Фредерик Марриет
Мичман Изи

Глава XVII
в которой наш герой предпринимает новое плавание

Гаскойн и наш герой, бывшие оба в штатском платье, отправились на пристань и при помощи какого-то мальтийца, говорившего немного по-английски, столковались с хозяином небольшого судна из тех, которые называются здесь сперонарами. За два дублона хозяин взялся отвезти их в Джирдженти или в какой-нибудь другой город в Сицилии с обязательством кормить их во время пути и доставить им одеяла.

Затем наши мичманы вернулись в гостиницу и велели подать обед в заднюю комнату.

Так как м-р Тальбойс не счел нужным возвращаться на корабль до вечера, а мистер Бриггс также дожидался темноты, чтобы вернуться, то известие о дуэли распространилось только на следующее утро. И тогда о ней узнали не от боцмана и не от артиллериста, а от госпитального служителя, который явился на корабль с сообщением, что один из служащих на корвете находится у них в госпитале, раненый, но в хорошем состоянии.

Мистер Бриггс явился на корвет с повязкой на лице.

«Черт бы побрал этого Джека Изи, – думал он. – Я только два раза брал отпуск с тех пор, как мы отплыли из Портсмута. В первый раз мне пришлось вернуться на корабль без штанов и показать свою голую корму перед всем экипажем, а теперь я вернулся в таком виде, что не смею показать носа».

Он явился к вахтенному офицеру, а затем поспешил в свою каюту, улегся в постель и провел всю ночь, не смыкая глаз от боли и придумывая какой-нибудь предлог, который дал бы ему возможность не являться завтра на палубу.

Впрочем, он был избавлен от затруднения, так как Джолиф передал записку Гаскойна Саубриджу, а капитан Уильсон получил письмо от Джека.

Капитан Уильсон вышел на палубу, где узнал от Саубриджа подробности дуэли, после чего они отправились в каюту, прочли письмо Джека, допросили мистера Тальбойса и, отправив его под арест, нахохотались досыта.

– Конца нет приключениям мистера Изи, – сказал капитан. – Дуэль кончилась пустяками, так что можно было бы ограничиться строгим выговором. Но эти нелепые ребята удрали в Сицилию, и я недоумеваю, как нам вытянуть их оттуда.

– Сами вернутся, – сказал Саубридж. – Истратят деньги и вернутся.

– Да, если не ввяжутся в какую-нибудь новую историю. Этот повеса Гаскойн не лучше Изи, и теперь, когда они вместе, невозможно сказать, что может случиться. Но может быть, они еще не успели уехать, Саубридж, надо навести справки.

Но они успели. Джек и Гаскойн съели очень хороший обед, а потом забавлялись с обезьянкой, пока не пришел «падроне», хозяин сперонара.

– А что мы сделаем с пистолетами, Изи?

– Зарядим их и возьмем с собою – может быть, пригодятся. Кто знает, не выйдет ли чего на сперонаре. Мне жаль, что Мести не с нами.

Они зарядили пистолеты, взяли каждый по паре и засунули их за пояс, скрыв под верхней одеждой. Вскоре пришел падроне и заявил, что он готов везти их.

Джек и Гаскойн расплатились по счету и собрались уходить, но падроне заявил, что не прочь бы был видеть, какого цвета у них деньги прежде, чем они будут на судне. Джек, негодуя на такое недоверие, достал пригоршню дублонов и, отсчитав пару падроне, спросил, доволен ли он? Тот принял деньги с благодарностью и поклонами и попросил молодых джентльменов следовать за ним. Вскоре они были на судне и, пройдя под самым бортом корвета Его Величества «Гарпия», вышли из гавани Вадетты.

Ночь была ясная, звезды ярко сияли и искрились, отражаясь в воде, и луна, бывшая на ущербе, озаряла нежным светом белоснежный парус. Судно, у которого не было палубы, было наполнено корзинами от винограда и фруктов, привезенных из древней житницы Рима, доныне сохранившей свое плодородие. Команда состояла из падроне и трех матросов, сидящих на носу перед парусом.

Падроне оставался на корме у руля и всячески ухаживал за нашими молодыми джентльменами, которым хотелось только одного – чтобы он оставил их в покое. Наконец, они попросили у него одеяла и сказали, что лягут, так как им хочется спать. Падроне посадил на руль матроса, выдал одеяла и ушел на нос. Двое мичманов улеглись и несколько минут смотрели на звезды, не говоря ни слова. Наконец, Джек сказал:

– А ведь это восхитительно, Гаскойн. Мое сердце так и прыгает вместе с судном, и мне кажется, сам сперонар радуется своей свободе. Он несется по волнам, вместо того, чтобы стоять на якоре.

