Фортуната Фокс
Видно, дьявол тебя не изгнал. Когда Любовь, Психоз и Проклятье отличаются только названием… Нуареск. Книга первая
Глава 7.
Говнюк со стажем
Новости в медицинском колледже распространялись со скоростью выстрела, а уж касающиеся персоны вроде Кайрана Фаброилова подавно. Да и Ободочница не привыкла держать свои похождения в секрете, тем более что на сей раз без преувеличений было чем похвастаться! На каждом перекуре она трещала о том, как богат и щедр ее новый трофей, как фантастически хорош в постели.
На ее месте успели побывать с полдюжины однокурсниц, и каждая вынесла свой урок из интрижки соболебровым обольстителем. Потому и слушали ее по-разному: кто-то всё еще с завистью, кто-то уже с сочувствием, а кто-то и с нескрываемым отвращением.
Но любопытно было всем без исключения. Даже круглой отличнице Кате Дятловой, которая отнюдь не входила в число его поклонниц. Пацанка с прокуренным голосом, угревой сыпью и стрижкой «под горшок», она была активисткой в колледже. Всегда в курсе всех дел, но всегда сама по себе. С брезгливым недовольством наблюдала она в фойе, как Ритка воркует по телефону-автомату:
– Алло, дорогой! Заберешь меня после занятий? Я уже соскучилась, а ты? – За сегодняшний день она звонила Кайрану, наверное, раз двадцатый.
– Как ты можешь жить с такой дурой? – не выдержала Дятлова, когда они вдвоем с Ларой вышли покурить на щербатое крылечко.
«И сама не знаю», – мрачно подумала Лара, но вслух выказала удивление:
– А что такое? Нормальная веселая девчонка, вроде…
– Ага, вроде! Я вот думаю, с какого перепугу ее вообще занесло в наш мед? Тоже мне сестра милосердия выискалась. Хм! Лучше бы просто купила короткий белый халатик для ролевых игр с чуркобесами типа Фаброилова…
– Я что-то пропустила? – осведомилась внезапно появившаяся Рита. Ее заметно поглупевшая мордашка лучилась тошнотворным счастьем.
– Съешь лимон, – грубо посоветовала ей Дятлова. – И да, пропустила. Я тут как раз говорила Ларке, что только полная дура может связаться с Фаброиловым. Да еще так откровенно ему навязываться на глазах у всех. Ты разве не видишь, что превратила себя в посмешище?
– Ну зачем ты так, Катюх? – Ритка закурила, миролюбиво улыбаясь. – Мне еще ни с кем не было так кайфово, как с Кайраном! И я чувствую, что очень нравлюсь ему. Женская интуиция меня никогда не подводит.
– Я тебя умоляю! – Дятлова закатила глаза и по-хамски заржала ей в лицо. – Ты внатуре5 решила, что чем-то отличаешься ото всех остальных его безмозглых баб? Да этот подонок через неделю и имени твоего не вспомнит.
– Тебе-то откуда знать? – обиделась Рита. – Ты где, вообще, тусуешься? Что-то я тебя ни в одном клубе не видела. Поди еще и не целовалась даже… По крайней мере с парнями.
– Мой источник информации будет понадежнее всех твоих клубов, – отчеканила Катя, пропустив мимо ушей Риткину попытку уколоть. – Я этого гада узнала как облупленного еще задолго до его появления в Утронске.
– Как это? – вытаращила глаза Рита.
– Было дело, – сообщила она важно, подозрительно зыркнула по сторонам и понизила голос: – Я вам сейчас расскажу кое-что, девочки, но только – это между нами. Больше – никому! Окей?
Обе ее слушательницы дружно кивнули и выжидающе притихли, боясь даже дышать. Дятлова, видно, того и добивалась, потому что, завладев желанным вниманием, стала медлить, затягиваться с видом необычайной таинственности. Наконец начался сбивчивый эмоциональный рассказ о семейном отдыхе двухлетней давности, в одном из престижных санаториев Поволжья. Семейство Дятловых прибыло туда в полном составе: папа-отоларинголог, мама-логопед и две дочки – пятнадцатилетняя школьница Катя и двадцатиоднолетняя студентка Нина. Там-то и подарила им судьба первое знакомство с Фаброиловым.
