Фокс Ли
Беспокойный дивный мир, где за всяким обликом кроется темная история
Голод немного отступил, на смену пришло ожидание чуда. Костер под ночным небом окрасил поляну в желтый цвет. По земле заплясали тени. Сбор составляющих оказался не таким уж сложным. Единственное, что вызвало проблемы, так это утренняя роса. Ждать наступления утра – не вариант потому, что хотелось кушать здесь и сейчас. Да и вообще, какая разница – роса ведь та же самая вода, что уже находилась в котелке. И еще одно. Рецепт требовал сушеный лист терприкоры, но это сколько же нужно ждать, чтобы он сделался сушеным, поэтому подойдет свежесорванный. Ничего страшного – точно такой же лист. В качестве плода дерева зельеварщица нашла желудь, предварительно попробованный на зуб. Прогорклый. Немного пришлось потрудиться, чтобы отыскать маслята, именно чтобы с червячками. А вот касательно лягушки, то девушка решила пропустить этот пункт потому, что не считала себя живодёркой и очень любила животинок.
– Я думаю, что всё правильно сделала, ведь так? – посмотрела юная ведьма на своих озадаченных питомцев, которые к этому времени уже с интересом наблюдали за ритуалом. Варево забурлило, разбрасывая брызги в разные стороны, и изредка издавало отчетливые щелчки. Над котелком мутными многочисленными клубами поднимался пар, источавший непонятный аромат, от которого хотелось кашлять и чихать. Помешивая ложкой зелье, Алеся начала произносить заклинание:
Покрытая скатерть – чернота острых игл,
Печаль принесет, пов …,
но вдруг запнулась и бросилась к вороне, которая успела склевать несколько маслятных червей, которые словно ошпаренные стали выбираться из котелка по его внутренним стенкам.
– Как я могла прозевать такое?! – возмущалась громко девушка. – Нет! Нет! Не делай этого! Выплюнь! Выплюнь!
Важно отметить, что порой ворона Пиявка вела себя, как дичь, несмотря на то, что считалась довольно мудрой птицей. В случае с маслятными червяками сыграло любопытство, видимо. И насыщенный вкус. Наверное. Во всяком случае, ворона хлебнула порцию зелья. Чем это чревато – неизвестно, оставалось только подождать. Попытки вернуть обратно в котелок червяков оказались тщетными. Червяков уже след простыл, а вороний клюв не размыкался. Тогда Алеся начала сызнова произносить заклинание:
Покрытая скатерть – чернота острых игл,
Печаль принесет, повтори этот цикл,
Превращая рыдания и плёс в србряную зыбь слёз,
Насыть то, что под ногами, избавь от грёз.
Вскрываем всё то, что внутри нас сокрыто,
Дай выход слезам, дай власти, дай живительной силы
Дай выход, дай власти, дай живительной силы
Дай выход, дай власти, дай живительной силы
Дай выход, дай власти, дай живительной силы.
– Странное заклинание конечно.. Какие могут быть слезы? Какая-то нескладная несуразица.. Почему мне раньше этот стишок не попадался? Хм, дай выход сле … .
Едва она проговорила, как вздрогнула от оглушительного грохота. Всё тело в миг похолодело и покрылось мурашками. Она подняла глаза к ночному небосводу, и без того темному, который тотчас покрылся непроглядными черными тучами. Зловеще засверкали молнии. В открытый от удивления рот попало несколько дождевых капель, которые быстро превратились в реки. Ливень встал такой стеной, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки и спёрло дыхание. Зельеварщица вмиг промокла с головы до ног. Кот шмыгнул в туесок, а ворона свалилась на траву, сделалась какой-то деревянной. Алеська схватила птицу подмышку и побежала прятаться под дерево, чтобы переждать внезапный безжалостный ливень. Кажется, целая вечность прошла, когда наконец-то прекратился ливень, и исчезли черные тучи.
