– Андерс Беринг Брейвик? Все о нём слышали. От терактов, которые он совершил в 2011 году в Осло, погибли около 80 человек и свыше 150 получили ранения.
– Да, – Анвар кивнул, – и это только от рук одного человека.
– Знаешь, я в этом не уверен. Мы изучали эти теракты и многое показалось мне странным и неправдоподобным. Как этот человек в одиночку изготовил бомбу, весом более пятисот килограмм? Где он достал полицейскую форму? Это не под силу одиночке. Это то, о чём я говорил в самом начале нашего разговора. Моё мнение, что он просто исполнитель, а настоящие организаторы остались в тени.
– Вполне может быть и так, – согласился Анвар.
– Вот с этим явлением мы и боремся, – сказал Степан. – Мы ищем организаторов и расправляемся с ними. Убийцы должны быть уничтожены.
– Но ведь и вы убийцы, – возразил Анвар, – и найдётся кто-нибудь, кто будет охотиться на вас. И во время этой охоты опять будут невинные жертвы. Это замкнутый круг. И разорвать его непросто. Ещё вспоминается Достоевский со знаменитой фразой Родиона Раскольникова: «Тварь ли я дрожащая или право имею»? Вот вы. Имеете ли вы право? Вопрос очень философский, и я не знаю на него ответа. А ты знаешь?
– Я знаю только то, что мы боремся за то, чтобы зла в этом мире было меньше, – слегка раздражённо ответил Степан, трогая пистолет.
– Да, но ваши методы мало отличаются от методов радикальных организаций. Да, вы не устраиваете теракты, но вы точно так же убиваете людей.
– Плохих людей!
– «А судьи кто?» – Анвар процитировал Грибоедова.
– Мы судьи, мы! Неужели, будь у тебя выбор, оставить в живых или убить террориста, действия которого унесли сотни жизней, ты выбрал бы первое?
– Я выбрал бы третье – сдал бы его правосудию, – ответил Анвар, – убивая убийц, вы сами становитесь убийцами. А если вы проведёте своё расследование с ошибкой и лишите жизни невинного человека? Что тогда, вы всё ещё будете добрыми в собственных глазах? Да и в чём вообще разница между злом и вами? В количестве жертв? Когда вам начнут мстить, то жертв станет больше. Невинных. И ты это должен понимать.
Степан вздохнул и ответил:
– Я понимаю это, но со злом очень сложно бороться добрыми методами. Как ты себе это представляешь? Подставить правую щёку? Нет, добро должно быть с кулаками.
– С кулаками, но не с пистолетами. – заметил Анвар. – И вообще ты понимаешь эту фразу слишком буквально. Она про то, что добро должно уметь давать отпор.
– Так мы и даём отпор! – резко произнёс Степан.
– Это не отпор, это новый виток зла. Ты произнёс фразу про правую щёку. Она из Нового завета, если помнишь. И она пришла на смену старому принципу «Око за око».
– То есть ты предлагаешь вообще ничего не делать, тем самым позволив злу распространиться дальше? Пусть и дальше страдают невинные люди, правильно тебя понимаю?
– Нет, я предлагаю другое. В стране есть законы и надо жить по ним. Всем нам. – ответил Анвар.
– Но эти законы плохо работают. Повторю тебе, что находят исполнителей, но не организаторов. Да и пересажать всех преступников – это очень сложно.
– Ты прав, Степан, это сложно, но это возможно. Думаешь изоляция убийц была бы менее действенной? Мне кажется, что это верный способ борьбы. Это помогло бы избежать жертв, убитых ради мести.
– Изоляция может быть эффективной, но упечь всех за решётку, не хватит никаких ресурсов. Да и есть ли смысл? Вспомни Норд Ост, когда одним из требований террористов, было освобождение заключённых товарищей. Что было бы, если бы их освободили? – Степан начал раздражаться сильнее.
– Да, – согласился Анвар, – на первый взгляд это очень сложный вопрос. Но если бы изначально все преступники были изолированы сразу, то некому было бы устраивать теракт. Я понимаю, что это непросто, но именно к этому нужно стремиться.