На курорте он сопровождал красивую белокурую женщину, хоть и моложавую, но заметно старше его. Высокие, ослепительные, всегда во всем белом, они повсюду появлялись рука к руке, каждый раз производя фурор. В ресторанах и парках, на пляже и в закрытом бассейне от их пары было не оторвать глаз.
Нинка сразу же втрескалась по уши. Да и он как на грех стал оказывать ей знаки внимания. Завязалось знакомство. Красивая взрослая женщина оказалась мамой Кайрана. Она ни то эстонка, ни то литовка. По линии отца же «всё запущено». Там вроде и дагестанская, и татарская, и даже казахская кровь смешалась. Жили они вроде в Дербенте, а потом перебрались в Алматы. И вообще, это какой-то старинный и, типа, очень благородный род, где строго чтят традиции и обычаи. А вот Кайранчик взбрыкнул, пошел против воли отца. Не захотел жениться на девушке, с которой заочно был помолвлен с самого детства. Та, разумеется, тоже из какой-то знатной мусульманской семьи.
Скандалище был грандиозный! Отец вышвырнул из дома непокорного отпрыска, вся родня от негодника отреклась. С тех пор он знай себе болтается по городам в поисках лучшей жизни. И вроде бы даже перестал считать себя мусульманином. По крайней мере, свиными отбивными, Катька лично видела в ресторане, не брезговал.
– Как-то так, – сердито подытожила она. – Только не подумайте, что мне есть хоть какое-то дело до биографии этого чучмека. Всю эту душещипательную пургу его мамаша, которая продолжает с ним контачить втайне от остальной родни, поведала моей, пока я скуки ради зависала рядом с ними. В санаториях же в основном одно старичье, и развлечься-то особо нечем.
Ритка, хлопая ресницами, жадно проглатывала каждое Катькино слово. Молчала.
– Ну а что с твоей Нинкой? – выдавила Лара.
Она отлично понимала, что Дятлова рассказала лишь начало своей истории, и жаждала услышать продолжение в той же мере, в какой желала рассказчице провалиться сквозь землю. Его былые интрижки разбивали ей сердце не меньше текущих. Тем более что Катькину сестру (под прошлый Новый год она встретила их обеих в КРК «Звезда» на премьере «Сибирского цирюльника») при всем желании дурнушкой было не назвать.
– У них что-то было? – скрепя сердце, Лара приготовилась слушать дальше. Она не могла упустить случай узнать о нем как можно больше.
– Да, было. Это-то и самое ужасное, – Катя нахмурилась и вновь подозрительно огляделась. Обнаружив в противоположном конце крыльца стайку куривших ребят, она продолжила почти шепотом: – Только, девочки, как условились – никому! Не хочу, чтоб Нинкино имя трепали у нас в колледже. И без того она уже хлебнула…
А заключалось «самое ужасное», как несложно было догадаться, в том, что у Нины с Фаброиловым закрутился банальный курортный роман. Этот гад, всячески демонстрируя серьезность своих намерений, сумел обаять всю семью Дятловых. Ну кроме самой Кати, разумеется. Она-то сразу раскусила его гнилую сущность. Как бы тот ни рассыпался в комплиментах, как бы ни любезничала его белокурая мамаша, у нее, у Катьки, глаз – рентген. Она с самого начала понимала, что до добра эта история не доведет. Убеждала сестру, что Фаброилов ее «поматросит и бросит». Но кто же станет прислушиваться к «нецелованной малолетке»! А что в итоге? Запудрил ее несчастной сестре мозги, наобещал с три короба и уехал, оставив ее мотать сопли на кулак.
Вернулся в свой город, в Воронеже он, кажется, тогда обитал, – и с концами. Не писал, не звонил. Но это ладно! Ладно, если бы насовсем сгинул.
