Евгений Шалашов
Декабристы-победители
Прибытие в городок двух рот во главе с Муравьевым-Апостолом вызвало недоумение. Тем более что выйдя на главную «площадь» Василькова, солдаты построились по периметру, а подполковник приказал играть «Общий сбор».
На звук барабанной дроби стали сбегаться солдаты. Придерживая сабли, спешились офицеры. К барабанщику подскочил начальник штаба полка майор Трухин и выкрикнул:
– Кто приказал? Отставить!
Барабан было смолк, но стоящий рядом Муравьев-Апостол спокойно сказал:
– Продолжайте сбор.
– Господин подполковник, извольте объясниться! – негодовал майор – младший по чину, но старший по должности. – В отсутствие полкового командира полком командую я! Немедленно прекратите самоуправство, иначе я вас арестую. – И, далее не обращая внимания на подполковника, закричал, пытаясь заглушить звуки: – Полк, слушай мою команду! Вольно разойтись! Нижние чины и унтер-офицеры – в казармы, господа обер и штаб-офицеры – ко мне!
Полк стоял. Никто не спешил выполнять команду исправляющего обязанности. Трухин стоял, нервно сжимая эфес сабли, но ничего не предпринимал.
– Господин майор, – почти любезно сказал Муравьев-Апостол. – Будьте так любезны – отправляйтесь в штаб. Иначе не вы меня, а я буду вынужден вас арестовать. Прапорщик Козлов – проводите господина майора в его квартиру.
Юный прапорщик выскочил из строя и отдав честь вначале Муравьеву-Апостолу, а потом Трухину.
– Прошу вас, господин майор… – сделал он приглашающий жест.
– Это бунт? – упавшим голосом спросил Трухин.
– Хуже, господин майор, – радостно отозвался Козлов. – Это революция!
– Ну, тогда хоть саблю заберите, – предложил прагматичный начальник штаба. – А то ведь получится, что даже сопротивление не оказал бунтовщикам.
– Извольте, сударь, – покладисто согласился юноша и уже другим, официозно-значимым, тоном произнес: – Господин майор, вы арестованы. Прошу сдать оружие!
Просиявший майор отдал прапорщику саблю и почти радостно отправился в помещение штаба – в один из обывательских домов, хозяин которого не был свободен от постоя.
Настроение улучшилось. Но если солдаты и офицеры старались сдерживать себя, то вокруг плаца раздавался громкий хохот. Жители городка никогда не пропускали редкого в тех местах развлечения – построения полка. Вот и сегодня при звуках барабанной дроби к казармам стянулось едва ли не все население Василькова. Сергей Иванович между тем вышел на шаг вперед и громко сказал:
– Братья! Со времен Петра Великого все мы, и нижние чины, и офицеры, все мы – Солдаты. Но мы еще и граждане России. Не верноподданные, а граждане. Братья! Две недели назад в Петербурге случилась революция. Наши товарищи свергли царя Николая. Его старший брат Константин не захотел быть царем. Теперь будет вам свобода! Служить станете не двадцать пять лет, а десять. А когда вернетесь домой, то будете не крепостными, а вольными людьми. И каждый из вас получит землю в надел! Но есть еще те, кто хочет отнять у нас свободу. Солдаты, вы меня знаете! (Из строя закричали: «Знаем, знаем!») Мы вместе сражались с Наполеоном и здесь, и в Германии, и во Франции. Мы победили. Так неужели же победители должны идти в неволю? Или же пойдем на Петербург помогать нашим братьям?
Солдаты, разгоряченные речью подполковника, стали кричать: «Веди нас, Ваше Высокоблагородие. Умрем, но не выдадим!»
Сергей Иванович никогда не говорил столь длинных речей. (И пустых, как ему казалось!) А тут пришлось. И видимо, не зря. Солдаты и офицеры, за исключением единиц, были готовы идти в бой.
Выйти на рассвете, как планировал Муравьев-Апостол, не получилось. К подполковнику, встававшему раньше своих солдат (впрочем, как и все остальные офицеры) прибежал полковой адъютант.
