Филип Гэр
Лила Изуба: Голодные призраки
И не разлюбит ли её Шим, если однажды она настоящей вернется в их настоящий дом?
И не развалится ли на гнилые куски её искусственный мирок успешного историка, так взлелеянного на её страхе насилия? Ведь бытовое лицемерие в этом вопросе стало для нее нормой, превратившись в тесно приросшую маску, к которой привыкли все – родители, Шим, Тоя, коллеги.
Одному лишь зеркалу наплевать на маски. Оно всегда покажет тебя таким, каков ты есть на самом деле.
Дома она боялась ту себя, которую прятала за маской.
В Библиотеке ей на это было насрать.
– Ну надо же, кого я вижу! – раздался позади них насмешливый голос. – Лила и Рокс, собственными персонами! Какими судьбами?
Все, кроме затихшего на полу Саймона, обернулись.
Опершись на стеллаж, сжимая в правой руке шахматную доску, в проходе стоял улыбающийся рысь, в грязном сюртуке и высоком черном цилиндре.
Продолжая усмехаться, он приподнял над головой цилиндр, изображая приветствие.
Тьер внезапно понял, что усмехающийся рот гостя разрезан от одного уха с кисточкой до другого. И так и не сросся.
Заметив его внимание, рысь шутливо поклонился. Шкура на его руке лопнула и, словно отвалившийся рукав, сползла вниз, обнажив подернутое склизлой пленкой белесое мясо.
Мясо давно остывшего трупа.
Тьер сглотнул, не веря своим глазам. Он припомнил вдруг, что призрак, которого они только что убили, тоже имел кисточки на ушах, прижатых к освежеванной голове.
Кажется, один из призраков все же сумел надеть свою шкуру обратно, подумал он. Или шкуру чужую.
– Здравствуй, Пилат, – кивнула Лила. – Как твои дела?
Тот развел руками в стороны.
– Прекрасно. Как же ещё? Не могу выразить, как я рад, что вы меня навестили, детка. Рокс, тебя я не видел, гм, дай-ка припомнить, уже года три.
– Мне запрещен вход на территорию Абрафо, – выдавила из себя Рокс.
Кажется, она не была рада встрече.
– Неужели? – вздернул вверх ресницы Пилат. – Почему же? Твой отец больше не работает в Управлении?
Рокс не ответила.
– Подожди, дай-ка подумать, – рысь сжал подбородок пальцами, изображая работу мысли. – Мм… А ведь действительно, торговлю наркотой и убийства на улицах глава Абрафо почему-то не поощряет. Как и не одобряет многое из того, что делает твой папочка, кстати.
– Да кто ты такой, черт тебя подери? – не выдержал Тьер, и наставил на него дуло автомата.
– Отпусти ствол, идиот!– зашипела на него Рокс.
– Пусть идет на хер! – Тьер лишь плотнее прижал к плечу приклад.
– Сколько экспрессии! – восхитился Пилат. – Рокс, твой самчик никогда не рассказывал тебе, как он лишился глаза? Занятная история. Прям, не поверишь.
Тьер зарычал и нажал на спуск. Автомат выплюнул короткую очередь. Зазвенели, падая на пол, гильзы. Пули разорвали боковую стену ближайшего книжного шкафа, и тот завалился в проход, плесневелой лавиной сбрасывая с себя книги.
Тьер промахнулся с трех метров. Это показалось ему невозможным. Поэтому он шагнул ближе к Пилату, и выстрелил в него почти в упор.
Автомат клацнул. Затвор отошел назад, но не вернулся, подавившись следующим патроном. Пуля нехотя выскользнула из ствола и бессильно упала на пол.
Пилат точным движением ухватил пума за шею и легко вздернул над полом. Его мертвые пальцы сдавили горло Тьера, как тиски. Тот выронил автомат и вцепился когтями в убивающую его руку, полосуя мертвечину в тщетной попытке заставить её разжать хватку.
Зацепившись взглядом за глаза Пилата, он вдруг обмяк, разглядев в них нечто ужасное. Связь, возникшая на миг между ними, заставила его ощутить огромную тварь с кожистыми крыльями, скомканную в маленькое мертвое тело. Она была вынуждена существовать так вечно, не в силах превратиться в то, чем являлась на самом деле.