Нинка, конечно, поплакала, пострадала, но понемногу стала приходить в себя. Познакомилась с реальным русским пацаном, который не чета всяким нацменам и к которому Катька успела привязаться, как к родному брату. Еще бы! Веселый, спортивный, при лавэ, но главное – простой и честный, короче, свой в доску. И Нинку полюбил по-настоящему.
Да молодые ведь уже дату свадьбы назначили! Минувшей весной дело было. Сестры бегали по магазинам в поисках платья, родители список гостей составляли…
И вдруг как снег на голову: Фаброилов в Утронске!
Хватило же наглости позвонить как ни в чем не бывало! Где его носило все это время, ведомо одному Аллаху, от которого этот гад отрекся. Плел что-то про обстоятельства, дела, проблемы. Уверял, что все два года только о Нинке и думал. Короче, охмурил ее по новой. Дурочка так уши и развесила. А уж как с «веником» к ним домой нагрянул у той и вовсе башню сорвало.
А вот Катька чуяла, Катька сильно подозревала, что дело тут нечисто. Слишком уж припухшим выглядел проныра Фаброилов. Стопудово где-то чего-то накосячил да, поджавши хвост, решил залечь на дно в какой-нибудь глубинке. Вот и вспомнил о ее наивной сестре. Но для Нинки все доводы были бессильны. Ну что тут скажешь? Сука-любовь-морковь! Лешку, жениха своего, эта дурочка сразу же отшила и в распростертые объятия к Кайранчику.
Тьфу!!!
Катька снова озлобленно притихла. В этот раз надолго.
Рита вытряхнула на ладонь горстку подушечек дирола, зажевала парочку, предложила остальным.
– Ну и что же было дальше? – спросила она, позевывая на подруг термоядерным ментолом. Было несложно догадаться, как печально закончилась история для Катькиной сестры. Но Ритке-то что? Герой этой истории приедет к ней с минуты на минуту, и у них, не сомневалась она, все будет тип-топ.
– Дальше… А дальше – вообще… жесть! Снова подлец втерся в доверие к родителям. Заявил, что ради Нинки намерен обосноваться в Утронске. Вот только работу нужно ему найти. Хорошую, разумеется, работу. Достойную его, говнюка. Ведь он у нас говнюк не простой, а со стажем какой-то там финансист. Но вот беда, в чужом городе без связей фиг куда пролезешь. Вот и пришлось нашему папе эти самые связи искать. А кому же еще? У нас есть крутой сосед, дядя Костя, он личный адвокат самого Пивоварова, а тот чем только не заправляет в городе, ну вы в курсе, наверное. В том числе и «Утронскэнерго». Туда-то Фаброилова и направили, прямиком к директору. А куда было деваться? Ведь наша Царевна Несмеяна с ним снова расцвела и всех вокруг уверяла, что они вот-вот поженятся, – каждое слово давалось Катьке все труднее. Досада срывала голос.
– И Тарновский взял его на работу, – уверенно подсказала Лара.
– Да, – растерянно уставилась на нее Дятлова. – А ты тоже знаешь Тарновского?
– Фаброилов и к нему запросто втерся в доверие и технично сделался одним из замов, – продолжила Лара, усмехаясь задумчиво и мрачно.
– Да, они как-то сразу спелись, – обреченным тоном подтвердила Катя. – Стали вместе разъезжать по кабакам, куролесить. Вокруг Фаброилова всегда же море «тёлок». Тарновский рядом с ним – в шоколаде. Один красавчик, другой – богач. На первого клюют, второй за все платит. Дуэт суперский, что и говорить… Гады!!!
– Итак, он приехал в незнакомый город, расстроил чужую свадьбу, заполучил крутую должность, – повышая голос, принялась подводить итоги Лара, – а через пять минут забыл и твою сестру, и протекцию вашего папаши, – еще громче резюмировала она, с трудом подавляя приступы неуместного веселья.
– Именно так! – огрызнулась Дятлова.
