Чаще всего мы видим их лишь латентно, как статистические данные – в кривых численности населения, в исторической эволюции, в изменениях, которые растягиваются на несколько веков. Мы часто приписываем такие процессы религиозным силам и склонны избегать рассмотрения их с аналитической точки зрения.
– Лекции аббода (экземпляр для личного пользования)
Хозяйка дома, миссис Буллон – маленькая, пухлая, мышеподобная старушка – стояла почти в самом центре гостевой спальни, сцепив руки на животе длинного тускло-серебристого платья.
«Нужно не забывать обращаться к ней „Полли“, как она попросила», – подумал Орн.
У нее были кроткие серые глаза, полностью седые волосы, зачесанные назад в украшенную драгоценными камнями сетку, – и крохотный рот, из которого раздавался поразительно низкий хрипловатый голос. Шея с несколькими подбородками плавно переходила в объемистую грудь, а оттуда силуэт шел отвесно вниз, будто бочонок. Ее макушка едва поднималась над парадными эполетами Орна.
– Мы хотим, чтобы тебе было с нами уютно, совсем как дома, Льюис, – сказала она. – Считай, что ты – часть нашей семьи.
Орн оглядел гостевую спальню Буллонов: неброская обстановка, старомодный селектоколор для смены цветовой гаммы. Из полярокна открывался вид на овальный бассейн. Стекло (он не сомневался в том, что это стекло, а не какой-нибудь более технологически мудреный материал) было приглушено до темно-синего цвета, и от этого казалось, словно на улице все залито лунным светом. Справа у стены стояла анатомическая кровать, а поблизости – несколько встроенных шкафов. В приоткрытую дверь слева виднелась выложенная плиткой ванная комната. Все вокруг дышало традициями и комфортом. Он и вправду почувствовал себя уютно.
И не стал этого скрывать:
– Я уже как будто дома. Знаете, у вас тут все устроено точь-в-точь как у нас на Чаргоне. Прямо из детских воспоминаний. Я очень удивился, увидев ваш дом с воздуха, когда мы подлетали. Местность другая, но дом почти копия.
– У нас с твоей мамой было много общих идей, когда мы учились вместе, – сказала Полли. – Мы крепко дружили. И до сих пор еще близки.
– Не сомневаюсь, ведь вы столько для меня сделали, – сказал Орн и сам не узнал своего голоса, ставшего каким-то чужим. Какая банальность! Какое лицемерие! Но слова продолжали литься из него: – Не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить вам за…
– А, вот вы где! – пророкотал низкий мужской голос из дверного проема за спиной. Обернувшись, Орн увидел Ипскотта Буллона, Верховного комиссара лиги, подозреваемого в заговоре.
Буллон был высоким мужчиной с резкими чертами лица, изрезанного сетью морщин. Из-под густых бровей внимательно глядели темные глаза, черные волосы вились редеющими кудрями. Он буквально излучал безобидную неуклюжесть, что наверняка было стратегической уловкой.
«Ну никак он не тянет ни на диктатора, ни на заговорщика», – подумалось Орну.
Буллон шагнул в комнату, заполнив ее своим голосом.
– Рад, что ты выбрался целым и невредимым, сынок. Надеюсь, тебе здесь все по вкусу. Если нет, только слово скажи.
– Все… хорошо, – сказал Орн.
– Льюис как раз рассказывал мне, что наш дом очень похож на его дом на Чаргоне, – пояснила Полли.
– Здесь старомодно, но нам это нравится, – сказал Буллон. – Знаешь, я не любитель столичного современного стиля. Слишком уж он технический. Мне куда больше по душе старомодный четырехугольник с центральной осью вращения.
– Я как будто своих родственников слышу.
– Вот и отлично! Наша большая гостиная обычно смотрит на северо-восток, там открывается вид на столицу. Но если тебе захочется солнца, тени или ветерка, не стесняйся сам поворачивать дом, куда нужно.
– Вы очень добры, – сказал Орн. – На Чаргоне мы обычно подставляем большую гостиную под морской бриз. Нам нравится свежий воздух.
– И нам, и нам. Обязательно расскажешь мне про Чаргон, когда у нас с тобой получится посидеть по-мужски. Будет интересно послушать, что ты думаешь о тех местах.