Дикое желание делать открытия интересных мест и заводить новые знакомства сильно притупилось. На его смену пришли размышления относительно причин неудавшегося ритуала по вызову скатерти-самобранки и возникновения паралича у Пиявки – птица более не могла шевелить ни крылом, ни лапками, ни головой, даже больше уже не каркала. Дышала, вращала глазами, но выглядела, как игрушка с перьями и бусами. И тяжелее вроде сделалась чуть-чуть. Следует также отметить, ничто не предвещало появление ливня, из-за которого сделалось жутко холодно, а платье противно прилипло к телу, и спутались волосы. За что так прогневались боги на бедную путешественницу, она не понимала, но на всякий случай набрала в свои глиняные горшочки зелье, оказавшееся бесполезным потому, что скатерть сытости не появилась.
Глава 3 Через что бы ни прошла, хоть огонь
Когда вольная путешественница выбралась на опушку леса, то представляла из себя жалкое зрелище. В неухоженных волосах в самой макушке торчала трава. Платье с прилипшими листьями было вымазано в грязи, а в некоторых местах рваное, но самым грязным выглядел подол платья. Босые ноги же напоминали собой пироги потому, что к ним прилипло несколько слоев грязи. Одним словом, молодая скиталица выглядела как пугало, что ставили на грядках супротив нахальных грачей. Но все-таки пугало из мешковины и соломы смотрелось куда приличней, стоит признать.
Внимание девушки привлекла сорока, пролетевшая недалеко от опушки леса. Точнее говоря, привлекло то, что упало с крыла умной птицы. Это было перо. Не простое перо, а сорочья грамота, считавшаяся большой ценностью ввиду той веси, которая могла бы содержаться в грамоте. Дело в том, что сороки почитались всеми славянскими народами, ибо верили, что птица наделена магией и послана в мир людей Вестибогом, дабы помогать им, прекрасно заменяя гонцов. В каждом городском поселении или на перекрестке больших дорог стоял весий столб, на котором восседала сорока. У нее можно было узнать последние новости о происходящем в городе и его окрестностях: о благоприятных днях для посева пшеницы и ржи; об урожае ячменя; об имеющейся работе у того или иного кузнеца; о розыске жуликов, разбойничьих шаек и о награде за их поимку; о поиске заплутавшего селянина, на нашедшего дороги в город; о днях проведения овощных и мясных ярмарок; о княжеских доблестных походах; о праздновании тризны по усопшему горожанину; и многое другое. Для того, чтобы прочитать перо, его требовалось взять в кулак и пару-тройку раз махнуть, после чего сорочье перо разворачивалось в грамоту – черно-белый пергаментно-перьевой свиток, на котором костяным или железным писалом было нацарапано важное известие. Но самым ценным считался тот свиток, отправителем которого выступал княжеский двор. В таком свитке использовались заморские краски и чернила, а иногда даже попадались картинки. Алеся коллекционировала подобные красочные свитки. Для нее это были особые реликвии. За всю недолгую жизнь она смогла насобирать не так уж много свитков, поэтому как только увидела слетевшее с сороки перо, то бегом рванула в его сторону. Перо, медленно и плавно покачиваясь словно дубленая лодка на волнах, опустилось на пыльную дорогу, которая могла бы вывести куда-нибудь. Алеся поторопилась суетливо развернуть перо. И, о чудо! Это находка для ее коллекции. Глазам ее предстала не просто красочная картинка, а целый шедевр. Целый портрет, с которого на чумазую скиталицу смотрели строгие глаза красивого молодца. Подбородок гордо вздернут. Его плечи и грудь в пестрых богатых одеждах. Черноволосая шевелюра блестела, губы алые сверкали.
Приятно ёкнуло сердце, и потеплело внутри. Девушка почувствовала, как загорелись щеки. «Он наверняка из княжеских, – подумала она, – и ему, наверное, столько же лет, сколько и мне, или даже чуть постарше меня, во всяком случае … ». Она сделала вывод, что молодец в богатых одеждах тот, кто действительно ей нужен по гроб жизни. Как же вовремя она собралась покинуть родные края. А всё лишь для того, чтобы обрести свое счастье. Это точно судьба. Никогда Алеся не видела таких красивых людей и никогда не испытывала таких ярких чудных чувств.