– Вот ведь срань господня! Или аллахова, как там его? – Не в силах дальше с собой бороться, Лара взорвалась припадочным хохотом, о мотивах которого сокурсницам оставалось лишь догадываться.
Не успели они удивиться ее странной реакции, как перед унылым грязно-зеленым зданием колледжа притормозила белая «Ауди» – такая ослепительно-глянцевая, до неприличия лощеная в эту бесконечную непогодь. Подняв вокруг колес вихрь багряно-золотых листьев, автомобиль трижды коротко просигналил.
– Катюш, мне, конечно, жаль, что с твоей сестрой так получилось, – с чуть виноватой улыбкой, но по-прежнему сияющим взглядом Ритка потрепала одногруппницу за рукав громоздкой куртки. – Правда! Но… в жизни ведь всякое бывает. А он… он все-таки такой классный!
Ободочница весело сбежала вниз по ступенькам, запрыгнула на переднее сиденье автомобиля.
– Девчонки, может вас куда подбросить? – высунулась она в окно, энергично причавкивая жвачкой.
– Да катитесь уже, катитесь! – выкрикнула в ответ Дятлова и погрозила кулаком.
Машина плавно покатила прочь на своих шикарных бесшумных колесах.
Холодало. Промозглый ветер сдул с крыльца всех припозднившихся студентов, а со смертельно побледневшего лица Лары Отморозковой остатки не к месту всколыхнувшегося веселья. Теперь девушка выглядела как никогда потерянной, поникшей, бесконечно уязвимой, подобно тем тростинкам, что трепетали на ветру. Озябшие пальчики с болотными коготками теребили очередную сигарету.
– Угостишь? А то мои кончились, – обратилась к ней Катя, которая тоже угомонилась и притихла.
И снова по низко нависшему небу летели мышастые тучи. Тоскливые, страшно пессимистические. Ветер, завывая, лохматил и их, и рыжие волосы. Гнусно-сварливое карканье ворон пробирало до мурашек. Начал накрапывать мелкий дождь, будоража никогда не высыхающие лужи.
Девушки шагнули под козырек, помогли друг другу прикурить, прикрывая ладошками огонек зажигалки.
– Цвет, кстати, супер, тебе идет, – похвалила Дятлова маникюр Лары. – Прям как у Тины. Любишь ее, да?
– М-м-м, еще бы, – меланхолично протянула Лара. – Все ее песни про меня.
– Она к нам приезжает скоро, ты в курсе? – Катька кивнула на огромный рекламный щит возле автобусной остановки.
На афише звезда держала перед собой широко растопыренные пальцы с маникюром того же цвета и формы, что Ларин. Хищное треугольное лицо было сверхъестественно выбелено, а обрамляющие его рваные пряди волос – черней черноты. Ультрамариновые глаза с тонюсенькими, как иголочки, зрачками смотрели диковато. Глаза сиамской кошки.
«Точь-в-точь как у моей Крэйзи», – всякий раз отмечала Лара, любуясь изображениями рок-дивы.
Горящая фиолетовым неоном надпись зазывала на «неподражаемую, энигматичную» Тину в новой концертной программе: «Безнадёжно отравлена».
– Единственный концерт в «Джунглях», – вслух прочитала Катя. – Небось дорого. Пойдешь?
– По-любому! – с чувством ответила Лара.
Девушки помолчали.
– Жаль, эта коза ускакала, так и не дослушав историю до конца, – в грубом Катькином голосе вновь поднимались нотки благородного негодования.
– А ты разве не все рассказала? – насторожилась Лара.
– Кое-что не успела. Короче, этот потаскун, как все уже знают, Нинку бросил. Да еще цинично заявил, что если когда-нибудь и женится, то только на мусульманке. А ее, выходит, всерьез никогда и не воспринимал. Ну и она, ясное дело, впала в депрессняк. Только очень тяжелый. Проще говоря, умом маленько тронулась.
– Да ты что? – искренне поразилась Лара.