Для этого существа он, Тьер Хатано, представлял собой не большую помеху, нежели пылинка. И даже не мог служить для неё поводом поразвлечься.
Рокс, затаив дыхание, стараясь ни о чем не думать, глядела, как из пума вытекает жизнь.
Она боялась, что Пилат прочтет её мысли, и не убьёт Тьера.
Пилат не умел читать мысли. Ему этого не требовалось. А потому он выпустил Тьера, словно тряпку, с любопытством наблюдая, как тот корчится, пытаясь вдохнуть.
– Ты знакома с правилами, Лила. Ты ведь их помнишь, правда?
Рокс он подчеркнуто проигнорировал, словно она только что перестала для него существовать.
И на Рокс накатил холод. Ободранный знал любое прошлое и любое будущее. Всегда существовал только один вариант прошлого. Вариантов будущего имелись сотни и тысячи. Ободранный знал любой из них.
На самом деле будущее тоже только одно. Но Ободранному нравилось, когда другие существа верили, что делают его сами.
Рокс тоже верила, что будущее можно изменить. Но сейчас её вера пошатнулась.
Ободранный будто только что дочитал последнее предложение из её книги жизни.
– Я помню правила, Пилат, – твердо ответила Лила.
– Вот и прекрасно, детка. Господа, Библиотека в вашем распоряжении.
Он отвернулся, собираясь уйти.
– Да, чуть не забыл, – Пилат хлопнул себя по лбу, и вновь повернулся к ним обратно. – Оплата, Лила. Не забывай, потребуется оплата.
– Но оплату никогда не требовали раньше, Пилат, – запротестовала Рокс. Внутри неё будто что-то оборвалось, а рот набили ватой.
– Лила, детка, кажется, у тебя и твоей подруги в голове остались лишь самые удобные для вас правила Библиотеки. Никогда раньше вы не приходили сюда ради самих себя, для поиска решений собственных проблем.
– Мы ищем информацию, – упрямо ответила ему Лила. – Мы делаем это ради Управления. Эта информация не несет в себе цели, и не способна изменить мироздание. И мы не заберем книги с собой.
Пилат покачал головой.
– Это всего лишь слова, Лила. Сегодня вы пришли сюда не развлекаться, читая сказки, и отнюдь не проводить время в философских беседах на тему бытия и небытия.
Он взглянул на Саймона, который сидел на полу и испуганно взирал на него, как ребенок.
– Точнее, почти все из вас. Что же, желаю приятно провести время, дамы и господа. Библиотека в вашем распоряжении, и я вовсе не намерен вам мешать. Если вдруг захотите поболтать, как в прежние времена, – он бросил внимательный взгляд на Лилу. – Зовите.
Он повернулся и направился прочь, рассеянно ведя пальцами по корешкам книг на полках.
Некоторые из них урчали от удовольствия.
***
Известие о своей смерти Улисс воспринял равнодушно. Ну умер, и умер. И ладно.
Смерть происходит со всеми, поздно или рано, как повезет. Ему не повезло, и он прожил совсем мало.
С другой стороны, существовать он почему-то все же не прекратил, а значит, следовало задуматься о насущных проблемах.
Например, он совсем не знал, куда и как вывести существо, которое он только что спас от Вешателя.
Наверное, это и вправду была самочка. Она затравленно смотрела на Улисса огромными зелеными глазами. Красивый, некогда белейший мех был весь перепачкан пылью, рвотой и испражнениями. Одежды она не носила. С собой у неё не было ничего – ни еды, ни питья, ни оружия, ни вообще какой-либо сумки или рюкзака.
Наверное, она потеряла сумку, когда её схватил Вешатель Джон, подумал Улисс.
Вонь от нее его не волновала. Его волновал только выход из Библиотеки.
– Ты знаешь, куда нам идти? – спросил он её.
В ответ она быстро залопотала на неизвестном ему языке.
Её голос оказался приятен, а слова напоминали мягкое журчание воды.
Улисс покачал головой, и скрестил руки, давая понять, что не понимает её.
– Как твоё имя? Я, – он прижал к своей груди руку. – Улисс.
Он ещё раз похлопал себя по груди.
– Улисс, – повторил он. Затем показал пальцем на неё. – А ты?