Придерживая кивер с зимней оторочкой, подпоручик с порога крикнул:
– Господин подполковник! Известие от дальнего караула – с западной стороны к городу движется колонна всадников. Расстояние – до двух верст. Численность из-за поземки неизвестна, но не менее пятисот. А может, – сощурился офицер, – и вся тысяча…
– Хорошо, подпоручик, – пытаясь быть сдержанным, похвалил адъютанта Сергей Иванович. – Командуйте боевую тревогу.
Подпоручик выскочил, поправляя непослушный кивер. Провожая его взглядом, Сергей Иванович почему-то подумал: «Надо бы что – то поудобнее киверов на зиму завести. Хоть и красиво, а холодно. Треухи мужицкие, что ли?» Но решать проблему головных уборов сейчас было недосуг. Как-нибудь потом. Взяв шинель и пистолеты, подполковник выскочил во двор, где наперегонки с воем метели заливался полковой барабан. Командиры рот уже спешно отдавали команды.
Боевое расписание, разученное еще в прошлом году на случай нападения на Васильково (тогда смеялись – татары, что ли, или турки на Малороссию пойдут?), очень даже пригодилось. Две роты бегом отправились на западную сторону усиливать огневым боем немудреное укрытие (палисад да ров), еще две разделились на части и разбежались к другим выходам из города. Рота Кузьмина осталась в резерве, а Щепилло со своими людьми спешно занимал крыши домов, выходящих на плац (он же – центральная городская площадь), потому что при любом раскладе удар пойдет в центр.
Сергей Иванович подошел к коню, уже подготовленному ординарцем, вскочил в седло и понесся на наиболее опасный участок.
Передовые всадники уже были в четырехстах шагах – расстояние, на котором пехота уже прицеливалась в голову всадника. Правда, из-за легкой метели прицеливаться было сложно, поэтому было решено подпустить всадников поближе. Черниговский пехотный, конечно, не егеря, что били в пуговицу за триста шагов, но в каждой роте были свои «умельцы», попадавшие со ста шагов в пятак.
Вот они-то уже и взяли на прицел передовых всадников. Но стрелять не спешили, ждали команды.
Сергей Иванович не торопился отдавать команду «Огонь». Показалось, что всадники ведут себя странно – им бы уже пора переходить с рыси на галоп и идти в атаку. И тут до Муравьева-Апостола донесся знакомый голос, затянувший песню:
О как страшно смерть встречать
На постели господином,
Ждать конца под балдахином
И всечастно умирать!
А гусары в несколько сотен глоток поддержали «запевалу»:
О, как страшно смерть встречать
На постели господином!
Ну кто же еще мог сделать стихи Дениса Давыдова полковой песней, если это не Артамон Муравьев? А какой другой полковник, будь он хоть трижды гусар, станет изображать запевалу?
– Эй, Сергей Иванович, – закричали со стороны гусар. – Это ты али нет? Тебя еще не расстреляли?
– Не дождетесь, господин полковник, – весело прокричал в ответ Муравьев-Апостол, выходя навстречу гусарам. А потом обратился к своим: – Отбой, братцы, это наши!
Ахтырские гусары уже подъехали вплотную. Впереди гарцевал веселый и слегка хмельной полковник. Приблизившись к Сергею Ивановичу, проорал:
– Вот, господин подполковник, принимай пополнение. Ахтырский полк – в полном составе. «Александровцы», правда, не все. Один эскадрон ушел в Белую Церковь. Остальные – вот они!
Офицеры спешились и, обнявшись, троекратно поцеловались.
– А я уж не чаял и увидеть вас, – с дрожью в голосе сказал гусар. – Ко мне пейзане прискакали. Говорят – арестовали, мол, господина полуполковника. Они ведь, Сергей Иванович, тебя прямым потомком гетмана Апостола считают. А что – ты и в самом деле потомок гетмана?
– Может быть, – задумчиво обронил Сергей Иванович, размышляя сейчас не о легендарных предках, а о том, что надо куда-то устраивать два полка! А впрочем, можно потеснить господ обывателей. Ничего страшного.
– Молодцом, господин полковник, – похвалил Муравьев-Апостол гусара. – Вывел-таки…
– Так ведь мы вас отбивать ехали, – просто ответил Артамон Захарович. – Теперь уже все едино – мятежники.
