Feel Slumber-Dream
Джои
Был холодный ноябрь 1923. Выйдя с утра, и к середине дня, мы уже нащупывали теплые воды Гольфстрима.
– Мне последнее время сниться, что я дома. В России. – Сказала мне Джои, когда, мы, лёжа на палубе и свесив руки под перила за борт, старались коснуться разрезаемой килем и поднимавшуюся волной по борту воду, изредка достающей до наших ладошек, пытаясь определить, достаточно ли она для нас тёплая.
– Снится моя детская комната. Что я с мороза захожу туда, в тепло, как будто вернулась из долгого путешествия. Я с таким облегчением, усаживаюсь в кресле, возле горящего камина, понимая: "Наконец-то всё закончилось. Я дома", а там всё как раньше. Всё так же, как и было до отъезда, за исключением того, что знаю, внизу, в столовой, меня ждёт Рон, моя матушка и мои дети.
– Рон? – С удивлением переспросила я. – Тот самый Рон?
– Да. – Ответила она. – Я их никого не вижу. Просто знаю, что они, ждут, когда я присоединюсь к ним отобедать с дороги. Рон мой муж, а это наши с ним дети, и то, что было, никогда на самом деле не было.
Она придвинулась поближе и вопросительно посмотрела на меня.
– Что бы это могло значить? – Спросила она.
– Возможно ты соскучилась по родителям? – Предположила я.
– А ты? Не скучаешь по своим родителям? – Продолжала спрашивать Джои. Я на мгновение вспомнила маму, которая в ночном халате и с бокалом в руках, что-то готовит на кухне для нас с папой. А в следующее мгновение, как она пьяная, рваная и грязная, идя на четвереньках, проходит мимо меня в комнату, а ещё через мгновение, раздвинув ноги ожидает очередного клиента в задней комнате борделя. Я даже не знала, жива ли она теперь и что с ней стало. Но домой мне возвращаться не хотелось.
– Нет. – Ответила я
– А я хочу. – Немного помолчав сказала Джои. – Очень хочу. Только не знаю, что им сказать? "Я счастлива находиться с той, которую люблю". – Они не поймут.
– Ты вышла замуж за миллионера. – Подбодрила я её. – Разве это не та новость, которую бы хотели услышать родители?
– Да, но он бандит и у меня никогда не будет с ним детей, а все родители ждут внуков.
– Ты хочешь детей? – Спросила я, понимая на сколько серьёзный разговор решила затеять Джои.
– Да. – Ответила она, с такой досадой и разочарованием в голосе, которое передалось и мне. Я тоже на мгновение почувствовала себя обделённой, ведь и я не могла иметь детей от любимой. А Дилан, Дилан это совсем не Джои.
– Мальчика. – Прервав мои мысли продолжила говорить она. – Я даже придумала как назвала бы его.
– Как? – С интересом спросила я, удивляясь тому, что, если бы она не начала этот разговор, я бы и не думала о детях, а Джои уже имя успела придумать, размышляя на эту тему видимо не в первый раз.
– Рон. Я бы назвала его Рон или Рома, что бы было не так явно в честь кого это имя.
– Почему Рон? – Вновь удивилась я. – Рон же был мудаком, который изнасиловал тебя в туалете кинотеатра.
– Не называй его так. – Вспыхнула она. – Он был хорошим, и я любила его не меньше, чем тебя. Я даже хотела сбежать с ним и стать полностью его. Не так, конечно. Не в туалете. Да что я рассказываю. Он не виноват, он просто не дождался чуть-чуть. Возможно влияние дурной компании, с которой он связался и то, лишь затем, чтобы покупать мне цветы и дарить мне подарки. А папа убил его, и нашего с ним сына.
Я видела, как Джои больно говорить об этом, как надулись её щечки, как она старается не моргать, чтобы из глаз не хлынули слёзы.
Ничего не забылось, ни что ни кануло в лета, а на оборот, все эти годы молча мучило её изнутри. Я притянула её к себе и слегка поцеловала её в надутые губки и пригладила всё ещё мокрой рукой от воды, волосы.