Степан покачал головой и ответил:
– Для того, чтобы воплотить твои слова в жизнь, требуются огромные силы, необходимо следить, шпионить, проводить расследования, достойные Шерлока Холмса. Таких ресурсов нет ни у одного государства. Тебе легко рассуждать, сидя здесь, в этой комнате.
– Легко ли? Я здесь, тоже, не просто так сижу. Зачем вы держите здесь эту несчастную женщину и меня? Зачем вам это? – спросил Анвар.
– Пока мы с тобой тут беседуем, Пётр беседует с ней. И поверь мне, причастна ли она к позавчерашнему взрыву или нет, он выяснит. А если да, то её ждёт смерть, как, впрочем, и организаторов, когда мы до них доберёмся.
Степан нервно задёргал ногой.
– Слушай, давай сейчас не будем обсуждать моральные стороны нашей деятельности. Расскажи мне, лучше, еще что-нибудь про религии.
– Как скажешь, – произнёс Анвар, понимая, что у него нет выбора. – Что конкретно ты хочешь узнать?
– Ну, – протянул Степан, раздумывая над ответом, – есть мнение, что Коран – это очень жестокая книга. Это так?
– Знаешь, в нём не больше жестокости, чем в Библии. Взять, хотя бы Ветхий завет. Ты читал Библию?
Степан кивнул в ответ, и Анвар продолжил:
– Значит ты знаешь, про что я говорю. Несколько лет назад, в Нидерландах был проведён эксперимент. Несколько молодых людей ходили по улицам Амстердама и зачитывали прохожим цитаты из Библии, связанные с жестокостью. Сама книга была в обложке. Потом они задавали вопрос, что за книга у них в руках. Большая часть прохожих ответила, что это Коран. Все они были шокированы, когда увидели под обложкой Библию. Вопрос опять, лишь в пропаганде и общественном мнении, формируемом СМИ. Наличие некоторой жестокости и в Коране, и в Библии не делает эти религии жестокими. Жестокими становятся люди, неверно трактующие текст или вырывающие фразы из контекста. Обе книги учат смирению, добродушию и общечеловеческим ценностям, которые должны быть у людей на первом месте. Ты же понимаешь, что среди представителей любой религии есть огромное расслоение. Есть фанатики, готовые резать глотки каждому, кто с ними не согласен. Есть просто глубоко-верующие, соблюдающие все религиозные заповеди. Есть те, кто верит умеренно. Есть те, кто верит, но ничего не соблюдает. Например, Библия запрещает употребление свинины (1), так же, как и Коран (2). Коран, также, запрещает употребление алкоголя (3). Но ведь есть люди, которые не соблюдают эти заповеди. И тут опять возникает философский вопрос, кто хуже, мусульманин, нарушающий запрет и позволяющий себе употребление спиртных напитков, но являющийся примерным семьянином и хорошим добрым человеком по жизни, или фанатик, расстреливающий тех, кто этот запрет нарушает? Лично мне симпатичен первый. Тоже самое и про христиан. Мне гораздо более приятен человек, который не читал Библии, но интуитивно соблюдающий библейские заповеди, чем тот, кто кичится своей верой и готов за неё убивать. Мне кажется, что вероисповедание не должно быть ярлыком, по которому происходит оценка человека. Все мы разные, есть хорошие и плохие, есть мягкие, есть жестокие. Все мы верим в то, во что хотим. И никто не вправе указывать нам, во что верить и что более правильное. Согласен?
Степан, внимательно слушавший Анвара, кивнул. Анвар продолжил:
– Самый главный грех в христианстве, да и во многих других религиях – это гордыня. Настоящий христианин или мусульманин никогда не будут доказывать вам, что их вера – это вера единственная и правильная. Потому что делать это, значит предаваться гордыне. У меня есть знакомый, который буквально заставляет меня ходить с ним в церковь, исповедоваться и причащаться. И он очень обижается, когда я этого не делаю. Это и есть гордыня, несмотря на то, что он зовёт меня с собой из лучших побуждений и является очень приятным и хорошим человеком. А я, зная об этой его особенности, не обращаю на это внимание. Все мы не без греха.
Анвар широко улыбнулся.
– Вынужден с тобой согласиться, – сказал Степан. – Но если каждый будет делать то, что он хочет, нас ждёт хаос. В любом случае нужны сдерживающие факторы.