– Наверняка Льюису сейчас хотелось бы ненадолго остаться одному, – сказала Полли. – Он только сегодня вышел из госпиталя, не будем его утомлять.
«Она пытается его выставить, – подумал Орн. – И даже не сказала, что я дома с семнадцати лет не был».
Полли прошла к полярокну и настроила его на нейтральный серый, а потом повернула тумблер селектоколора, установив доминирующим цветом в комнате зеленый.
– Вот, так больше располагает к отдыху, – сказала она. – Если тебе что-нибудь понадобится, просто позвони в звонок возле кровати. Автодворецкий тебе поможет или найдет нас, если сам не справится.
– Что ж, увидимся за ужином, – сказал Буллон.
И они вышли.
Орн пересек комнату и посмотрел в окно на бассейн. Девушка еще не вернулась. Когда флиттер-лимузин с шофером опускался на посадочную площадку у дома, Орн заметил, как на фоне голубой плитки у бассейна кивают друг другу зонтик и соломенная шляпа. Под зонтиком укрывалась Полли Буллон, а под шляпой – стройная молодая женщина в купальном костюме. Едва завидев флиттер, она поспешно скрылась в доме.
Орн вызвал незнакомку в памяти: ростом не выше Полли, но тоненькая, с золотисто-рыжими волосами, уложенными в пучок под широкополой шляпой. Она не потрясала красотой – в узком лице просматривались угловатые черты отца, глаза казались чересчур крупными. И все же у нее были полные губы, волевая линия подбородка и аура замечательной уверенности в себе, а во всем облике сквозили поразительное изящество и женственность.
Значит, вот его цель, Диана Буллон. Куда она так торопливо направилась? Орн поднял взгляд на пейзаж, раскинувшийся за бассейном: лесистые холмы и смутные очертания изломанной горной цепи на горизонте. Буллоны жили в дорогостоящем уединении, несмотря на свою любовь к традиционной простоте… или, быть может, как раз из-за нее. В центре города такое старомодно-элегантное жилище не построишь. Но здесь, среди километров дикого леса и сознательно нетронутой суровой глуши, они могли позволить себе жить, как захочется.
А еще – укрыться от любопытных глаз.
«Время рапорта», – подумал Орн, коснулся кнопки передатчика на шее, вызвал Стетсона и рассказал ему все новости.
– Ясно, – ответил тот. – Найди дочь. Она подходит под описание женщины, которую ты видел у бассейна.
– Знаю, – сказал Орн, разорвал соединение и сам себе подивился. Ему казалось, что он разделился на несколько человек – один из них играл в игру Стетсона, другой преследовал личные интересы, а еще один неодобрительно наблюдал за происходящим. И все это время его не оставляло чувство, словно какое-то фундаментальное ядро его бытия вернулось из мертвых, чтобы полностью погрузиться в жизнь – теплую, до краев наполненную красотой и движением. Тело занималось одним, а какая-то ключевая частица его, наполненная жизнью и силой, парила на иной плоскости реальности, где смерть считалась лишь одним из этапов взросления.
Казалось, словно он искажается, растягивается. Пытаясь убежать от этого ощущения, Орн переоделся в простую светло-голубую форму, вышел из комнаты и двинулся по изогнутому желтому коридору. Прикосновение к датчику времени сообщило ему, что в этой местности скоро полдень. До того, как накроют ланч, еще оставалась возможность немного поисследовать. Из недолгого осмотра дома и его сходства с местом, где он вырос, Орн знал, что коридор ведет в большую гостиную. Гостевые комнаты и спальни мужчин располагались во внешнем кольце, а комнаты для узкого семейного круга и спальни женщин – во внутреннем.
Орн отправился в гостиную. Это была продолговатая комната, занимавшая две стороны четырехугольника. Под окнами стояли низкие диваны – одни смотрели в комнату, другие – на улицу. Пол покрывали толстые ковры с пестрым красно-коричневым узором.
На дальнем конце гостиной над металлической тумбой склонилась фигура в таком же голубом комплекте, что и у него. Когда она выпрямилась, комнату наполнила звенящая музыка.