– Угу. Сбрендила наша девка. Из дома совсем выходить перестала, целыми днями ревела как белуга, – вздохнула Катя. – Даже руки на себя наложить грозилась, если эта неблагодарная тварь к ней не вернется. Нахлебавшись Нинкиных мучений, отец решился лично с Фаброиловым перетереть. Напрасно пыталась я его остановить, просила не унижаться. В один из таких ужасных дней, когда Нинка была особенно плоха, он все-таки собрался и поехал к нему в офис, – Дятлова поморщилась так, словно сама проглотила ранее предложенный Ритке лимон. Прокашлялась, сплюнула. – До сих пор не знаю, что за разговор у них состоялся, только отец вернулся домой, держась за сердце. Тем вечером ему пришлось вызывать неотложку…
– Господи, Кать!.. Я не думала, что дело настолько дрянь. Честно… Извини…
– Да ладно, чего уж там. Я бы и сама не прочь поржать, если б не с моей семьей вся эта хрень приключилась. А так… вот накипело, понимаешь?! Настоиграло уже смотреть, как все эти идиотки сначала из трусов выпрыгивают, а потом чуть ли не в петлю лезут. Вот и попыталась нашу Ободочницу образумить. Да, видать, без толку. Ну и фиг с ней, пусть пропадает, раз ей так хочется.
– А что теперь с твоей сестрой? Надеюсь, ей лучше?
– Ну да, полегчало. Вытащили мы ее кое-как, подлечили. Хотя… до сих пор его вспоминает. И все про какой-то амулет твердит.
– Амулет?
– Ну, типа, у Фаброилова на шее какой-то колдовской амулет, с которым он никогда не расстается. И якобы в этом амулете вся его сила заключена, которая дает ему власть над бабами. Иногда среди ночи вскакивает как одержимая и рвется к нему, чтоб этот амулет сорвать и сжечь. Типа, спасти невинные души, которые он еще не успел загубить. Бред, конечно, хотя… черт его знает…
Дождь, набирая обороты, все настырней колотил по козырьку, пузырился в лужах. Дятлова наспех докурила, надвинула капюшон поглубже и, простившись, помчалась к остановке.
Лара же, переваривая услышанные откровения, не могла решить, куда ей двигаться дальше. Хотелось горячего крепкого кофе. Возможно, с коньяком. Хотелось туда, где тепло и весело. И вкусно пахнет абрикосовыми слойками. Хотелось… да только любимое заведение теперь отравлено Черным Чертом. Всё, всё вокруг теперь отравлено им. Даже ее колледж. Да что там, даже ее собственное жилище!
Безнадёжно отравлено.
Похоже, в Утронске осталось лишь одно место, где возможно укрыться от его проклятых чар. То единственное место, где она привыкла чувствовать себя защищенной. И почти счастливой. По крайней мере, так было еще недавно.
Глава 8.
Усадьба княжны Долгоруковой
– «объект уникальнейший», без преувеличений! И не только потому, что это главная архитектурная достопримечательность и историческое наследие Утронска. Это, можно сказать, его основа основ.
О «градообразующем особняке» на живописном берегу реки Долгоночки почтет за честь вам рассказать любой местный экскурсовод, не преминув добавить собственную «эксклюзивную» подробность. А узнал ли он ее от прадеда или же выдумал на забаву очередной тургруппы – гадайте сами.
Впрочем, на искажение основных фактов никто из утронских знатоков истории и географии не покусится. Давайте же узнаем их прямо сейчас!
В шестидесятые годы девятнадцатого века разорение вынудило отца Екатерины Михайловны Долгоруковой распродать всю недвижимость, в том числе и это поместье с примыкающей черносошной деревней. Однако вскоре император Александр Второй, дабы порадовать молодую княжну, ставшую его фавориткой, а впоследствии морганатической супругой и Светлейшей княгиней Юрьевской, приказал выкупить и сохранить родовое поместье за ней.
Вот только жила ли сама княжна в усадьбе, и навещал ли ее здесь император – по сей день остается под вопросом, в некоторой степени ставя под вопрос и культурную ценность нашего «объекта уникальнейшего».