– Религия и является одним из этих факторов, пока её не начинают использовать в личных целях, прикрываясь ей, словно маской. Тогда она может превратиться в оружие. А это уже страшно. Эти примеры мы уже разобрали.
– Вообще, цели тех, кто использует религию, как прикрытие, могут быть разные, – поддержал Степан, – я знаю нескольких человек, которые стали священниками после того, как их начали преследовать правоохранительные органы.
– Да, я тоже знаю такие примеры. Но, слава Богу, эти случаи единичны.
– А есть и другая сторона, – продолжил Степан, – знаешь, пару лет назад я был в Валаамском монастыре. Меня поразил тот факт, что для прослушивания хора, мы должны были заплатить «минимальное добровольное пожертвование». Как тебе такая формулировка? – Степан усмехнулся.
– Неплохо. Just business.
– В то же время, – сказал Степан, – в одном из монастырей во Владимирской области, мы наблюдали совершенно другую картину. Мы зашли внутрь вдвоём с женой. К нам подошла очень милая монашка, предложившая послушать хоровое пение. Мы согласились и для нас двоих пел десяток человек. Это было очень красиво. И они не попросили ни копейки. Так что ты прав, всё зависит, в первую очередь, от людей и от их отношения к другим людям. Хорошие и плохие, жадные и щедрые есть везде, и такими их делает не религия. Тут я с тобой полностью согласен.
Неожиданно, дверь распахнулась и в комнату вошёл Пётр. Бросив короткий взгляд на Анвара, он повернулся к креслу, в котором сидел Степан и произнёс:
– Это не она. Мы зря теряем тут время. А этот как? – он махнул рукой в сторону Анвара.
– Он вообще не при делах, – ответил Степан.
– Понял. Теперь надо дело делать. Мы не можем их отпустить, они тут же побегут в полицию.
– Нет, – покачал головой Степан, – мы обязаны отступить от правил. Этот человек сохранил жизнь моей маме. А хозяйке еще нужно растить дочку. Мы не можем поступить так, как обычно. Это будет неправильно. Тем более наших лиц они не видели.
– Вижу, что наш гость мозги тут тебе промыл конкретно, Стёпа. Где гарантия того, что, отпустив их сегодня, завтра ты не окажешься на скамье подсудимых? – резко выпалил Пётр. – Кончай с ним, и без лишних разговоров! Это приказ!
После этих слов он развернулся, чтобы выйти из комнаты, а затем добавил:
– А я займусь хозяйкой квартиры.
Степан, который всё это время был почти неподвижным, резко схватил пистолет и направил его на выходящего из комнаты мужчину. Прозвучал приглушённый выстрел и на затылке Петра появилось небольшое красное пятно. Он рухнул на пороге двери, ничего не успев сказать. Правая его рука продолжала крепко сжимать пистолет, а под головой начала растекаться кровавая, увеличивающаяся в размерах, лужа.
Анвар сидел на кровати и боялся шелохнуться, глядя то на кровавое озеро, то на Степана.
– Что у вас происходит? – раздался мужской голос из соседней комнаты.
– Пришлось завалить нашего гостя, – ответил Степан, – зайди, поможешь тело передвинуть.
Он тихо встал, знаком показал Анвару молчать, а сам отошёл немного в сторону, чтобы видеть коридор.
Когда раздались шаги и в коридоре показалась мужская фигура, Степан снова выстрелил. Пуля попала мужчине в глаз, и он рухнул, как и его предшественник. Степан перешагнул через тело Петра, случайно испачкав при этом ботинки в его крови, прошёл мимо бывшего напарника, лежащего на спине, направляясь в гостиную. Женщина на диване была без сознания. Удовлетворённо хмыкнув, Степан подошёл к ней и начал ощупывать карманы в поисках ключа от входной двери. Когда ключ оказался у него в руках, он положил его к себе в карман, после чего достал ключ от наручников и кинул его на диван таким образом, чтобы женщина не смогла дотянуться. Затем он начал легонько хлопать её рукой по щекам, пока она не очнулась. Открыв глаза, она в ужасе вытаращилась на него и тихонько вскрикнула.
– Не бойся, – сказал Степан, – мои партнёры перестреляли друг друга, а я в этом участвовать не захотел. Скоро приедет полиция и ты им это расскажешь. Обо мне ни слова. Договорились?