– А вот это мы еще посмотрим, – улыбнулся Муравьев-Апостол. – А теперь давайте, шлите ко мне своего квартирмейстера. Вас разместить требуется да накормить.
– Хм, – встопорщил усы гусарский полковник. – Мы ведь в поход вышли. Так что и обоз, и котлы – всё с собой. Да и «александровцы» все хозяйство прихватили, сам проследил. Но, если покормите, чем Бог послал, так наш провиант целее будет.
Несмотря на маску лихого и грубоватого рубаки, Муравьев был дельным командиром. Будучи лишь на один год старше Сергея Ивановича, он уже был полковником и командиром полка.
В маленьком домике Муравьева-Апостола, превращенном из обычной офицерской квартиры в штаб-квартиру, уже находились старшие офицеры полка. Брат Ипполит распорядился поставить самовар и приготовить нехитрую еду. Специально для Артамона Захаровича была вытащена береженая бутылка французского вина.
К общему удивлению, «ахтырец», еще не вполне отошедший от прежней «меланхолии», отказался от дорогого вина, процитировав:
Но едва проглянет день,
Каждый по полю порхает;
Кивер зверски набекрень,
Ментик с вихрями играет.
– Кажется, генерал Давыдов у вас годится на все случаи жизни, – усмехнулся Ипполит, убирая бутылку до лучших времен.
Муравьев, погладив пышные усы, самодовольно изрек:
– Почти! Я ж его знал, когда он еще адъютантом у Багратиона служил. До сих пор жалко, что Денис Васильич в отставку ушел. Ладно, господа. Есть у меня и хорошие, и плохие новости. С каких начинать?
– Давайте с плохих, – предложил Сергей Иванович.
– Извольте, – покладисто кивнул гусар. – Корпусное начальство прознало о том, что Черниговский и прочие полки подвержены мятежу. В Житомир стянуты войска, готовые выступить против бунтовщиков. Думаю, там будет егерский, пара-тройка пехотных и драгунский полки. К этому добавьте эскадрон «александровцев». Но главное и самое скверное – у них артиллерия. И вот еще – Пестель из Тульчина куда-то отправлен. То ли в Житомир, то ли в Киев, а то и прямо в Москву.
– Так, – протянул Сергей Иванович. – А хорошие?
– А хорошие таковы: нам на подмогу идут две роты Вятского полка под началом майора Лорера и капитана Еланина.
– Это тот Еланин, что из лейб-егерского к нам за дуэль списан? – поинтересовался прапорщик Муравьев-Апостол.
– Он самый, – подтвердил полковник и продолжил: – Далее – мы обогнали две роты Троицкого полка. Тоже сюда идут. Ну, а самая приятная новость – скоро здесь будет ваш лепший друг и соратник.
– Неужто Мишель? – обрадовался Сергей Иванович. – Бестужев-Рюмин?
– Так точно! – подтвердил полковник. – Мишель, который и Бестужев, и Рюмин, а с ним до роты Полтавского полка и ваш старший братец. Узнал о мятеже и кинулся вас спасать.
– Матвей! – обрадовался Ипполит.
Самый старший из братьев, некогда заменивший Ипполиту отца, отставной подполковник проживал в Житомире. Верно, не усидел дома.
– Теперь у нас будет два подполковника Муравьевых-Апостолов. Или делитесь: один подполковник Муравьев, а один подполковник Апостол, – хохотнул гусар, довольный произведенным эффектом.
– Стало быть, у нас будет несколько тысяч штыков и с тысячу сабель, – подвел итоги Муравьев-Апостол. – Надо думать, где их размещать да чем кормить. Не все же такие запасливые, как наш гусар летучий.
– Ничего, потеснимся, – махнул рукой «летучий» гусар, которому понравилось сравнение. – Помнишь, как на Францию шли? В одном сарае до эскадрона квартировало. Эх, как там у Васильича? Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой, туда, где бой кипит, где русский штык бушует, но о тебе любовь горюет!
Глава четвертая
Император умер – да здравствует император!