– Алас. Ана ара Алас.
– Что ж, пойдем, Алас. Надо выбираться отсюда.
А про себя подумал, что всех проблем, кажется, смерть не решает. Она лишь добавляет новые хлопоты.
Он решил найти ту самую дверь, сквозь которую проник в Библиотеку. Она уже провела его из одного мира в другой. Возможно, сделает это и ещё раз.
Алас, существо 12-го порядка из мира Аламанк, послушно отправилась за ним. Она очень боялась вновь остаться одна.
***
Аламанк, планету с экваториальным радиусом в 85 тысяч километров, населяло пятнадцать видов разумных существ. Вместе их связывала сложная иерархия и поклонение Превосходному Саиту.
Пятьдесят четыре миллиарда жителей планеты поклонялись Превосходному Саиту, и верили, что их мертвые предки поклоняются ему тоже.
Для них служение стало единственной приемлемой формой бытия. Иной точки зрения не существовало. Во имя Саита совершалось все – жизнь, смерть, зачатие, рождение, научные открытия, война с пограничной галактикой.
Алас, существо с идеально белым мехом – его цвет десятками поколений оттачивался генными инженерами, чтобы подчеркнуть принадлежность к 12-му порядку – пришла в Библиотеку с конкретной целью.
Ей самой эта цель казалась самой важной из всех, которые только можно представить в существующей реальности. Пилат Изуба, мертвый и живой в течение тысячелетий, которого самого в большинстве миров приняли бы за божество, поднял бы её на смех, расскажи она ему о своих поисках.
Библиотека просто ломилась книгами о тех тайнах, разгадку которой так искала Алас.
Разумеется, она её нашла. А иначе, зачем вообще нужна Библиотека?
Мир Аламанка в своем служении Превосходному был идеален. Идеальность обеспечивалась знанием его жителей о Библиотеке.
Библиотека для них занимала едва ли меньшее место, нежели поклонение Превосходному. Они воспринимали её как храм знаний, войдя в который способны были вернуться лишь единицы избранных. А то и вовсе никто.
Хищники и падальщики Библиотеки могли жиреть только лишь на желающих узнать правду жителях Аламанка.
Любой кризис веры решался служителями культа очень изящно. Сомневающемуся предлагалось войти в Библиотеку, и самому поискать ответ на тот самый вопрос, на который его не устраивал ответ жрецов.
Ведь сам Превосходный Саит вернулся оттуда со Знанием и принес жителям планеты истинную веру.
Инакомыслие истинная вера терпела, но не поощряла. И настойчиво рекомендовала посетить храм, и самому убедиться в истинности её суждений.
Из Библиотеки иногда возвращались. Но ничего не рассказывали. Сомнений в вере у них тоже больше не оставалось.
Алас не была сомневающейся. Наоборот. Её вера была столь же чистой, как и цвет её шерсти. Как и абсолютное большинство жителей её планеты, Алас верила искренне, и фанатично.
С самого детства, с момента осознания всей силы Превосходного Саита, Алас мечтала написать книгу о его Пути. Точнее, о его поисках.
Ей представлялось, как Саит, тогда ещё не имеющий ни титула Превосходного, ни даже какого-то места в иерархии социума планеты, раздираемой междоусобными войнами, ищет Истину. Он путешествует из одной земли в другую, спасается от гонений, от одного предательства к другому, сквозь череду учеников и последователей. Он ищет, но не может найти её ни на одном континенте, и ни в одном городе.
И тогда он открывает вход в Библиотеку, в которой и обнаруживает Истину.
Словно пламя факела он вносит её в свой мир, полторы тысячи лет назад. С тех пор меняется все.
Алас решила найти в Библиотеке историю Превосходного о его поисках Истины.
И она её действительно нашла.
Разумеется, ей нечем оказалось заплатить Библиотекарю. Слишком велика оказалась цена. Она и сама это поняла, когда прочитала историю Превосходного.
Ей просто не хотелось умирать. Её народ всегда отличался тягой к жизни, благодаря чему и занял двенадцатую ступень в социальной иерархии существ Аламанка.
Превосходный Саит никогда не посещал Библиотеку. Тем более, он никогда не выносил из неё Истину. В Библиотеке Истина существовать не могла. Как и в любом другом месте.