Женщина, глаза которой всё ещё были наполнены ужасом, молча кивнула.
– Умница, – удовлетворённо ответил Степан и двинулся в комнату к Анвару.
Когда он вошёл, Анвар сидел на кровати и потирал запястье, которое сжимал браслет наручников. Взглянув на стоящего в дверях мужчину, он продолжил своё занятие.
– Не переживай, – сказал Степан, – убивать тебя я не собираюсь.
Анвар кивнул головой в ответ, не произнося ни слова. Степан, тем временем, подошёл к мужчине, лежащему в коридоре, и начал снимать с него ботинки. Когда ботинки были сняты, он аккуратно отставил их в сторону, и принялся за свои. Затем он надел себе на ноги ботинки бывшего соратника, отметив про себя, что размер подошёл идеально. С надеванием своих, испачканных в крови ботинок, на безжизненные ноги лежащего мужчины, возникли трудности – они никак не хотели налезать. Постоянно чертыхаясь, Степан кое как справился с этим делом и пошёл обратно к Анвару, тщательно обходя кровавые следы. Зайдя в комнату, он вытащил из нагрудного кармана телефон Анвара и бросил его на кровать. Затем произнёс:
– Анвар, я сейчас уйду, а минут через тридцать после этого, можешь вызывать полицию. Расскажи им всё как есть, только без упоминания обо мне. Скажи, что преступники поссорились и перестреляли друг друга. У меня только просьба выдержать тридцать минут. Сделаешь?
Анвар кивнул.
– Отлично, – ответил Степан, – спасибо.
Он направился к двери.
Там он остановился и повернувшись к Анвару добавил:
– Жаль, что дело по взрыву не раскрыто. Значит впереди ещё много работы. А поговорили мы с тобой хорошо. Повторим как-нибудь? – он усмехнулся.
– Только не в подобной обстановке, – ответил Анвар с невесёлой улыбкой.
– Да уж, обстановка не располагает. Извини, что так вышло, – произнёс Степан и вышел из комнаты.
Оставшись в одиночестве Анвар начал размышлять, о случившемся. С одной стороны, он был благодарен Степану за то, что тот сохранил жизнь ему и женщине, сидящей в соседней комнате. С другой стороны, Анвар понимал, что имел дело с профессиональным безжалостным убийцей, которого следовало бы наказать за содеянное. Но если он его сдаст, не сделает ли хуже тем, что организаторов теракта, действительно, не найдут? А если не сдаст, станет ли он соучастником совершённого преступления? Мысли лихорадочно сменяли друг друга, и он не понимал, как поступит, когда приедет полиция…
Спустя тридцать минут, как и обещал, Анвар вызвал полицию. Вскоре, в квартире оказалось пять сотрудников, которые первым делом освободили пленников. Двое начали их допрашивать, другая пара занялась осмотром мертвых тел и сбором улик. Руководил ими пятый сотрудник, носивший погоны майора. Услышав его голос, Анвар вздрогнул от неожиданности и начал внимательно его рассматривать, стараясь уловить каждую мелочь: в походке, движениях и интонациях голоса.
Майор почувствовал на себе взгляд Анвара и посмотрел на него. Увидев удивлённое лицо, майор улыбнулся. А Анвар машинально улыбнулся ему в ответ, заметив такие знакомые морщинки в уголках небесно-голубых глаз.
(1)
Библия. Второзаконие. Глава 14, стихи 6-8.
«Всякий скот, у которого раздвоены копыта и на обоих копытах глубокий разрез, и который скот жует жвачку, тот ешьте; только сих не ешьте из жующих жвачку и имеющих раздвоенные копыта с глубоким разрезом: верблюда, зайца и тушканчика, потому что, хотя они жуют жвачку, но копыта у них не раздвоены: нечисты они для вас; и свиньи, потому что копыта у нее раздвоены, но не жует жвачки: нечиста она для вас; не ешьте мяса их, и к трупам их не прикасайтесь».
Библия. Левит. Глава 11, стихи 7-8.
«… и свиньи, потому что копыта у нее раздвоены и на копытах разрез глубокий, но она не жует жвачки, нечиста она для вас;
мяса их не ешьте и к трупам их не прикасайтесь; нечисты они для вас»
(2)
Коран. Сура 2, Аят 173.
