Евгений Петрович Горохов
Большая игра
– Вы готовы дети мои? – спросил Хоремхеб, глядя на блаженную парочку.
– О да великий! – воскликнул Ментуи.
Хоремхеб посмотрел на слугу, и тот, поклонившись, принёс два серебряных кубка, подал их отцу и сыну. Посмотрев на нас, жрец сказал:
– Дайте вино погибающему и огорчённому душою, пусть выпьет и забудет бедность свою и не вспомнит о большем страданий.
Улыбнувшись Ментуи и Саисе, жрец сказал им ласково:
– Выпейте друзья мои.
Те вмиг осушили кубки.
– Смелее Ментуи, на тебя смотрит бог Сет! – подбодрил отца жрец.
Ментуи глупо улыбаясь, взял нож из рук Бакенхонсу, потрогал лезвие.
–Милый Саисе, – обратился он к сыну, – сейчас ты увидишь светлый лик Сета, нашего бога. Готов ли ты?
– Да, – кивнул юноша.
И тут же отец ударил его ножом по горлу. Саисе захрипел, и стал медленно оседать на пол. Хоремхеб подошёл к бедняге, в руках у него была серебряная чаша в форме бычьей головы. Кровь Саисе струилась в эту чашу.
– Бакенхонсу, помоги Саисе, – приказал жрец.
Слуга взял нож из рук Ментуи, и ударил им в живот юношу. Саисе пару раз дёрнулся и затих.
– Он отправился к богу Сету, – возвестил Хоремхеб.
–А! А! А! – заорал Ментуи. – Саисе сынок, я иду следом за тобой!
Бакенхонсу вонзил нож по самую рукоять в живот Ментуи, и отец упал рядом с сыном. Хоремхеб налил вина в чашу с кровью. Поднеся её Корею, сказал:
– Здесь кровь жертвы принесённой Диа Волу, богу нашему. Пейте дети мои!
Отпил Корей из чаши той, а после пили я и Элксай.
– Теперь вы и дети ваши, и дети детей ваших, из поколения в поколение будут служить богу Диа Волу. И выполнять волю наместника его на земле. Сейчас это Моисей, а умрёт он, на его место встанет другой, вы же слуги Диа Вола всегда будете находить хозяина своего. Голос крови той жертвы, что сделана во имя Диа Вола, будет приводить слуг его к наместнику бога Диа Вола на земле. Да будет так!
Я был поражён речами Хоремхеба, и стоял в оцепенении. Однако твёрдо осознавал, повели мне жрец умереть, выполнил бы тот час же. Но он не приказал этого, а продолжал говорить:
– Завтра вы отправитесь к Моисею и будете служить ему. Становище племени его недалеко от Авариса. Вскоре надлежит вам с племенем ибреев отправиться в пустыню и жить там. Будете вы охранять землю нашу от врагов, которые могут вторгнуться к нам из пустыни. А теперь отдыхайте дети мои!
***
По каменистой пустыне, меж скалистых глыб, бредут люди. Тёмной лентой тянется толпа по рыжей пустыне. Сколько их здесь? Две сотни, три, четыре, пять? Кто их считал?! У кого грязное схенти на бёдрах, многие облачены в овечьи или козьи шкуры. Мужчины и женщины, дети и старики, все уныло тащатся по раскаленным камням. Впереди ступает Моисей и брат его Аарон. Единственные из всех нас облачены они в чистые, белые одежды. Плечи их укрыты шкурами леопардов.
Мы с Кореем шли в шагах пятидесяти от них. Брели позади Элксая, и с вожделением смотрели на кувшин, что нёс он на плече. Плескалась там сладкая сикера, настоянная из ягод вишни. Крепкий напиток, что мутит разум и придаёт веселье. Нам бы дала силы эта сикера.
Вчера Корей вернувшись из Авариса, принёс с собой вино и сикеру, и мы с ним хорошо посидели всю ночь. Вино выпили, а сикеру отобрал Элксай. Теперь мы бредём позади брата, и умоляем дать нам по глотку живительной влаги.
– О, благочестивый Элксай, у нас раскалывается голова! Не дай умереть, пожалей нас. Дай по глоточку живительного напитка. Заклинаем тебя! – стонет Корей.
– Услышь же брат мольбы наши! – хриплю я в поддержку друга.
