Феликс Рид
Замороженный. Как холодильник изменил нашу жизнь и нас
Такие неудачи были скорее раздражением, чем настоящей катастрофой. По большей части лед, который добывался и загружался в эти сооружения с огромными усилиями и затратами, предназначался для декаданса. Его использовали почти так же, как древние римляне использовали снег более тысячелетия назад: для охлаждения вина, нежных фруктов и кремовых десертов, чтобы получить гедонистический кайф от употребления морозных прохладительных напитков в летнюю жару. В начале 1800-х годов Джейн Остин писала своей сестре: «Ради элегантности, легкости и роскоши… я буду есть лед, пить французское вино и быть выше вульгарной экономии».
Такое внимание к самым приятным, можно сказать, несерьезным способам применения охлаждения возникло не потому, что элита Италии эпохи Ренессанса, Британии эпохи Джорджии или Регентства, а также колониальной Америки не знала о потенциале холода для сохранения продуктов. Просто использование столь ценного и ограниченного ресурса для решения такой одновременно рутинной и масштабной задачи, как охлаждение, скажем, всей цепочки поставок мяса, казалось нецелесообразным и непрактичным. Более того, в мире, где не было огромных расстояний между производителями и потребителями или ожидания, что все социальные слои могут наслаждаться одной и той же пищей круглый год, преимущества этого не были столь же очевидны, как удовольствия от винных коктейлей и мороженого.
В ходе своего исследования Бимон обнаружила очень мало примеров хранения продуктов в ледяных домах, а те, что она нашла, в основном касались нежных фруктов. В одном старинном доме в Уэст-Мидлендс груши и персики были подвешены на деревянных лотках к крыше ледяного дома. «Известно, что егеря затачивали кол в копне и протыкали копьем сочные груши с крыши», – пишет она. Рыбаки также были ранними последователями. С 1780-х годов лед собирали зимой в шотландских озерах и хранили, чтобы сохранить лосося свежим во время шестидневного путешествия в Лондон весной и летом; позже траулеры стали вывозить его в море, но, как отмечает Бимон, «запасы льда были недостаточными, и его приходилось использовать экономно и только для самых ценных видов».
В конечном итоге природный лед был слишком дорог, ненадежен и эфемерен, чтобы использовать его для крупномасштабного сохранения продуктов. Так было до 1805 года, когда невысокий, маленький выпускник школы по имени Фредерик Тюдор открыл новую отрасль: международную торговлю замороженной водой.
В середине 1800-х годов обилие пресноводных озер и лютые холодные зимы в Америке рассматривались как ценный природный ресурс, эквивалентный саудовской нефти. Его коммерческая эксплуатация положила начало не только демократизации, но и индустриализации холода.
Когда в 1805 году Фредерик Тюдор начал заготовку и доставку льда, он и представить себе не мог, что закладывает основу для формирования зависимости от холода в обществе. Он вырос, как и многие богатые жители Новой Англии, наслаждаясь мороженым и охлажденными напитками, которые можно было получить из небольшой ледяной хижины в летнем поместье его семьи. Благословленный снисходительными родителями и щедрым пособием, Тюдор в возрасте тринадцати лет решил, что дальнейшее образование – пустая трата времени. Вскоре он бросил стажировку в бостонском магазине и стал жить в семейном поместье, охотясь, ловя рыбу и выдумывая причудливые схемы обогащения.
Сначала план по продаже льда показался подростку еще одной из его дурацких идей. После того как он сопровождал своего больного туберкулезом брата Джона Генри в поездке в Гавану, во время которой оба жителя Новой Англии сильно страдали от тропической жары, ему пришло в голову, что ни один кубинец не сможет устоять перед соблазном морозного напитка, если только лед каким-то образом можно будет ему доставить. «Человек, который в течение недели пьет холодные напитки за один и тот же счет, никогда больше не сможет получить их теплыми», – объяснил он, изложив свой план по созданию ледяных наркоманов из гаванских любителей выпить, поставляя лед бесплатно городским барменам в течение ограниченного времени, а затем, когда их клиенты подсели на него, вводить розничные цены.