«Он запретил вам мертвечину, кровь, мясо свиньи и то, что принесено в жертву не ради Аллаха»
Коран. Сура 5, Аят 3.
«Вам запрещены мертвечина, кровь, мясо свиньи и то, над чем не было произнесено имя Аллаха…»
Коран. Сура 6, Аят 145.
«Из того, что дано мне в откровение, я нахожу запрещенным употреблять в пищу только мертвечину, пролитую кровь и мясо свиньи, которое (или которая) является скверной, а также недозволенное мясо животных, заколотых не ради Аллаха»
И другие.
(3)
Коран. Сура 5, Аяты 90-91.
«О те, которые уверовали! Воистину, опьяняющие напитки, азартные игры, каменные жертвенники (или идолы) и гадальные стрелы являются скверной из деяний сатаны. Сторонитесь же ее, – быть может, вы преуспеете. Воистину, сатана при помощи опьяняющих напитков и азартных игр хочет посеять между вами вражду и ненависть и отвратить вас от поминания Аллаха и намаза. Неужели вы не прекратите?»
1 марта – 3 апреля 2016 г.
Ред. август 2024 г.
Сегодня случилось знаменательное событие, которому мы вроде бы рады, а вроде и не очень. Во-первых, наказание за нарушение некоторых законов, серьёзно ужесточили. А во-вторых, все наши ведомства объединили в одно – Единую Федеральную Полицейскую Службу, сократив при этом более половины сотрудников. Теперь у всех нас станет гораздо больше обязанностей, чем прежде и будем ловить преступников всех мастей, начиная от нарушителей на дороге, и заканчивая финансовыми махинаторами. Что ж, поглядим, что из этого выйдет…
Вчера мне пришлось дежурить около супермаркета, расположенного на проспекте Мира. Простоял я там полдня около входа, замёрз как собака. А мороз-то, между прочим, приличный был, минус семнадцать где-то. Я уже и прыгал, и скакал, и за чайком горячим в супермаркет заходил, всё равно отогреться не мог. И всё тут! На часы глянул, а время-то к шести вечера уже идёт, а я и не ел толком. Решил зайти в супермаркет погреться, да перекусить, хоть это на службе и не приветствуется. Захожу я, в общем в хлебный отдел, выбираю себе пирожки с мясом, как вдруг, вижу знакомое лицо. А это моя сестрёнка двоюродная. Ну, думаю, мир-то тесен.
А она меня не видит, спиной ко мне стоит. Только окликнуть её собрался, смотрю, а она пирожки с витрины в сумку свою складывает. У меня глаза чуть на лоб не полезли от картины такой. Говорю:
– Привет, родная.
А она оборачивается и говорит с улыбкой:
– Привет, Сеня. А ты какими судьбами?
– Так на службе я, – говорю, а сам за реакцией наблюдаю.
– А-а-а, а я вот за едой для мамы заскочила.
Стою и думаю, выложит пирожки или нет. Решил проверить, спрашиваю её:
– Лида, а сумка-то у тебя, что такая раздутая?
– Так это я, Сеня, документы везу в одну контору. Курьером подрабатываю.
– Покажи, – говорю, – документы-то свои.
А сестра смотрит на меня и говорит, всё с той же улыбкой:
– Да что их смотреть. Документы, как документы.
Ну а я-то знаю, что документов в сумке нет. Не выдержал, достал наручники, подошёл и нацепил ей на руки.
– Лида, ты арестована. За воровство.
Она глаза выпучила, не ожидала, наверное, такого поворота. Отвечает мне шёпотом:
– Сень, ну ты что? Хватит так шутить. Ты же знаешь, что для мамы я.
– Да какие уж шутки, Лид? Поехали в участок.
