Фрэнк Герберт
Глаза Гейзенберга
Глава девятая
По мере того как мифологический глоссарий расширил наше изначальное примитивное понимание пси, произошла трансформация. Гримуар породил любопытство, страх уступил и дал дорогу экспериментам. Люди осмелились подвергнуть пугающую бездну изучению с помощью аналитических орудий разума. Из этих по большей части незамысловатых потуг появились первые практические руководства, с помощью которых мы разработали религиозную концепцию пси.
– Халмирах, аббод Амеля, «Пси и религия»
Овальная креш-капсула с плотью Льюиса Орна висела на крюках, ввинченных в потолок отдельной палаты медицинского центра КИ. В водянистой зеленоватой полутьме комнаты непрерывно что-то гудело, постукивало, шипело и клацало. Время от времени тихо приоткрывалась дверь: в комнату заходила фигура в белом, проверяла показатели на датчиках креш-капсулы, осматривала инструменты поддержания жизнедеятельности, а потом удалялась.
По выражению врачей, Орн «держался».
Постепенно он превратился в одну из главных тем для разговора интернов на обеденном перерыве:
– Агент, пострадавший на Шелебе, еще с нами.
– Да уж, эти ребята, должно быть, из другого теста сделаны!
– Ага. Я слышал, у него осталась примерно восьмая часть внутренностей – печени, почек, желудка лишился начисто.
– Бьюсь об заклад, он до конца месяца не дотянет.
– Гляди-ка, верняк Тэвиш готов поспорить!
Утром восемьдесят восьмого дня Орна в креш-капсуле к нему в палату вошла медсестра с ежедневным обходом и, подняв ширму смотрового окошка, заглянула внутрь. Высокая жилистая медсестра была профессионалкой, она уже давно научилась встречать чудеса и несчастья с одинаково невозмутимым выражением лица. Ее задачей было просто наблюдать.
Привычный ритуал проверки умирающего (или уже мертвого) оперативника КИ не предвещал никаких хлопот, кроме заполнения карты пациента.
«Со дня на день, бедняга», – подумала она.
Тут Орн открыл единственный оставшийся глаз (медсестра ахнула) и тихим шепотом спросил:
– Тех дамочек на Шелебе накрыли?
– Да, сэр! – выпалила она. – Еще как, сэр!
– Очередная катастрофа, – сказал Орн и закрыл глаз. Дыхание, поддерживаемое аппаратом, стало более глубоким, а сердце заработало активнее.
Медсестра спешно кинулась звать врачей.
Глава десятая
Отчасти наша проблема заключается в том, что мы пытаемся ввести внешний контроль за надсистемой, которая в идеале должна контролироваться внутренними уравновешивающими силами. Мы не пытаемся выявить и уберечь от вмешательства те саморегулируемые системы, от которых зависит выживание нашего вида. Мы игнорируем собственные функции обратной связи.
– Отчет Льюиса Орна о ситуации на Хамале
В памяти Орна остался промежуточный период туманной пустоты, а потом боль и постепенное осознание того, что он, судя по всему, находится в креш-капсуле. Другого объяснения не было. Он помнил внезапный взрыв на Шелебе… взрыв, который захлестнул его безмолвной волной – ни малейшего звука, просто всепоглощающее ничто.
Старая добрая креш-капсула. В ней он чувствовал себя в безопасности, огражденным от внешних угроз. Но внутри него все равно что-то происходило. Ему вспоминались… сны? Он не знал точно, сны ли это. В них было что-то про рукоять и наконечник. Он пытался ухватиться за ускользающий паттерн мышления, чувствуя свою связанность с креш-капсулой и еще более отдаленную связь с какой-то безжалостной манипулятивной системой, массовым эффектом, который сводил все существование к базовому уровню.