Что никогда не подвергалось сомнениям – так это кладезь природных ископаемых в его окрестностях. Первые серьезные прииски организовал управляющий поместьем, дальний родственник Долгоруковых Ардалион Аполлонович Винновкин. До прибытия в Карелию биография этого родовитого, но такого же разорившегося дворянина во многом окутана мраком. Ходили слухи, что в одном из знатных домов родного Петербурга заядлый картежник Винновкин был уличен в шулерстве и вызван на дуэль. Но постыдно на нее не явился, что и вынудило его укрыться в глуши, в пустующем доме своей царственной кузины.
А тут судьба ему неожиданно улыбнулась. Слава об огромных залежах железа, гранита, мрамора, кварца влекла в здешние края и рабочих, и освобожденных после падения крепостного права крестьян со всех близлежащих губерний. А уж когда в Прионежском районе обнаружились крупные месторождения золота и аметистов, потоки желающих попытать удачу хлынули со всех уголков страны.
С аметистами Винновкину повезло особенно. Самородки, добытые в местных землях, оказались не только необычайно крупных размеров, но и выдающейся интенсивности цвета, что гораздо ценнее. Красивейшие исчерна-фиолетовые кристаллы были оценены на несколько порядков выше самого дорогого в ту пору «сибирского» класса, а их месторождение (уж хотя бы оно!) – признано неоспоримо уникальнейшим. Этой восхитительной разновидности кварцевых минералов присвоили название «ардальонские аметисты».
За несколько десятилетий из поселений старателей выросло крупное село Винновка, а в начале двадцатого века уже изрядно разбогатевший «бывший отверженный» Ардалион Аполлонович основал сам город Утронск. Названием он предположительно хотел хвастануть близостью его родственницы к трону, пусть даже так и не доставшемуся ей. При советской же власти Утронск безобидно трактовался «городом утра», а потому избежал переименований.
Судьба хранила и долгоруковский особняк. Из всех дворянских поместий Карелии только ему посчастливилось пережить ужасы революций и войн. Во время Первой мировой в поместье организовали госпиталь, которым оно прослужило еще с полвека. И только после Второй мировой уже основательно пришло в упадок и простояло заброшенным до конца восьмидесятых годов.
В разгар перестройки здание и прилегающие земли выкупил лихой кооператор Андрей Владимирович Пивоваров. Начинавший когда-то, как и его отец, лесорубом на одном из крупнейших лесозаводов, он к тому времени уже приватизировал его, а вскоре и вовсе стал главным региональным олигархом. Именно он полностью отреставрировал и облагородил всю территорию, превратив ее в знаменитую ныне «Усадьбу княжны Долгоруковой».
Особняк с двухсотлетней историей стал домом-музеем, в дневные часы за символическую плату открытым для всех желающих. Ухоженная лесопарковая зона с каскадными прудами, плетеными беседками и каменными скамеечками – излюбленным местом прогулок горожан и многочисленных туристов.
Находчивый олигарх не дал пропасть и бывшей черносошной деревне. Там, за высоким кирпичным забором, он построил еще один двухэтажный особняк в долгоруковском стиле, в котором организовал санаторий для нервнобольных. Проще говоря – единственную в Утронске частную психлечебницу, комфортабельную и отнюдь не дешевую. В ней-то последние пять лет и гостила старшая дочь академика Затворкина, помещенная им сюда по истечении срока принудительного лечения.
Свидания в долгоруковском санатории проходили между тихим часом и ужином. Именно к этому времени Лара сюда и добралась. Как и большинство ее подружек, девушка, презрев общественный транспорт, пользовалась попутками, чьи водители были готовы подбросить за улыбочки и телефончик.
Дождь лил стеной, и молодой охранник Толик, всегда любезный с Ларой и робко заигрывающий, поспешил поднять шлагбаум, чтобы машина смогла довезти ее прямо к дверям. Внутри Лару приветливо встретила дородная гардеробщица тетя Валя, бессменная все пять лет. Лара сдала ей курточку и, натянув бахилы, по начищенным ступенькам взметнулась на второй этаж.