Счастье накрыло ее волной с головы до ног, что не сразу обратила внимание на весть, изложенную аккуратным почерком под портретом. Весть гласила следующее: «Великий князь Всеволод Седобород решает женить своего сына – княжича Игоря Неотразимого. Для этого объявляется турнир-смотрины для невест со всех краев Звароговодского княжества. Претендентка на сердце княжича должна быть привлекательна личиком, молода в годах и стройна по фигуре, вкусно пахнуть и опрятно одета, а также должна грамоту и этикет знать, разбираться в искусстве нарядов и пения, а также владеть навыками кулинарии и верховой езды».
«Значит вот он какой княжич, – любовалась Алеся, глядя на портрет». Сама себе льстила мыслью, что без тени сомнения она непременно покорит его сердце, ведь она вполне соответствовала всем критериям, изложенным в свитке. Очевидно, что он влюбится в нее, а потом устроит свадебное празднество с многочисленными гостями, заводными плясцами и игрецами, и обеденными столами, которые будут ломиться от избытка всякой вкусной пищи. А потом она станет княжной, самой первой девицей в государстве, у нее будут ожерелья и красивые наряды, в том числе иноземные, какие только пожелает. И вот тогда она приедет со своей свитой в Краснолесье, и родители и племя будут гордиться ею и уважать ее не хуже старейшины или жреца какого-нибудь.
Она твердо решила держать путь в стольный град – Зварог-на-Водье, который находился довольно далеко, особенно, если двигаться всё время пешком без лошади. Но, прежде, чем оказаться в столице, требовалось усмирить голод, утолить жажду, ибо запасы питьевой воды тоже закончились, и приодеться поприличней. Для этого требовалось попасть хотя бы в какое-нибудь ближайшее городище, покрупнее и поприличнее, чем Краснолесье.
Вольная скиталица пошла по дороге, невзирая на то, что не знала в какую сторону направляться правильнее всего, и как только на дальнем холме показался городишко с высоким бревенчатым частоколом и остроконечными крышами деревянных изб, то она решительно прибавила шаг. Ей стали попадаться первые незнакомые люди. Ничего необычного, разве что угрюмые и торопившиеся куда-то: кто в город, а кто из города. У них были преимущественно светлые и белые волосы, чаще выгоревшие на солнце. Изредка попадались рыжеволосые. А лица точно такие же загорелые, как у любых сельских бородатых мужиков. Женщины чаще всего встречались сбитые и с приятными личиками. Путешественница двигалась по краю дороги, а мимо проносились запряженные лошадьми телеги, поднимавшие облако дорожной пыли, что порой перед собой невозможно было ничего разглядеть и было трудно дышать.
У самих городских ворот путь преградили двое стражников, одетых в кольчужные доспехи и шлемы. В одной руке они держали деревянные щиты с изображением головы лося с рогами, а другой рукой придерживали стальные мечи, висящие на поясах. Строго, и даже с некоторой злобой, они предупредили незнакомку в один голос:
– В таком виде не положено! Проси милостыню в другом месте!
Юная скиталица была обескуражена в некотором смысле таким развитием событий и тем фактом, что ее приняли за побирушку. Она нисколько не задумывалась над тем, что ее внешний вид станет камнем преткновения, чтобы попасть в городишко, название которого она даже не знала. Пока она стояла поодаль ворот и гадала, как бы ей проникнуть в город, стража тем временем тут же на ее глазах пропускала каких-то не совсем сносно одетых людей – одёжа, ничем не лучше ее платья, ну если только почище, – гусельников, основным занятием которых являлось устраивать празднества с плясками и игрища на гуслях, бубнах и жалейках. «Ну и порядочки тут господствуют, – недовольно подметила девушка». Когда в другой стороне от города на горизонте появилась телега, наполненная корнеплодами с зелеными вершками, то вольную путницу вдруг осенило. Она успела отбежать на достаточное расстояние от городских стражей, чтобы ее не могли увидеть, и встала практически на середину пыльной дороги.