«Неужели человечество придумало войну и угодило в ловушку собственного изобретения? – размышлял Орн. – Кто мы в КИ такие, чтобы выставлять себя ангелами, которым позволено вмешиваться в дела всех разумных существ, вступающих с нами в контакт? Может ли быть, что вселенная оказывает на нас влияние, которое мы пока не способны до конца понять?»
Он чувствовал, как вращаются шестеренки в мозгу/рассудке/сознании, визуализируя всю эту деятельность как причудливый инструмент символизации влечений и энергетических желаний всего живого. Где-то глубоко внутри поднялся древний инстинкт, отпечаток архаических тенденций, оставшихся неизменными несмотря на все этапы эволюции, которые он миновал.
Орна внезапно захватило ощущение присутствия всеобъемлющей мысли/идеи: самое тщетное усилие сознания – это попытка изменить прошлое, выполоть расхождения, как сорняки, настоять на общем счастье любой ценой. Воздерживаться от причинения вреда другим – это одно; конструировать счастье для окружающих и вынуждать их принять его – значит нарываться на реакцию равного противодействия.
Орн провалился в сон, но эта запутанная мысль продолжала трепетать и кружиться на периферии его сознания.
Глава одиннадцатая
Человек действует под влиянием многокомпонентных потребностей в ощущении превосходства, самоутверждаясь через ритуал, настаивая на рациональной необходимости учиться, стремясь к достижению поставленных самим собой целей, манипулируя условиями окружающей среды и при этом игнорируя свои собственные способности к адаптации, вследствие чего всегда остается не до конца удовлетворенным.
– «Лекции Халмираха» из файлов Амеля, опубликованных для внутреннего пользования
Орн медленно, но верно шел на поправку. Не прошло и месяца, как врачи решились провести пересадку внутренностей, что увеличило скорость восстановления. Еще через два месяца ему провели курс атлотль/гибирил-терапии, стимулировавший передачу энергии, которая позволила заново вырастить потерянные пальцы, глаз, кожу на голове, стереть иные следы внутренних и внешних повреждений.
На протяжении всего этого времени в душе Орна шла борьба. Он чувствовал, что когда-то усвоенные паттерны мышления душат его, словно он претерпел фундаментальную перемену, отделившую его от прошлого тела. Все предпосылки, на которых строилось его прежнее существование, поблекли, словно тени, бесстрастные и чуждые растущей в нем новой плоти. Он чувствовал, что собственная смерть удивила его, и смирился с полным отрицанием прошлой жизни, рассыпавшейся пеплом. А теперь он заново выстраивал себя, добровольно приняв определение существования, состоящее только из одного компонента.
«Я – цельное существо, – думал он. – Я существую. Этого довольно. Я порождаю сам себя».
Эта мысль проскользнула в него, словно искра пламени, подгоняя вперед, выгоняя на свет из пещеры предков. Колесо его жизни поворачивалось, и он знал, что оно пройдет полный круг. Казалось, будто он спустился в нутро вселенной, чтобы посмотреть, как там все сделано.
«Больше никаких старых табу, – думал он. – Я уже побывал и живым, и мертвым».
* * *
Через четырнадцать месяцев, одиннадцать дней, пять часов и две минуты после того, как его подобрали на Шелебе «считай, мертвым», Орн вышел из госпиталя на собственных двух ногах в компании на удивление молчаливого Умбо Стетсона.
Скрытый под темно-синим плащом КИ форменный комбинезон Орна обвис на его когда-то мускулистом теле, словно сдутый воздушный шар. И все же привычный лукавый огонь снова горел в глазах агента – даже в новом, который был ровесником его духовного просветления. Если не считать потери в весе, он походил на прежнего Льюиса Орна достаточно, чтобы любой старый знакомый узнал его после секунды колебания. Только внутренние перемены не раскрывались перед досужим наблюдателем.
На улице было пасмурно, зеленоватое солнце Марака заволокли облака. Стояло позднее утро. Холодный весенний ветер пригибал траву на лужайке, порывами налетал на экзотические растения, высаженные по периметру посадочной площадки госпиталя.