Декабрь 1825 г. С. Петербург – Москва
«Рыжего Мишку» – младшего сына императора Павла можно было упрекнуть во многих грехах. И в карты он любил «перекинуться», и к женскому полу неравнодушен, а к образованию – совсем даже напротив – едва закончив учение, книжный шкап заколотил горбылями, собственноручно вбив барочные гвозди. Однако трусом Великий князь Михаил Павлович не был. На Сенатской площади он сделал все, что мог. Не побоялся выехать к бунтовщикам, несмотря на то, что уже ранили Милорадовича. Да и сам едва избежал пули из пистолета нескладного долговязого человека в статском платье! Кажется, когда-то он видел этого нескладного человека! Поэт? Да, поэт. Кажется, Кюхельбекер!
Когда долговязый, бросив один пистолет, принял из рук соседа другой, кавалергардский полковник Пестель, назначенный командовать конвоем Великого князя, ухватил лошадь под уздцы и чуть ли не силой увел Михаила к Конногвардейскому манежу.
– Владимир Иванович, зачем вы так? Возможно, мне бы удалось их уговорить, – упрекнул Михаил Павлович полковника.
Была у шефа гвардейских артиллеристов и кавалергардов такая привычка – называть своих офицеров по имени-отчеству, а не по званию (разумеется, если дело происходило не на строевом смотре).
– Простите, Ваше Высочество, – твердо ответил полковник. – Уговоры не помогут. Пушки нужны.
Между Михаилом и его братом – государем, находилась площадь, заваленная камнями и бревнами. Вот уже седьмой год на ней строят Исаакиевский собор, а конца-края строительству не видно. Впрочем, нашлось несколько тропок, по которым верховой мог доставлять приказы и сообщения от одного брата к другому.
Великий князь недоумевал: «Почему до сих пор Николай не дал команду атаковать каре?» Разумеется, лучше бы открыть артиллерийский огонь. Но пойдет ли на это старший брат? Здраво подумав, Михаил решил, что, окажись он на месте Николая, не стал бы использовать артиллерию. «Лить кровь в самом начале царствования? Бр-р!» И слава Богу, что не он должен принимать решение.
Размышления прервались выстрелами из-за штабелей и криком верхового, присланного братом:
– Ваше Высочество, государь приказал вам уходить! Полковнику Пестелю лично приказано уводить Великого князя!
Михаил не сразу понял – почему ближайший кавалергард вдруг резко схватил его жеребца за удила, а потом также резко дернул на себя.
– Строим коробку! – выкрикнул Пестель.
Полуэскадрон вплотную придвинулся к Великому князю, прикрывая его телами и подчиняя коней своей воле, перешел на галоп вместо умеренного шага.
Пестель вовремя увел Михаила – полковник Шипов уже командовал семеновскому полку идти в атаку на конвой Великого князя. Кавалергарды, взявшие Михаила Павловича в плотную коробку, не реагировали ни на приказы, ни на ругательства, когда Великий князь пытался завернуть коня и мчаться спасать венценосного брата.
Михаил Павлович, младший из сыновей несчастного Павла Петровича, не видел, как из дальнего штабеля сыпались бревна, калеча и убивая людей и коней. И, разумеется, он не знал, что бездушный предмет, ударив в голову Николая, сделал его самого императором…
Пестель уводил поредевший полуэскадрон на Литейный, а потом в казармы кавалергардского полка. В считанные минуты казарма превратились в крепость: выставлены сдвоенные посты, ворота усилены баррикадой, откуда-то извлечены легкие орудия. Само собой, что командование обороной взял на себя полковник Пестель.
Михаила Павловича отвели в одну из офицерских комнат и уложили на кровать. От волнения ли, или от усталости, но Великий князь заснул. Ему показалось, что только на минутку закрыл глаза, как в комнату зашел Пестель:
– Ваше Высочество, пора.
– Как пора? Куда пора? – не вдруг понял князь.
– Пока в Гатчину, а потом в Москву.
– Объяснитесь, господин полковник, – перешел Михаил на официальный тон.
– Извольте, – поклонился Пестель. – Я отправлял людей в город. Ситуация такова – Его Величество император убит, город в руках мятежников. Большинство полков перешло на их сторону. Мне сообщили, что создано Временное правительство, отдавшее приказ об аресте всех членов царствующей фамилии.