Истину же Саит попросту выдумал. Как и свою историю с Библиотекой.
Превосходный Саит, которому поклонялось пятьдесят четыре миллиарда жителей планеты, оказался мошенником, придумавшим удачную для себя байку.
Из этих миллиардов жителей ежедневно несколько десятков представителей пятнадцати рас входили в Библиотеку только для того, чтобы написать книгу о Пути, который вынес Превосходный Саит.
Хищники и падальщики, населяющие Библиотеку, могли бы жиреть на тех жителях Аламанка, которые хотели бы знать правду. Однако жирели на тех, кто искренне и фанатично верил в ложь.
Алас, существо 12-го порядка, могла жить с этим знанием.
Но, к сожалению, не могла вынести его за пределы Библиотеки.
***
Спустя пять часов блуждания по книжному лабиринту, Улисс смирился с тем, что дверь он не найдет.
Стеллажи с книгами то сближались, сжимая проходы, то расступались и превращались в залы. Менялся материал полок, дерево уступало стали, сталь пластику, пластик алюминию и титану, они, в свою очередь, неизвестным Улиссу материалам.
Книги ворочались на полках и глядели на них сверху. Толстые и тонкие, большие и маленькие, в кожаных переплетах и в мягкой обложке. Некоторые из них шипели, другие рычали.
Улисс физически ощущал их голод. В его животе тоже поселилось чувство голода. Какое-то странное и глубокое, подобное которому он никогда раньше не испытывал.
– Атала, – жалобно произнесла Алас.
Она слабела на глазах. Улисс не останавливался, пытаясь как можно скорее покинуть Библиотеку, и Алас послушно следовала за ним. Но в последний час она двигалась слишком медленно, часто останавливаясь, чтобы отдышаться.
Её мех обладал способностью к самоочищению. Он вспушился, его чистый, не запятнанный более ничем, белый цвет казался среди серости книжных проходов чужеродным.
– Атала, – ещё раз пожаловалась Алас, и погладила рукой живот.
Она тоже голодна, понял Улисс. Наверное, даже сильнее, чем он.
Он кивнул Алас, и ободряюще ей улыбнулся.
Они свернули в небольшую каморку, слепой проем которой нашелся вскоре сбоку прохода. Улисс проверил его на предмет крупных живых книг или других хищников, но никого не обнаружил.
Он достал из рюкзака воду и армейский паек. Алас лакала воду жадно, но от консервированного мяса отказалась.
– Аниото… – покачала она головой, принюхавшись нежным розовым носом к мясу.
Может, оно испорчено? – подумал Улисс. Он распечатал другую банку и ковырнул её ножом. Аромат содержимого заставил его сглотнуть слюну.
Улисс протянул банку Алас, но она лишь скривилась, почуяв запах, и вновь покачала головой.
Он никак не мог принять в толк, почему она отказывается от еды. Взяв банку, он подцепил пальцами ломоть и отправил его в рот.
– Смотри, Алас, вкусно! – он вновь протянул ей банку.
Алас отшатнулась. На ее мордочке явственно проступило отвращение.
– Ты умрешь, если не станешь есть! – попробовал убедить её Улисс.
– Она не способна есть мясо, – послышался откуда-то сбоку, из сумрака, вкрадчивый голос.
Улисс вскочил, сжимая нож. Алас всхлипнула и забилась в угол, скорчившись и прикрыв руками голову.
В комнате никого не было.
Улисс достал из кармана фонарь и просветил два дальних темных угла. В одном из них луч света выхватил еле заметные очертания и два золотистых отражения света в чьих-то глазах.
– Кто ты? – Улисс выставил нож вперед. – Выходи!
Фигура обрела более ясные очертания. Словно соткалась из воздуха. Навстречу Улиссу шагнул очень худой, с висящей клочьями черной шкурой, волк. Он оказался высок – на две головы выше Улисса, но столь болезненно худ, что казался легче.
– Кто ты? – вновь повторил Улисс.
– Тень,– последовал лаконичный ответ.
– Чья?
– Своя, чья же ещё. Но ещё меня так зовут. Тень. Хотя, когда-то, звали иначе.
– И как же?