– Эх вы греховодники, – вздохнул Элксай. – Говорил же Моисей на недавней проповеди: «В месяце Авиве, в день выхода нашего из Египта не должно находиться у тебя квасного во всех пределах твоих», а вы, всё норовите утробы свои набить вином и хмельной сикерой.
– Да будь ты милосерден! – возопили мы, теряя последние силы.
– Ладно, держите, – смилостивился Элксай, и отдал кувшин.
Мы вмиг опустошили половину, а потом наступила благодать, и сказал Корей:
– Вот теперь хорошо нам! Даже воздух стал свеж.
– Это подул ветер со стороны Камышового моря4, – рассмеялся Элксай.
К нашей вящей радости, Моисей приказал остановиться.
– А место это зовётся Пи-гахиров! – воскликнул Корей, повертев головой. – Я бывал тут. Значит, Моисей решил здесь устроить стоянку.
Он расшвырял камни и уселся на землю, сказал мне:
– Садись Иексей, и давай допьём сикеру. Когда кувшин наш будет пуст, исполним мы завет месшиаха 5Моисея, ибо не будет у нас больше квасного в пределах наших.
Допив сикеру, рыгнул я, отрыжкой святой, и, рухнув без сил на землю, захрапел.
Снились мне камни, коими полна была эта пустыня. Много камней, ветер дул, а камни шумели. Стоял сплошной гул. Однако можно было различить отдельные слова. Да это не камни! То люди кричат, а в бок меня толкает Элксай.
–Бегом к Моисею! – крикнул он.
На меня смотрел очумелым взором, всклоченный Корей.
– Что такое? – спросил он, скребя у себя под мышкой.
– Сейчас узнаем, – ответил Элксай. – Идите за мной!
Со стороны Камышового моря неслись четыре колесницы. Они гнались за кучкой оборванцев. Бедняги те были из нашего племени ибреев. Впрочем, теперь мы звались – народ Израильев, то есть Богоизбранный народ.
Последним бежал кривоногий старик. Он сильно отстал, и первая колесница настигала его. Рядом с возницей стоял высокий, широкоплечий египтянин. Белая, льняная, схенти контрастировала с его тёмно-коричневой кожей. На голове платок, с красными полосами. Платок этот называется – немес. С красными полосами он мог быть только у воина. Когда до старика оставалось шагов двадцать, египтянин метнул копье. Оно насквозь пронзило старика, вскинув руки, тот рухнул на камни.
Навстречу колесницам от нашего лагеря бежала толпа, с Моисеем во главе. Остановившись перед колесницей, Моисей взмахнул своим посохом, и закричал:
– Остановитесь! Это говорю вам я – Мош!
Египтянин, который только что убил старика, подняв вверх руку, крикнул:
– Хетемни-Пта, Манграх, Сарра, Бедуина остановите колесницы свои!
Когда все остановились, он продолжил:
– Я номарх6 сепата7 Гиза, имя моё да будет тебе известно, Саамон!
– Вот это да! Сам правитель Гиза! – шепнул Корей.
Поклонившись, сказал Моисей:
– Да продлятся твои годы неисчислимо, номарх Саамон. Я Мош, должно быть, ты слышал обо мне.
– Да я узнал тебя, – надменно сказал сановник. – Не мешай же мне наказывать воров, что похитили имущество египтян. Рабов за это карают смертью!
– Мой народ, не рабы! – ответил Моисей. – И тебе Саамон, должно быть ведомо по чьёму повелению мы покинули пределы фараоновы! Здесь не земли фараоновы, и не можешь ты повелевать моим народом, и карать людей моих! Кто дал тебе право на это?!
– Я же сказал! Они украли скот в селении Бадари, – высокомерно сказал Саамон. – И не тебе Мош, мешать мне! Или ты хочешь закон преступить?! Уйди с дороги и не мешай наказывать рабов!
Их было всего восемь. Кучка египтян, против огромной толпы народа Израилева, но с презрением смотрели они на нас.
– Мы не в пределах фараоновых! И не властен ты, наказывать народ мой! – возопил Моисей.
– Прочь с пути моего! Я покараю грабителей, и никто не силах помешать мне! – надменно воскликнул Саамон.
Воины его вскинули боевые топоры.
–Мы покажем вам грязные рабы, кто хозяин на земле этой! – поддержал своего начальника один из них.