– Нужно спасать наследника престола, – твердо сказал Михаил. – Я сам поеду за Александром. Если брат погиб – императором должен стать его сын.
– Ваше Высочество, – не менее твердо сказал Пестель. – Последний приказ императора гласил – спасать вас. И я обязан выполнить приказ. Я вас понимаю и сочувствую. Но поверьте – нет времени на скорбь. Тем более, что вы станете нашим императором.
– Быть императором?! – в ужасе отпрянул Михаил. – Да ни за что! Императором будет Александр. И наш долг – спасти его. И, – замешкался Великий князь. – Я не знаю, где Великая княгиня Елена…
– Ваше Высочество, я пошлю людей на поиски наследника и вашей супруги, – предложил Пестель. – Но все же вы должны ехать. Вначале в Гатчину. Там надежный караул и рота «павловцев». Туда же будут подтягиваться все верные части. Все те, кто остался жив…
Во дворе казарм шла суета. Несколько нижних чинов что-то копали, остервенело долбя мерзлую землю. Надо бы прогреть ее огнем, но разводить костер не было времени. Когда яма была готова, солдаты и офицеры принялись бросать туда свои кирасы. Потом засыпали землей и хорошенько утрамбовали. Михаил вначале не понял – зачем? Потом догадался: уходить лучше налегке, а от пули в грудь или спину кираса не поможет. Оставлять же символ своей службы – это все равно, что оставить врагу знамя! Увидел и другую картину – солдаты плакали, прощаясь с конями. Кони кавалергардов, способные нести на себе крупного человека в тяжелых доспехах могут бежать галопом недолго… Где кавалергарды сумели раздобыть более сотни коней на замену своих тяжеловозов, осталось загадкой.
По дороге на Гатчину Михаил Павлович несколько успокоился. «Возможно, – думал он, – во дворце удастся отсидеться несколько дней. Подтянутся верные войска с Украины и Прибалтики. Может быть, кровопролития больше не будет. Мятежники сложат оружие. Потом – неизбежная канитель с возведением на престол племянника Сашки. Присяга… и уехать бы куда-нибудь подальше. Хорошо Константину, сидит себе в Польше и в ус не дует. И мне бы куда-нибудь, подальше от революций. Да где сейчас подальше? Ах ты, черт, – мысленно заскрежетал зубами Великий князь. – Сашке-то всего семь лет. Не исключено, что придется быть регентом. Канальство!» Потом на Михаила накатили другие мысли: «Всё же какая я бесчувственная скотина. Вчера погиб брат, а я думаю невесть о чем. И даже не знаю, где тело брата. А как там мать? Где Елена?» Но все мысли перебивала одна: «Приехать в Гатчину, а там – будет видно!»
…В Гатчине отсидеться не удалось. Когда подъехали к ограде, окружающей дворец, по кавалергардам началась стрельба.
– Уходим! – бешено закричал Пестель.
– Постойте, возможно, это ошибка, – возразил полковнику молоденький корнет. – Может, они нас приняли за мятежников. Разрешите, проверю?
И, не дожидаясь согласия командира, мальчишка поскакал к ограде, выкрикивая: «Мы свои, с нами Великий князь!» Ответом был залп из нескольких ружей, выбивший корнета из седла.
– Мальчишка, – одними губами проговорил полковник, но его услышали все. А «павловцы» уже бежали в атаку. Похоже, во дворце находилось больше войск, чем предполагалось. И, самое скверное, что они уже на стороне мятежников. Значит, бунтовщики опередили. Скверно! Конечно, кавалерия от пехоты уйдет. Но пуля летит быстрее, чем конь! И, кто знает, не седлают ли сейчас во дворце коней? Уходить!
Оторвавшись на полверсты, полковник отдал приказ:
– Поручик Десятов, возьмите взвод и прикройте отход!
– Взвод, спешиться. Коневодам – забрать коней, – скомандовал поручик.
– Поручик, – уже не приказал, а попросил Пестель, – продержитесь хотя бы десять минут. А потом – бегите!