Орн замер, очарованный знакомым звучанием. Воспоминания перенесли его в прошлое. Этот инструмент назывался каитрой: в детстве его сестры играли на нем в очень похожей комнате. Он узнал и женщину за инструментом – те же волосы цвета червонного золота, тот же силуэт. Это была незнакомка, мелькнувшая утром у бассейна. Держа в каждой руке по молоточку, она играла на шестирядной – в каждом ряду по пять струн – каитре, которая представляла собой продолговатое блюдо из черного дерева, установленное на металлической тумбе.
Орн, витая в меланхолических воспоминаниях, медленно приблизился к ней со спины. Его шаги скрадывал густой ковер. У мелодии, которую играла девушка, был любопытный ритм: он навевал образы силуэтов, которые буйно пляшут вокруг пламени костра, вскидывая руки, припадая к земле, топая ногами. Диана взяла последний аккорд и заглушила струны.
– Я даже заскучал по дому, – сказал Орн.
– Ой! – Она резко обернулась и ахнула. – Вы меня напугали. Я думала, тут никого нет.
– Простите. Музыка меня захватила.
Она улыбнулась.
– Я – Диана Буллон. А вы – Льюис Орн.
– Надеюсь, вы и вся ваша семья будете называть меня Лью, – сказал он. Теплота ее улыбки была ему приятна.
– Конечно… Лью. – Она положила молоточки на струны каитры. – Это очень старый инструмент. Большинству людей его звучание кажется… немного странным. Умение играть на нем передается в семье моей матери из поколения в поколение.
– Каитра, – сказал Орн. – Мои сестры на ней играют. Я уже очень давно ее не слышал.
– Конечно, – сказала она. – Ваша мать… – Она замолкла, будто запутавшись. – Мне надо привыкнуть к тому, что вы… то есть, что у нас дома живет чужой человек, который на самом деле не чужой.
Орн обнаружил, что широко улыбается и что той части его существа, которая наблюдает за его действиями, от этого тошно.
Несмотря на строгий покрой формы КИ и туго затянутые узлом волосы, Диана показалась ему очаровательной. И у нее была просто электрическая аура. Орн напомнил себе, что разговаривает с главной подозреваемой в натийском заговоре. Диана и Мадди? Ситуация была слишком странной, чтобы просто так с ней смириться. Он не мог позволить себе симпатизировать этой женщине, но она ему нравилась. Ее семья проявила к нему доброту, пригласила к себе в дом как дорогого гостя. А как он отплачивал им за гостеприимство? Шпионил и вынюхивал.
Орн напомнил себе, что его главный приоритет – верность КИ и миру, символом которого была эта организация. Но тут другая часть его личности язвительно подсказала – миру вроде того, который они насадили на Хамале и Шелебе.
Он не придумал ответа оригинальнее, чем:
– Надеюсь, я недолго буду казаться вам чужаком.
– Уже не кажетесь, – сказала она, а потом шагнула вперед и взяла его под руку. – Если чувствуете в себе силы, могу провести вам персональную экскурсию по дому. Он очень странный, но я его обожаю.
Музыка представляет собой критически значимый элемент многих случаев переживания пси, на которые навешивается ярлык религиозных. Через экстатическую энергию ритмических звуков мы воспринимаем призыв, который адресован силам, стоящим вне времени, не имеющим привычных ширины и длины и не сжатых в материальную форму, знакомую нам в нашем уголке вселенной бесконечных измерений.
– Ноа Аркрайт, «Формы пси»
К тому времени, как настал вечер, Орн совершенно запутался. Диана показалась ему интересной и волнующей, но при этом он никогда еще не встречал женщины, с которой ему было бы так комфортно. Ей нравились плавание, бескровная охота на палойку, вкус дитарских яблок. Она проговорилась, что не питает особенного уважения к старшему поколению и бюрократической верхушке КИ, и добавила, что никому и никогда еще в этом не признавалась.
Они смеялись, как безумные, над какой-то абсолютной чепухой.
Орн вернулся в свою комнату, чтобы переодеться к ужину, и помедлил у полярокна, которое переключил на прозрачную передачу. В этих широтах темнело рано, и ночь уже набросила эбонитовый покров на окрестные холмы. Слева линию горизонта подсвечивало далекое облако городских огней. Вершины скал, из-за которых пока еще не показались три луны Марака, были окутаны оранжевым ореолом.