Чем ближе становилась телега, тем отчетливее слышалась ругань, летевшая из уст повозочного, а когда он был вынужден остановиться, то юная скиталица слёзно попросила помощи, чтобы повозочный спрятал ее в телеге и помог таким образом попасть в городишко. Хмурый неповоротливый мужичок средних лет, выслушав просьбу, пристально осмотрел молодую стройную высокую девку, которую вульгарно облегало еще не высохшее платье. После дождя оно прилично село. На лице мужика проскользнула ухмылка, глаз сверкнул, как у коршуна. Он представился незнакомке, как Милован Красные Щечки. Что ж, щеки у него выглядели действительно красно-наливными и круглыми – такими же круглыми, как выпиравшее спереди пузо. Жестом он показал, чтобы та лезла в повозку. Она лихо запрыгнула и закопалась в куче брюквы, что вёз на продажу повозочный. Посреди корнеплодов было темно и затруднительно дышалось. Четырехколесная деревянная скрипучая телега, запряженная старенькой лошадью, двинулась, и через некоторое время Алеся услышала суровую команду стражника: «Проезжай!», после чего заскрежетали массивные городские ворота и лязгнули засовы. Теперь она была убеждена, что встречали по одёжке и абсолютно не важно, умеешь ли ты читать глаголицу.
Когда искательница приключений стала выбираться из брюквы наружу, она увидела, что телега уже находилась в тупиковом закутке между бревенчатыми стенами городских изб. Где-то неподалеку слышался шум многолюдной толпы. Видимо, шла торговля на ярмарке. В закутке не видно ни души, если не считать саму искательницу приключений, лошадь и брюхатого повозочного, который стал слишком разговорчивым, а его речь была преисполнена непонятных намеков.
– Только я попышнее люблю, но и ты сойдешь, – обмолвился он.
Алеська посмотрела на него непонимающе, а Милован Красные Щечки продолжил.
– А то, знаешь, ходит всякая молодежь с туесками за плечами. Ходят везде, где вздумается, стоят у дорог, а их не пускают за ворота. Туески-то полные и тяжелые, а грошей нет ни у кого. Не люблю халяву, а жить на что-то надо.
Дальше он взялся рассказывать, как попадались ему девицы строптивые, даже стражников на него натравливали, но ему ничего никто не делал. Раз приходилось сбегать, но никто не догнал и не разыскивал, а перед молодостью до сих пор устоять тяжело, да и платить же надо, в конце концов. Стало очевидно, что этот неприятный тип собрался сбезобразничать над юной путешественницей. Завуалировал, так сказать, – за благое дело полагалась расплата натурой. Алеська попыталась сбежать от развратника, но он схватил больно ее за руку и обозвал никчемной голодранкой. Ее обдало резким тошнотворным запахом пота и навоза. Мириться с таким позорным фактом, что ею воспользуется такая мерзкая скотина, она никак не хотела. Все мечты накрылись разом. И путешествия. И княжич. И турнир. И свадьба. Немного не таким ей представлялся мир за пределами Краснолесья. И далеко-то не успела уйти. Вдруг она вспомнила, что в туеске у нее находились пузырьки с тем самым злополучным незадачливым зельем. Было решено. Выпить всё без остатка и дело концом! Лучше уж умереть, чем сделаться позорной жертвой.
– Стой, не так быстро!
– Так-так-так, – улыбнулся вонючий повозочный. Он никак не рассчитывал на ее сговорчивость и готовился к любому сопротивлению, но тут, на его удивление и счастье, всё принимало иной оборот. Всё шло по маслу. Верно он все-таки определил эту голодранку, как доступную и легкомысленную. Он всегда хорошо разбирался в людях. – Кажется, наша девица стала догонять.