Несмотря на то, что он понятия не имел, можно ли сохранить лед во время длительного плавания в тропики и как это сделать, Тюдор был абсолютно уверен в успехе. Он написал богатому бостонскому политику, у которого надеялся получить финансирование, что в скором времени он и его деловые партнеры станут обладателями «состояния, превышающего наши возможности». Политик отказался от инвестиционной возможности, как и почти все, кроме нового богатого шурина Тюдора, который позже в своей автобиографии вспоминал, что «трезвомыслящие коммерсанты сочли эту идею настолько абсурдной, что она показалась капризом расстроенного мозга».
Список препятствий, которые Тюдор не смог предусмотреть, был очень длинным. Ему пришлось купить собственное судно после того, как он не смог найти ни одного судовладельца, готового взять груз, который, скорее всего, растает в пути, испортив все остальное в трюме, прежде чем стечет в море, а судно останется без балласта и будет трудно управляемым. Он не предполагал, что мороз, необходимый для образования льда, приведет к тому, что бостонская гавань также окажется скованной льдом, а значит, ему придется строить огромные ледовые дворцы для хранения груза до его отправки. И он не предполагал, что жители Карибских островов могут не иметь ни малейшего представления о том, что делать со льдом, не говоря уже о том, где его хранить. По его подсчетам, во время первого плавания на Мартинику в 1806 году он потерял от 3 до 4 тысяч долларов – до 100 тысяч долларов в пересчете на сегодняшние деньги. Хуже того, уже на следующий год его отец вернулся домой из длительной поездки по Европе, где каким-то образом потерял семейное состояние.
Тюдор винил всех и вся, кроме себя: погоду, невежественных жителей Новой Англии, отказавшихся финансировать его, и столь же непросвещенных жителей тропических островов, не признавших преимуществ льда, коррумпированные власти, неверных друзей и родственников, даже президента Томаса Джефферсона за временный запрет на поставки на Кубу. «Разве все мои начинания в богатом событиями ледовом бизнесе не сопровождались злодейским стечением обстоятельств, против которых нельзя было сделать никаких расчетов?» – жаловался он в своем дневнике. «Они излечили меня от излишнего веселья. Они сделали мою голову седой; но они не довели меня до отчаяния». Несмотря на это, одна из строк дневника состоит просто из слова ANXIETY, напечатанного крупным шрифтом; позже мотивационные заметки напомнили ему, что он еще молод и у него есть много времени, чтобы найти альтернативную карьеру. «Ты еще можешь вернуться на старую дорогу», – советовал он себе. «Продай все, что можешь, и стань обычным человеком». Не прошло и десяти лет, как его уже трижды арестовывали за долги и дважды сажали в тюрьму.
Тем не менее Тюдор продолжал строить первый в мире холодильный бизнес с нуля. Его бригадир, Натаниэль Уайет, разработал все инструменты, которые я использовал на озере Томпсон – ледоруб, отбойные брусья и шесты для ловли щуки – и оптимизировал дизайн самого ледяного дома, архитектурную технологию, которая, возможно, стала самым большим вкладом Тюдора в индустриализацию замороженной воды. В отличие от подземных каменных или кирпичных ледяных домов, описанных Сильвией Бимон, ледяные дома Тюдора были полностью наземными и строились из дерева, а в качестве изоляции между двойными стенами укладывался слой опилок. Как только температура поднималась выше нуля, не было никакой возможности предотвратить таяние заготовленного льда – лучшее, на что мог надеяться Тюдор, это замедлить его исчезновение. Его революционная конструкция из дранки и опилок, с круто наклоненной крышей для рассеивания тепла, выделяемого массой медленно тающего льда, и подземным стоком для отвода талой воды, работала довольно хорошо, сократив усадку до менее чем 10 процентов.
Пока Уайет занимался технологиями, Тюдор сосредоточился на развитии бизнеса. Он проводил демонстрации приготовления мороженого для кондитеров, предлагал владельцам кофеен кувшин для охлаждения воды собственной конструкции и придумал модели подписки на ледяные блоки – клиенты могли подписаться на одну или две доставки в день по месячному плану. Он даже спроектировал и построил одни из самых первых домашних льдогенераторов, которые он назвал «Маленькими ледяными домиками», чтобы покупатели могли хранить свою дневную норму льда дома.