«Я что, влюбляюсь в эту женщину?» – спросил себя Орн.
Он снова ощутил, будто его существо раскололось – и на этот раз почувствовал, что ко всем силам, уже воюющим внутри него, присоединилось влияние детских воспоминаний. Его вдруг снова охватил трепет чаргонского религиозного воспитания со всем его мистицизмом.
Он подумал: «Это – я. Я – сознание себя, которое чувствует Абсолют и знает Высшую мудрость. Я – единое безличное Я, которое есть Бог».
Это очень напоминало ритуалы древности, помогавшие переводить королевскую власть на язык религии, но он ощутил, что старые концепции наполнились новыми смыслами.
– Я – Бог, – прошептал Орн, ощущая в себе присутствие некой силы. Он понимал, что говорит не о своих эго-личности-самости. «Я», осознающее это, находилось вне границ обычных человеческих материй.
Орн осознал, что только что пережил религиозный опыт, пусть и не понимал его значения. Ему были знакомы определения пси, которым учили в КИ, но это переживание потрясло его.
Захотелось связаться со Стетсоном – не для рапорта, а просто чтобы разобраться со своей запутанной ролью в доме Буллонов. Вместе с этим порывом пришло резкое осознание того, что Стетсон или кто-то из его помощников слышал все, о чем они говорили с Дианой.
Автодворецкий позвал к ужину, выдернув Орна из размышлений о том, что он сбился с пути истинного. Торопливо переодевшись в свежую форму для отдыха, он отправился в малую гостиную на другом конце дома. Буллоны уже сидели за старомодным ячеистым столом, на котором красовались настоящие свечи (в воздухе пахло благовониями) и шардийский золотой сервиз. За окном резво карабкались на верхушку горного хребта две из трех лун Марака.
– Добро пожаловать, желаю тебе обрести здоровье в этом доме, – сказал Буллон, поднявшись с места, и сел лишь одновременно с Орном.
– Вы повернули дом.
– Нам нравится смотреть, как восходят луны, – сказала Полли. – Романтический вид, правда? – Она коротко посмотрела на Диану.
Та не поднимала глаз от стола. Платье из огненной сетки с глубоким вырезом делало ее рыжие волосы еще ярче; на шее поблескивала нитка райнахского жемчуга.
Орн, усаживаясь напротив, подумал: «Господи, какая же она красивая».
Полли, по правую руку Орна, казалась моложе и изящнее в струящемся зеленом платье, скрадывавшем ее габариты. Сидящий по левую руку Буллон был одет в черные укороченные брюки свободного покроя и длинный, до колена, кубский жакет из жемчужно-золотой ткани. Все в этих людях и окружающей их обстановке дышало богатством и властью.
На мгновение Орн увидел в этом подтверждение подозрений Стетсона. Буллоны, пожалуй, решились бы на что угодно, лишь бы не потерять эту роскошь.
Своим появлением Орн прервал спор между Полли и ее мужем. Но стоило ему устроиться, как они тут же продолжили спорить. Этот недостаток сдержанности не смутил Орна, а наоборот – он почувствовал себя дома, среди своих.
Диана поймала его взгляд, посмотрела влево и вправо на родителей и ухмыльнулась.
– Я же на этот раз не участвую в выборах, – говорил Буллон. Его голос звучал натужно, словно он едва сохранял терпение. – Почему мы должны тратить вечер на всех этих людей, просто чтобы…
– Наши званые вечера в честь выборов стали традицией, – сказала Полли.
– Мне бы хотелось хоть раз просто расслабиться. Побыть с семьей без всяких…
– Но ведь список даже не особенно большой, – увещевала Полли. – Всего пятьдесят человек.
Буллон застонал.