Там, по коридору, обильно уставленному кашпо с папоротниками, из распахнутых дверей столовой лились зажигательные ритмы старой французской песенки «Милорд». Лара подошла и остановилась на пороге, с умиротворенной улыбкой скрестив руки на груди. Столовая была просторная и красивая, в золотисто-кремовых тонах. Даже решетки на ее высоких окнах выглядели довольно изящно. В центре стояли обеденные столы и стулья, достойные дорого кафе, а в конце комнаты обустроили мягкий уголок из нескольких глубоких кресел и банкеток. Там же помещались телевизор и пианино. Над пианино висел овальный портрет молодой княжны в полупрофиль: высокие косы, характерный нос, тонкие губы и бесконечно милая, чарующая лукавость в глазах. Женщина не менее интересной наружности сидела и за инструментом. Стройная, медноволосая, с чеканным профилем. Сильные руки с поджарыми пальцами виртуозно летали над клавишами. Контральто пел на безупречном французском, играючи подражая интонациям Эдит Пиаф. Добрая дюжина пациентов разных возрастов и довольно разношерстного вида, приоткрыв рты, внимала пианистке.
Залюбовалась ею и Лара. Она всегда любовалась своей матерью. И, вопреки всему, восхищалась ею. Ее многогранными талантами, эрудицией, красотой…
Марфа Затворкина родилась и выросла в сердце Северной столицы, именуемой в ту пору Ленинградом. Ее мать, некогда известная пианистка, вскоре после родов слегла с воспалением легких и скончалась от осложнений. Марфе, как впоследствии и ее дочери, было предначертано расти наедине с Матвеем Илларионовичем. Но как же по-разному прошло их детство!
Несмотря на тяжесть своего характера, Затворкин, еще не успевший сполна хлебнуть горечь утрат и разочарований, профессионального краха и семейной драмы, был тогда человеком другим. Если Ларе достался суровый, нелюдимый и мрачный дед, то Марфе повезло куда больше – ее растил чуткий, любящий отец. Долгие годы он оставался скорбящим вдовцом, живущим лишь наукой и заботой о своей медноволосой дочурке.
Амбициозный и властолюбивый нрав, которым Марфа пошла в отца, чем особенно ему импонировала, проявился в ней очень рано. С трех лет девочка успешно занималась в балетной школе. В семь, параллельно с общеобразовательной, поступила в музыкальную и художественную. Ее способности к языкам также не остались без внимания. Для дополнительных занятий были наняты репетиторы по английскому и французскому.
Энергия в Марфе била ключом, целеустремленность зашкаливала. Никогда и ни в чем малышка не знала устали, никогда и ни о чем не печалилась.
Правда, приходящая Ильинична, тогда еще молодая и зовущаяся просто Клавочкой, уже в детстве подмечала за Марфой некоторые странности. Больно уж часто, резко и без видимых причин скакало у той настроение. А порой замрет, уставившись в пустоту, и бормочет неведомо что.
«Я глумлю свет, я глумлю тьму», – разобрала как-то Клавочка. Что за чудные игры у ребенка?
Когда же начала расцветать дерзкая Марфина красота, непонятные бормотания прекратились. Подрастающую девчушку стало не оттащить от зеркал и журналов с выкройками. Отец к этим обновлениям отнесся с пониманием, распорядился подыскать портниху, чьи умелые руки обеспечили его малышку богатейшим гардеробом последней моды.
Потребность Марфы в признании и поклонении возросла, ибо обрамленный бриллиант должен блистать. И без того солидный список прикладных занятий пополнился театральным кружком, которому было суждено сыграть роковую роль в ее жизни.
Молоденькая преподавательница, впечатленная роскошными нарядами тогда еще профессорской дочки, начала целенаправленно выделять девочку. Делала все, чтобы сойтись с ней поближе, дабы попасть в гости в зажиточный дом выдающегося физика.