Она трясущимися руками открыла берестяной туесок, где спал кот и одним глазом глазела ворона – мысленно попрощалась с ними – и достала три пузырька, наполненных сногшибательным зельем. Первый пузырек быстро откупорила и не успела поднести ко рту, как повозочный ее остановил и вновь схватил за руку.
– Эээ неее, так не пойдет! Решила хмельного напитка без меня кушать?! А ну-ка, дай-ка мне испробовать, чтоб дело наше с тобой общее хорошо пошло.
Для нее это было полной неожиданностью: он выхватил у нее все три пузырька и опрокинул в себя. Затем вытер свой поганый рот с усами рукавом грубой рубахи и крякнул довольно, а потом бросил пузырьки на землю и принялся потирать ладоши, так как не терпелось приступить к самому важному для него делу. Алеся же стояла в паре шагов от него и до сих пор не понимала происходящего, как и то – как же подействует на краснощекого мерзавца зелье? До нее вдруг дошло одно обстоятельство. Да никакие боги в ту ночь в дремучем лесу не прогневались на нее, не за что ведь было, а вот мощный ливень и паралич бедной Пиявки – результат ее ведьмовских ритуалов. «Да простит меня, моя Пиявка – проговорила про себя девушка».
Тем временем с Милованом Красные Щечки начали происходить метаморфозы. Он покраснел как рак, хотя в его случае куда уж краснеть. Он стал кряхтеть, кашлять и обхватывать свое горло двумя руками. После этого мерзкая скотина выругалась невнятно в адрес девушки и свалилась на землю, как кулёк. На лицо все признаки, как у Пиявки: тело оцепенело, но дышало, всё слышало и глазами водило. В глазах повозочного, наполненных слезами, читался ужас, непонимание и гнев одновременно. Не получилось у него, как раньше, воспользоваться нерасторопностью и наивностью девицы.
В Алеське тоже произошла метаморфоза. Вернулась былая уверенность, однако, радости избавления от опасности не испытывала. Она была на волоске от смерти из-за какого-то урода. После этого случая сделалась недоверчивой и чуточку злее. Она сложила пустые пузырьки в туесок, выпустила кота на прогулку и почувствовала на себе взгляд вороны, которая была укутана в платки на дне туеска.
– Ну что еще? Тебя интересует, сколько он будет здесь лежать? Ты бы лучше за себя беспокоилась. Ну не знаю я, правда! Может сутки, может больше и, вообще, он сам напросился. Он заслужил сполна.
Пиявка моргнула печально глазом. Ей плевать было на какого-то мужика, а больше всего хотелось расправить крылья и взлететь, но получалось только моргать глазами.
– Ну прости меня, я вообще не думала, что получится такое крепкое зелье с ливнем и твоим онемением, я всего лишь хотела вызвать скатерть-самобранку и накормить нас всех. Ну, по крайней мере, я тебя не брошу, дорогая моя, как этого юродивого, – кивнула она на краснощекого мерзавца, который что-то пытался произнести, но выходило лишь отчаянное мычание. Первым его желанием было то, чтобы не попасться в таком виде на глаза мужикам, а то засмеют ведь, ежели прознают, как с ним расправилась какая-то девка, а вторым – найти, поймать и уничтожить эту дрянь, эту ведьму, змею подколодную.
– Пока, голодранец! – попрощалась с бедолагой ведьмочка и направилась в сторону городской ярмарки, жуя на ходу с хрустом сырую брюкву размером в две ладони. Спустя почти сутки у нее получилось хоть что-то покушать. Сиреневый плод брюквы казался ей сладким, несмотря на то, что все-таки обладал небольшой горечью, но ведьмочка не почувствовала этого недостатка. Хоть на чуть-чуть ей удалось облегчить свои голодные страдания.