– Папочка, – вмешалась Диана, – это же важные выборы. Неужели ты сможешь расслабиться? На повестке семьдесят три места, решающее большинство. Если что-нибудь пойдет не так в одном только секторе Айке… ведь… тебя могут разжаловать обратно в рядовые чиновники. Ты потеряешь пост… В смысле, кто-то другой займет…
– Добро пожаловать на мою треклятую работу, – сказал Буллон. – С ней сплошная головная боль. – Он улыбнулся Орну. – Прости, что надоедаем тебе этими бесконечными пререканиями, мальчик мой, но женщины в этой семье из меня все соки выжмут, если дать им волю. Как я слышал, у тебя день тоже был довольно насыщенный. Надеюсь, мы тебя не утомляем. – Он отечески улыбнулся Диане. – Ты ведь только что из госпиталя, и вообще.
– Диана задала бодрый темп, но мне понравилось, – признался Орн.
– Завтра возьмем маленький флиттер и покатаемся по лесу, – сказала Диана. – Вести буду я, а Лью сможет расслабиться.
– Только обязательно возвращайтесь заранее, чтобы не опоздать на ужин, – попросила Полли.
Буллон повернулся к Орну.
– Видишь?
– Ну же, Скотти, – сказала Полли, – ты не можешь… – Внезапно из алькова у нее за спиной послышался гулкий звон. – Это меня. Прошу извинить. Нет-нет, не вставайте.
Диана наклонилась к Орну.
– Если хочешь, мы можем приказать, чтобы тебе приготовили что-нибудь особенное. Я спросила в госпитале, и мне сказали, что у тебя нет никаких ограничений в еде. – Она кивнула на нетронутый ужин Орна, который появился в ячейке рядом с его приборами.
– О нет, все отлично, – уверил Орн. У него не выходило расслышать, о чем говорит Полли в алькове. Там наверняка был установлен защитный конус. Он принялся за свой ужин: мясо в экзотическом соусе, опознать который ему не удалось, сирикское шампанское, аталока о-семиль… роскошь, заправленная роскошью.
Вскоре Полли вернулась к столу.
– Что-то важное? – спросил Буллон.
– Нет, это по поводу приема. Профессор Вингард не приедет, ему нездоровится.
– По мне, лучше бы никто не приехал и мы остались вчетвером, – сказал Буллон. – Так у меня хоть будет время поболтать с Льюисом.
«Если только это не ловкая маскировка, он не похож на человека, который мечтает захватить побольше власти», – подумал Орн.
Только сейчас он впервые спросил себя, не солгал ли ему начальник, не было ли все это частью внутренней политической игры, начатой Стетсоном и его приятелями. Что если какая-нибудь клика внутри КИ затеяла переворот? Нет! Он приказал себе перестать гоняться за призраками; нужно было действовать, используя только полученную информацию, крупицу за крупицей.
Полли бросила взгляд на мужа.
– Скотти, честное слово, тебе нужно больше гордиться своим положением. Ты – большой человек, и иногда полезно напомнить об этом людям.
– Если бы не ты, дорогая, я был бы никем – и меня бы это устраивало, – сказал Буллон, с нежностью улыбнувшись жене.
– Ну что ты, Скотти, – смутилась та.
Буллон ухмыльнулся Орну.
– По сравнению с моей женой, Льюис, я в политике полный идиот. Никогда не видел, чтобы кто-то мог так предугадывать события, как она. Это у нее в крови. Ее мать была такой же, а уж бабушка! Та просто не знала себе равных.
Орн уставился на него, застыв с поднятой вилкой. В его мозгу взорвалась внезапная догадка.
«Не может быть! – подумал он. – Просто не может быть!»
– Тебе наверняка знакома вся эта политическая кухня, Лью, – сказала Диана. – Твой отец ведь был членом Ассамблеи от Чаргона?
– Да, – пробормотал Орн. – Он погиб на службе.
– Прости, – сказала она. – Я не хотела бередить старые раны.
– Ничего. – Орн тряхнул головой, все еще захваченный своей взрывной идеей. Это было невероятно, но… паттерн казался практически идентичным.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Льюис? – спросила Полли. – Ты вдруг так побледнел.
– Просто устал, – сказал Орн. – Видно, я отвык от такого активного образа жизни.
Диана расстроенно опустила вилку.
– Ох, Лью! Я ведь как дикая тебя сегодня гоняла, а ты только что из госпиталя.
– В нашем доме можно без церемоний, Льюис, – сказал Буллон.