Орн остановился на лестнице, спускавшейся на площадку, и глубоко втянул прохладный воздух.
– Прекрасный день, – сказал он. Новая коленная чашечка ощущалась странно – удобнее, чем старая. Он остро чувствовал все свои отросшие конечности и боролся с синдромом нового тела, из-за которого все выпускники креш-капсул носили нешутливое прозвище «дважды рожденных».
Стетсон протянул руку, чтобы помочь Орну спуститься по ступенькам, сконфузился и положил ее обратно в карман. За фасадом усталого высокомерия проглядывала нотка тревоги. Его крупные черты застыли в хмурой гримасе. Тяжелым векам не удавалось скрыть пристальный оценивающий взгляд.
Орн посмотрел на небо к юго-западу.
– Флиттер скоро должен быть здесь, – сказал Стетсон.
Порыв ветра потянул Орна за плащ. Он пошатнулся, но восстановил равновесие.
– Я в порядке, – заверил он.
– Зато выглядишь, как объедки с поминок, – рыкнул Стетсон.
– С моих собственных, – сказал Орн и ухмыльнулся. – И вообще, мне надоело гулять по этому моргу, который они называют госпиталем. Все медсестры либо замужем, либо все равно заняты.
– Руку даю на отсечение, тебе можно доверять, – пробормотал Стетсон.
Орн взглянул на него, озадаченный этим замечанием.
– Что?
– Руку даю на отсечение, – повторил Стетсон.
– Нет-нет, Стет. Давай лучше мою. Мне как-то попривычнее.
Стетсон потряс головой, словно медведь.
– Смейся! Я тебе доверяю, но ты заслуживаешь возможности спокойно восстановиться.
– Выкладывай, – сказал Орн. – Что тебя мучает?
– У нас нет права наваливать на тебя задание вот так сразу.
– Стет? – В тихом голосе Орна звучал смех.
Стетсон посмотрел на него:
– А?
– Прибереги благородные жесты для кого-нибудь, кто тебя не знает, – сказал Орн. – У тебя есть для меня работа. Все нормально. Ты сделал нужные реверансы, успокоил совесть.
Стетсону удалось выдавить кривую улыбку.
– Проблема в том, что мы в отчаянном положении и времени очень мало.
– Звучит знакомо, – сказал Орн. – Но я не уверен, что хочу играть в старые игры. Что у тебя на уме?
Стетсон пожал плечами.
– Ну… раз ты все равно будешь гостить у Буллонов, мы подумали… в общем, мы подозреваем, что Ипскотт Буллон плетет заговор с целью захвата правительства, и если ты…
– Что значит захвата правительства? – перебил Орн. – Верховный комиссар Галактики – и есть правительство, согласно Конституции и решению Ассамблеи, которая его избрала.
– Не в том смысле.
– А в каком тогда?
– Орн, возможно, у нас на руках внутренний конфликт, который может вылиться в новую Рубежную войну. Мы считаем, что у его истоков стоит Буллон, – сказал Стетсон. – Мы обнаружили восемьдесят одну подозрительную планету – все из старой проверенной гвардии, которая уже многие века состоит в Галактической лиге. И у нас есть основания полагать, что на каждой из этих проклятых планет орудует банда предателей, поклявшихся свергнуть власть Лиги. Даже на твоей родной планете – Чаргоне.
– На Чаргоне? – Весь облик Орна выражал недоверие.
– Могу повторить.
Орн покачал головой.
– А чего ты от меня хочешь? Чтобы я вернулся выздоравливать домой? Я там с семнадцати лет не был, Стет. Не уверен, что…
– Да нет, чтоб тебя! Ты нам нужен дома у Буллонов. И, кстати, ты не мог бы объяснить, как они оказались твоими экстренными контактами?
– Знаешь, это очень странно, – сказал Орн с задумчивой отстраненностью. – Сколько в КИ ходило банальных шуточек про старого Выскочку Ипскотта… и тут я узнаю, что его жена и моя мать учились вместе – даже были соседками по общежитию, во имя всего святого!
