Евгений Баранов
О падении дома Романовых

Убийство Сергея Александровича не всегда является актом наказания его революционерами за Ходынку и продажу «морозовских одеял», иногда, хотя и очень редко, оно объясняется политическими причинами.

Каляев, от руки которого пал Сергей Александрович, ни в одной из известных мне легенд не упоминается.

Граф Шереметьев и Гришка Распутин

Этот человек – стекольщик по профессии (Андрей Иваныч Куликов), родом из Твери, называл себя «стариком 68 лет», тогда как на самом деле ему едва ли было 50. В его русой козлиной бородке, в таких же подстриженных в скобку волосах на голове не виднелось ни одной сединки, лоб был чистый, без морщин, и вообще все лицо очень моложавое, да и слишком бодр и подвижен он был для шестидесяти восьми лет.

Всех своих знакомых, которым перевалило далеко за 50 и которые при случае жаловались, что их «лета уже ушли», он называл «молодыми старичками» и ставил себя им в пример.

– Мне, говорил он, 68 бацнуло, а я еще не согнулся и ни одного гнилого зуба нет у меня. Половинку стукну и ни в одном глазе, только и всего, что на еду погонит.

«Шестидесяти восьми годам» я не верил, остальное все правда. Я видел, как он «стукал» «половинку»: ударом донышка посудинки о ладонь выбивал пробку, запрокидывал голову, брал горлышко в рот… буль-буль-буль… маленькая передышка, потом опять – буль-буль-буль… и посудинка пуста.

Видел и то, как его «гнало на еду»: быстро работая действительно белыми крепкими зубами, он убирал фунта полтора говяжьего студню и столько же ржаного хлеба. «Половинка» шла ему, как он говорил, на пользу: от нее он не раскисал, как плохие питухи, только глаза у него поблескивали да щеки разрумянивались.

Однако позволял он ее себе только раз в неделю, по субботам, пошабашив с делами. Похмелья он не знал, значит и пьяницей не был.

Покончив с едой, он принимался за чай, пил «с прохвала», потихоньку-полегоньку, и тут уж давал волю языку: говорил много, только слушай, а главное – не перебивай, чего он терпеть не мог. Говорил он не попусту, а всегда что-нибудь занимательное и нередко ссылался на «верного человека», от которого слышал рассказываемое, а тот, в свою очередь, все это видел «собственными глазами», следовательно, «врать ему не из чего было».

Зря он не сквернословил, но иногда в рассказе, вероятно, для усиления впечатления, пользовался очень нескромными поговорками, пословицами, сравнениями и произносил их с экспрессией, отчего они выходили особо сочными.

Многие из трактирной публики употребляют в разговора разные иностранные словечки и почти всегда в исковерканном, изуродованном виде и в особом, своем собственном, толковании их. Например, вместо «юриспруденция» говорят «уруспруденцыя» и понимают это слово в смысле грязного, скандального дела, или вместо «комбинации» – «канбиция», в смысле обоюдной потасовки….

Андрей Иваныч тоже не был застрахован от употребления в разговоре словечек, вроде приведенных, но он пользовался ими с оглядкой: если знал, что его собеседник понимает в них толк, то скажет и посмотрит на него: не бороздит ли от смешка у того губы? Если бороздит, он и глазом не моргнет, а дня через два спросит с невинным видом у того же собеседника:

– Что это за чертовинка такая: надысь прочитал в газете, а что такое, к чему ее приспособить – не знаю. – И скажет позавчерашнее словечко.

От него я записал легенду о том, как бывший царь Николай II-й «компанействовал» с Распутиным и как «заслуженный генерал» граф Шереметьев сказал ему правду в глаза.

* * *

Про этого Гришку Распутина я от верного человека слыхал – от матроса знакомого. Раньше он во флоте служил, потом перевели его во дворец, в царскую охрану. И вот тут-то он увидел, какое это царское житье бывает.