– Он был бандит, и убили его, его же дружки, бандиты. Зря, ты наговариваешь на своего отца. Он освободил тебя от обузы и дал дорогу в будущие. – Пыталась успокоить её я. Хотя сама была уверена, что Рона повесили вовсе не дружки, а её отец. Как говорится: "не пойман – не вор". Это были всего лишь наши догадки.
– Да какой он был бандит. Посмотри на Дилана, посмотри на Райана, на Майкла, что стоит у штурвала, никогда не расставаясь со своим автоматом. Вот, настоящие бандиты. Рон, просто дурачок на их фоне.
Что я скажу отцу, что я сменила мелкого жулика, на главаря бандитов?
А с сыном можно было бы ничего не говорить, просто дать им нянчить внука, и они были бы счастливы, да и я, глядя на них, наверное, то же.
19
Двигатель затарахтел, какое-то время поработал с перебоями и остановился. Теплые волны Гольфстрима, разрезаемые килем и поднимающиеся вдоль борта, исчезли, яхта развернулась и легла в дрейф.
Мы с Джои продолжали лежать на палубе, греясь на солнце в купальных костюмах, состоящих из сорочки и коротких шорт, беззаботно потягивая виски из фляжки, совершенно не обращая внимание на суету нашей прислуги и двух охранников.
"Развлекаются" – думала я.
Выйдя из середины холодного ноября в теплые воды Атлантики, было бы настоящим жеманством, не поддаться суете, развлечениям и выпивке.
До начала Бермудского треугольника, где по неизвестным причинам пропадало множество кораблей, было больше чем пол пути. До самого острова "Бермуды", мы ещё никогда не доплывали. Мы останавливались где-то здесь и подхваченные быстрым и тёплым течением Гольфстрима дрейфовали или бросали якорь на несколько дней. Нам, за все наши поездки, ни разу не приходило в голову, что мы можем потеряться, заблудиться, попасть в шторм и ли у нас может взять и закончится топливо.
– Что значит закончилось топливо? Этого просто не может быть! – Недоумённо переспросила я, на однозначное заявление Майкла.
– Когда мы покупали эту яхту, нас заверяли, что четырех топливных баков, должно хватить на пять с половиной тысяч миль, а этого достаточно, чтобы переплыть всю Атлантику. А мы ещё, Атлантику, ни разу не переплывали. – Заявила я Майклу таким тоном, как будто это он, намеренно растратил всё топливо.
– Вы хоть раз баки проверяли? – Спросил он.
Тут в разговор вступила Джои.
– То есть это мы должны были проверять количество топлива?
– Ну да, это же ваша яхта. – Не сдавался Майкл.
– Ты наш охранник и именно ты должен был о нас позаботится. – Безжалостно нападала на него она.
– Я и сейчас готов это делать. Я даже готов расстрелять вашу яхту к чертовой матери, если она вам больше не угодна, но проверять топливо – не моя задача.
Дальше спорить было бесполезно. Виноваты были все, так как никто даже не подумал об этом. Рация здесь не ловила и сообщить о своей проблеме на берег мы уже не могли. Оставалась надежда на проходящие мимо суда, потому Отто, второй охранник, плотно засел за рацию, отправляя сигнал спасения в пустоту океана.
А мы продолжили свой беспечный отдых. Запасов еды, воды и алкоголя, для семи человек, у нас было достаточно, к тому же достать топливо среди океана всё равно не было никакой возможности, и поддаваться панике становилось занятием совершенно бессмысленным. Оставалось ждать и верить в чудо, попутно развлекаясь, как мы и планировали.
Мы всё равно собирались бросить якорь или лечь в дрейф, но и пропускать какой-нибудь катер, способный взять нас на буксир или хотя бы сообщить на берег о нашей проблеме, нам не хотелось. Потому решили, что на рации останется кто-то один, а остальные будут периодически его заменять, по очереди. Первый день прошел довольно быстро и беззаботно.