И были это последние слова в жизни этого воина. Корей с силой швырнул в него камень, охнув египтянин, схватился за голову. Я в тот же миг, подняв с земли камень, вскочил на колесницу, и силой ударил возницу. Хрустнул его затылок, и повалился он на землю, а я камнем бил по голове второго, того что ранил Корей. Крики сотен глоток раздались в пустыне, сильная боль вспыхнула в голове моей, а свет померк у меня в глазах.
Очнулся я от воды, которая лилась на меня сверху. Я открыл рот, стал глотать её. Тьфу! Солёная! Посмотрел вверх: Корей лил на меня воду из кувшина, в котором раньше была сикера.
– Вставай, – улыбнулся он. – Обопрись на меня, и пойдём в лагерь. Тебе в лицо попал камень из пращи. Я думал, ты убит, но нет, зашевелился!
Голова моя гудела и раскалывалась. Что бы она ни развалилась на части, как разбитая тыква, я держал её руками.
– А где египтяне? – спросил я, ощупывая разбухший нос.
– Убили всех, – весело ответил Корей. – Моисей приказал тела их и колесницы утопить в Камышовом море. Лошадей увели в лагерь. Там сейчас пир будет!
Корей повёл меня обратно в наш стан. Я без сил улегся на подстилку из камышей, которую соорудил для меня друг. Как плохо мне! Лишь когда наступил вечер, и принёс с собой прохладу, я заснул.
Проснулся от криков.
«Египтяне! – со страхом подумалось мне, – Начнётся побоище!»
Впрочем, испугался я зря. Войска фараонова по близости не было. Шумели возле шатра Моисея. Кряхтя, я встал, и направился туда. Толпа окружила месшиаха и Аарона. Люди кричали:
– Моисей! Зачем ты завёл нас в эту пустыню! Что бы мы погибали здесь!
– Безумные! – орал Аарон, потрясая посохом. – Моисей вывел нас из Египта от погибели!
–Стоило нас везти в пустыню на мучения, если ждёт нас голодная смерть?! – орал потрясая руками одноглазый Исаак – Гробов и в Египте достаточно. Мы могли бы и там умереть.
Моисей поднял руку, требуя тишины. Когда, наконец, все угомонились, заговорил. Речь его была невнятна, да и говорил он тихо, не разобрать слов и в двух шагах от него. За всё время, что живёт Моисей среди народа Израильева, так и не овладел он языком этого народа, не поймешь, что и сказать хотел. Аарон объявлял волю месшиаха.
– Слушайте люди! – кричал Аарон. – Вечером завтрашнего дня будете есть мясо, и поутру насытитесь мясом. А сейчас расходитесь!
Долго ещё толпа обсуждала сказанное месшиахом, но всё же разошлись. Когда не стало никого, направился я к шатру Моисея. У входа сидел на камне Элксай и писал что-то на глиняной табличке. Я заглянул ему через плечо. Сам не знаю, зачем я это сделал, ведь тайна письма неведома мне, но брат сам удовлетворил моё любопытство.
– Послушай Иексей, как красиво написал я о стычке с египтянами: «И пошли сыны Израилевы среди моря по суше: воды же были им стеною по правую и левые стороны. И погнались Египтяне, и вошли они в середину моря. Все кони фараона, колесницы его и всадники его.
И вода возвратилась и покрыла колесницы его и всадников всего войска фараонова вошедших за ним в море. Не осталось ни одного из них».
– Откуда ты взял всё это?! – изумился я. – Не было тут ни фараона, ни войска его. Египтян то было всего восемь человек. Правда, здесь только то, что они на дне моря.
– Ты глуп Иексей, – рассмеялся Элксай. – Мы все умрём, и кости наши истлеют. Ничего не останется, а история эта будет жить всегда, и написал её я. Правда, об этом тоже никто не будет помнить.
– История что написана тобой на глиняной табличке, тоже рассыплется, – не унимался я.
– Прав был Хоремхеб, – усмехнулся Элксай. – Ты всего лишь руки, а им незачем знать планы головы. Руки должны выполнять волю головы своей. Никогда не понять тебе замыслов великих!
Ответить я не успел, Элксая позвал в шатёр Моисей.
– Возьми с собой людей, сколько нужно, – велел брату месшиах (со своими верными слугами он говорил на языке египтян), – идите в крепость Чилу. Там заготовлено для нас мясо и хлеб.