Между тем, несмотря на жалость к себе, Тюдор вынужден был признать, что зарождающаяся ледовая индустрия имела некоторые уникальные преимущества. Корабли, выходившие из портов Новой Англии, как правило, были легкими и часто прибегали к перевозке камней в качестве балласта, которые они просто выбрасывали за борт в пункте назначения, чтобы вернуться с иностранным грузом. Убедившись, что большая часть тюдоровского льда не растает в пути, они охотно перевозили его по низким ставкам: даже груз со скидкой имел больше экономического смысла, чем груда камней. До появления торговли льдом опилки с лесопилок Мэна были столь же бесполезны – более того, они часто скапливались в реках и вызывали наводнения, – а значит, Тюдор мог приобретать жизненно важные изоляционные материалы по бросовым ценам. Возможно, самым удачным образом, как объясняет Гэвин Уайтман, автор книги «Торговля замороженной водой», «поскольку ее нельзя было отнести ни к добыче полезных ископаемых, ни к сельскому хозяйству», торговля льдом не облагалась никакими налогами
Сезон уборки льда также совпадал с периодом затишья для фермеров, которых можно было убедить взяться за то, что Сильвия Бимон описывает как «страшную, промозглую, опасную работу». Говорят, что Тюдор поил своих рабочих виски, чтобы закалить их против суровости льда. «Его требования неумолимы, и если не подчиниться ему немедленно, он сам себя изводит», – жаловался в то время один из жителей Массачусетса. «Он мокрый и тяжелый, острый и режущий, и, если в нем нет ни крупинки, ни зернышка, чтобы успокоиться, он всегда неспокоен». «Горячий грог – единственное средство, чтобы не отвалились пальцы на ногах», – подтверждает другой.
Постепенно торговля замороженной водой стала набирать обороты. В 1820-х годах рынок был уже достаточно развит, чтобы убедить Асу Томпсона из штата Мэн заняться этим бизнесом. К 1837 году Бостон получал несколько тысяч тонн льда в год, а в течение следующего десятилетия объем торговли увеличивался примерно вдвое каждые три года. Новоанглийский лед находил покупателей по всему Восточному побережью и даже в Лондоне, Перу и Калькутте. Тюдор, известный теперь как Бостонский ледяной король, был всего лишь одним из многих торговцев льдом, хотя и очень богатым, которого пресса называла «великим общественным благодетелем».
Приезжие в Соединенные Штаты отмечали, что в этой стране принято есть лед, часто с завистью. Когда англичанка средних лет Сара Миттон Мори вспоминала о своей поездке в США в 1840-х годах к сестре, она писала: «Из всех предметов роскоши в Америке я больше всего наслаждалась льдом – в Англии его использование было тогда редким и дорогим». Кувшины с ледяной водой охлаждали ее спальню в жаркие ночи, друзья принимали ее со стаканом ледяного лимонада или шерри-кобблера, в котором «плавали огромные кристаллы», а званые обеды потными августовскими вечерами всегда завершались мороженым. Мятный джулеп, ставший популярным смешанным напитком на американском Юге XVIII века, с добавлением льда превратился в освежающий коктейль, который мы знаем сегодня. Как напомнила Мори одна хозяйка, «всякий раз, когда вы слышите, как оскорбляют Америку, вспоминайте о льде».
Тюдор умер богатым человеком в 1864 году, а основанная им отрасль продолжала развиваться. К 1879 году, когда был опубликован первый национальный отчет о торговле замороженной водой, ежегодно добывалось около восьми миллионов тонн, хотя, благодаря таянию, только около пяти миллионов тонн доходило до потребителей. Среди них были и бедняки: благодаря появлению уличных торговцев, продававших небольшие кусочки льда или мороженое «за гроши», прелести холода впервые стали доступны всем. Что еще более важно, доступность дешевого холода позволила холодильной технике продемонстрировать свою ценность в пищевой промышленности.