В общем повёз её в участок. Сначала думала, что шучу, а потом всю дорогу ревела, дура. Рассказывала, как ей живётся плохо. И за мамой уход нужен, она уже только лежит и зовёт, если Лида отходит, и на работе третий месяц зарплату не платят, и маму надолго не оставить, и на другую работу не пойти, да и сиделку без денег не нанять. Замкнутый круг получается. Я, конечно, головой покивал, когда она это всё рассказывала, но в участок её привёз. Там оформили всё, как полагается. Теперь сидит в следственном изоляторе, суда ждёт. Думаю, что пару лет дать должны. Ну и правильно. Нечего воровать, потому что закон – это главное! Ну а что с тётей Валей, Лидиной мамой, будет – не знаю. Завтра в органы опеки запрос составлю, пусть её в дом для престарелых отправляют, там ей всяко получше будет.
Сегодня с утра в отделение поступил вызов. Какой-то неизвестный сказал, что есть подозрение, что в одном из автобусов, прибывающих из Торфяного на автовокзал, едет наркокурьер. Пришлось мчаться туда быстрее быстрого. По прибытии на вокзал, я посмотрел расписание и понял, что имею в запасе около двадцати минут, пока автобус не прибыл. Это время я потратил на чашку кофе и круассан с сыром и ветчиной. Выходя из кафе, я обратил внимание, что нужный автобус выруливает на остановку.
Успев подойти к дверям до того, как они открылись, я жестом показал водителю, чтобы он открыл только переднюю дверь. Дверь открылась, я вошёл внутрь и приказал всем оставаться на своих местах. Далее объяснил, что происходит, с чем связана задержка, и что лучше меня слушать внимательно, иначе можно остаться здесь надолго. Пассажиры оказались на редкость вменяемыми, и никто даже не начал возмущаться. Также, я не заметил, чтобы кто-то паниковал или нервничал, то есть вызов мог вполне оказаться ложным.
Первым вышел паренёк, на вид около двадцати лет. Я внимательно его обыскал, не забыв осмотреть и место, где он сидел. Всё оказалось чисто. Следом вышла молодая женщина с трёхлетней дочкой. Вскоре, они тоже оказались вне подозрений. Проведя подобным образом осмотр почти всех пассажиров, я окончательно уверился в том, что вызов ложный, так как в автобусе оставалась лишь бабуля, лет около семидесяти и девчонка пятнадцати, шестнадцати лет. Я решил сначала обыскать девчонку, но почти сразу же её отпустил, так как у неё не было ни вещей, ни карманов, которые могли хоть что-то скрывать.
Подозвав бабулю, я начал осмотр. Открываю её старую потрепанную сумку и вижу огромный пакет с белым порошком.
– Это что такое? – спрашиваю.
– Так мука это, сынок, – отвечает мне бабуля.
Я чуть не подавился.
– Какая мука? Мать, вы что?
– Да мука это, сынок, – повторяет бабулька.
Вижу, что дело с мёртвой точки не сдвигается, решил пораcспрашивать:
– Сами покупали?
– Нет, – отвечает.
– А кто?
– Так это… передали мне, чтобы я тут отдала.
– Кто передал? Кому отдать нужно? – продолжаю допрос.
– Так девка какая-то передала. Сказала, что мать заберёт на вокзале. Муки, мол, в Питере не сыскать, вот и передала из запасов-то своих.
Вижу, бабуля не понимает, во что она вляпалась. Стоит, глазами хлопает, что мол, пристал с этой мукой. Пришлось объяснять, что к чему. Сказал ей:
– Вы понимаете, что это вам не муку передали, а наркотики?
Бабулька чуть в обморок не упала, за сердце схватилась, глаза выпучила.
– Как наркотики? – спрашивает.
– Да вот так, – говорю, – наркотики. Килограмма два, судя по виду. Закроем вас теперь надолго.
Тут бабуля как курица начала кудахтать:
– Как? Почему? Как закроете? Где закроете?
– Сначала в изолятор поедете, – отвечаю. – Потом суд, а затем уж – в тюрьму. Статейка-то нелёгкая.
Вижу, бабульке-то совсем поплохело. За сердце держится, глаза закатывает. Пришлось на скамейку её посадить, чтобы на тот свет не ушла. Посадил, а сам стою и думаю, что с ней делать-то теперь. И до машины не доведёшь, и оставить никак. Ну прицепил ей наручниками левую руку к скамейке, а сам за машиной бегом. Подъехал, погрузил её и повёз в отделение. Бабуля всю дорогу выла, как ненормальная. Ну а я что поделать-то могу. Понимаю, что без умысла она этот пакет-то взяла. Но думать-то нужно, что берёшь. Глядишь пяток-другой отсидит, если протянет, конечно, зато в следующий раз задумается. Незнание от ответственности не освобождает. Закон – это главное.
