Евгений Константинович Новиков
Пусть посмотрит в глаза Припять
Санёк со вздохом извлек из кармана джинсов непочатую пачку сирийских сигарет «Afamia».
– Ух ты ж, бегемот африканский! – восторженно заорал водила.
Он быстро сорвал защитную плёнку с пачки, чиркнул спичкой о коробок, и с шумом пылесоса втянул в лёгкие лошадиную порцию ядовитого дыма. Немного подумал и отправил пачку сигарет в карман гимнастёрки.
– Именем войск химической защиты импортная отрава конфискуется! – нахально заявил старлей. – Спички, кстати тоже!
Он высунулся из кабины и внимательно посмотрел в лицо растерянному Саньке:
– Где это ты так загорел, пацан?
– Так, поехали уже! – прикрикнул на водителя потерявший терпение генерал.
«РАФ» стремительно сорвался с места, окутав мальчишек вонючим облаком советского этилированного бензина А-76. Санька сердито сплюнул и показал вслед машине кукиш.
Лёха было громко рассмеялся, но тут же согнулся пополам в приступе неукротимой рвоты. Сашка отвернулся. Его тоже мутило.
– Надышались мы на крыше всякой дрянью, – виновато сказал Лёха из-за спины. – Я домой пошёл…
Они обменялись вялым рукопожатием. Договорились созвониться утром.
Лёхе идти близко – достаточно свернуть с проспекта, пройти мимо прокуратуры к детскому саду «Золотой петушок» – и вот его 11-й дом. А Саньку ещё топать до 3-го микрорайона почти километр. Утром пробежал бы весь проспект рысью за 5 минут, а теперь ноги отяжелели, налились свинцом. Саднило горло, и жажда стала не терпимой. Выпить бы газировки. Кстати, это мысль – на углу проспекта Ленина и улицы Курчатова уже работали расконсервированные с зимы автоматы газированной воды.
Сашка устало добрёл до Центральной площади и в удивлении остановился возле автоматов и жёлтой телефонной будки – напротив дворца культуры стояли два огромных вертолёта МИ-24. Все окна шестиэтажной гостиницы «Полесье» были ярко освещены. Вдали, возле здания администрации, шумно чихал двигателем серо-зелёный бэтээр.
Старый знакомый генерал Антошкин расхаживал между вертолётами. Генерал придерживал рукой на левом плече некий громоздкий аппарат с длинным штырём. Сашка не сразу догадался, что это радиотелефон.
– Лётчики грузить песок не будут! – донёсся до Санька сердитый генеральский бас. – У меня своя работа, а у вас своя! Гражданских ищите мешки грузить! Кто горбатый? Вы что себе… Ах, мост Горбатый! Да на черта мне твой мост, я с крыши утром в бинокль посмотрю!
Автомат проглотил 3 копейки, издал устрашающий предсмертный хрип и с шумом наполнил гранёный стакан жёлтой газировкой, напрочь заглушая генеральский рык. Санёк быстрыми глотками пил холодную воду. Пузырьки углекислого газа приятно щипали язык, и металлический привкус меди во рту постепенно исчезал. Отступила и назойливая тошнота. Сашка уже раздумывал, не пропустить бы и второй стаканчик, как вдруг из-за угла раздались странные трески и щелчки. Санька в ужасе шарахнулся в сторону – на улицу вышел мужчина в респираторе и защитном костюме цвета «хаки». В правой руке человек держал длинную палку, которой медленно водил по земле, не отрывая глаз от прибора со стрелкой. Не обращая внимания на подростка, вероятно даже не заметив его, человек свернул на проспект.
– Грязь, всюду грязь, – пробормотал дозиметрист. – На земле грязь, в воздухе грязь, везде грязь.
Его шаги постепенно стихли вдали…
Когда Санёк открыл дверь квартиры на восьмом этаже, замок предательски щёлкнул, с головой выдавая ночного визитёра. Пружины дивана устало скрипнули, и мама в ночном халате появилась на пороге гостиной.
– Санька, горе ты луковое! Где тебя носит?
– Я, мам, это… – забубнил Санёк, снимая кроссовки. – Я у Лешки Куземко был. В приставку играли на телеке. Не заметили, как ночь пришла.
Мама ласково взъерошила русые патлы Санька:
– Посмотри, какие грязные. Вымой волосы утром. Мне опять идти рано на смену. Ты есть будешь?
– Не-а! – вспомнив про недавние приступы тошноты, замотал головой Сашка. – Только чай. А что там у вас делается в медсанчасти?
Мама не ответила, молча прошла на кухню. Не включая свет, поставила чайник на электроплиту. Санёк протопал за ней, позабыв вымыть руки. Открыл дверцу холодильника. Потянулся за пачкой «Селянського масла».
– Да, куда же ты грязными руками! – не оборачиваясь к сыну, сердито сказала мама. – Иди в ванную, сполоснись хоть!