На ночь мы включили сигнальные фонари, а Отто и Майкл вызвались добровольно дежурить у рации посменно. Ночь прошла тихо и безрезультатно. На наш сигнал о помощи никто не откликался. Второй день прошёл тоже довольно быстро и безмятежно. Мы наслаждались солнцем и океаном.
Наступил день третий.
– Интересно, где мы сейчас? – Спросила я, спускаясь по ступенькам к кормовой площадке, расположенной у винтов, на которой уже не стесняясь друг друга, находились три обнажённые чернокожие девушки из прислуги и уже хорошо подружившиеся с ними, такие же обнаженные охранники. Мы с Джои, как правило, отдыхали и проводили большую часть времени на носу, откуда и прыгали в воду, а уж забирались обратно с этой площадки на корме. Мы никогда не прыгали в воду вместе, если на борту не было человека, который наблюдал за нами, чтобы в случаи опасности бросить спасательный жилет или круг. Течение здесь было неравномерным. Оно то исчезало, то появлялось, то относило куда-то в сторону от яхты, то на оборот, стремилось загнать под неё.
Оно было не настолько сильным, чтобы с ним было невозможно справится, но всё же, все вокруг и без исключения были в полупьяном состоянии, и надеяться на кого-то из них было бы легкомысленно. Мы старались приглядывать друг за другом сами.
Джои уже собиралась выходить из воды, а я спустилась вниз, чтобы подать ей руку.
– Я думаю, – Сказала Джои, подавая руку стоящему рядом Майклу, который, как мне казалось, старался оказаться по ближе к лестнице неслучайно.
Глядя на его обнаженное тело, было заметно, что он, как и все мужчины неравнодушен к Джои, но при этом умело себя контролирует, чтобы не подавать вида. Он знал, что близость с Джои, может стать для него фатальной ошибкой и старался быть к ней как можно ближе, но при этом на предельно дальней дистанции.
– Я Думаю. – Продолжила Джои. – Что именно так и пропадают корабли в этом проклятом, Бермудском треугольнике.
Наша яхта, как и многие другие, была построена только развивающейся на тот момент компанией «Сhris-Сraft», основатель которой «Кристофер Смит» стремился на манер «Генри Форда» выпускать ряд однотипных 33 футовых и относительно не дорогих катеров. Но, так как до этого он многие годы занимался выпуском так называемых «Джентльменских лодок» под маркой CarWood, отказаться от выгодного заказа он попросту ещё не мог. Яхта предназначалась для перевозки контрабанды, потому основным её критерием должна была быть дальность и скорость, но и выглядеть она должна была так, чтобы вызывать сомнение: «Разве такие богатые люди, позволившие себе такую моторную яхту, могут заниматься контрабандой?»
Именно поэтому разработать яхту было предложено Гарфилду Вуду, гениальному механику и победителю престижных гонок на моторных лодках с 1917 – 1921 год.
Это была первая сорока восьми футовая яхта компании "Сhris-Сraft" Model 123 (один два три) была выполнена из красного дерева.
Только спустя ещё 7 лет, к 1930 году, Кристофер Смит произвел ещё несколько таких яхт, используя этот проект как своё изобретение.
Яхта была продумана идеально. Она была оснащена новым, авиационным, поршневым двигателем торнадо Т-3 мощностью 575 л.с. Разработанным компанией “Райт Аэронавтикал”. Четырьмя топливными баками, баком для пресной воды и тройным дном. При этом могла развивать скорость свыше двадцати узлов. В ней располагалась кухня с газовым баллоном, четыре двухместные каюты, каюта капитана, две каюты люкс и одна обзорная каюта за капитанским мостиком. Так же гостиная, душевая и сан узел. Казалось, в ней было предусмотрено всё, кроме того, что использовать её будут не контрабандисты, а две девушки, совершенно ничего не смыслящие в мореплавании.
– Нет. – Однозначно заявила я. В этом треугольнике происходит всякая мистика, а в том, что мы не заправили баки, никакой мистики нет.
20
Ближе к вечеру, Джои начала вести себя как-то странно и очень нервно. Она явно старалась напиться и хлебала виски прямо из горла.