Поглощенная собственными успехами юная Марфа слишком поздно раскусила коварный замысел Ангелины Александровны. Томная, манерная блондинка, вчерашняя выпускница института культуры, искусно вскружила голову уже стареющему ученому. А вскоре ухитрилась стать его супругой, разрушив многолетнюю идиллию папы и дочки.
После свадьбы Ангелина, как и полагается новой хозяйке, завела свои порядки в доме, обновила ремонт, заменила мебель и очень быстро забеременела. Марфа же – «аленький цветочек» и главная папочкина радость – очутилась на обочине его новой семьи. Примириться с такой несправедливостью девочка не смогла и с каждым днем только множила обиды и ревность. Эти переживания наложились на сумбур того возраста, когда созревающий ум, быть может, во сто крат острее и яснее уже созревшего, но психика хрупка и уязвима как никогда.
Поначалу девочка ни в чем не упрекала отца, не опускалась до препирательств с мачехой, просто тихо замкнулась в себе. Но когда на свет появился непрошеный братик Георгий, Марфа более не утруждала себя даже видимостью благовоспитанности. Бесконечные капризы, грубость, нежелание учиться, общаться, наряжаться и даже элементарно следить за собой беспокоили учителей, пугали одноклассников. Но влюбленный профессор, спустя долгие годы вновь ставший отцом, был слишком занят своим счастливым супружеством. А Марфа? Да что может статься с его старшенькой! Умная, сильная, целеустремленная – просто его маленькая копия!
Неприятные перемены в поведении дочери Матвей Илларионович приписывал трудному возрасту да, пожалуй, еще эгоизму ребенка, привыкшему, что весь мир крутится вокруг него. Но одной макабрической ночью ему пришлось горько раскаяться в своей беспечности. Картина, нечаянно застигнутая тогда, перевернула в нем душу, навеки врезавшись в память.
Дверь в детскую приоткрыта. Лунный свет серебрит колыбельку, в которой тихонько хнычет его маленький сын. Вдоль стены осторожно, но неумолимо крадется тень.
– Ревешь? – склонившись над беспомощным младенцем, зловеще вопрошает обладательница тени.
Затворкин отказывается верить глазам. Неужто эта лохматая фурия в старой, еще материной, ночной рубашке до пят – его любимица, надежда и отрада?!
Пока Затворкин цепенеет в тихом ужасе, малыш уже заходится рыданиями в неласковых объятиях сестры. Девицу это только распаляет. Она бормочет с лютой ненавистью:
– Какой же ты мерзкий! Гадкий-прегадкий выродок! Зачем только ты появился на свет? Зря ты это… ох, как зря! – Сильные пальцы сдавливают крошечную шею. Младенец отчаянно сучит ножками, судорожно всхлипывает, начинает задыхаться…
– Марфа! Совсем ты, девка, сдурела! – ошалевший профессор подлетел к дочери и вырвал из ее смертоносных объятий рыдающего сына. Едва малыш вернулся в безопасность своей колыбели, тяжелая отцовская рука отвесила его сестре знатную оплеуху. Сотрясаясь от безумного хохота, маленькая злодейка отлетела в угол спальни и плюхнулась на пол.
– Все равно придушу это чужое отродье! – шипела она, брызжа в отца слюной. – Слышишь?! Или утоплю как щенка!..
На следующий день Марфу впервые госпитализировали в психиатрическую клинику.
– Ну что могу сказать, вполне себе типичный МДП с паранойяльной стойкостью аффекта, – вынес вердикт профессор Н. Е. Копиразум, давний затворкинский приятель. – Прежде, под влиянием благоприятных факторов, в девочке преобладали тенденции к гипомании, чем и обусловлен высокий уровень жизненной активности. Однако первый же серьезный стресс послужил спусковым крючком для патологического заряда. Увы, легкая степень отклонения чаще связана с положительными проявлениями, а вот тяжелая – с отрицательными. Что ж, будем наблюдать.
Пройдя трехмесячный курс лечения, девочка вернулась домой, в школу, к своим многочисленным увлечениям. Но всем вокруг было очевидно – прежней ей уже никогда не стать.