– Это чересчур сентиментально, Джек, – возразил Гаскойн, – он не более свободен теперь, чем когда стоит на якоре, так как должен повиноваться рулевому и идти туда, куда тот захочет. Ведь ты не назовешь свободной лошадь, которую вывели из конюшни, оседлали и поехали на ней верхом.

– А это слишком рационально, Нэд. Ты убиваешь мою иллюзию. Как бы то ни было, мы теперь свободны.

– Свободны-то свободны, а все-таки не мешало бы нам держать вахту нынче ночью.

– Сказать по правде, я и сам это думал, мне не слишком нравится наружность нашего хозяина.

– Да, зато ему очень понравилась наружность твоих дублонов. Я видел, как он встрепенулся, и как засверкали его глаза, и тогда же пожалел, что не заплатил ему долларами.

– Да, это было довольно глупо с моей стороны. Но во всяком случае он не видел всех.

– Он видел совершенно достаточно, Джек.

– Ну что же, кроме дублонов у нас есть и пистолеты, а их только четверо.

– О, я их не боюсь, только нам следует быть начеку.

– Когда мы будем в Сицилии?

– Завтра вечером, если ветер останется попутным. Будем держать вахту по очереди.

– Согласен – теперь около двенадцати часов ночи. Кто будет держать среднюю вахту?

– Пожалуй, хоть я, Джек.

– Хорошо. Толкни же меня посильнее, когда наступит моя очередь, потому что я сплю дьявольски крепко. Покойной ночи, и смотри в оба.

Джек заснул через несколько минут; а Гаскойн, положив пистолеты под рукой, уселся на дне судна.

Падроне действительно прельстился дублонами, которые Джек так неосторожно показал ему, и решился во что бы то ни стало завладеть ими, В то самое время, когда молодые люди совещались на корме, падроне обсуждал это дело с матросами на носу. Решено было убить пассажиров, ограбить и выбросить их тела за борт.

Около двух часов ночи падроне пошел на корму посмотреть, заснули ли они, но нашел Гаскойна бодрствующим. Он несколько раз возвращался, но всякий раз оказывалось, что молодой человек не спит. Наскучив ожиданием, желая во что бы то ни стало овладеть деньгами и не подозревая, что молодые люди вооружены, он снова начал совещаться с людьми. Гаскойн следил за их движениями и заметил, что они вынули ножи. Он толкнул нашего героя, который проснулся в ту же минуту. Гаскойн закрыл ему рот рукою, чтобы он не заговорил, а затем шепотом сообщил ему о своих подозрениях. Джек схватился за пистолеты, оба без шума взвели курки и стали ждать: Джек по-прежнему лежал, тогда как Гаскойн продолжал сидеть на дне. Наконец, Гаскойн увидел, что трое людей пробираются на корму; он на секунду выпустил один из пистолетов, чтобы пожать руку Джеку, который ответил тем же; затем Гаскойн откинулся на спину, как будто заснув. Наконец, падроне с двумя людьми добрался до кормы. На минуту они остановились перед поперечной планкой, отделявшей их от мичманов, и так как последние не шевелились, они решили, что оба заснули, и кинулись на них, замахнувшись ножами. Гаскойн и Джек почти одновременно разрядили пистолеты в грудь падроне и одного из людей, которые оба упали головами вперед. Третий матрос бросился назад. Джек, который не мог подняться, так как падроне лежал на его ногах, выстрелил в него из другого пистолета, и третий человек упал. Рулевой, который или был предупрежден, что должно случиться, или заметив людей, пробирающихся с ножами, догадался, в чем дело, тоже выхватил нож и бросился на Гаскойна сзади. К счастью, нож только слегка ранил мичмана в плечо; Гаскойн повернулся с пистолетом, рулевой отшатнулся, потерял равновесие и упал за борт. Несколько секунд оба мичмана переводили дыхание.

– Ну, Джек, – сказал Гаскойн, – думал ли ты когда-нибудь…

– Нет, никогда не думал, – отвечал Джек.

– Что же нам теперь делать?

– Теперь, так как мы остались хозяевами судна, надо посадить кого-нибудь на руль, а то сперонар идет, куда ему вздумается.

– Это верно, – отвечал Гаскойн. – И так как я управляю рулем лучше тебя, то и возьму это на себя.

