Евгений В.Х.
Авторский метод
Я задумался, откинувшись назад на стуле и закрыл глаза. Пока я так сидел, монитор уснул. Не знаю сколько прошло времени, но когда я очнулся, то не стал касаться мышки и, таким образом, не вернул яркость компьютерному экрану. Вместо этого, достал из ящика планшет и нажал на сенсорную кнопку.
Раньше я использовал гаджет только на спецзаказах, но никто не запрещал пользоваться им и в повседневной работе. Мое задание было экстраординарным, так что…
Как ни странно, данные со стационарного компьютера были уже синхронизированы с планшетом. Даже файл №2 из архивной папки был открыт и первые мои два предложения красовались в начале листа, сдвигая вниз основной текст.
Я с удовольствием заскользил пальцами по гладкой поверхности сенсорного экрана. Вскоре работа сдвинулась с места и пошла полным ходом.
Вот я уже сижу на лавке на набережной. Передо мной лениво набегают на прибрежный песок пенистые мягкие волны. Было прохладно и я застегнул молнию на куртке до подбородка.
Справа в парке шел показ модной коллекции одежды от известного кутюрье. Туда не пускали и пришлось оставаться снаружи. Я лениво листал страницы какого-то сайта на своем мобильном устройстве. Мне казалось странным, что дефиле манекенщиц проходит на открытом воздухе. Обычно в помещениях. Так ведь? Хотя, я в этом не специалист. Были слышны звуки мелодичной музыки и периодические взрывы аплодисментов.
Я ждал, когда показ закончится и я смогу поговорить с ней. Она, несомненно, пройдет по дорожке мимо меня и тогда появится возможность обратить на себя внимание.
– Здравствуйте, Марина! – сказал я, спустя длительное время.
– Марина? – ее тонкая черная бровь удивленно изогнулась. – А, впрочем, добрый день!
– День? – в свою очередь изумился я. – Разве показы мод бывают днем?
– Как видите, бывают! – высокая брюнетка с длинными прямыми волосами равнодушно пожала плечиками. Она смотрела в сторону на водную гладь и интереса ко мне не проявляла.
– Вы, наверное, хотите поговорить? – предположил я.
Тогда Марина направила взгляд своих огромных синих глаз, обрамленных длинными ресницами прямо на меня. Я поежился. Она указала рукой куда-то вперед по набережной.
– Там есть кафе. Можно выпить по бокалу вина, – ответила она. – Моя работа на сегодня закончилась.
Кафе было уютным. Располагалось в небольшом трехэтажном домике архитектурного стиля, характерного для южной Европы. На улице стояли столики, но зонтики были сложены и стулья убраны. Это время года не располагало к посиделкам на свежем воздухе. Поэтому мы расположились внутри у панорамного окна.
Я плохо представляю себе французские кафе. Или итальянские? Не принципиально. Не приходилось бывать ни там, ни там. Однако, общая картинка была не сложной и отлично рисовалась.
Мы пили вино в длинных узких бокалах. Красное конечно.
Марина была печальна. От этого она выглядела еще более прекрасной и загадочной.
Сначала мы просто молчали, рассматривая друг друга. Я это делал украдкой, а она без стеснения изучала меня своим немигающим взором.
– Рассказывайте! – наконец произнесла она. – Я хочу ясности.
Я смутился от такой прямоты и замялся.
– Ну нет! – выдавил я из себя. – Я не готов к такому.
– Почему? – она слегка растянула свои полные чувственные губы в еле заметной усмешке. – Вы боитесь брать на себя всю полноту ответственности?
Я помолчал, но потом признался:
– Боюсь!
Теперь она усмехалась открыто, откинувшись на спинку стула.
Я замахал руками перед собой в отрицающем жесте.
– Вы не подумайте! – сказал я. – Дело не в трусости. Скорее в неопытности и в недостатке информации.
Брюнетка скривила свое красивое лицо в гримасе, давая понять, что ее мало интересуют мои мотивы.
– Что вы предлагаете? – все тем же холодным тоном поинтересовалась она.
Я пожал плечами.
– Трудно сказать! Наверное, я хочу диалога.
Снова недоуменный взгляд женщины.
– Я имел ввиду, обсуждения! – поспешил я поправиться.
Снова возникла пауза. Я пил вино маленькими глотками, не понимая вкуса.
– Ну что же, давайте обсудим! – заявила она в конце концов. – Какие именно моменты вы хотите предложить на обсуждение?
Я почесал подбородок и задал первый вопрос:
– Почему вы одна?
Модель не стала уточнять что именно я имею ввиду. Она ответила сразу, не обдумывая:
– Потому что мне нужна только я сама.