Конечно, Элксай взял с собой меня и Корея. Куда ж он без нас?! Теперь тащимся мы, по каменистой пустыни выполняя волю Моисея. Пророк наш всеведущ и мудр, он пообещал народу своему накормить всех, и потому мы верные слуги месшиаха, идём к крепости Чилу, где ждёт нас провизия. Будет у народа Израильева и хлеб и мясо!
У жёлтых валунов, что лежали около тропинки, по которой шли мы, росли какие-то кусты. На листочках кустов этих, белый налёт. Я провёл пальцем по листку, и он был белым.
– Что это такое? – спросил я Элксая.
– Это куст тамариска, – пояснил брат, – а налёт на листьях называется – манна. Говорят, она падает с неба на кусты тамариска.
Я лизнул манну.
– Сладко, – сообщил я, причмокивая.
– Молодец Иексей! – рассмеялся Элксай. – Расскажу историю, о том, как Моисей накормил народ свой манной небесной.
Удар камня, что выпущен был из пращи, давал о себе знать, голова моя кружилась, правый глаз совсем заплыл, я едва держался на ногах.
– Да ты я вижу, совсем плох Иексей, – сказал брат. – Давай отдохнём.
Я лёг на камни, и смотрел на белые облака, плывущие над нами.
– Голова раскалывается, ноги гудят, – жаловался я. – Скажи Элксай, что дальше ждёт нас?
Брат рассмеялся:
– Скуден разум твой Иексей. Ты не умнее барана, коли даже после слов Хоремхеба так и не понял всю величину замысла его. Ну, может это тебе и не к чему. Учитель Хоремхеб замыслил, а пророк Моисей воплощает задуманное. Мы же слуги его, должны исполнять приказы месшиаха. Пройдут годы, все мы превратимся в тлен. Ничего не останется от нас, даже костей не будет. Но дело пророка Моисея, которому служим мы, будет жить. Здесь в этой пустыне зарождаются люди, тот народ, что будет хозяином всюду и везде! Нас Господь за руку ведёт, а Моисей указывает путь этот. Воистину счастлив тот, кто не сбился с пути, потому как озарён путь этот божественным светом. И частичка света того с Моисея, падает и на нас, слуг его. Ты уразумел?
– О да Элксай! – шепнул я. – Воистину счастлив тот, в ком зажжена божественная искра, и судьба ведёт его верным путём, выбирая средь множества дорог одну, верную!
Белые-белые облака плыли по небу, они такие большие, что из-за них не видно синевы неба. Снизошло на меня счастье, и возблагодарил я Бога:
– Спасибо тебе всемилостивый Господь, за любовь к нам, рабам твоим. Ты всеведущ и известны тебе все помыслы наши. И потому, укажешь ты нам дорогу верную. Да будем счастливы мы, идя по дороге той.
Белые облака заслонили всю синеву неба, и стало небо белым-белым, а посредине неба виднелась – люстра.
Глава 4
Облака белые и огромные, заслонили они всю синеву неба. Теперь стало небо белым, а посредине неба люстра. И глядя в небо, говорил я:
– Господь всеведущ и укажет нам верную дорогу. Спасибо Господи за любовь твою и милость!
Тимофей сидит на подушке у моей головы, и, наклонив свою бархатную мордашку, внимательно слушает меня. А на небе облака белые, белые…. Да не облака это вовсе, а потолок!
– Чёрт! Этот грёбаный египтянин мне всю рожу из пращи разбил! Как же я теперь на работу пойду?! – я соскочил с дивана.
Зеркало отражало мою всклоченную, сонную физиономию. И только! Никакого следа от удара камнем из пращи.
«Да это всего лишь сон, – подумал я, – но какой интересный».
Тимофей поев, смотрел в окно за воробьями. Я допивал кофе, когда зазвонил телефон, это был оперативный дежурный.
– Привет Гоша, – сказал он. – У нас криминальный труп нарисовался.
– Где?
– В строящемся доме на улице Аделя Кутуя, если ехать в сторону Дальнего посёлка.
– Найду, – ответил я, и положил трубку.
Солнышко сияло на синем небе, тополя шелестели сочной, зелёной листвой. Такая кругом благодать, что, не удержавшись, воскликнул я вслух:
– А здесь лучше, чем в Синайской пустыне!
– Ты что там был? – услышал за спиной печальный голос.