Гаскойн взялся за руль, направил судно к ветру, затем они стали обсуждать положение.

– Этот мошенник ранил меня в плечо, – правда в левое, так что я могу действовать рулем. Надо посмотреть, убиты ли те трое.

– Падроне убит, во всяком случае, – сказал Джек. – Я едва выбрался из-под него. Но сначала я заряжу пистолеты, а потом осмотрим тела.

– День занимается, через полчаса станет светло. Чертовская история, Джек.

– Да, но что же нам было делать? Мы удрали из-за того, что двое людей ранены, а теперь нам пришлось убить четверых для самозащиты.

– Да, но ведь это еще не конец – что мы будем делать в Сицилии? Тамошние власти арестуют нас и повесят.

– Мы предложим им обсудить этот пункт, – возразил Джек.

– Лучше обсудим этот пункт между нами, Джек, и подумаем, как нам выпутаться из этой истории.

– Вот что, Нэд, мы должны либо оставить тела на судне, либо выбросить их за борт – либо рассказать обо всем, либо ничего не рассказывать.

– Это очевидно; короче сказать, мы должны что-нибудь сделать – к этому сводится твое предложение. Но рассмотрим каждый случай отдельно.

– Итак, положим, что мы сохраним тела, отвезем их в первый попавшийся порт, отправимся к властям и расскажем им обо всем что произошло?

– Мы докажем, вне всяких сомнений, что убили трех человек, если не четырех; но не докажем, что были вынуждены к этому, Джек. Вдобавок мы еретики, нас посадят в тюрьму, впредь до обнаружения нашей невинности, которой никак нельзя будет обнаружить, и мы будем сидеть, пока не напишем на Мальту, откуда пришлют военный корабль выручать нас, если тем временем нас не придушат или как-нибудь иначе не изведут.

– Это будет вовсе не веселое плавание, – сказал Джек. – Теперь обсудим другой план.

– Он тоже имеет свои изъяны. Положим, мы выбросим тела за борт, выбросим корзины, вымоем судно и явимся в первый порт. Мы можем попасть в то самое место, откуда отплыл этот сперонар; в таком случае нас обступят семьи убитых и население с ножами, и потребуют объяснить, что мы сделали с владельцем и его людьми.

– Мне не слишком нравится такая перспектива, – сказал Джек.

– Если даже мы попадем удачнее, то все же нас спросят, кто мы такие и как сюда попали.

– Мы скажем, что это увеселительная поездка – что мы джентльмены, предпринявшие экскурсию на яхте.

– Без команды и провизии? Джентльмены не предпринимают экскурсий в пустых яхтах, с двумя галлонами воды и двумя парами пистолетов вместо всяких запасов.

– Ну так вот что, – сказал Джек, – мы двое джентльменов, отправившиеся на собственном судне пострелять чаек у берега: нас подхватил шквал и унес в Сицилию.

– Пожалуй, это будет лучшая выдумка: по крайней мере, она объяснит, почему у нас нет никаких запасов. Во всяком случае, нам лучше отделаться от трупов; но что, если они еще живы – нельзя же их выбросить за борт – это было бы убийством.

– А вот посмотрим, – сказал Джек, направляясь к телам.

Падроне и один из людей оказались убитыми, третий слегка простонал, когда Джек дотронулся до него.

– Что же делать? – спросил Джек, возвращаясь к Гаскойну. – Не можем же мы пристрелить его и выбросить за борт.

– Надо осмотреть его рану, – можно ли ожидать, что он поправится. Спусти-ка парус, чтобы я мог отойти от руля.

Джек исполнил это, но когда они стали осматривать раненого, оказалось, что он уже умер.

Тела убитых были выброшены за борт; затем снова подняли парус; Гаскойн взялся за руль, а наш герой принялся замывать кровяные пятна, затем подмел судно, которое было усеяно виноградными листьями и разным сором, и, наконец, уселся рядом с Гаскойном.

– Теперь, – сказал он, – когда палубы подметены, пора бы свистать к обеду. Я посмотрю, нет ли чего съестного в ларе.

Джек открыл ларь и нашел в нем хлеб, чеснок, свинину, бутылку водки и кувшин вина.

– Значит, падроне все-таки исполнил свое обещание.

– Да, и не соблазни ты его своим золотом, он был бы еще жив.

– На это я отвечу, что если б ты не посоветовал уплыть на сперонаре, он был бы еще жив.

– А если б ты не дрался на дуэли, мне бы не пришлось, давать такой совет.