Одновременно с появлением бытового льда рыбаки стали брать с собой лед для сохранения улова, что позволило им дольше оставаться в море и добывать глубоководные запасы. Фермеры поняли, что лед может избавить их от необходимости ехать на рынок посреди ночи, чтобы масло не растаяло до того, как его можно будет продать. Куски натурального льда стали хладагентом в пивоварнях, созданных волной немецких иммигрантов в 1850-х годах, что позволило им варить светлое пиво круглый год; они охлаждали первый в стране холодильный склад, построенный для хранения домашней птицы на Фултонском рынке в Нью-Йорке в 1865 году; их упаковывали вместе с первыми железнодорожными грузами мяса на убой в 1870-х годах. Индустрия, начавшаяся со стимулирования упаднического аппетита к охлажденным напиткам и мороженому, в итоге нечаянно доказала коммерческую ценность холода для сохранения продуктов.
Тюдор никогда не беспокоился о том, что индустрия природного льда окажется под угрозой из-за механического охлаждения. Когда он строил свой первый ледник в Гаване в 1807 году, он уверял тамошние власти, что вся концепция производства льда «абсурдна». Его уверенность была обоснованной: в начале XIX века ученые имели лишь шаткое представление о термодинамике, что затрудняло объяснение образования естественного холода, не говоря уже о его искусственном воссоздании.
Однако успех тюдоровской индустрии замороженной воды вдохновил целое поколение будущих производителей синтетического холода. «Замедляя разрушительную работу времени, холод увеличивает силу и ресурсы человека», – говорил один из них, француз по имени Шарль Телье. Но что, если бы человек также мог управлять холодом, производя его в нужном количестве и по своему желанию?
Машина для производства холода
«Солнце ярко светило с голубого неба в 1:30 пополудни, и люди, ищущие удовольствия, стояли под тенью склада», – гласила заметка на первой полосе газеты The Piqua Daily Call во вторник, 11 июля 1893 года. Склад, о котором идет речь, был назван «Величайшим холодильником на Земле» и являлся «одной из самых заметных достопримечательностей» на Всемирной выставке 1893 года в Чикаго. В статье в газете Clearwater Echo, опубликованной незадолго до открытия ярмарки, говорилось о том, что это сооружение само по себе является захватывающим дополнением к экспозиции. «Для обывателя процесс изготовления льда – глубокая тайна», – писал чикагский корреспондент газеты. «Здесь ему будет предоставлена прекрасная возможность изучить его в деталях».
Внутри находились четыре двигателя, работавшие от трех огромных котлов, которые приводили в действие машину, способную производить сорок тысяч тонн льда в день. В холодильных камерах здания хранились скоропортящиеся продукты для торговцев ярмарки, так что, как заметил корреспондент «Эхо», «на территории ярмарки не придется пить теплую воду или есть растопленное масло». Все сооружение было облицовано стаффажем (искусственным камнем из парижского гипса и цемента), покрашено в белый цвет и украшено орнаментом, напоминающим венецианский палаццо, с башнями-куполами по углам. [*6] Чтобы добавить грандиозности, дымовая труба машинного отделения высотой семьдесят футов, которая также служила для выпуска аммиачных паров из льдогенератора, была замаскирована под кампанилу с еще одним куполом. По масштабу, грандиозности и удивительности она легко соперничала с другими достопримечательностями ярмарки, среди которых был ряд садов, лагун и каналов, благоустроенных Фредериком Лоу Олмстедом, известным по Центральному парку, первое в мире колесо обозрения, первая в мире движущаяся дорожка и первый коммерческий кинотеатр, в котором Эдуард Майбридж демонстрировал свои исследования передвижения животных.
Но причина, по которой 11 июля 1893 года «Величайший холодильник на Земле» попал на первые полосы почти всех американских газет, была скорее ужасающей, чем чудесной. ХОЛОДИЛЬНИК ВСТРЕТИЛСЯ КАК ГРОЗА, и тысячи людей, охваченные ужасом, увидели, как храбрые люди прыгают или падают навзничь, гласили заголовки. «Тысячи людей, жаждущих удовольствий, увидели смерть в ее самой ужасающей и душераздирающей форме на Всемирной выставке сегодня», – пишет The New York Times.
Пожар начался в дымовой трубе рано утром в понедельник, 10 июля. Компания пожарных Всемирной ярмарки галантно бросилась туда и, не имея лестниц, поднялась на башню, но поняла, что пламя распространилось по всей длине дымовой трубы, отрезав их от земли. Посетители ярмарки, число которых исчислялось десятками тысяч, к этому времени начали собираться вокруг склада, наблюдая за происходящим с нарастающим ужасом.