Оглянувшись, увидел своего соседа. Кучерявый Мишка лет на семь старше меня. В молодости много девчонок сохло по его кудрявой голове. Но годы идут, шевелюра Мишки поседела и поредела, и весь он стал какой-то рваный и потрёпанный. Это из-за того, что Мишка, мужик битый жизнью и собутыльниками. Всюду его сопровождает пудель, такой же драный, как и хозяин. Мишка постоянно тёрся возле пивнушки, стреляя деньги на пиво, и четвероногий друг при нём.
– Гошь дай двадцать копеек, – уныло попросил он.
– Держи, – выгреб я всю мелочь из кармана.
– А сигаретку дашь? – настырничал сосед.
– Не курю – ответил я и отправился к своему гаражу.
***
«Мы живём как на вулкане
И всю жизнь играем в тир
В этом тире каждый стал из нас мишенью….»
Хрипло пел Игорь Сальников в радиоприёмнике, пока я на своей «девятке» добирался до места. В последнее время этот певец стал жутко популярен. По радио, и по телевизору постоянно крутили его песни.
«Вот уж действительно какому-то бедняге не повезло, и оказался он битой мишенью» – думал я, подъезжая к стройке.
– Куда идти? – спросил у водителя дежурной машины.
– На третьем этаже найдёшь, – ответил тот, не отрываясь от газеты.
Прыгая по доскам, я кое-как добрался до места.
– Добрынин, ты живёшь в пяти минутах ходьбы, а добирался, чуть ли не час! – набросился на меня начальник уголовного розыска Минвалиев.
Фамилия у него слишком длинная, потому зовём мы его короче – Мина. С первого взгляда видно, что Мина с бодуна, потому как сильно потеет, и шибко злой. Проворчав что-то нечленораздельное, он продолжил уже спокойно:
– Плохо дело Гоша.
– Согласен с вами, нужно добираться быстрее до места происшествия, – кивнул я.
Мина пресно пожевал губами, и, вздохнув, помотал головой:
– Не в этом дело. Третий нераскрытый криминальный труп. Три убитых женщины за четыре месяца. Многовато.
– Думаете что серийщик?
– Рано пока об этом говорить, – пожал плечами Минвалиев. – Общего во всех этих убийствах только то, что все потерпевшие «синюшки». Будем разбираться. Ты пока возьми Шергина, и пройдитесь по ближайшим притонам.
Серёга Шергин – участковый инспектор. Сильно обрадованный этим заданием, он потащил меня прочь. Энтузиазм Шергина вполне объясним, после осмотра трупа, участковый должен отправить покойника в морг. Как он это будет делать, никого не интересует. И машину, и помощников, которые будут помогать грузить труп, участковый ищет сам. Естественно, что каждый околоточный старался избежать такого геморроя.
– Тут недалеко Светка Канус живёт, местные алкаши её Анус прозвали. У них день и ночь кто ни будь тусуется. Пойдём, может, что и про покойницу узнаем, – предложил Серёга.
Весело болтая о всякой ерунде, мы дошли до халупы напоминающую избушку старика в сказке « О золотой рыбке». Шергин толкнул калитку, и деловито вошёл во двор, я следом. Сзади, в собачьей будке послышалось ворчание, и я боязливо вздрогнул.
– Не бойся, это Шарик, – сказал, не оборачиваясь, Серёга. – Так для порядку рычит.
В маленькой комнате, тёмной как склеп, на кровати сидело существо неизвестного пола и возраста. Одето сие чудо было в чёрную телогрейку и линялые джинсы.
– Доброе утро тётя Маша, – поздоровался Шергин. – Как здоровье?
– Здравствуй Серёженька, – прошамкало чудо. – Поясница ноет. Видать к дожжу
– А где Светка?
– В хозтовары, за динатуркой побегла. А что тебе до неё Серёженька?
– Посоветоваться хочу.
Бабка не успела ничего ответить. Хлопнула дверь, и на пороге возникла сама Светка – одутловатая девица, одинаковая, что в длину, что в ширину. На вид ей было не больше тридцати лет.
– Привет Шергин, – бросила она на ходу, и полезла за печку.
– Свет, а мы к тебе.
– Ох, ты радость, какая. На свидание решил пригласить! – засмеялась та.
–С удовольствием бы, да работы много, – вздохнул Серёга. – Труп женщины нашли, и сдаётся мне, ты её знаешь. Пойдем с нами, посмотришь.
– Ещё чего, – хрюкнула Светка.
– А я тебе за это рубль дам, – соблазнял её коварный Серёга.