– Что с тобой происходит? – Спросила её я, сидя на диване в нашей каюте и готовясь ложится спать
– У меня закончился героин. – Ответила она, нервно ходя по комнате.
– Ну можно спросить у прислуги или мальчиков. Наверняка у них есть что-то с собою. Не все же засовывают его в свои лёгкие, как ты, по несколько раз на дню.
– Нет ни у кого. – Однозначно ответила она.
– Хочешь я пойду спрошу?
– Нет ничего у них. – Снова ответила она так, как будто хочет меня в чем-то обмануть или о чём-то не договаривает.
– Ну ты же не спрашивала. – Предприняла последнюю попытку я.
– И не буду. Я ещё вчера проверила все их вещи.
Она села рядом со мной и обхватив свою голову руками начала раскачиваться из стороны в сторону, затем резко остановилась и посмотрев на меня какими то обезумевшими глазами, сказала:
– Я нужна ему.
– Кому? – Искренне удивилась я.
– Героину. Он как будто живет во мне наполняя меня, и он же меня пожирает. Он как любовь младенца.
– Что ты такое говоришь? – Ещё больше удивилась я.
– Да. Он и есть младенец. Он сладкий, любимый ребёнок, который не может жить без тебя. Ты должна постоянно быть с ним, принимать его, брать на руки, что бы он ел твою грудь, высасывая из тебя молоко. Ты готова на всё, что бы он жил, готова отдать всю себя целиком за своего младенца. Мне он нужен. Без него, моя жизнь превращается в кошмар оживших воспоминаний.
Но приходит доктор и отрывает его у тебя. Он вытаскивает это крохотное тельце из тебя щипцами, а затем выскрёбывает ножом всё то, что осталось, причиняя тебе невероятную боль. Эта боль разрывает не только тело, но и выедает душу. День за днём, день за днём. Это был наш с ним ребёнок. Наш, понимаешь и никто не спросил меня, хочу я его оставить или нет. Его просто вырвали из меня, причинив мне столько боли и страданий. Я могла чего-то сделать, но не сделала. Ничего. И сейчас его отрывают у меня, и я опять ничего не могу поделать.
Я не могу его принять, прижать, приласкать, услышать, как он смеётся, радуется и живёт во мне. Я здесь. Среди этой бескрайней пустоты, где мы все и сдохнем как ненужные котята в баке с водой.
Она сделала несколько больших глотков виски, затем села, снова обняла руками голову и начала тихонько выть. Без слёз и очень тихо, но так, что у меня по спине побежали мурашки, от того, как она воет и как у неё путаются её мысли.
Первую ночь Джои не спала. Мало того, что не спала она, не спали с ней и все. Она дважды, целенаправленно прыгала за борт, совершенно осознанно дралась в воде с Майклом и Отто стараясь утопиться. Но после второй попытки прыгнуть за борт, её заперли со мной в каюте. Она сначала попыталась плечом выломать дверь, не обращая на мои попытки остановить её, никакого внимания. Будто меня не существовало вовсе. А затем выпив ещё пол бутылки просто отключилась, упав лицом на пол. Я подняла и положила её в кровать, повернув её на бок к краю кровати и подперев под грудь подушкой, чтобы она случайно не свалилась, а сама легла сзади, приобняв и придерживая её.
Я проснулась от странного гула, напомнившего мне звук летящего самолёта. Спасены, подумала я и машинально вскочив с кровати ринулась к двери каюты. Дверь по-прежнему была заперта снаружи какой-то распоркой. На мгновение гул прервался на протяжный и посапывающий вдох, а затем вновь вырвался непонятным стоном, больше похожим на гудение низколетящего самолёта, чем на дыхание двадцатилетней девушки.
Вся постель была мокрая от пота, Джои сильно лихорадило, но она всё ещё была в алкогольной отключке.
– Есть там кто? – Громко крикнула я, прислоняя ухо к двери, с неприятным ощущением того, что дверь никто не откроет. Но за дверью послышался просыпающейся голос Майкла и одной из служанок, которая, судя по звукам, то же проснулась и что бы не быть застигнутой, поспешила уйти.