У одного человека хватило ума спуститься по шлангу. Когда он появился на крыше, ужасно обожженный, но живой, раздался громкий крик», – продолжает рассказ «Таймс». Но пламя быстро поглотило шланг, и остальные пожарные поняли, что им «нужно прыгать или умереть там, где они были».
По двое или трое за раз они совершали «ужасный прыжок», падая на семьдесят футов, чтобы приземлиться на гудроновую и гравийную крышу, «но так прочно впивались в липкий, текучий состав, что не смогли бы освободиться, если бы им хватило сил». Крики сжигаемых заживо людей были слышны всем.
Толпа запаниковала. «Почти час казалось, что здания экспозиции обречены», – пишет газета The Union County Journal из Мэрисвилла, штат Огайо. «Вся толпа на ярмарке собралась у места событий и почти бунтовала от ужаса». Из своих национальных павильонов французская морская пехота и испанская военная гвардия объединили усилия с ковбоями из шоу Буффало Билла «Дикий Запад», пытаясь оттеснить людей от пылающего здания, опасаясь, что цистерны с аммиаком на ледовой фабрике могут взорваться.
За два часа сверкающий белизной дворец холода превратился в дымящиеся руины. В течение следующих нескольких дней рабочие с трудом выкапывали тела из-под клубка расплавленных труб системы охлаждения. В общей сложности было установлено, что погибло более дюжины человек, многие получили серьезные травмы или пропали без вести. Почерневший каркас сооружения впоследствии стал одной из главных, пусть и нездоровых, достопримечательностей ярмарки.
Причина возгорания так и не была установлена, но начальник пожарной службы Чикаго Свени обвинил в этом аммиак, содержащийся в оборудовании для производства льда. «Это здание холодильного склада никогда бы не было построено, если бы городские власти имели право голоса в этом вопросе», – заявил мэр Картер Харрисон.
В то время, в 1890-х годах, механическое охлаждение было еще в новинку.
Машины для производства льда были дорогими и огромными, но и темпераментными: они были склонны к протечкам, пожарам и взрывам. Здание холодильной камеры на Всемирной выставке в Чикаго не было застраховано, потому что его сочли слишком рискованным. Во всей стране насчитывалось менее тысячи таких машин; всего пятнадцатью годами ранее, в 1875 году, существовало лишь несколько десятков прототипов, каждый из которых был уникален.
Хотя эра машинного холода только началась, механизм, лежащий в его основе, был разработан более чем за столетие до этого, в 1755 году, когда шотландский врач по имени Уильям Каллен стал первым человеком, заморозившим воду без использования природного льда. Каллен преподавал медицину в университетах Глазго и Эдинбурга, где славился своими живыми и полными энтузиазма лекциями, привлекавшими большое количество студентов. Его исследования холода, по-видимому, были хобби, на которое его подтолкнуло наблюдение одного из учеников: когда ртутный термометр, погруженный в вино, вынимали, температура падала на два-три градуса. (Бенджамин Франклин, будущий отец-основатель США, заметил это явление несколькими годами позже, на другом берегу пруда, и предположил, что повязки, пропитанные спиртом, могут помочь врачам эффективнее отводить тепло от ожогов или, более того, заморозить «человека до смерти в теплый летний день»).
Каллен воспользовался этой идеей и привлек внимание своих научных предшественников к экспериментам с вакуумными насосами и испарением летучих жидкостей. После нескольких лет экспериментов – в ранних попытках в качестве охладителя использовались уксус, бренди, мята и даже масло чили – ему удалось создать первое устройство, способное превращать воду в лед по требованию. Его система состояла из пары стеклянных сосудов, помещенных в вакуумную камеру, так что жидкость в одном из них – «азотный эфир», смесь спирта и нитратных солей, кипящая при крайне низкой температуре, – испарялась с большой скоростью. Превращаясь в газ, жидкий эфир отбирал энергию у окружающего его воздуха, в результате чего тот становился достаточно холодным, чтобы заморозить воду в другом сосуде.