– Никто не знает, – пожал плечами волк.
– Что ты здесь делаешь, в этой комнате?
– Жду её смерти, – кивнул Тень на Алас.
– Она не умрет!
– Умрет. Видишь ли, она вегетарианка.
Это понятие оказалось Улиссу незнакомым. Продолжая сжимать нож, он отрицательно качнул головой.
– Вегетарианка, – повторил Тень. – Существа её мира произошли от животных, которые питались растительной пищей. Даже если ты запихнешь в неё мясо силком, она не сможет его переварить. Поэтому она скоро умрет. Её виду необходимо часто есть, чтобы жить.
– Что за глупость, – Улисс растерялся. – Разве такое возможно?
– В мирах Кристалла возможно абсолютно все.
Улисс вновь качнул головой, не желая верить в подобную чушь.
– Уходи! – приказал он волку.
Морда волка осунулась ещё больше. На ней отразились нетерпение и злость. Голос из спокойного внезапно стал злобным.
– Ты сам хочешь её съесть! – зашипел он. – Сам хочешь её сожрать и ни с кем не делиться, маленький ублюдок!
Улисс испугался.
И опасаясь, что волк сейчас нападет на него, сам шагнул вперед, замахнувшись ножом.
Но Тень уже растворился в воздухе, словно его никогда не существовало.
– Твою мать! – выругался в сердцах Улисс, стараясь не глядеть на Алас. Она все так же сидела в углу, закрыв лицо руками.
Размышляя, он доел мясо из открытых консерв.
Если он не выведет Алас в самое ближайшее время, она умрет от голода. Вряд ли Тень лгал. Но где и как найти нужную дверь? Как они возникают? И почему исчезают?
Библиотека была постоянно изменяющимся лабиринтом. В нем быстро найти возможно лишь то, зачем пришел. Зато искать выход, как уже понял Улисс, можно вечно.
Выскоблив банки, он бросил их в угол. К ним тут же поползли несколько мелких брошюр, шипя друг на друга.
Глядя, как они дерутся, звеня банками и разбрасывая вокруг изорванные листы бумаги, он ощутил голод.
Улисс съел две больших банки мяса, но не наелся. Его, казалось бы, наполненный живот не приподнялся ни на сантиметр. Наоборот, он почувствовал пустоту ниже грудины. Саднящую пустоту.
Которая хотела жрать.
Он сглотнул слюну.
– Пойдем, Алас, – позвал он, вставая с полу.
Алас, оторвав от лица руки, уставилась ему за спину, и, что было сил, закричала.
Улисс отреагировал мгновенно.
Присев, он крутанулся на месте, вновь выхватывая нож.
Щелкнули зубы. Готовые распороть ему горло острые когти хватанули воздух.
Зазубренным лезвием Улисс вспорол стоящие перед ним ноги нападавшего. Он видел перед собой только окровавленное мясо, будто с ног заживо содрали шкуру. Нож разрезал плоть и сухожилия, разбил кости, но напавшая на него тварь даже не пошатнулась.
Когти вонзились ему в плечи, проткнув бронепластины, как гнилую ткань. Его оторвало от пола и вознесло вверх. Улисс вслепую нанес ещё один удар ножом, ощущая, как вскрывает чье-то горло.
Его голова вошла в жадную пасть, тут же сомкнувшуюся. Острые клыки прошли в его мясо, разрывая плоть.
В отчаянии, Улисс вонзил нож снизу вверх, в челюсть твари. Длинное лезвие пронзило череп. Он ощутил, как сталь прошла вплотную к его морде, проникая дальше, в чужой мозг.
Они упали на пол вместе. Тварь слабо дергалась. Не будь в её голове ножа Улисса, она раздавила бы ему череп своими челюстями.
Енот с трудом высвободил голову. Из многочисленных ран текла кровь.
Не теряя времени, он отсек ободранную голову от тела, и пинком отправил её вон, за пределы комнаты, в сторону коридоров из книжных стеллажей.
И тут же отшатнулся прочь.
К комнате, в которой они находились, летело с десяток точно таких же освежеванных монстров. Голодные рты раскрылись, разбрызгивая слюну. Глаза расширились, окровавленные руки протянулись вперед, готовые схватить и заталкивать, заталкивать в ненасытную утробу.