Дверь отворилась.
– Всё нормально? – Спросил Майкл, заглядывая внутрь каюты.
– Да. Правда её сильно лихорадит. – Ответила я, открыв настежь дверь и иллюминатор, начала размахивать полотенцем, чтобы немного проветрить каюту от удушливого перегара.
Следующие восемь дней Джои провела в агонии. Она почти не вставала. Её всю ломало, крутило на постели как обезглавленного удава в судорогах. Тошнило, чуть не выворачивая на изнанку.
Она кричала так, как будто ей ломают все кости. Даже виски не смягчали её жуткого состояния. Что бы хоть немножко забыться она напивалась до отключки сознания. В таком состоянии она становилась совершенно не управляема. Она уже не чувствовала ни жара, ни боли, ни страха. Всякий раз, когда ей мерещился Рон, она пыталась свести счёты с жизнью, заставляя нас обматывать её простынями и связывать верёвками. Иногда она успокаивалась, путая наши лица с её несуществующими детьми. Она откидывалась на спинку дивана, расположенных в каюте гостиной, вытягивала вперёд ноги, как с дальней дороги и звала Рона.
– Рон, дорогой, я дома, Рон, ты где? Почему я тебя не вижу? – Говорила она в пустоту каюты. Когда я пыталась её успокоить, смотрела на меня пустыми, остекленевшими глазами, которые видят не меня, а совершенно нечто другое, говорила:
– Анна, дитя моё. Как же ты выросла, доченька. Прижималась ко мне и начинала плакать. А когда я пыталась объяснить ей, что всё это кажется, она вновь тянулась за алкоголем, кричала, отрицала действительность, бросалась на каждого с обвинениями в чем угодно, и даже пыталась порезать своё горло ножом для масла.
Когда действие алкоголя заканчивалось, или давало небольшое послабление, она снова страдала, плакала, кричала и Божилась, что ничего не помнит и больше так поступать не будет. Но алкоголь ей сейчас нужен, чтобы выжить, иначе внутри неё переломаются все кости.
Восемь дней она не давала никому покоя, за редким исключением, когда засыпала сама.
На утро восьмого дня, боль и физическая зависимость героина дала слабину. Джои немного отпустило.
Вся грязная, не мытая, растрёпанная и до жути вонючая, вся в синяках от падений, царапин и порезов, в заблёванной сорочке и с уже запёкшейся кровью на ногах, так как ей было совершенно всё равно на естественные процессы своего организма, и теперь она начала возвращаться в себя.
– Я думала, что умру. – Сказала Джои осматривая себя.
– Всё возможно. Спасение ещё не пришло. – Напомнила я ей о том, что мы уже 12 дней дрейфуем в океане.
– Как же мне плохо, но я всё же хотела бы помыться и переодеться. Гораздо хуже чувствовать себя такой грязной. – Поднимаясь с постели сказала Джои. Её всю трясло, а руки дрожали. Она с трудом налила себе воду из графина, стоявшего на столе. А выпив воды села обратно на постель, стараясь отдышаться как после тяжелой пробежки.
– Тяжело и живот очень сильно болит. – Оправдывалась она.
– Конечно. Ты восемь дней ничего не ела, только хлебала виски до умопомрачения.
– Прости меня, пожалуйста. – С огромным раскаянием в голосе сказала она.
– Главное поправляйся. – ответила я ей, слегка похлопав ладонью по её коленке, а затем продолжила: – "Пойдём, я помогу тебе помыться."
21
В целях экономии пресной воды, пользоваться душем было запрещено. Мыться и стираться было предложено, прыгая за борт. Смывать соль с интимных мест, нужно было протирая их увлажнёнными пресной водой полотенцами.
После того как процесс купания и обтирания влажными полотенцами был окончен, Джои вновь наполнила свою фляжку виски и махнув за одно небольшую рюмку села за стол в ожидании завтрака.
На завтрак была консервированная фасоль, которую Джои проглотила, наверное, даже не жуя. А затем устроила небольшой скандал, потому что ей не дали ещё.