– Твоя мать об этом ни разу не упоминала?
– Насколько я помню, не всплывало вообще.
– А с ним самим ты уже знаком?
– Пару раз он привозил жену в госпиталь. Показался мне приятным дядькой, хоть и немного чопорным.
Стетсон задумчиво сжал губы, перевел взгляд на юго-запад, потом обратно на Орна.
– Любой школьник знает, как натийцы и маракская лига сражались в Рубежных войнах – как развалилась прежняя цивилизация. Теперь, когда маракская лига стала Галактической, а мы начали потихоньку собирать осколки, все это кажется далеким прошлым.
– Пять веков – срок немалый, – сказал Орн. – Уж извини за банальность.
– Может статься, все это было не далее как вчера. – Стетсон кашлянул и внимательно посмотрел на Орна.
Тот спросил себя, почему Стетсон действует так опасливо. На что он намекал, говоря про натийцев и маракцев? В глубине души его что-то тревожило. Зачем заговорил про доверие?
Стетсон вздохнул и отвел взгляд.
– Ты сказал, что доверяешь мне, – прервал молчание Орн. – Почему? Этот потенциальный заговор как-то связан с КИ?
– Мы так полагаем, – сказал Стетсон.
– Почему?
– Где-то с год назад команда археологов из ПП копалась в развалинах на Даби. Те места почти сровняли с землей в ходе военных действий, но целому банку записей с натийского аванпоста удалось уцелеть.
Он искоса посмотрел на Орна.
– И что? – спросил тот, когда молчание снова затянулось.
Стетсон кивнул, будто бы сам себе, и продолжил:
– ПэПэшники не сумели разобраться в своем открытии – тут ничего удивительного – и вызвали криптоаналитика из КИ. Он взломал сложный шифр, которым были сделаны записи. А потом, когда то, что он читал, начало обретать смысл, нажал на экстренную кнопку, не давая знать ПП.
– Из-за чего-то, что натийцы написали пять сотен лет назад?
Стетсон вскинул набрякшие веки, перестав скрывать холодный, пронзительный взгляд.
– Даби была перевалочным пунктом для избранных членов влиятельнейших натийских семей, – сказал он.
– Перевалочным пунктом? – озадаченно переспросил Орн.
– Для подготовки беженцев, – пояснил Стетсон. – Известная уловка. Такая же старая, как…
– Но пятьсот лет, Стет!
– Да плевать, хоть пять тысяч! – сорвался Стетсон. – В прошлом месяце мы перехватили обрывки послания, написанного тем же кодом. Какая самоуверенность, только подумай! Ты бы не поразился? – Он тряхнул головой. – И во всех обрывках, которые нам удалось перехватить, речь идет о ближайших выборах!
Орн почувствовал, что головоломка Стетсона затягивает его, волнует воображение, заставляет снова думать как натасканный следователь из КИ – любой ценой необходимо предотвратить новую Рубежную войну.
– Предстоящие выборы очень важны, – сказал Стетсон.
– Но до них всего два дня! – возразил Орн.
Стетсон коснулся датчика времени у себя на виске, помедлил, налаживая хроносинх.
– Если точнее, сорок два часа и пятьдесят минут. Вот уж дедлайн так дедлайн.
– В записях Даби фигурировали какие-нибудь имена? – спросил Орн.
Стетсон кивнул.
– Да, названия планет. И фамилии, но их зашифровали какой-то новой кодовой системой, которую мы пока не взломали и, возможно, не взломаем вообще. Она слишком простая.
– В каком смысле «слишком простая»?
– Кодовые имена, очевидно, имеют какое-то внутринатийское культурное значение. Мы можем перевести записи Даби в слова, но каким образом эти слова соотносятся с кодовыми именами – выше нашего понимания. Например, кодовое имя для Чаргона – Победитель. Есть идеи, почему?