Ну уж нет, – подумал Улисс. – Хер вам.
Он подхватил с полу брошюру, что сыто ворча отползала от вылизанной банки. Он разорвал её на несколько частей. Её страницы оказались сухими и желтыми, с мелкими витиеватыми буквами.
И очень быстро загорелись, когда он поднес к ним пламя зажигалки.
Призраки резко остановились, почуяв запах дыма. Их окровавленные морды вытянулись. Из лишенных век глаз исчез голод. Они завороженно уставились на пламя.
Улисс улыбнулся им, махнул рукой, раздувая огонь, и сунул факел под полку ближайшего стеллажа.
Тот занялся через пару секунд.
Пламя охватило его, как канистру с напалмом. Завизжали сгорающие заживо книги.
Алые твари в коридоре заметались. Огонь взметнулся вверх, пытаясь разогнать мрак над стеллажами. Но не смог.
И тогда он вихрем закружился, гудя от удовольствия, становясь все больше, готовый пожрать весь зал и его содержимое.
А возможно, и всю Библиотеку.
Улисс забросил за спину рюкзак и рывком помог Алас встать с полу.
– Бежим, скорее!
Огонь куснул их, опаливая шерсть, но они уже бежали, преследуемые ревущим пламенем.
Позади них вопили, сгорая, призраки. Алас казалось, что это кричит огонь.
Вокруг нее сгорали тысячи историй, прошлого и будущего. Возможно, где-то даже горела история Превосходного Саита.
***
Теперь в середине их цепочки шел Тьер. Кажется, Ободранный ему что-то сломал или повредил. Он то и дело спотыкался, и все время молчал. В единственном глазу появился затравленный блеск.
Несколько секунд тесного знакомства с Ободранным изменили его.
Рокс предпочла бы, чтобы Тьер из живого стал мертвым, и его сожрали книги. Именно для этого она и привела его сюда.
Впрочем, размышляла она, теперь его смерть – дело лишь времени.
А Тьер, глядя в пол, раз за разом переживал увиденное в глазах Пилата. Оно не шло у него из головы.
Пилата жестоко пытали перед смертью. И подобная чужая смерть для Тьера не казалась чем-то необычным или ужасным.
Сам он давно уже не боялся смерти. Он с ней свыкся.
Но теперь испугался, впервые за много лет. Не самой смерти. А того, кем станет после неё.
Сколько он себя помнил, его всегда манила власть. В краткие её минуты, он упивался её вкусом и ощущением. И остро ненавидел всех тех, кто применял свою власть и превосходство над ним, Тьером Хатано.
Власть он считал исходным Абсолютом, к которому стремится каждый.
Соприкосновение его разума с сознанием Пилата открыло ему картину бессилия любой власти перед очень многими вещами.
Власть – лишь несерьёзная игрушка для таких недалеких умом, как Тьер. Власть – ядовитая иллюзия. Она отравляет. Она предназначена тем, кто бессилен, и одновременно столь слаб, что бессилие свое побороть неспособен.
Власть – это обман, прикрывающий самообман собственный. И чем выше власть, тем лучше она самообман скрывает.
Тьер остро осознал, как глуп и неумен. Лишь глядя в мертвые глаза Пилата, не в силах глотнуть воздух из сжатого стальной хваткой горла, он понял однополярность власти. Власть над другими существует только ради самой власти. Ради её иллюзии.
А потом за неё приходится платить. И расплата может длиться тысячелетиями после смерти. Расплата за мимолетную иллюзию своего превосходства.
Власть – это насилие. Для Тьера весь мир представлял собой сплошное насилие. Но теперь он понял, что существует насилие несоизмеримо большее.
Надо выйти отсюда, подумал Тьер. Выйти как можно скорее. И сбежать из Эйоланда прочь, за пределы Рубежей. Умельцы из квартала Харофу изменят ему внешность и выправят документы, после чего Тьер сможет проникнуть за городские стены наружу.
Он бросил взгляд на Рокс, уверенно пробиравшуюся меж узких стен книжных полок. Теперь он понимал, как она раз за разом наслаждалась властью над ним, Тьером. И как он, испытывая унижение, жаждал власти не меньшей.
Замкнутый круг примитивных желаний.