Фасоли было не жалко, но, после столь долгого голодания, начинать с трудно перевариваемой фасоли, к тому же в больших количествах было весьма неразумно. Это была последняя выходка Джои.
Через три дня она уже вошла в норму, не считая того, что была неразлучна с бутылкой виски и своей золотой фляжкой. Она вновь не пьянела и после пережитого кошмара, её состояние легкого хмеля, казалось лишь детской забавой. Да и делать на дрейфующей в океане яхте было совершенно нечего, кроме как пить и придаваться плотским утехам.
А затем, меньше чем через сутки, наши сигнальные огни пущенные из ракетниц увидел идущей в порт Сент-Джона, Канада, торговый корабль под названием "Линда-Мэри-Джейн". Названый так в честь жен трёх предпринимателей, купивших это торговое судно в складчину.
Аккумуляторные батареи к тому времени у нас уже разрядились и последние несколько дней мы находились на борту вообще без света и рации.
Только благодаря Отто, который был единственным, кто относился к нашему бедственному положению серьёзно, совершенно не желая умирать посреди океана, к нам подошло спасение. Первое время он подавал сигналы спасения через рацию, а потом постоянно вглядывался через бинокль в окружавший нас горизонт.
На шестнадцатый день нашего плавания, уже ближе к закату, где-то с восточной стороны океана, Отто разглядел еле заметное поблёскивание от корабля и поднял настоящую панику. Он не без основательно боялся, что пущенные им ракетницы, на фоне склонившегося к закату солнца будет не видны со спасительного корабля и страстно желал придумать и подать запасной, спасительные сигнал.
Он как безумный прыгал по палубе, размахивал руками и что-то кричал кораблю, как будто это могло хоть чем-то помочь. Затем он разорвал спасательный жилет, вытащил из него пенопласт, примотав его на швабру верёвкой, спустился в камбуз, там от газовой плиты разжёг коптящий черным дымом и капающий горящей пластмассой свой импровизированный факел и выбежав с ним на палубу начал размахивать в разные стороны, пуская в небо клубы черного дыма.
Но и этого ему показалось мало. Он связал вместе все спасательные жилеты, водрузив их на плот из связанных спасательных кругов, с кучей всего горящего и дымящего сверху, разжёг и бросил в воду.
Течение как на зло старалось загнать этот горящий плот под нашу яхту, так что приходилось его отталкивать всем чем придётся, жар стоял такой, что Джои, не на шутку испугавшись пожара, начала заливать сигнальный плот водой, чем повергла в шок и без того обезумившего Отто. Он в горячке схватился за рукоять своего автомата, наведя ствол на Джои, но вовремя одумался. От попыток залить плот водой, расплавленная пластмасса только на оборот разбрызгивалась и растекалась по поверхности воды, создавая ещё более широкий и трудно контролируемый очаг.
Черный дым поднимался высоко в небо. Не заметить такой сигнал было просто невозможно.
Как оказалось позднее, старания Отто были излишне. Горизонт на палубе корабля был на много дальше, и наша яхта для них была как на ладони. На корабле сразу заметили наши ракетницы. К тому же все прибрежные порты и суда были оповещены, что наша яхта две недели назад не вернулась в порт. Все и так внимательно вглядывались в даль в поисках пропавшего судна. По просьбе Фокусника была поднята в воздух даже малая авиация. Нас искали больше недели в районе Бермудского треугольника, так как Джои говорила ему когда-то, что собирается отправиться именно к Бермудским островам. Но течение вынесло нас в трех ста милях восточнее острова Сейбл. Именно там из Франции в Канаду, а точнее в Сент-Джон возвращался торговый корабль "Линда-Мэри-Джейн", который любезно принял нас на борт. А ещё, меньше чем через двое суток мы сошли на берег, где нас уже ожидал Райан и Дилан.
22
Джои, после возвращения, больше не притрагивалась к героину, хотя первое время настроение у неё по большей части было подавленным, если не называть его унылым.