Ярмарка гудела, толпы народу сновали туда-сюда между рядов торговых деревянных лавок, хаотично расставленных – с навесами и без – из грубой ткани. Купить можно было всё, что угодно: и овощи, и мясо, и хлеб, и гужевых животных. Даже людей продавали с помоста: то были рабы – либо пленные враги либо беглые закупы. Также торговля проходила прямо с телег: повозки с бочками или мешками, запряженные лошадьми, переезжали с места на место, либо загораживали собой проход. В бочках, как правило, продавалось масло либо мёд. В мешках овёс или пшеница. Некоторые люди несколько шарахались от иногородней босой девушки, так как в порядок она себя до сих пор и не привела. К тому же за ней увязалась лошадь гнусного развратника. Она покорно со скрипом следовала за девушкой, а телега с брюквой толкала возмущающийся люд.
– Да что тебе нужно от меня? Что ты увязалась за мной? Кыш! Кыш! – пыталась девушка прогнать животное.
Но лошадь не слушалась ее, а в воздухе тем временем над ярмаркой возникали потрясающие ароматы: на вертеле жарился румяный поросёнок; в печи пекли ржаной каравай. У худой скиталицы голова шла кругом от чудесных ароматов, глаза разбегались от разнообразия яств. Живот разболелся после того, как она громко проглотила скупую слюну. И тут возникла гениальная идея. Девушка остановилась и повернулась к старой кляче развратника. Взяв ее за поводья, она развернула телегу и ни с того ни с сего начала бойко торговать: «Покупай! Покупай! Покупай!». Но торговля не ладилась, в то время как по соседству у овощных лавок от покупателей не было отбоя. Только по прошествии долгого времени, когда уже ярмарка шла на спад, у нее появился первый покупатель. Вежливо назвав ее «голубушкой», он пожелал купить три клубня брюквы. Однако, молодая лавочница наотрез отказала ему, обосновывая это тем, что продает только разом всю брюкву вместе с телегой и лошадью.
– На кой мне черт целая телега?! – опешил мужичок.
– Тогда не покупайте.
Покупатель ушел прочь, плюясь, а торговка успокоила сама себя, что продавать по одному клубню – убыточно, точно ничего не заработаешь, так и с голоду можно помереть. Посмотрев завистливо на своих торгашных соседей, она уяснила одну маленькую вещь: новеньких и приезжих никто не любит, следовательно, нужно пользоваться теми преимуществами, что даровала природа; и решила вновь прибегнуть к искусству ведовства. Как только Пиявка и Банный Лист услышали слетевшее с уст хозяйки слово «заклятие», то они зажмурили глаза и заперлись в берестяном туеске до свершения. Незадачливая торговка, сердитая юная ведьма схватила грозную книгу и расположилась позади своей повозки так, что никто не смог ее видеть. Среди гор сложенных корзин и стопок ящиков с овощами она открыла книгу и принялась нетерпеливо искать подходящее заклинание на удачную торговлю. Когда ритуал свершился, то внезапно скрылось солнце, неожиданно спустились сумерки, и в небе возник какой-то непонятный шум. «Неужто опять ливень получился, – досадливо почесала затылок заклинательница. – Ну нет! Не должно же второй раз так быть! Я же совершенно другое произнесла заклятие».
Тень темнее темного накрыла городище и тотчас исчезла. Затем вновь пронеслась. Потом прозвучал звериный, доселе неслыханный, рёв, потрясший весь небосвод. Мощный порыв холодного ветра прорвался за городские стены и поднял целые вихри пыли. Тень снова пронеслась. Будто огромная птица. Алеська всматривалась в небо, но ничего не могла разглядеть, выхватить взглядом то, что там было. Оно словно пряталось, но ровно до тех пор, пока ужас не прочитался в глазах горожан. Дикие истошные крики заложили уши. Зазвенели тревожные медные барабаны. Ярмарка практически опустела – весь люд беспокойно разбегался. Небесный шум сделался сильнее и похож был на то, как непогода терзает крылья ветряной мельницы. Крылья. Крылья! Это была не птица. Это. Это. Это словно из книжек с картинками, где изображался летающий огненный ящер. Наблюдение девушки лишь подтвердилось.
– Огненный ящер!! – закричала разукрашенная женщина у соседнего прилавка.