Сегодняшний день прошёл спокойно и неинтересно. Никого не поймали, никого не привлекли. Скукотища…
Вчера был интересный длинный денёк. И вот как это было:
Выпал мой черёд дежурить на автомобиле и ловить нарушителей ПДД. Не люблю я это занятие совершенно, так как нарушают сейчас мало, а ты вынужден весь день в авто сидеть и в экран пялиться. В общем, взял я всё оборудование и поехал ставить камеру на улице Свободы, напротив больницы. Поставил треногу, камеру закрепил, а сам отъехал на пару километров и стал ждать. Часа три просидел – ни одного нарушителя. Я уж на обед отъехать собрался, как камера запищала. Гляжу, а там белый седан летит со скоростью 115 километров в час, и это при знаках 40, между прочим. Ну я пулей из машины выскочил, смотрю несётся, родимый. Остановил его, подхожу, представляюсь:
– Семён Александрович Иваркин, лейтенант ЕФПС. Разрешите ваши документы.
А там парень молодой, лет тридцати. Глаза по пять копеек, говорит скороговоркой:
– Товарищ лейтенант, знаю что нарушил. Дочка дома умирает, срочно лекарство нужно. Отпустите меня, я в аптеку сгоняю и к вам подъеду, всё оформим. Войдите в положение.
А я в это время документы изучаю. Посмотрел, всё в порядке вроде. Говорю ему:
– Иван Алексеевич, вы превысили скорость на 75 километров в час, а это лишение прав на полтора года.
Смотрю, паренёк-то сильнее занервничал. Отвечает мне:
– Да знаю я, товарищ лейтенант. Дорога пустая, ни машин, ни людей. Да готов я наказание понести. Только в аптеку и обратно отпустите. У дочки астма…
– Не положено, в патрульную машину проходите, – говорю.
– Ну войдите в положение, ну прошу как человека! Вот, документы возьмите! Ну куда я денусь?
Смотрю, неадекватен человек. Пришлось повторить уже чуть жёстче:
– Не положено, в патрульную машину проходите!
И сам к машине направился. Подошёл, сел внутрь, достал бланк протокола, чтобы заполнить. А тут распахивается дверь, влетает мой нарушитель и суёт мне пять бумажек пятитысячных со словами:
– Командир, ну возьми деньги, дай до аптеки только съездить! – а сам чуть не плачет уже. – Дочке плохо…
Я ему говорю:
– Что же вы Иван Алексеевич, взятку мне предлагаете?
А он отвечает, уже чуть ли не крича:
– Да взятка, не взятка, какая разница?! Дочка без лекарства задыхается!
Я молча вытащил наручники, пристегнул его к дверной ручке и говорю:
– Иван Алексеевич, вы обвиняетесь в даче взятки должностному лицу. За это вам грозит уголовное наказание в виде лишения свободы на срок до трёх лет. Вы не захотели потратить полчаса на оформление протокола за нарушение ПДД, теперь потратите пару месяцев в ожидании суда. Если вы хотите спросить меня о свидетелях, то вот наш с вами свидетель, – и я указал рукой на камеру, установленную в автомобиле.
Смотрю, собеседник мой совсем поник. Глазами водит, как сумасшедший и говорит, сдавленным голосом:
– Дайте в машину схожу, позвоню жене, скажу, что не привезу лекарства.
– По закону не положено, – отвечаю ему. – Сейчас мы с вами в участок поедем, по дороге я вызову эвакуатор, Он заберёт вашу машину и все ваши вещи вместе с ней. Поэтому, позвонить вы сможете только из отделения.
И я повёз его в участок. Всю дорогу он сидел и молчал, только вздыхал.
А вечером, часов через пять, когда он позвонил домой, жена, рыдая в трубку, сообщила, что дочка умерла. Слишком серьёзный приступ астмы был. Трубку положил, смотрит на меня немигающим взглядом, глаза, как у быка кровью налились и говорит мне:
– Тварь! Всё из-за тебя!
Сказал и заплакал, как девчонка. А я сижу, смотрю на него и думаю: «Сам нарушал, сам взятку предлагал, а теперь меня обвиняет».