Был продемонстрирован основной принцип, лежащий в основе современных холодильников. «Насколько мне известно, такое средство получения холода, да еще в такой сильной степени, ранее не наблюдалось, и, по-видимому, оно заслуживает дальнейшего изучения», – написал он в эссе, подводя итог своим открытиям. Похоже, его предложение не нашло отклика. Перефразируя поэта Роберта Браунинга, можно сказать, что возможности человечества превысили его понимание: способность создавать холод по требованию опередила способность представить, что может дать такая способность.
Только после того, как Фредерик Тюдор в первые десятилетия XIX века наладил промышленное производство, распределение и хранение природного льда, предприимчивые изобретатели начали понимать преимущества передачи контроля над холодом в руки природы. В 1834 году американский инженер Джейкоб Перкинс, работавший в Лондоне, разработал систему, которая использовала базовую схему Каллена, но добавила конденсатор и компрессор, необходимые для рециркуляции эфира в бесконечном цикле, чтобы производить непрерывный холод. Он нанял мельника, чтобы тот построил небольшую демонстрационную модель, но, хотя она и работала, он отказался от проекта, чтобы сосредоточиться на более прибыльном бизнесе – разработке паровых машин высокого давления для развивающейся британской железнодорожной сети.
Наконец, в 1850-х годах наступил расцвет криосферного творчества и коммерциализации. Независимо друг от друга врач из Флориды и инженер из Коннектикута разработали рабочие прототипы, но именно австралийцу удалось продать первую в мире машину для производства льда. Первая партия натурального льда из Бостона прибыла в незамерзающую Австралию в 1839 году, но огромное расстояние привело к задержкам, чрезмерному таянию и высоким ценам – все это облегчило конкуренцию искусственному заменителю. Журналист Джеймс Харрисон, сын шотландского рыбака, ловившего лосося, поселился в Джилонге, недалеко от Мельбурна, где основал первую в городе утреннюю газету. Чтобы печатать в жару, он протирал печатную форму эфиром – испаряясь, он охлаждал металл и предотвращал появление пятен. Харрисон воспользовался этим опытом и нанял своего друга-кузнеца, чтобы тот помог ему построить ледогенератор на основе эфира, работающий на паровом двигателе, в пещере в стиле Skunk Works недалеко от реки Барвон.
После как минимум двух серьезных взрывов, в результате одного из которых Харрисон попал в больницу, и повторной поездки в Великобританию для консультаций с производителями паровых машин с целью доработки конструкции, ему удалось продать получившееся устройство пивоваренной компании Truman's в Лондоне и пивоваренной компании Glasgow & Thunder в Бендиго, Австралия. По словам Дж. Э. Зибеля, автора первого учебника по холодильной промышленности, опубликованного в 1895 году, именно пивовары «были готовы заплатить за урок деньги, которые всегда приходится платить, когда великое научное открытие должно быть воплощено в практическую пользу». Считается, что именно желание выпить пива побудило первых охотников-собирателей заняться земледелием, а пивоваренные заводы обеспечили важные инвестиции в механическое охлаждение: две технологии, которые изменили мир, обе подпитывались стремлением человека к опьянению.
Война, как это часто бывает, также послужила толчком. В 1860-х годах Гражданская война в США отрезала южные штаты от поставок озерного и речного льда, от которого они стали зависеть, и несколько изобретателей воспользовались возможностью построить прототипы ледогенераторов в качестве замены. К 1867 году в Сан-Антонио, штат Техас, было уже три таких машины, а Новый Орлеан тайно доставил две из Франции через блокаду Союза. Эти первые аппараты производили столь ограниченное количество льда, что его использовали в основном для госпиталей и раненых, а не для приготовления коктейлей и мороженого. Тем не менее, они все еще представляют собой первую реальную точку опоры механического охлаждения в Соединенных Штатах. Тем временем в Индии, где природный лед Тюдора был значительно дороже из-за долгого пути, к 1878 году была запущена первая успешная машина для производства льда с паровым двигателем.
Сначала механическое охлаждение использовалось в основном для производства льда для охлаждения продуктов и напитков, а не для охлаждения помещений, в которых хранились продукты и напитки. Этот концептуальный скачок также был совершен пивоварами. В XIX веке в Соединенные Штаты прибыли миллионы немецких иммигрантов. Они привезли с собой вкус к светлому пиву, которое, в отличие от английского эля, требует постоянных низких температур для брожения. Без льда пещеры для хранения пива в Сент-Луисе, Милуоки и даже Нью-Йорке становились слишком жаркими летом, чтобы варить пиво круглый год. Между тем, после Гражданской войны потребление пива в Америке резко возросло – с менее чем четырех галлонов в год на человека до двадцати одного в течение пяти десятилетий после 1865 года.