– Сходи Света, помоги органу, – попросила старуха.
И манимая заветным рублём, Светка проявила свою высокую гражданскую сознательность. Шергин хорошо разбирался в людях и знал к кому обратиться. Едва взглянув на труп, Светка заявила:
– Это Зинка с улицы Заслонова.
– Давно её видела? – спросил Минвалиев.
– А хрен её знает, и не упомню, – пожала пухлыми плечами Канус. – С неделю уже, наверное, не наведывалась ко мне. Она всегда с деньгами приходила. Бухло, приносила, и на жизнь плакалась, когда до пьяну напивалась.
– Где она работала? – допытывался Мина.
– Нигде.
– А деньги где брала на выпивку?
– Известно как, – засмеялась Светка, – отсосёт кому за трёшку, вот и деньги. Баба она была в самом соку – смерив Минвалиева взглядом, продолжила – Ваш брат на неё сильно западал.
Мина поправил очки, и, кашлянув, ответил:
– Я с ней незнаком.
– Мы этого знать никак не можем, Рем Ринатович, – философски заметил я.
Минвалиев зло, глянув на меня, открыл, было, рот, но опередил его Шергин.
– У кого она могла зависать? – спросил он Светку.
– Да мало ли, – хмыкнула Светка. – Хотя погодь! Третёва дня, я её в магазине с Колымой видела.
– Вот это уже кое-что! – оживился Минвалиев. – Шергин, Добрынин давайте к Колыме.
– А мой рупь?! – встрепенулась Светка.
Шергин, похлопав себя по карманам, сказал:
– Должен буду.
– Ну, никакой веры мусорам нету! – взревела обманутая, обиженная, оскорблённая Светка.
– Держи, – протянул я ей металлический рубль, как-то нужно защитить честь милицейского мундира
Большую часть из своих пятидесяти лет, Юрий Малышев провёл в «зонах» и тюрьмах. Он и родился то в колымском лагере. Отсюда и кличка – Колыма. Жил он на улице Волочаевской, сплошь состоящей из бараков
– Стучаться думаю, нам смысла нет, – заметил Шергин, и толкнул оббитую дерматином дверь.
Мы пошли по длинному, тёмному коридору.
– Кого там ещё черти принесли?! – послышался визгливый женский крик из ближайшей комнаты.
– Это я Манюня, – ответил Шергин. Обернувшись ко мне, он пояснил: – Сожительница Колымы. Ты осмотри дальнюю комнату, а я кухню, и другую комнату.
Две изрядно помятые физиономии уставились на меня, едва я открыл дверь.
– Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, – продекламировал я, разглядывая их. – Доброе утро Манёк, что ж ты ночевать-то, домой не пошёл. Живёшь в двух шагах, но нет, валяешься на чужом диване.
Мучимый похмельем, Манёк старательно вспоминал моё имя. Мозг его работал на пределе возможностей, вот – вот закипит, и я, опасаясь за его разум, сказал:
– Добрынин моя фамилия. Вспомнил?
– Я понял, что ты мент, – кивнул Манёк, – а как зовут, убей, не помню.
– Убивать не буду, – смилостивился я. – Зовут меня Игорь. Может, с приятелем познакомишь? Как принято в благородном обществе.
– Нуртын, моё погоняло, – хмуро ответил тот.
– Вот и славно, а всё что мне будет нужно, я о тебе узнаю.
В комнату вошёл Шергин.
– Ну, добры молодцы, карета подана. Милости прошу в гости к нам. – возвестил он.
Оказывается, пока я мило беседовал с Маньком и Нуртыном, участковый вызвал машину.
– Ну, ехать, так ехать, – вздохнул Манёк.
Манюня с Колымой, словно королевские особы, величаво прошествовали к милицейской «буханке», следом свита, в лице Манька и Нуртына.
– Манюня сказала, что Зинка бухала с ними вчера. Все действующие лица на месте, осталось среди них вычислить убийцу, – сказал Шергин. – Кстати, Гоша, когда справку на раскрытие подавать будете, не забудьте меня включить.
Он сел в мою «девятку», я открыл дверцу водителя, и так же собирался сесть, но меня окликнула женщина вешавшая бельё во дворе:
– Молодой человек, вы Манюню с Колымой надолго забираете?
– Ничего вам пока сказать не могу, – ответил я, подойдя к ней.