Она по-прежнему засыпала со мной в одной постели, уткнувшись носом мне в подмышку, но когда к нам присоединялся Дилан, была холодна и неподвижна как тряпичная кукла. У неё даже сбился менструальный цикл, хотя он начинался у нас практически одновременно. Плюс-минус день. Но тут была явная задержка.
– Это всё из-за пережитого стресса. – Однозначно заявляла мне Джои.
Но спустя ещё месяц стало понятно, что дело здесь вовсе не в стрессе.
– Ничего не хочешь мне рассказать? – Грозно спросила я, скручивая для себя новый тампон из аптечной ваты, и затем демонстративно вытащила из себя старый, положив его в пепельницу рядом.
– Давай я тебе помогу? – Сказала Джои прикусив свои губки, и схватив влажное полотенце шустро нырнула мне под платье, начав протирать им подтёки между моими ногами.
– Джои. Я серьёзно! – Несильно, но всё же пыталась остановить её я. Но, Джои не обращая внимания на мои слова, вытащила из-под моего платья руку, шаря её по воздуху, стараясь нащупать скрученный, ватный тампон, который я держала в руках.
– Просто так, таких задержек не бывает. – Продолжала говорить я, вкладывая ей в руку свой тампон, который она тут же аккуратно вставила в меня, а затем вновь протерев всё влажным полотенцем, прикоснулась губами, заставляя меня потеряться в мыслях и нахлынувших ощущениях.
– Джои. Ты беременна! – Выпалила я, понимая, что ещё через мгновение этот разговор будет отложен на неопределённый срок.
– Я знаю. – Вынырнув из-под моего платья ответила Джои. "Пожалуйста, не рассказывай никому. Не хочу, чтобы история повторилась." – Испугано и со страхом в глазах попросила Джои.
– Знаешь? – Искренне удивилась я
– Конечно знаю. Я же не дура. Просто не знаю, что теперь мне с этим делать. Как мне заявить об этом мужу кастрату? Мне конец.
Я, не выдержав рассмеялась.
– Чего ты смеёшься? – Недоумённо спросила Джои. Но я только продолжала истерически хохотать.
– Ну чего ты? Что тут смешного? – Продолжала спрашивать Джои., пока сама, глядя на меня не начала посмеиваться. А потом поняв, всю абсурдность ситуации, начала хохотать сама, при этом тут же захлёбываясь слезами, как когда-то тогда у неё в квартире.
Немного успокоившись и стараясь приободрить Джои, которая всё ещё сидела на полу приходя в себя от смеха, я сказала:
– Райан сам подсунул тебя под Дилана. Во всяком случаи был не прочь, чтобы ты сделала именно его своим любовником. А когда мужчина и женщина спят вместе, ничего удивительного, что ты беременна. Я думаю, всё будет нормально.
– Если бы так, но я беременна от Майкла. – Ответила Джои.
– Да ты просто шлюха! – Не выдержала я. Сильно хлопнув ладонью по её затылку, хотела выйти прочь. Но Джои не обращая внимание на подзатыльник, поймала меня за ногу не дав двинуться с места.
– Я не шлюха. – Тут же парировала она. – Мне было так плохо, когда мы плыли обратно, а он был так мил со мной, спасал всё время, помогал и был рядом. Это он не дал мне утопиться, когда думала, что лучше умереть, чем проходить через этот героиновый ад. Я должна была его хоть как-то отблагодарить.
– Ну так залезла бы ему ртом в штаны, беременеть то зачем? – Кричала на неё я.
– Так я и залезла. – Тоже выкрикивая в ответ произнесла Джои, а затем понизив голос продолжила: – "Но потом просто не смогла остановиться. Я, честно, не знаю, что на меня нашло. Прости меня, пожалуйста."
Умоляла она, всё ещё стоя на коленях и обеими руками держа меня за ногу. Я в принципе её понимала, вспоминая обнажённую фигуру Майкла. Её поступок казался ещё обидней от того, что я не смею так же, как она, пуститься во все тяжкие. Я резко отставила свободную ногу в сторону, слегка облокотившись на стол раковины и Джои без слов поняв мою команду, снова ловко нырнула под моё платье.