Теперь он желал одного – разорвать его. А сделать это возможно только покинув город.
Сможет ли он измениться?
Тьер считал себя сильным. Он сможет.
***
Пока они пробирались книжными проходами к неведомой ему цели, Тьер мысленно оглядел своих спутников заново.
Рокс Саеда. Дочь одного из лучших следователей Абрафо. Извращенная самка-наркоманка, не меньшая психопатка чем сам Тьер. Может, даже большая. Если вспомнить, что она творит с ним в постели.
И как и чем она убивает других.
Тьер содрогнулся.
Что же такого произошло с ней в прошлом? Ведь Рокс дочь того, кто всю свою жизнь борется с ей подобными.
Она должна была пойти по его стопам, стать служащей Абрафо, сотрудником тайной и не тайной полиции. Преследовать и уничтожать таких, как он, Тьер.
Но она толкает на улицах наркоту, держит собственную банду, убивает, грабит и нанимает головорезов плодить в кварталах Эйоланда насилие. Бесконечное и жестокое, где только деньги, власть и секс имеют значение. А окружающие служат либо их источником, либо инструментом для их поиска.
А теперь для Рокс он, Тьер, стал негодным инструментом, который пора утилизировать.
Как её саму вскоре утилизирует Абрафо. Или безумный Алекс Багенге со своим террором.
Саймон Боваддин. Худой забитый малолетка, свихнувшийся на технике и механизмах. Никчемный и неспособный жить самостоятельно. Всегда вызывающий горячее желание дать ему в морду.
Жертва? Да. За душой у девственника Саймона нет ни пороков, ни грехов. Он создан для потакания порокам и грехам чужим. Его существование куда более осмыслено, чем жизни Тьера и Рокс. Только проживет он куда меньше. И судя по его взгляду, уже успел понять свой скорый конец.
Зная Рокс, вряд ли смерть Саймона окажется безболезненной. Библиотека представляла собой квинтэссенцию насилия. Ибо книги всегда связаны с насилием, неразрывно. Насилием над душами, разумом и телами. Книги – инструмент для войн и власти. Книги – гниль души, исторгнутая безумием своих создателей.
Лила Изуба. Маленькая библиотекарша из Абрафо. Идеальная рисованная картинка, если не вглядываться в неё внимательно.
Тьер видел выражение ее глаз, когда он ударил Саймона.
Ей понравилось.
Даже больше, чем ему самому.
Образ пай-самочки, чистенькой и опрятненькой, приторный и сладкий, с ухоженной шерсткой, наивным взглядом и умилительными кисточками. Именно так она выглядит наверху.
С каждой минутой, проведенной внизу, она становится все более настоящей.
Неудивительно, что она так нравится монстру Пилату. Они одно и то же. Как отражение в зеркале. Просто одна сущность столь древняя, что невозможно уже и вообразить, насколько. А вторая только-только начала осознавать свое существование.
Тьер горько усмехнулся.
Он сошел вниз вместе с теми, с кем собирался легко разделаться по пути.
А оказался в компании свихнувшейся психопатки и шизофренички-нежити. И обе они повернуты на насилии. Одна явно, вторая нет. И неизвестно, что страшнее.
Тьеру впервые стало жалко Саймона. У него самого ещё имелся шанс. А у Саймона – ни одного.
Он повернулся к волку, замыкающему их процессию. Было видно, как тот устал.
– Давай я возьму твой рюкзак.
Саймон поглядел на него удивленно.
– Спасибо, Тьер. Я сам, – прошептал он.
Тьер, встретившись с его мертвым взглядом, ещё раз содрогнулся.
***
Они вышли на открытое пространство неожиданно, словно вывалившись из ведра на пол.
Их окружали гнилые стеллажи и гнилые книги. Гниль пронизывала воздух и их самих.
Недвижимое, душное, с привкусом плесени, с никогда не опускающейся на пол пылью, пространство сжимало их в коридорах и исторгло на пятачок, где сходился десяток проходов, как желудок исторгает неспособную перевариться пищу.
Тьер, все ещё не успевший отойти после тесного общения с Пилатом, продолжал смотреть в пол. Но его единственный глаз уловил смену освещения при переходе из коридора в большое пространство, а руки автоматически направили ствол оружия в правый сектор, который он должен был прикрывать.