– А если бы боцману не пришлось возвращаться на корвет без штанов в Гибралтаре, у меня не было б дуэли.

– А если б ты не поступил на корвет, боцману не пришлось бы разгуливать без штанов.

– А если б мой отец не был философом, я не поступил бы на корвет, так что виноват мой отец, – это он убил четырех человек. Рассуждения – хорошая вещь; теперь, когда мы решили вопрос, давай обедать.

После обеда Джек отправился на нос и увидел впереди землю.

– Нам не стоит высаживаться в маленьком городишке, – сказал Гаскойн. – Или пристанем где-нибудь в безлюдном месте и потопим сперонар или пойдем в большой город.

– Обсудим этот пункт, – сказал Джек.

– А пока возьмись-ка ты за руль, у меня рука устала. Да и плечо что-то саднит, надо осмотреть рану.

Рана, как мы уже заметили, была легкая. Гаскойн снова взялся за руль, а Джек осмотрел ему плечо и промыл рану водкой.

– Что же, однако, мы будем делать? – сказал он. – Сойдем со сперонара ночью и затопим его или пойдем в какой-нибудь город?

– Если мы пойдем в Палермо, то встретим множество судов и лодок, которые задержат нас, а если мы высадимся на суше, то встретим множество народа, который задержит нас.

– Знаешь, Джек, я бы не прочь вернуться на «Гарпию»; довольно с меня плавания.

– Мои плавания очень неудачны, – отвечал Джек, – они полны приключений, но я еще не пробовал плавать на берегу. Я думаю, что если мы попадем в Палермо, то избавимся от затруднений.

– Ветер крепчает, Джек, – заметил Гаскойн, – пожалуй, будет шквал.

– Приятно слышать, я знаю, что такое шквал, когда не хватает рук. Одно утешительно, что на этот раз нас не унесет от берега.

– Да, но может разбить о берег. Послушай, Джек, судно не может нести полный парус; надо спустить его и взять на рифы и чем скорее, тем лучше. Ступай на нос и спусти парус, а затем я тебе помогу.

Джек так и сделал, но парус попал в воду, и он не мог его вытащить. Гаскойн помог ему справиться. Они зарифили парус, но не могли поднять его; когда Гаскойн оставлял руль, чтобы помочь Джеку, парус наполнялся; когда же он брался за руль и старался взять галс, у Джека не хватало силы поднять парус. Ветер быстро крепчал и волнение усиливалось; солнце зашло, и с полу поднятым парусом они не могли брать галсов, но вынуждены были нестись прямо на берег. Сперонар мчался, взлетая на гребни волн и показывая почти до половины свой киль; луна уже взошла, и при ее свете они могли видеть, что берег, окаймленный белой полосой пены, находится не далее пяти миль.

– Во всяком случае, нас не обвинят, что мы бежали с судном, – заметил Джек, – потому что оно бежит с нами.

– Да, – отвечал Гаскойн, налегая изо всей силы на руль, – оно закусило удила.

– Я бы тоже не прочь закусить, – сказал Джек, – так как чертовски проголодался. Что ты на это скажешь, Нэд?

– Охотно, – отвечал Гаскойн. – Но знаешь, Изи, это, пожалуй, будет наша последняя закуска.

– В таком случае надо закусить получше. Но почему ты так думаешь, Нэд?

– Через полчаса или около того мы будем на берегу.

– Так что же, ведь мы и хотим туда попасть?

– Да, но при таком волнении лодку, пожалуй, разобьет вдребезги о камни.

– В таком случае у нас не будут спрашивать о ней или об ее экипаже.

– Совершенно верно; но с прибоем шутки плохи; нас, пожалуй, разобьет так же, как и лодку, даже вплавь не спасешься. Если бы удалось найти бухту или отлогий берег, то можно бы было выбраться благополучно.

– Ну, – возразил Джек, – я недолго был в море и мало понимаю в этих вещах. Меня уносило от берега, но еще никогда не приносило на берег. Может быть, ты и прав, но я не вижу большой опасности – старайся только править на отлогий берег.

– Это я и стараюсь делать, – отвечал Гаскойн, который был уже четыре года в море и хорошо понимал опасность их положения.

Джек протянул ему большой ломоть хлеба со свининой.

– Спасибо, я не могу есть.