Орн покачал головой.
– Нет.
– Вот и я так подумал, – сказал Стетсон.
– А у Марака какое кодовое имя? – спросил Орн.
– Голова. Может, это как-то связано с Буллоном?
– Ясно. Но тогда как…
– Они наверняка уже все равно их поменяли, – сказал Стетсон.
– Необязательно. Шифровальную систему ведь не поменяли. – Орн тряхнул головой, пытаясь ухватить мысль, которая мерцала где-то рядом, прямо за чертой сознания, но она не давалась. Он вдруг ощутил, что совсем обессилел от напряжения, с которым слушал осторожный рассказ Стетсона о заговоре.
– Ты прав, – пробормотал Стетсон. – Тогда мы продолжим ими заниматься. Может, что-нибудь и всплывет.
– Какие у вас есть зацепки? – спросил Орн. Он был уверен, что Стетсон еще не раскрыл какую-то критически важную деталь.
– Зацепки? Мы зарылись в книжки по истории. Если им верить, натийцы были виртуозами политических игр. Записи с Даби сообщили нам пару-тройку фактов – как раз достаточно, чтобы раздразнить и сбить с толку.
– Например?
– Натийцы выбирали, куда внедрить своих подсадных беженцев, дьявольски тщательно. Каждая из этих планет была настолько истерзана войнами, что местные жители просто хотели восстановиться и забыть о насилии. Указания, данные натийским семьям, были предельно ясны – окопаться, впитать приемную культуру, разработать политические слабые места, создать подпольную организацию, подготовить своих потомков к захвату власти.
– Эти натийцы, похоже, необычайно терпеливый народ.
– С какой стороны ни посмотри. Они взялись подкапывать изнутри, чтобы обернуть поражение в победу.
– Напомни-ка мне, что у них за история, – сказал Орн.
– Первая волна людей прибыла с Натии II. В их собственной мифологии они зовутся арбами или эирбами. У них диковинные обычаи – кочуют по космосу, но отличаются сильным чувством семьи и верностью своему народу. По характеру мрачны и очень переменчивы, если верить текстам. Почитай учебник истории седьмого класса, и будешь знать почти столько же, сколько я.
– На Чаргоне, – сказал Орн, – наши учебники называли натийцев «одной из фракций, участвовавших в Рубежных войнах». У меня сложилось впечатление, что они виноваты не больше и не меньше, чем маракская лига.
– Кое-где такое заявление могут посчитать крамольным.
– А ты считаешь?
– Историю всегда пишут победители.
– Пожалуй, только не на Чаргоне, – сказал Орн. – А почему вы вцепились в беднягу Верховного комиссара? И раз уж мы про это заговорили, почему ты выдаешь информацию такими крохами, будто скряга – содержание зятю-кутиле?
Стетсон облизнул губы.
– Одна из семи дочерей твоего бедняги в данный момент находится дома. Ее зовут Диана. Она возглавляет полевую команду оперативниц КИ.
– Кажется, я про нее слышал, – сказал Орн. – Вроде бы миссис Буллон упоминала, что она сейчас дома.
– В общем… одно из натийских шифрованных посланий было адресовано ей.
– Ну и ну! – изумленно выдохнул Орн. – А кто его отправил? Что там говорилось?
Стетсон кашлянул.
– Знаешь, Лью, мы все перепроверяем по базам.
– Еще что нового расскажешь?
– Сообщение было написано от руки и подписано МОС.
Наконец, не дождавшись продолжения, Орн спросил:
– И вы знаете кто это – МОС?
– Наша проверка выдала нам один результат на «МОС» в стандартной переписке с родственными контактами. Мы проверили оригинал. Почерк совпадает. Имя – Мадрена Орн Стэндиш.
Орн замер.
– Мадди? – Он медленно повернулся к Стетсону. – Так вот что тебя гложет.