– Продержимся, господин полковник, – уверенно ответил Десятов, улыбнувшись чему-то…
Солдаты, спешивались, крестились и выбирали укрытия. Старый вахмистр, помнивший еще Праценские высоты под Аустерлицем, перекрестив полковника и Великого князя, сказал:
– Езжайте, Ваше Высокоблагородие, спасайте императора. Мы их задержим. Прощайте, Ваше Величество.
Полковник Пестель, прикусив губу, махнул рукой. Взвод, оставшийся на верную смерть, не обращал внимания на своих товарищей. Они уже были не здесь…
Те, кому выпало жить (надолго ли?) с места пошли в галоп. Сзади послышались выстрелы. Вначале они были частыми, потом стали стихать. Последний раздался тогда, когда отряд уже проскакал более пяти верст. Правда, последние версты шли иноходью, а потом и вовсе пришлось сойти на рысь.
– Эскадрон, шагом! – скомандовал полковник.
– Кажется, оторвались, – неуверенно сказал Великий князь. – Царствие небесное! Михаил широко перекрестился и все последовали его примеру.
– Что дальше, Владимир Иванович? – спросил князь.
Что делать дальше, полковник представлял смутно. Оставался только один путь.
– Ваше Величество, – начал было Пестель, однако был прерван Михаилом:
– Не нужно меня так титуловать.
Но полковник кавалергардов покачал головой:
– Ваш титул – наше знамя. Неизвестно, что случилось с наследником. И, кроме того, Александра Николаевича никто не объявлял наследником престола. Покамест вы император! – Обернувшись к кавалергардам, Пестель выкрикнул: – Да здравствует Его Императорское Величество Михаил!
– Ура! – нестройно крикнул в ответ поредевший эскадрон.
Но все же чувствовалось, что кавалерия воодушевилась. Еще бы – одно дело спасать князя, пусть и Великого, а совсем другое – Императора. Тут каждый почувствует себя Пожарскими или Сусаниным, вместе взятыми. А сам Михаил Павлович не стал спорить. «Пусть считают, если уж им так хочется, – вздохнул он про себя. Потом мысленно добавил: – Но на трон не сяду!»
Через два часа полковник объявил привал. Бывалые кавалеристы расседлали коней (пусть хотя бы немного отдохнут), задали немного овса (а много-то в торбах не увезешь!), но костров разводить не стали, довольствуясь хлебом и водой из баклажек. Младшие командиры, не дожидаясь приказа, выставили оцепление. Нашлось несколько добровольцев ехать в разведку. К Пестелю, присевшему рядом с новообретенным императором, испросив дозволения, подошли офицеры. Кажется, назревал военный совет.
– Распоряжайтесь, Владимир Иванович, – предложил Михаил Павлович.
– Ваше Величество, господа офицеры, – негромко сказал полковник. – Путь у нас один – Москва. Есть другие соображения?
– А почему не Новгород, господин полковник?
– спросил ротмистр Кохановский. – Он ближе. В Кречевицах стоит гренадерский полк, в самом городе – драгуны. Кроме того, в Новгородской губернии много военных поселян. Можно набрать людей.
– Вот из-за военных поселян, господа, и не следует ехать в Новгород, – потеребил усы полковник.
– Почему? – заинтересовался император. – Насколько я помню доклады графа Аракчеева, там образцовые поселения.
– Странно, что граф не докладывал покойному государю о недовольстве поселенцев, – покачал головой Владимир Иванович.
– А разве были недовольные? – удивился сам Михаил Павлович.
– Недовольных было довольно много, – случайно скаламбурил полковник. – Ну, посудите сами, Ваше Величество. Крестьянин должен пахать землю, а солдат эту землю защищать. И на то, и на другое нужно время. А если с утра пахать, а днем учения проводить, вечером – опять пахать, то и пахота, и военное дело будут плохими. Естественно, что крестьяне недовольны. А разве вам неизвестно, что в Новгородской губернии бывали бунты? Небольшие, правда, но все-таки.
– Что-то слышал, но не задумывался, – пожал плечами Михаил. – А ведь вы правы, Владимир Иванович, пахарь должен пахать, солдат – защищать.
– А государь – править! – подал голос ротмистр.