– Я могу, – возразил Джек, набивая рот. Джек ел, пока Гаскойн правил, а сперонар летел к берегу с почти ужасающей быстротой. Он мчался, как стрела, с волны на волну и точно смеялся над яростью валов, верхушки которых поднимались выше его узкой кормы. Они находились на расстоянии мили от берега, когда Джек кончил свой ужин и, любуясь на белую пену прибоя, воскликнул:

– А ведь, ей Богу, красиво!

«Он ничуть не беспокоится, – подумал Гаскойн, – по-видимому, он не имеет никакого представления об опасности».

Затем он прибавил вслух:

– Вот что, дружище, через несколько минут мы будем у берега, через несколько минут мы будем на скалах, я буду продолжать править; но может быть нам не суждено больше встретиться, потому простимся, и да поможет тебе Бог.

– Гаскойн, – сказал Джек, – ты ранен, а я нет; у тебя онемело плечо, и ты едва можешь пошевелить левой рукой. Я могу провести на скалы не хуже, чем ты. Ступай на нос, там больше шансов спастись. Кстати, – прибавил он, подымая пистолеты и засовывая за пазуху, – я их не брошу; они оказали нам хорошую услугу. Гаскойн, дай мне руль.

– Нет, нет, Изи.

– А я говорю дай, – возразил Джек резким тоном, вырывая руль, – силы у меня довольно, и я во всяком случае сумею держать на берег. Ступай на нос и говори мне оттуда, куда править.

Гаскойн решил, что это и впрямь будет лучше для них обоих, и потому повиновался. Он отправился на нос и стал всматриваться в скалы, которые то исчезали под бурными волнами, то снова показывались, когда волны отступали. Он заметил прямо перед собой расселину и подумал, что если лодка направится в нее, то они могут спастись; нигде в другом месте спасение казалось невозможным.

– Чуть-чуть право руля – вот так. Так и держи – теперь лево, лево. Крепче – крепче, Изи, ради Бога. Так и держи, берегись реи, не подымай головы – держись.

В это мгновение сперонар влетел в широкую расселину в скале; это было их счастье, так как если б он ударился о скалу снаружи, то без сомнения разбился бы вдребезги. Расселина была немногим шире лодки, и когда волны ворвались в нее, рея сперонара качнулась вперед и назад с огромной силой, так что если бы Джек не был предупрежден, она выбросила бы его за борт на неизбежную гибель; но он успел наклониться и избежал удара. Когда волна отступила, лодка осталась в скале; но следующий вал продвинул ее вперед и в то же время наполнил водою. Нос лодки был теперь на несколько футов выше кормы, где находился Джек; от тяжести воды лодка переломилась, Джек уцепился за рею, а корму унесло с обратной волной.

Джек должен был напрягать все свои силы, чтобы удержаться, когда новая волна подхватила его и понесла вверх, но он знал, что его жизнь зависит от того, удастся ли ему удержаться за рею, и не выпустил ее, хотя волна покрыла его с головой. Когда волна отступила, он успел пробраться на нос, который крепко засел в узком конце расселины. Следующая волна была не особенно велика и даже не сбила его с ног, так как он продвинулся уже довольно много вперед. Он стал карабкаться на скалу и, взглянув вверх, заметил Гаскойна, который протягивал руку, чтобы помочь ему выкарабкаться наверх.

– Ну, – сказал Джек, отряхивая с себя воду, – вот мы и на берегу, наконец. Я не мог представить себе ничего подобного. Обратное движение воды так сильно, что чуть не вывернуло мне руки из суставов. Счастье, что я отправил тебя с твоим раненым плечом на нос! Кстати, теперь, когда все кончилось, и ты сам видишь, что я прав, ты извинишь мне мою резкость.

– Тебе нечего извиняться в том, что ты спас мне жизнь, Изи, – отвечал Гаскойн, дрожа от холода, – я уверен, что никто кроме тебя не подумал бы об этом в такую минуту.

– Надо посмотреть, сухи ли патроны, – сказал Джек, – я положил их в мою шляпу.

Джек снял шляпу и убедился, что патроны не пострадали.

– Ну, Гаскойн, что же мы предпримем?

– Право, не знаю, – отвечал Гаскойн.

– Тогда давай сядем и обсудим этот пункт.

– Ну, нет, спасибо. Я замерз до полусмерти; лучше пойдем.

– И то ладно, – сказал Джек, – подъем чертовски крутой, но я могу обсуждать на обрыве или под обрывом, мокрый или сухой, потому что, как я уже говорил тебе, Нэд, мой отец философ, и я тоже философ.

– Клянусь небом, ты действительно философ, – отвечал Гаскойн, и они тронулись в путь.