– Мы знаем наверняка, что ты не бывал дома с семнадцати лет, – сказал Стетсон. – У нас есть сведения о каждом значимом отрезке твоей жизни. Мы уверены, что твоя совесть чиста. Вопрос в том…
– Позволь мне, – перебил Орн. – Вопрос в том, сдам ли я собственную сестру, если до этого дойдет?
Стетсон, не отвечая, внимательно смотрел на него, и Орн заметил, что тот прятался теперь за маской старшего офицера КИ. Одна рука его лежала в кармане формы. Что скрывалось в этом кармане? Передатчик? Оружие?
– Понятно, – сказал Орн. – Я помню присягу и знаю свой долг: моя работа – следить, чтобы у нас не случилось новой заварухи, подобной Рубежным войнам. Но Мадди точно замешана?
– Без всяких сомнений, – выдавил Стетсон.
Орн вызвал в памяти картины своего детства.
Мадди? Он вспомнил рыжеволосую пацанку, всегда готовую принять участие в любой авантюре, союзницу в борьбе против взрослых, когда те слишком рьяно пытались влезть в их тайный детский мирок.
– Ну? – не выдержал Стетсон.
– Моей семьи нет среди потомственных предателей, о которых ты рассказываешь, – сказал Орн. – Так причем тут Мадди?
– Все завязано на политике, – сказал Стетсон. – Мы считаем, причина – ее муж.
– А-а-а, член Ассамблеи от Чаргона, – сказал Орн. – Я с ним не знаком, но с интересом следил за его карьерой… и Мадди писала мне о нем, присылала фото, когда они поженились.
– Сестра тебе очень нравится, – сказал Стетсон. Это было утверждение, а не вопрос.
– У меня остались… теплые воспоминания. Она помогла мне, когда я сбежал.
– Почему ты ушел из дома?
Орн почуял скрытый вес, заключенный в этом вопросе, и с усилием придал голосу невозмутимость.
– Семейные дела. Я знал, чем хотел заниматься. Родственники были против.
– Ты хотел поступить в десант?
– Нет, это был просто способ попасть в ПП. Я не люблю насилия. И не люблю, когда за меня все решения принимают женщины.
Стетсон бросил взгляд на юго-запад; оттуда приближался флиттер, поблескивая корпусом в лучах зеленоватого солнца.
– Ты готов… – начал он, подбирая слова, – внедриться в семью Буллонов…
– Внедриться!
– Чтобы выяснить все, что сможешь, о заговоре, связанном с грядущими выборами?
– За сорок два часа?
– Или быстрее.
– Кто мой контакт? – спросил Орн. – В их резиденции я буду в ловушке.
– Мини-передатчик, который мы вживили тебе в шею перед заданием на Гине… – сказал Стетсон, – врачи его заменили по моему запросу, когда собирали тебя по кускам.
– Как мило с их стороны.
– Он работает. Мы будем слышать все, что происходит вокруг тебя.
– Костыль для моей верности, – сказал Орн. Пока он произносил эти слова, ему подумалось, что если он только пожелает, чтобы передатчик исчез из его плоти, тело выдавит его из себя, будто созревший фрукт – семя. Он тряхнул головой. Что за безумная идея!
– Он не для этого нужен, – возразил Стетсон.
Испугавшись буйства собственных мыслей, Орн коснулся скрытого в шее бугорка и заговорил субвокально. Он был уверен, что шипящие звуки его голоса уловит какой-нибудь дежурный офицер КИ в радиусе охвата волны.
– Эй, кто там уши греет? Слушайте внимательно, когда я буду разыгрывать свой спектакль перед Дианой Буллон. Вдруг да и научитесь чему-нибудь, наблюдая за работой профессионала.
К его удивлению, ответил на это Стетсон:
– Не особенно увлекайся своей работой, а то забудешь, зачем ее делаешь.
Выходит, Стет тоже носил одно из этих проклятых устройств. КИ что, уже вообще никому не доверяет?