– Ты был очень болен, и мы это понимаем, – добавила Полли заботливо. – Если устал, Льюис, отправляйся прямо в постель. Занесем тебе попозже чашку горячего бульона.
Орн огляделся – со всех сторон на него смотрели с озабоченным вниманием. Они и вправду за него тревожились, тут сомнений быть не могло. Его разрывало между чувством долга и простыми человеческими эмоциями. В своем собственном мирке это были добрые и честные люди, но если они… Запутавшись, Орн отодвинул стул и начал:
– Миссис Буллон… – Потом вспомнил, что она просила звать ее Полли. – Полли, если вы правда не возражаете…
– Возражаю? – гаркнула она. – А ну-ка, иди ложись поскорее.
– Может, тебе что-нибудь нужно? – спросил Буллон.
– Нет-нет, ничего. – Орн встал. Колени казались резиновыми, и сейчас особенно сильно чувствовалось, что новая коленная чашечка удобнее старой.
– Увидимся утром, Лью, – сказала Диана. В эту короткую фразу ей удалось вложить и гостеприимство хозяйки дома, и что-то теплое и интимное, какое-то личное сообщение. Орн не знал, хочет ли улавливать его смысл.
– До утра, – кивнул он.
И отвернулся, думая: «Господи, как же сильно она мне нужна!»
Удаляясь по коридору, он еще услышал, как Буллон говорит по-отечески настойчиво:
– Ди, может быть, лучше не таскать завтра паренька по всему лесу? В конце концов, он сюда приехал отдыхать и выздоравливать.
Но ее ответ проглотила закрывшаяся дверь.
В уединении своей комнаты Орн нажал передатчик на шее и позвал:
– Стет?
В ушах у него зашипел голос:
– Это сменщик мистера Стетсона. Орн, правильно?
– Да, это Орн. Я хотел бы сразу проверить кое-что в тех натийских записях, что археологи нашли на Даби. Выясните, был ли среди засеянных планет Шелеб?
– Ясно. Сейчас.
Последовало долгое молчание, а потом:
– Лью, это Стет. С чего вопрос про Шелеб?
– Он был в натийском списке?
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Вы уверены? Это бы многое объяснило.
– Шелеба в списках нет… хотя погоди минутку.
Тишина, а потом:
– Шелеб находится по пути на Ауригу, и Аурига в списке была. У нас есть сомнения, что они кого-то оставили на Ауриге. Возможно, если их корабль попал в беду…
– Точно! – не выдержал Орн.
– Не используй голос! – приказал Стетсон. – Только субвокальное общение. Они не могут прослушивать эту систему, но знают, что она существует. Нельзя, чтобы они начали подозревать тебя, потому что ты разговариваешь сам с собой.
– Прости, – сказал Орн. – Но я знал, что Шелеб обязательно…
– Почему? Что ты выяснил?
– У меня есть догадка, и она меня пугает, – сказал Орн. – Помните, что женщины, которые правили на Шелебе, регулировали мужское и женское потомство путем контроля пола при зачатии. Именно этот дисбаланс…
– Не надо напоминать мне про то, что нам бы хотелось похоронить и забыть, – перебил Стетсон. – Какое это сейчас имеет значение?
– Стет, что если ваша натийская подпольная сеть состоит исключительно из женщин, выведенных таким же образом? И их собственные мужья ничего об этом не знают? Что если на Шелебе ситуация просто вышла из-под контроля, потому что они потеряли контакт со своим главным штабом? Их ведь обнаружили ПП.
– Святая Матерь Марака… – прошептал Стетсон. – У тебя есть, чем доказать …
– Ничем, кроме интуиции. Вы сможете добыть список гостей, приглашенных завтра к Буллонам на званый вечер в честь выборов?
– Да, сможем. А зачем?
– Прочешите его на предмет женщин, которые вертят своими мужьями-политиками. И дайте мне знать, сколько их и кто они.
– Лью, этого не достаточно, чтобы…
– На данном этапе у нас больше ничего нет, – сказал Орн. Он умолк, озаренный новой мыслью. – Возможно, есть еще кое-что. Не забывай, что у натийцев кочевое прошлое. Его следы не могли исчезнуть полностью.