– Подольше бы, – вздохнула женщина. – Надоели они со свое пьянкой. Колыма вчера в дымину был. С какой-то девахой шлялся. Упал в подъезде, и орёт: «Зинка е….твою мать, встать помоги!»
– А во сколько это было?
– Около шести вечера, – подумав, ответила женщина. – Ушли куда-то с ней, а пришёл он уже один.
К семи часам вечера все допросы были закончены. Колыма сознался в убийстве Зинки, и написал явку с повинной, а Манюня горестно вздыхая, причитала:
– Где ему Зинку зарезать, он после обеда уже на ногах не стоял. Муху убить не смог бы, не то, что эту б…ь зарезать!
Мина был страшно рад.
– Иди Игорёк отдыхай, – сказал он, довольно потирая руки. – Завтра добьем это дело.
Сам не знаю почему, но первое что я сделал, возвратившись в свой кабинет, позвонил Велесову.
– Я ждал вашего звонка Игорь Дмитриевич, – обрадовано сказал тот, едва я назвался. – Приезжайте ко мне, чаю попьем, поговорим.
Уютно у Велесова. Маленькое, удобное кресло, лампа с зелёным абажуром. Как хорошо! К тому же приятно когда тебя внимательно слушают, даже если ты просто рассказываешь свой сон. Что касается Владимира Семёновича, то он светился от счастья, слушая меня.
– Просто удивительно! Я даже не мог предполагать, что будет такой результат, когда погружал вас в гипноз, – ликовал Велесов. – Скажите Игорь, вы действительно не читали Ветхий завет?
– Никогда не читал, – подтвердил я. – Пионерское и комсомольское воспитание, не позволяли мне читать такого рода книги. Хотя бабка моя была верующей, и пыталась рассказывать о Библии, но я её никогда не слушал.
– Понятно, – улыбнулся Велесов. – О Пятикнижии вы так же не слышали?
– А что это?
– Иудеи называют её Тора, состоит она из пяти книг: Бытие, Исход, Книга Левит, Книга Чисел и Второзаконие. В сущности, Ветхий завет это краткий пересказ Пятикнижия.
– Понятно, – кивнул я.
– Что вам понятно? – с интересом посмотрел на меня Велесов.
– Ну, про Пятикнижие, – промямлил я.
– Я не об этом, – нетерпеливо сказал Велесов. – Интересно оказалось то, что, судя по всему, ваш предок Иексей совершил исход из Египта вместе с Моисеем, а его брат Элксай к тому же был одним из многих авторов Пятикнижия.
– Так что же мой предок был евреем?
– Иексей не был евреем, и даже не был иудеем. По той причине, что ни евреев, ни иудеев, в то время как народ ещё не существовали. Несколько тысячелетий назад, Моисей, которого те люди называли месшиах – что значит пророк, вывел некоторое количество родов или по-другому – колен, из Египта.
– Занятно, – брякнул я, что бы лишь, что-то ответить.
– Очень интересно написал об этом отец Алексей Герш в книге « О вере». По его мнению, пророк, всей своей жизнью призывает людей жить праведной жизнью. Сам Алексей Герш, для нас его современников, может считаться эталоном порядочности. Вам Игорь просто необходимо ознакомиться с его книгами. Уверен, вы во многом пересмотрите свою жизнь.
Велесов продолжал рассказывать о Герше, а я задумался. Если придерживаться теории о праведности, я, умолчав о возможной непричастности Колымы к убийству Зинки, поступаю непорядочно. Впрочем, какое мне дело до этого старого уголовника?
– Вы совершенно меня не слушаете, Игорь Дмитриевич, – слова Велесова, продрались до меня, сквозь дебри моих мыслей, – взгляд у вас отсутствующий.
– Простите Владимир Семёнович, задумался.
– О чём, если не секрет?
Сам не знаю почему, но я рассказал Велесову об убийстве Зинки, и о сомнениях в виновности Колымы.
Прихлёбывая чай, доктор в задумчивости смотрел на меня. Так долго, что мне начало казаться, что на лбу у меня узоры, а он рассматривает их. Наконец Владимир Семёнович спросил:
– Скажите Игорь, вы действительно считаете, что Колыма не виноват?
– Отвечу так: я не уверен в его виновности.
– А как же постулат: «Любое сомнение трактуется в пользу обвиняемого»?
– Это пусть судья решает, виновен Колыма или нет. Впрочем, он написал явку с повинной, думаю, что срок ему обеспечен.