– А восхищение? Вы же нуждаетесь в восхищении? Иначе вы не выбрали бы такую профессию.
– Я нуждаюсь в зеркале, которое будет отражать меня целиком. Восхищение – это и есть зеркало. Оно помогает мне сознавать себя и собственную ценность.
– Тогда почему вам холодно?
Выражение ее лица стало еще более грустным. Она склонила голову к плечу и увела взгляд в сторону.
– Почему? – настаивал я. – Может зеркало не всегда показывает то, что хочется видеть?
– Зеркало холодное само по себе, – ответила девушка. – Оно не может греть. А показывает оно только то, что есть на самом деле.
– И вам не важно с какого ракурса заглядывать в это зеркало?
– Я модель и видела себя со всех возможных ракурсов. И только внутрь себя заглянуть невозможно. Будь у вас хоть тысяча зеркал – прямых и кривых, как в объективах фотоаппаратов.
– Именно там тепло! – воскликнул я.
– Там? Где? В объективе фотоаппарата?
– Внутри себя!
Марина не ответила и отвернулась к окну.
Я посмотрел на нее в упор, на этот раз без неловкости и стеснения. Казалось кисть просится сама описать ее.
Высокий рост и великолепная фигура. Идеальный овал лица. Высокая линия бровей. Большие темно-синие глаза, смотрящие строго и холодно. Маленький рот со слегка пухлыми губами. Длинные прямые черные как смоль волосы, обрамляющие лицо и спадающие на плечи. Ей лет тридцать, не меньше. Разве в таком возрасте еще работают в модельном бизнесе?
Откуда мне знать?
Но у меня большие возможности сегодня.
– Может стоило бы позволить кому-нибудь другому посмотреть вам внутрь? – снова заговорил я, продолжая любоваться ею. Солнце заглянуло в помещение и луч хорошо осветил ее облик. – И тогда не будет нужды в зеркале. Есть те, объектив которых настроен на тепло. Я точно знаю, что есть!
Марина со снисходительным недоверием глянула на меня и элегантно махнула рукой.
– Делайте, что хотите! – сказала она. – Я сразу говорила, что не нужны никакие диалоги. Будет то, что будет.
***
Дверь в квартиру была серого цвета. Скучная, невзрачная и безликая, как и множество подобных. Сейчас я вспомнил, что должен быть номер 95, но на двери это не было указано. Впрочем, это совсем не важно.
Я нажал на кнопку звонка. Ничего не произошло. Либо я не слышал трелей из-за звуконепроницаемости двери, либо звонок просто не работал. Скорее всего, последнее.
Мне пришлось несколько раз постучать.
Сразу же послышались небыстрые шаги, опровергая предположение о звукоизоляции, и, вскоре, дверь отворилась. Невысокий, лысеющий мужчина лет сорока появился в полумраке прихожей. В руках его был журнал, а на лбу большие очки. Одет он был в домашний халат и тапочки.
– А! Это вы! – произнес он и посторонился, приглашая меня войти.
Хозяин не выглядел равнодушным. Скорее был рад моему приходу, чем наоборот. Не выпуская из рук глянцевое издание, раскрытое на развороте, где красовалось какое-то красочное фото, мужчина изобразил радушную, но немного робкую улыбку.
– Давайте пройдем на кухню? – предложил он. – В комнате у меня беспорядок.
Я не удивился огромному количеству фотографий разного размера, висевших на стенах в прихожей. Они были в рамках и без них, цветные и черно-белые. Было темно и содержание их расплывалось, но смотрелось все это вполне уместно. Я даже подумал, что комната, наверное, вообще превращена в выставку. Но туда меня не позвали, поэтому пришлось пройти на крохотную кухоньку, типичную для хрущевской однушки, и взгромоздиться на табурет у небольшого стола.
Хозяин захлопотал у допотопного эмалированного чайника, что стоял на газовой плите.
– Сейчас будет чаёк! – объявил он, зажигая конфорку от обыкновенной спички.
Я хотел было попросить кофе, но быстро передумал.
Вскоре на столе появилась вазочка с печеньем и две чашки с чаем из пакетиков. Хозяин продолжал улыбаться, размешивая ложечкой сахар.
– Я знал, что вы придете! – сказал он. – Это было предсказуемо.
– Вы не рады?
– Ну что, вы! – мужчина поправил очки. – Очень рад! Даже счастлив, можно сказать. Всякий гость – это радость для меня. Я ведь не избалован визитами. И на работе мало общения. Так что, милости прошу!
– Как ваши успехи в бизнесе? – начал я беседу, отхлебнув горячего напитка. – Студия процветает?