Михаил Павлович ничего не ответил, но уже мысленно примерял новый титул. Покамест получалось неважно. «Впрочем, с титулами – потом. Сейчас бы с нонешним делом решить», – отмахнулся от тяжкой думы государь, кивнув Пестелю – продолжайте.
– Мятежники наверняка уже заслали своих эмиссаров к военным поселянам. Или зашлют в самое ближайшее время. Если губернатор не примкнет к мятежникам, то ему придется просить помощи у командиров полков для усмирения поселян.
– А что, губернатор Муравьев может примкнуть к мятежникам? А, ну да, что-то припоминаю… – наморщил лоб Михаил Павлович. – Кажется, его когда-то арестовал на параде император Александр. За какую такую провинность, даже и не упомню. Но ведь потом он сделал неплохую карьеру? Или он тоже, как ваш старший брат Павел Иванович, принадлежит к какому-нибудь тайному обществу?
Владимир Иванович удивленно посмотрел на императора:
– Простите, а откуда вам известно? Мы старались хранить все в тайне.
– Ну, дорогой Владимир Иванович, – засмеялся Михаил Павлович. – Ваша тайна – секрет Полишинеля. Вообще-то, еще прошлым летом начальник генерального штаба Дибич получил донос из Малороссии о том, что ваш брат вкупе с Муравьевыми-Апостолами, просто Муравьевым и еще с кем-то организовали тайное общество. Брат тогда только посмеялся. Дескать – кто в наше время не состоял в тайных обществах? Подполковник Лунин, любимец братца Константина, едва самого наместника Царства Польского в общество не принял. Кайтесь, Владимир Иванович – а вы-то, часом не были в каких-нибудь русских масонах?
– Увы, грешен, – смутился Владимир Иванович, сам состоявший два года в «Союзе Спасения». Кстати, вместе с нынешним Новгородским губернатором. Правда, уже лет пять-шесть как отошел от всех обществ. Как-то не нравились ему эти тайные… Действительно, было в них что-то масонское. А масонов Владимир Иванович на дух не выносил…
– Ну, вот видите, – засмеялся довольный Михаил. – Кстати, в ноябре, когда император был в Таганроге, поступил новый донос. Генерал Дибич привез его в Петербург. Но где сейчас Дибич?
Размышлять о судьбе Дибича ли, других ли оставшихся в столице было некогда. Разъезды прискакали с донесением, что дорога на Тосно свободна. Пестель поднял кавалергардов и эскадрон тронулся.
Дальнейший путь был обыденным. Все-таки щупальца мятежа еще не успели охватить всю Россию. На ямских станциях кавалергарды находили тех же заспанных комиссаров, описанных господином Радищевым. Правда, никто не рисковал отвечать, что лошадей нет. Михаила Павловича, оставив ему десяток человек для охраны, пустили обычным, то есть почтовым, путем в Москву. Полковник Пестель, сдав командование эскадроном ротмистру Кохановскому, отправился вместе с императором.
После французского разорения прошло уже много лет, но Москва еще не оправилась и Кремль еще покрывали строительные леса. Впрочем, дом московского генерал-губернатора, генерала от кавалерии Голицына сиял великолепием. Слуги сбились с ног, обустраивая высокого гостя, свалившегося нежданно-негаданно.
О событиях в столице губернатор еще не знал. А когда ему вкратце сообщили о происшедшем на Сенатской площади, он на минуту задумался, посмотрел в глаза Михаилу Павловичу. Опустившись на колени, прижал к губам руку Романова-младшего:
– Располагайте мною, Ваше Величество!
Михаил не стал спорить и настаивать, что не хочет быть императором. Собственно говоря, он уже смирился с мыслию, что шапку Мономаха (пардон, корону Российской империи!) все-таки возложат на его рыжую голову. Посему просто помог Голицыну подняться:
– Видимо, так уж судьбе угодно, что вы, Дмитрий Владимирович, сейчас не только московский генерал-губернатор, но и первый министр, военный министр и все прочее, включая министерство полиции. Или по-старому его назовем – внутренних дел.