– Это Адалид, черт бы его побрал! Откуда он взялся, он же должен быть мертвым! – не поверил своим глазам конопатый рыжий дед.
Алеська слышала в детстве это имя – Адалид – он считался древним крылатым огненным ящером, главным оружием которого выступало огненное пламя, выпускаемое из зубастой пасти. Он мог запросто за один разворот сжечь целое поселение или посевы пшеницы. Питался, соответственно, поджаренными человеческими и животными жертвами. По форме это чудовище напоминало птицу, если обнаружить его высоко-высоко в небе. Его размеры поражали: два крыла с широким размахом, что могут пол-городища накрыть. Имел он длинную шею, хребет с шипами и длинный хвост с кончиком в виде копья. Но Алеська видела на картинках немного другого огненного ящера – живого с бронзовой чешуей, а этот, зависший над городищем, – какой-то живой не жилец, его можно было даже просматривать насквозь. Он словно скроен из золотых огоньков, частиц черно-серо-белого пепла и тлеющих угольков – все они неплотно прилегали друг к другу, поэтому между ними виднелись сквозные отверстия. Морда свирепая с ноздрями, такими же большими, как глаза его, что горели ярко красными углями. Народ беспокойно судачил, что этот огненный ящер прибыл из мира усопших, из так называемой Нави, обители всего темного, потустороннего и скверного. Непонятно только, каким образом, благодаря какой неведомой силе, он попал из мира усопших в мир живых людей – в Явь. Эти миры никак не должны пересекаться, иначе будет хаос, первым признаком которого могло считаться появление всякого рода скверных сущностей по типу Адалида или еще хуже кого. Поэтому горожане свято верили, что прилёт ящера – не что иное, как случайность, во всяком случае хотели в это верить. Летающий ящер тем временем стал широко раскрывать ноздри, надувать брюхо и выпускать из поганой пасти желто-красный огонь. Заполыхало всё разом – дворы, избы, солома – всё быстро разгоралось. Небывалый пахнул жар с запахом горящей древесины и мяса.
Молодая ведьма спряталась под телегу и старалась отрицать всё происходящее, свести на непримиримое «нет», на простое совпадение, ну или хотя бы на то, что всё могло привидеться ей, слишком уж зловещей казалась правда. Ну никак не могло это быть ее рук дела; волновало только одно – скорее убраться из охваченного пожаром городишка.
Часть горожан набирала воду в бадьи и тушила избы, другая часть хваталась за оружие – метали копья и стрелы из лука в огненного ящера, третья часть во главе со старцем бросилась на жертвенное капище перед деревянным божественным идолом потрошить кур для вымаливания прощения у богов, чтобы вернули они ящера обратно в мир усопших. Старец швырнул в сторону свой посох, сбросил одежду и даже скинул очелье с волос, оставшись полностью нагим; вымазался жертвенной кровью и стал плясать обряд.
У ведьмочки промелькнула мысль, что она смогла бы вызвать ливень, чтобы потушить пожары, но потом передумала – как бы хуже не стало. Тогда она решила на время оставить питомцев, включая лошадь, и побежала к торговым лавкам.
– Где же ты? Где же? Вот ты где! – она схватила того самого ароматного жареного поросёнка, несколько ржаных караваев, пару головок лука – завернула всё добро в платок и вернулась к своим. Город уже к этому времени прилично заполонило непроглядным дымом. Искательница безрассудных приключений убедилась, что питомцы в своем укромном месте, освободила лошадь от телеги и ускакала из охваченного огнем и паникой городища. Позади осталось мерцающее алое зарево, и на этом фоне выделялось лишь единственное уцелевшее – деревянный исполин, представитель божества на лихой людской земле.
Так уж сложилось, что ведовство, передавшееся по наследству, не совсем ладно спорилось. Девушка понимала, что трудности на пути происходили не без ее лихого участия, но не желала в это верить – отрицала – больше всего на свете ей хотелось: наесться досыта, отоспаться вдоволь, попасть на столичные смотрины и подарить свое сердце княжичу.