Он вздохнул.
– О чем это вы? О каком процветании речь? Еле свожу концы с концами! Весь небольшой доход уходит на аренду помещения. Самому же не хватает на элементарные бытовые нужды, – взгляд его смущенно скользнул по обстановке кухни, как бы в подтверждение слов.
– Ну это временно, уверяю вас, Михаил! – подбодрил я его, впервые назвав по имени. Тот немного округлил глаза, но мгновенное изумление быстро прошло. – Вы обязательно добьетесь успеха в этой сфере деятельности. Потенциал в этом виде предпринимательства весьма велик.
Михаил смущенно кашлянул и снова схватился руками за дужки очков.
– Видите ли, для меня это не просто работа, – заявил он. – Это нечто большее. Более глубокое и личное.
– Понимаю! – я кивнул головой. – Для вас, как для настоящего профессионала фотография – это вид искусства. Не так ли?
Мужчина согласился, но добавил:
– Искусство – это слишком мелко и узко. Я склонен считать это целой отраслью культуры. Направлением, определяющим содержание целых пластов в развитии человеческой цивилизации.
– Ух ты! Масштабно! Такой подход к собственному ремеслу делает вам честь! – я невольно усмехнулся, произнося эти слова.
Михаил тут же мимически отобразил негативную реакцию на мое высказывание. Прочитав это, я поспешил извиниться:
– Не обижайтесь! Я с искренним уважением всегда относился к тем, кто живет своей профессией.
Хозяин квартиры насупившись заерзал на старой деревянной табуретке.
– Дело не в этом! – буркнул он.
– А в чем?
– Фотография – это не ремесло! И не профессия!
– Призвание?
– Если хотите, то да! Призвание, определяемое способностями и талантом. Этому невозможно научиться, я считаю.
– Дар, полученный от рождения? – я старался смотреть на своего собеседника с серьезным выражением на лице.
Он кивнул, многозначительно прикрыв глаза.
– Я понял. Вы художник, – продолжил я. – Чего же вам тогда не хватает?
– С чего вы это взяли? – он встал на ноги и отошел к окну. На улице за занавесками шел дождь и струи воды ручьями стекали снаружи по стеклу. – Мне всего хватает. У меня есть я и мое творчество!
– Еще одна самодостаточная личность, довольствующаяся собой! – пробурчал я себе под нос.
– Что вы сказали?
– Нет, нет! Ничего! – чай в моей чашке оказался очень неплохим, и я продолжал с удовольствием угощаться. – Значит все у вас в порядке?
– Абсолютно! – отозвался он, не поворачиваясь.
– Тогда зачем я здесь?
Фотограф пожал плечами.
– Откуда я знаю? Вам виднее! Но я не врал, когда говорил, что рад вашему визиту.
– Тогда почему вы меня не пускаете в комнату?
Михаил замолчал и плечи его опустились. Он, как будто, сжался в комок.
– Говорите, не стесняйтесь! – подбодрил его я. – Мне можно, вы же знаете. Все равно рано или поздно мне станет известно.
Хозяин постоял еще немного, а потом решительно повернулся и указал рукой в коридор.
– Пройдемте за мной!
– Может для начала закончим чаепитие? – попросил я.
– Ну нет! Прямо сейчас!
Я подчинился, и мы оказались в комнате. Михаил распахнул двустворчатые двери и широким жестом констатировал то, что я увидел.
В помещении была только старая полуторная кровать с неубранной постелью, платяной шкаф и телевизор на полу. Остальное пространство можно было условно разделить на две части. В одной стояли и лежали в хаотичном порядке всевозможные устройства, связанные с фотоделом. Это были штативы, камеры различного формата и какой-то хлам неизвестного мне назначения. Были даже совершенно устаревшие во всех смыслах коробочки с фотопленкой.
Вторая же часть неожиданно оказалась мастерской живописца.
Я был искренне изумлен.
– Вы пишите картины? – удивленно протянул я.
С плохо скрываемой гордостью Михаил кивнул головой и потом добавил.
– Картину.
– Что? – я оглянулся по сторонам.
– Одну картину, пояснил он, – мне этого вполне достаточно.
Я снова огляделся. На стенах, мольбертах, которых было как минимум три, даже на полу размещались многочисленные рисунки. Некоторые из них были только карандашными набросками, другие же являлись вполне законченными произведениями.
– Простите, Михаил, но я вижу несколько десятков картин! – сказал я.
– О, да! – согласился хозяин. – Но большая часть хлам! Мне нужна только одна! Та которая останется навсегда. Участь остальных – мусорная корзина!