– Карьера завидная, – невесело улыбнулся Дмитрий Владимирович. – А как ваш министр полиции я уже начал кое-что делать. Не хотите познакомиться с одним из бунтовщиков? – Уловив кивок государя, Голицын приказал дежурному офицеру: – Распорядитесь, голубчик, чтобы привели арестанта. – Потом, обратившись к высокому гостю, предложил: – Ваше Величество, давайте-ка перекусим. За арестантом-то – пока съездят, да пока привезут, то-сё, пятое-десятое. Откушаем, чем Бог послал. И вас, и свиту Вашу – прошу!
После скверных щей да залежавшихся пирогов, наспех съеденных на станциях, обед у генерал-губернатора показался праздником жизни. Раньше Михаил (пока пребывал в состоянии «Мишеля») открыто посмеивался над русофильскими пристрастиями Голицына, но сегодня «подметал» все, что выставлялось на стол. А подавалась осетрина на вертеле и рыба, жареная по-московски, «ушное» из баранины и заливной язык. А когда на стол были выставлены гуси с яблоками (по птице на гостя!), то Михаилу Павловичу уже не хотелось и думать об этих новомодных котлетах!
После обильного обеда гости и хозяин впали в сытое оцепенение. По русскому обычаю можно бы и вздремнуть часок, но появился дежурный офицер:
– Ваше Сиятельство, арестант доставлен. Разрешите ввести?
Князь Голицын вопросительно обернулся к Михаилу:
– Прикажете сюда?
– Что вы, Дмитрий Владимирович, – покачал головой государь, потирая набитый живот. – Арестанта допрашивать в пиршественном зале? Неприлично получится. Ему-то, наверное, разносолов в тюрьме не дают.
– Отведи арестанта в мой кабинет, – приказал дежурному губернатор, а потом обиженно оттопырил губу: – Арестант, чай, офицер и дворянин. Содержится на офицерской гауптвахте. Кормят там хорошо. Ну, без поросят и расстегаев.
– Кстати, а что у вас за арестант? – поинтересовался государь.
– А это, Ваше Величество, вы сами узнаете, – хитро прищурился Голицын. – Кстати, полковнику Пестелю сие будет особо интересно.
Генерал-губернатор повел Михаила и офицеров в кабинет через отдельную дверь. Два солдата ввели мужчину в шинели с полковничьими эполетами. Правильно – чинов и званий его никто не лишал. Красивое лицо поросло недельной щетиной.
«Бог ты мой!» – внутренне ужаснулся Владимир Пестель, узнавая брата.
Голицын был доволен эффектом:
– Арестованный по приказу начальника Генерального штаба генерала Дибича, полковник и бывший командир Вятского пехотного полка и кавалер Павел Иванович Пестель. Вчера был доставлен в первопрестольную из Житомира.
– Садитесь, полковник, – предложил Михаил арестанту. Посмотрев на свиту, сказал: – Господа, вы можете отдыхать. А мы с князем Голицыным побеседуем с полковником.
Владимир Пестель посмотрел на брата и перевел умоляющий взгляд на Михаила:
– Ваше Величество, разрешите остаться.
– Владимир Иванович, ваша воля, – пресекая возможное недовольство губернатора, сказал Михаил. – Вы вольны остаться или уйти в любое время.
Заслышав обращение «Ваше Величество» применительно к Михаилу, арестант встрепенулся:
– Простите, мне не послышалось? Вы – новый император?
– Нет, полковник, не послышалось. Перед вами – Его Величество, Михаил Второй, – отозвался князь Голицын, опередив самого государя.
Михаил Павлович, стиснув зубы, добавил:
– Император Николай, царствие ему небесное, убит в день приведения войск к присяге. В Петербурге создано Временное правительство. Кажется – это то, к чему вы стремились?
Пестель промолчал. Михаил Павлович встал. Медленно прошелся по кабинету:
– Господин полковник. Мне лично, да что мне… и императору Александру, и императору Николаю было известно, что вы являлись членом Союза Благоденствия. Так? Сей союз самораспустился. Вы, променяв столичную карьеру на должность командира пехотного полка, поехали в Малороссию. Затем вместе с князем Барятинским, вкупе с генерал-интендантом Юшневским создали «Южное общество».