Сашка недовольно заворчал, но вернулся в прихожую. Нажал выключатель ванной комнаты. Лениво снял рубашку. Опасливо покосился на приоткрытую дверь. Щёлкнул дверным замочком и расстегнул ремень. Джинсы упали на пол. Пряжка звонко ударила по кафелю…
А вот такого быть не может. Такого просто не может быть! Загар через одежду не проходит. Тем более через плотные джинсы. А ноги были красные от щиколоток до бёдер.
Санька смотрелся в зеркало ванной комнаты, испуганно тараща глаза…
Пятью часами раньше жёлто-синяя машина ГАИ, мигая сиреной, свернула на улицу Дружбы Народов и резко затормозила у центрального входа медсанчасти. Пожилой полный гаишник с неожиданной резвостью бросился навстречу санитарам:
– Допоможить мені! Я тут хлопчиків підібрав на Семіходах! Що то їм зовсім погано…
– Да, сами мы дойдём! – хрипло выкрикнул Стасик, помогая выбраться с заднего сидения двум младшим товарищам.
Ребята качались, спотыкались, то и дело теряя равновесие. Они несколько часов провели на путепроводе. А потом проскочили на велосипедах по лесной бетонке к станции, как-то просочились сквозь милицейские кордоны по объездной дороге к пруду-охладителю и, скрываясь за деревьями, приблизились к разрушенному блоку на расстояние считанных сотен метров…
Патрульный едва не принял ребят за пьяных. Но подойдя поближе, сотрудник ГАИ обомлел: на лицах мальчишек бурым углем блестел на солнце ядерный загар…
Глава пятая
Датчик переносного радиометра РУП-1 медленно прополз по телу, долго «обнюхивал» щитовидку, а потом погрузился в пышную соломенную шевелюру. Бригадир дозиметристов Валентин Хрущ беспокойно смотрел на плавающую по шкале стрелку и сокрушённо качал головой.
– Валентин Тихонович, сколько? – негромко спросила пожилая черноволосая женщина в белом халате.
Дозиметрист молча поднес индикатор к её глазам:
– И это всё по бете, Ангелина Константиновна, – также негромко произнёс он, – по гамме на волосах 5 рентген. И это после дезактивации! Судя по загару, парень хватанул под 200 бэр. Правда, это только на голову…
Ангелина Константиновна Гуськова сжала ладонями виски, глубокие морщины прорезали лоб. Она с болью вглядывалась в коричневое лицо спящего Стася:
– Ты знаешь, Валентин, я ведь почти 40 лет в радиологии. Уж всякого в 6-й клинике насмотрелась. А вот облучённых детей не видела никогда… Какие препараты вводили ребяткам?
– Две капельницы физраствора влили, 5 кубиков пентацина внутривенно, а сразу при поступлении 5 кубиков диазепама внутримышечно, – привычно затараторила Людмила Ивановна Прилепская, терапевт припятской медсанчасти.
– Диазепам-то зачем? – удивился бородатый доктор.
Людмила Ивановна как-то грустно улыбнулась:
– Да, понимаете, Георгий Дмитриевич, ядерное возбуждение у них было. Мальчишки при поступлении буянили – раздеваться не будем, мыть себя не дадим. Мужики в палате орали матом и на них, и на нас. Намаялись мы с ними. Дети есть дети. Вот я и решила ввести диазепам. Вмиг утихомирились и заснули, как котятки.
Бородатый доктор задумчиво скрестил руки на груди:
– Вот вы мне другое объясните, коллеги: на лицах у ребят сильнейшая эритема, а тела едва покраснели, и, что удивительно, лейкоциты в норме. То есть облучению подверглись только головы. Это как?
Стасик вдруг шевельнулся, закашлялся, не открывая глаз, поводил рукою по простыне.
– А там заборчик был железобетонный, – хриплым голосом сообщил парнишка, – мы за ним укрылись. Я подумал, если вправду радиация, железобетон защитит. И мы только головы высунули и смотрели…
Ангелина Константиновна облегчённо рассмеялась: потеплело на душе у старой докторши – раз парнишка в себе, значит очухается.
– Ну, конечно, глупой голове радиация нипочём! А вот что со щитовидкой прикажете делать, молодой человек?!
Услышав женский голос, Стасик вздрогнул, широко раскрыл глаза и тут же облегчённо вздохнул, увидев, что краешек простыни, хоть и проходит ниже ватерлинии пупка, но всё же надёжно прикрывает прочие части тела. Стась покрутил головой по сторонам. На соседних койках безмятежно сопели носами Богдан и Ромка. Другие кровати огромной, в четыре окна палаты пустовали: ночью особо пострадавших работников станции, вместе с переоблучёнными пожарными отправили самолётом в Москву. Тех, которые были способны передвигаться самостоятельно, повезли на трёх «Икарусах» в Киев.