В конце 1800-х годов пивоваренная промышленность, что неудивительно, была одним из крупнейших потребителей натурального льда в Америке. Но в условиях периодически возникающего «ледяного голода», вызванного не по сезону теплыми зимами, а также растущей конкуренции за лед со стороны потребителей в процветающих городах Восточного побережья Америки, механическое охлаждение все чаще казалось экономически выгодным вариантом для пивной промышленности. Кроме того, лед не был идеальным: когда он таял, температура колебалась, вызывая проблемы с брожением, а в сырых подвалах часто росла плесень. Постепенно пивовары поняли, что вместо того, чтобы использовать холодильное оборудование для производства льда, они могут отказаться от посредников и охлаждать сусло, пуская его по трубам, заполненным испаряющимся хладагентом. Вскоре им пришло в голову, что эти же трубы, закрепленные на потолке, могут охлаждать весь погреб.
S. Liebmann's Sons в Бруклине была первой американской пивоварней, установившей холодильную машину, а более известные имена, такие как Busch и Pabst, последовали за ней. В ранних маркетинговых материалах, опубликованных компанией De La Vergne, производителем коммерческих холодильников, основанной бывшим пивоваром, анонимный клиент восхвалял достоинства машинного холода, отмечая, что теперь в его «погребах и бродильных помещениях поддерживается такая прохлада, какая мне нужна, а воздух в них сухой и свежий, что заметно отличается от состояния, когда используется лед, и что может оценить только пивовар».
В течение первых десятилетий холодильная техника находилась на стадии экспериментов, и в каждом новом аппарате предпринимались различные попытки решить многочисленные проблемы безопасности, эффективности и инженерных решений. В Грасе, Франция, монах-траппист, который хотел охлаждать вино, производимое в его монастыре, изобрел первый герметичный компрессор, который в значительной степени устранил проблемы с герметичностью, которые были характерны для ранних машин. Другие изобрели более совершенные клапаны, усовершенствовали конструкцию конденсатора и разработали новые хладагенты. Широкая электрификация, начавшаяся в Америке, Британии и Германии в 1880-х годах, также помогла: по мере замены паровых машин электрическими насосами и моторами холодильники постепенно уменьшались до более приемлемых размеров и стоимости.
И все же в 1907 году Нью-Йорк, уже ставший современным мегаполисом с автомобилями и небоскребами, полагался на природный лед, который добывали в озерах на севере штата и доставляли на баржах по реке Гудзон. Только в 1930-х годах механическое охлаждение окончательно победило торговлю натуральным льдом. Как ни удивительно, но его успех в конечном итоге был обусловлен загрязнением окружающей среды. По мере роста американских городов и фабрик в эпоху, предшествовавшую экологическому регулированию, все больше неочищенных отходов сбрасывалось в близлежащие озера и реки. А когда теория болезней микробов стала общепринятой медицинской мудростью и люди поняли, что бактерии не погибают в замороженной воде, напитки, охлажденные кусочками натурального льда, стали ассоциироваться с опасениями за здоровье, от тифа до диареи.
Как только торговля натуральным льдом уступила своему синтетическому конкуренту, она исчезла почти бесследно, сменившись искусственной криосферой холодильных складов и домашних холодильников, для которых она заложила основу. Большинство подземных ледяных домов в Великобритании были заброшены и забыты всеми, кроме летучих мышей, которые часто устраивали в них зимние спячки. В Соединенных Штатах, где такие ледяные домики, как на озере Томпсон в штате Мэн, можно было встретить на берегу любого крупного пруда или реки в северных штатах, исчезновение было еще более полным. Набитые опилками деревянные конструкции имеют склонность либо гореть, либо падать – после нескольких лет, проведенных во льду, который медленно таял, почти все они сильно покосились, наклонившись все дальше на юг. Даже тот, который я помогал заполнять на озере Томпсон, является реконструкцией.