23
После нашего возвращения, Майкл сразу уволился и уехал из города, сказав Джои на прощание нечто вроде следующего: "То, что между нами было, непременно раскроется, и мне в этот момент, лучше быть подальше от города."
Джои не стала его отговаривать, так как её это не особо сильно заботило. Она сделала то, что задумала, и Майкл был уже не нужен. Как любовника она его не рассматривала, а на роль отца её ребенка он не подходил вовсе. Единственным вариантом в таком положении оставалось сказать, что это ребёнок Дилана и я её в этом поддержала. Дилан был на седьмом небе от счастья. Он хотел, чтобы и я забеременела то же, но у меня почему-то не получалось.
Фокусник расставил все точки, заявив, что Дилан никакого отношения к ребёнку иметь не будет. Джои его жена, значит и ребёнок его, несмотря на свои увечья, о которых знала только наша странная семейка. Дилан не хотел отдавать полное родство будущего ребенка, потому наградил его титулом племянника или племянницы. Джои же называла его Рон, даже ещё не зная будет ли это мальчик или девочка.
Так прошло ещё полгода. В 1924 году, как и обещал Джон Кулидж, был принят Федеральный закон о запрете распространения наркотических веществ. Тогда же, со всех аптечных прилавков пропали заветные баночки с героином и достать его первое время было просто невозможно, кроме как у сети наркодилеров принадлежащих Фокуснику.
На тот момент никаких специализированных организаций по борьбе с наркотиками ещё не было, потому эта задача была возложена на "Бюро по государственным доходам".
Цены на препарат возросли в десятки раз.
Сеть разрасталась как снежный ком. Денег было столько, что они не вмещались в хранилище банка, и их привозили к нам в дом на передержку, забивая при этом задние комнаты банкнотами.
Проблема заключалась в том, что нельзя было просто приехать к зданию администрации и вывалить возле него причитающуюся им кучу денег. Деньги должны были поступать в бюджет США законным образом. Именно потому, после передержки грузовики с деньгами уезжали в импровизированные тайники, в конкретно указанные администрацией регионы и локации, а уже потом эти тайники то и дело доблестно обнаруживало "Бюро по государственным доходам". Зачастую даже с нежелательными или провинившимися дилерами. Сначала деньги дожидались быстрого решения суда, а после переходили в бюджет региона.
Но такая система выплат долей была неудобна и слишком привлекала внимание.
Наш дом превратился в вооруженный, неприступный форт с сотней вооруженных до зубов солдат, которые шныряли повсюду грязными сапогами по полированному паркету.
В случаи чего мы должны были бежать на пристань, садится в яхту и убираться восвояси, пока эта армия будет отстреливаясь нас защищать. Но это был всего лишь план.
Чего не мог сделать даже Фокусник, мог сделать некто по имени Джон. Финансовый махинатор, имеющий огромный банк в центре Манхеттена, входящий в федеральную резервную систему. С ним то и начал вести успешные переговоры Дилан. С рассказов Дилана казалось, что Джон заинтересован в этом деле ещё больше, чем Дилан и даже Райан.
Его банк свободно вмещал все поступающие наличные, итак, как являлся резервным фондом, благополучно переводил все деньги в бюджет. Все были довольны таким расположением дел, хотя Дилан по-прежнему искал способ перевести все дела на себя.
Несмотря на то, что сеть стремительно развивалась, поглощая под себя город за городом, к нам на передержку грузовики с наличностью больше не приезжали.
26 мая 1924 года был принят Закон Джонсона-Рида об ограничении иммиграции иностранцев. Лица, нарушившие правила пребывания могли быть депортированы в любое время с лишением права повторного въезда. Джои всё ещё была гражданкой России, а вот её ребёнок должен был стать гражданином Америки. Джои на тот момент уже исполнилось 21 год и ей уже тоже нужно было подавать документы на гражданство. Ближе к Июлю, когда Джои оставалось буквально два месяца до родов, мы, как и прежде сидя за обеденным столом, всей семьёй подняли эту тему.