– И вы считаете это справедливо?
– Ну, доля справедливости в этом есть, – кивнул я. – Этот Колыма отнюдь не праведник. Грехов за ним немало, и в том, что он сядет, есть элемент справедливости.
– Не могу согласиться с вами! – хлопнул ладонью по столу Велесов. – Справедливость и законность в данном случае смыкаются. Колыма должен понести наказание, но только за доказанные преступления. Вы же Игорь, пользуетесь законом, словно кистенём. Бьёте им первого попавшегося, что б дырки в следствии заткнуть. Не об этом ли говорил Шарапов в фильме: «Место встречи изменить нельзя»?
– Что же вы посоветуете мне делать?
Подумав, Владимир Семёнович сказал:
– Понимаете Игорь, мы живём в ненормальной стране. И эту ненормальность, наши доморощенные русофобы, называют уникальностью. Мы в отличие от Западного мира, застряли в феодальном строе. Вспомните нашу историю: сначала царь, который мог казнить или миловать по своему усмотрению. Потом пришли большевики, и так же не шибко почитали закон. По существу у нас преобладают воровские понятия, а не правосудие. Вот и вы руководствуетесь этими понятиями. Тут совершенно нет вашей вины, вы так воспитаны. На Западе самые инициативные и трудолюбивые, формировали класс буржуа, и именно этот класс, заставил феодальное общество чтить закон. Иначе нельзя! Без соблюдения законов не возможно предпринимательство. У нас же наплевательское отношение к законам. Зачем он нам, когда всё решает хозяин-барин. В этих условиях свято чтится только одно – быть в стаде и не высовываться. Инициатива у нас наказуема. Но поверьте, Игорь, так долго не будет. Вы же видите, что твориться вокруг. Власть понимает, что душить инициативу больше нельзя, и осторожно отходит от своих ортодоксальных коммунистических позиций. Знаете, Игорь, будущее за умными, инициативными людьми, а вы один из них, я это вижу. Поэтому-то и встречаюсь с вами. Я разглядел в вас родственную душу. За нами будущее! Поверьте в это Игорь. Скоро мы будем управлять нашей страной.
– Я очень внимательно прослушал вашу прочувственную речь, но не понял одного. Какое отношение имеет Колыма к людям будущего, к коим вы причислили меня? – с улыбкой спросил я
– Колыма, никакого. Вы же, если согласны с моими умозаключениями, должны пойти против течения! У вас отличный, от серой массы путь. Так сделайте же первый шаг!
– Какой?
– Найдите настоящего убийцу этой несчастной Зинки!
Книга батюшки Герша, оказалась настолько занимательной, что я проглотил её залпом. Размышляя о месшиахе Моисее, я незаметно задумался о своей жизни, и пришёл к печальному выводу – жизнь моя далека от праведности. К стыду своему я не всегда поступал порядочно. Но коли осознал это, значит не пропащий я! Что ж начну жить по-новому. Утро выдалось ясное и пригожее. Солнце весело светило с безоблачного неба, и воробьи громко шумели у лужи.
«Мы будем жить теперь по-новому. Мы будем жить теперь по-новому, – мурлыкал я себе под нос, шагая к гаражу. – Теперь я новый человек».
Воробьи, прекратив драку, дружно подтвердили:
–Целовек! Целовек!
***
Сразу после совещания, я вытащил из камеры Колыму. Того изрядно трясло, то ли с похмелья, то ли от перспективы оказаться под судом за убийство. Долго я пытался выяснить, что и как он делал в день убийства, никакого толку. Бедный Колыма решительно ничего не помнил. Не мудрено, пьян был в зюзю.
– Ладно, – вяло махнул он рукой. – Явку с повинной я написал. Чего ты хочешь?
– Найти настоящего убийцу.
– Зачем тебе это нужно? – посмотрел на меня исподлобья Колыма. – Отвечу за чужую мокруху. Кто знает, может это кара Божья за грехи мои?!
– Тоже мне кающийся грешник выискался! – фыркнул я. – Ты отвечай за свои грехи, я только рад буду. Не зря же сказано: «Каждому своё».
Беседа с Манюней так же не внесла ясности. Людей в тот день у них дома было много. К обеду о моей активности стало известно Минвалиеву.
– Чем ты весь день занимаешься?! – накинулся он на меня, едва я переступил порог его кабинета.