А вслух сказал ему:
– Поосторожнее с выражениями, Иван Алексеевич. Лишнего не наговорите, а то срок-то, и увеличиться может. И меня в ваших бедах винить не стоит, вы сами несёте ответственность за все ваши действия. Я лишь действовал в рамках закона, так как закон – это главное.
Долго он еще плакал в тот день. Не питаю никаких чувств к нарушителю, но дочку его, конечно, жалко. Был бы поумнее, жива бы осталась.
Вчера дежурил на рынке, расположенном на пересечении Товарищеского проспекта и улицы Равенства. Ходил по рядам и смотрел за порядком. Сначала внимание моё привлекла женщина, торговавшая сладостями. Показалось, что кассовые чеки покупателям не выдаёт. Подошёл с проверкой, только документы собрался предъявить, гляжу, а она батарейки в кассе меняет. Ну я отошёл в сторонку и краем глаза наблюдаю, что дальше делать будет. А она батарейки новые вставила, кассу включила и несколько чеков напечатала. Отложила их в сторонку и кричит:
– Девушка! Девушка, касса заработала, можете чек свой забирать.
Ну, думаю, всё в порядке, и пошёл дальше по рынку.
И что-то есть так захотелось, время-то к обеду уже было. Решил перекусить. Гляжу, дедуля стоит, пирожками домашними торгует. Сам такой божий одуван, весь седой, сморщенный, но опрятный. И пирожки, видать, свежие. Аромат стоит такой, что есть еще сильнее захотелось. Подхожу и спрашиваю:
– Здравствуйте, отец. С чем пирожки?
А старик рукой своей морщинистой показывает и говорит:
– Вот эти с мясом, сынок. А эти вот с капустой. А те – с картошкой варёной. А те, поодаль которые, те – с яблоками.
В общем попросил я каждого вида по штуке. Дедуля завернул мне их в бумагу и в руки отдаёт. Я с ним расплатился. Всего-то сто двадцать рублей за всё отдал. Стою, чека жду. А дедулька-то, с чеком не спешит, стоит разглядывает меня. Потом наклонился вперёд и шёпотом мне заявляет:
– Сынок, чека не дам тебе. Налоги невмоготу платить, уж не обессудь.
Вот не понимаю я, что за внешность у меня такая, что все преступники мне всегда доверяют. Ни разу, на моей памяти, никто даже не подумал, что перед ними может стоять полицейский. Вот и в этот раз также вышло. Думаю, что же ты, отец, головой-то не соображаешь совсем? А в слух говорю:
– И долго вы так торгуете?
– Да месяца два, – отвечает.
– И что, проверок не было? – спрашиваю.
– Сплюнь три раза, сынок. Бог миловал.
– Так бизнес-то бойко идёт?
Дедуля глаза к небу поднял, задумался, а затем говорит:
– Ох, сынок, тысячу рублей в хороший день зарабатываю. То есть в месяц около тридцати тысяч получается. Да только пятнадцать из них на продукты для пирожков уходит. Квартплата – ещё минус десять. У меня и у старухи моей пенсии по пять тысяч. Вот пятнадцать в совокупности и остаётся на всё про всё. А мы ещё и внука воспитываем, он у нас без родителей остался, теперь с нами живёт. А ему и на учёбу надо, и на транспорт, еду уж и не считаю. В общем перебиваемся, как можем. А если бы налоги эти озверевшие платили, то на шесть-то тысяч, точно бы не протянули. А ты говоришь «бизнес», сынок. – старик закончил и тяжело вздохнул.
В общем выслушал я его, в глаза посмотрел и говорю:
– Придётся, вам, отец, штраф заплатить, в размере пятисот тысяч рублей, за уклонение от уплаты налогов.
А сам документы свои достал и ему протягиваю. Он удостоверение посмотрел, побледнел и говорит:
– Да где ж их взять-то, пятьсот тысяч-то эти?
– А вот это просто, – отвечаю. – Приставы придут, имущество опишут. Всё ценное заберут. А если чего не хватит, тогда поедете со своей старухой на общественные работы, будете там отрабатывать. А если внуку двенадцать лет исполнилось, то и он к вам присоединится.