А потому первым начал стрелять именно он.
Они вывалились из прохода в самую гущу призраков. Со всех них тоже содрали шкуры.
Их тела сочились кровью. И не только.
И они оказались голодны.
Тьер нажал на спуск, задрав ствол выше. Крупнокалиберные пули в ошметки разнесли голову одной из тварей. Её тело задергалось, упав на пол. Осколки черепа и плоти разлетелись во все стороны, попадая на книги. Те тут же алчно зашевелились, почуяв жратву.
Тьер отсекал в очереди три-четыре пули, спокойно и методично. И он успел убить ещё одну тварь, прежде чем призраки бросились на них.
Глядя в их раззявленные бездонные рты, Тьер с отвращением понял, что в них нет языков.
Как ни странно, следующей отреагировала Лила. Но она не стала доставать пистолет или дергать за дробовик. Из её лап вытянулись кривые когти.
Когти, оказавшиеся куда длиннее, чем у любого другого представителя её вида.
– Сука! – прошипел Саймон. – Траханая потусторонняя сука!
Первому же атакующему её алому призраку рысь просто оторвала голову. Обнажились сосуды, связки и кость позвоночника. Обезглавленное тело, трясясь, бессильно уткнулось в ближайший стеллаж. В позвонок тут же вцепилась тонкая, плесневелая от старости книжонка, но её спихнул на пол жирный том в зеленом переплете, и с хрустом принялся глодать все ещё дергающуюся кость.
Слева затрещал автомат Саймона. Волк был напуган. Казалось, он стал ещё более сер. Но он не промахнулся. Нападавшей твари снесло нижнюю часть ободранного лица, и та, извиваясь, упала на пол, под алчные взгляды наблюдающих с полок падальщиков. Однако другой атакующий его призрак тут же подмял Саймона под себя.
Псица Рокс оставалась стоять растерянной, посередине пятачка и круживших вокруг неё немыслимым хороводом чудовищ. Она не сделала даже попытки поднять оружие. Её глаза остекленели от ужаса. Она впала в ступор.
Тьер сместился в её сторону и, не прекращая стрелять, подбил её сзади под колени, убирая с сектора обстрела. Рокс упала, наконец приходя в себя и злобно ругаясь.
Пум перешел на беглый огонь. Ствол его автомата прошелся от Лилы до барахтающегося на полу Саймона, кромсая тела нападавших, выбивая из стеллажей щепки и разрывая на куски книги.
Затвор его оружия ещё не успел толком щелкнуть пустотой обоймы, как он уже отпустил автомат и схватился за пистолет, продолжая смещаться к маленькой рыси, в буквальном смысле кромсавшей нападающих на куски.
– Дробовик! – заорал он, засовывая дуло пистолета в жадно открытый рот призрака и нажимая на спуск.
Лила кинула ему дробовик, даже не оглядываясь в его сторону. К его удаче, тот оказался уже снят с предохранителя.
Тьер пять раз нажал на спуск. Картечь разворачивала алые тела, оголяя их ребра и отбрасывая назад.
И в этот момент готовые их разорвать призраки замерли.
Как и сам Тьер, с опустевшим дробовиком. Как и Лила, заляпанная кровью и гноем, с оторванной алой головой в руке.
Как и Саймон, чудом не пострадавший и лежавший на полу.
Как и Рокс, которую драл когтями и зубами один из призраков, сейчас тоже застывший.
До их обоняния совершенно отчетливо донесся едкий запах дыма.
А затем в уши ввинтился мощный гул огня. Ещё более плотоядного и голодного, чем все они и призраки вместе взятые.
Библиотека горела, неистово и беспощадно, с каким-то извращенным удовольствием.
Призраки завыли. Все как один они обернулись к огню, и уставились на него, не в силах оторваться.
Огонь бежал сразу по нескольким коридорам, так быстро, что живые книги не успевали убраться с его пути. Их страницы пропадали в его ненасытной глотке, питая его и добавляя ему сил.
Тьер с усилием, со сведенными от ужаса пальцами и вылезшими из орбит глазами, заставил себя двигаться.
– Помоги Саймону! – заорал он, толкнув Лилу в плечо.