Отправку ребят Гуськова задержала умышленно – в дороге мальчишки неизбежно нахватались бы дополнительных рентгенов от взрослых людей, пораженных лучевой болезнью 3-й и 4-й степени тяжести. Да и не хотелось заведующей 6-й клиники Москвы, чтобы дети видели почерневших от ядерного загара мужиков, страдавших от непрерывной рвоты и диареи. Только в книгах лучевая болезнь овеяна неким ореолом романтики. В реальности всё дико и страшно.
Под утро в медсанчасть прибежали перепуганные мамы ребят. Принесли чистую одежду и простыни – больничное бельё оставалось радиоактивным, даже после многократной стирки. Несмотря на сопротивление врачей, мамочки ворвались в палату, в ажитации трясли спящих сыновей, голосили, ругались, проклинали всех на свете… Сцена была тяжёлой. Предвидя это, опытная Прилепская, сберегла ребячьи нервы, заранее погрузив мальчишек в медикаментозный сон. Потом капала валерьянку себе и мамам. Потом требовала с них согласия на госпитализацию в Москву, вновь и вновь повторяя, что ребята нетяжёлые, что гарантируется полное выздоровление, но лечить щитовидки нужно срочно, чтобы не пришлось глотать всю жизнь левотироксин. Мамки про Москву и слышать не хотели, требовали вылечить детей здесь, сейчас, и притом немедленно. Тогда к разговору подключилась доктор Гуськова, предложив доставить ребят в сопровождении мам, в киевскую клинику института радиологии.
Такой вариант устроил всех, и мамки, немного успокоившись, ушли домой собирать вещи.
Как ни хотелось Ангелине Константиновне следить за выздоровлением ребят лично, но она осознавала, что детским глазам не следует видеть ужаса, который развернется в 6-й клинике Москвы в ближайшие дни, когда десятки переоблучённых людей начнут мучительно уходить из жизни…
Доктор Гуськова присела на стул возле кровати Стасика, взъерошила рукой его густые, радиоактивные патлы. К радиации ей не привыкать.
– Послушай меня, дружок, – доверительно сказала она. – Ты уже взрослый, и можешь спокойно понять и принять то, что может напугать твоих младших друзей. Сейчас, после первой бурной реакции организма на облучение, у тебя наступил период мнимого благополучия. Ты чувствуешь себя хорошо, лишь немного хрипят голосовые связки. Но так будет не всегда. Щитовидка уже натянула рентгены, и через несколько дней у тебя разовьется острая лучевая болезнь 1 степени тяжести. Третья неделя болезни будет самой тяжёлой. Это крайне неприятно, но совсем не смертельно! Замечательно, что в нужное время и в нужном месте оказался железобетонный забор! Поэтому, надеюсь, у тебя не поражён костный мозг. Конечно, будет длительная диарея. Кожа на лице облезет, но регенерирует самостоятельно. Волосы выпадут, но к осени вырастут новые. Щитовидку вылечим. В августе будешь полностью здоров!
– В августе?! – завопил потрясённый Стасик. – Три месяца?!
– Вот видишь, и голос прорезался! – улыбнулась пожилая докторша. – Да, три месяца. Может раньше. Мы знаем, как воздействует радиация на взрослый организм, но понятия не имеем, как поведёт себя детский.
– Ну, я-то не ребёнок! – насупился Стась.
– Я имела в виду младших, – деликатно сказала доктор Гуськова.
– То есть нас? – подал голос проснувшийся Богдан. – Теперь мы проболеем всё лето?
– Это Стасик во всём виноват, дебил детсадовский! – фальцетом выкрикнул Ромка.
– Так, щас, на фиг, обоих закопаю! – грозно рявкнул мгновенно вскипевший Стась.
Он было рванулся с койки к младшим ребятам, но тут же в ужасе попятился и юркнул под простыню – из одежды на нём был только загар, да и тот на лице.
– Зазырь, какая у него рожа стала! – радостно крикнул Богдан Ромке. – Аж через загар покраснел!
– Классно получилось! – весело подтвердил Роман.
Мальчишки зашлись в приступе кашля и смеха. Стасик камнем застыл под простынёй, желая провалиться сквозь землю.
– Мне почему-то кажется, что процесс выздоровления не затянется! – бодро сказала доктор Гуськова. – Пойдёмте, товарищи! Надо найти машину почище и, не мешкая, отправить ребят в Киев. Станислав, а вот когда ты, сейчас, э-э, так резко вскочил, голова не закружилась?
– Нет! – сконфуженно буркнул Стась.
Едва за докторами закрылась дверь, как из палаты донеслись звуки потасовки, треск рвущихся простыней и мстительный смех Стасика.
– Дети, в любых ситуациях дети, – покачала головой Прилепская.
– Вот именно поэтому я уверен в счастливом исходе! – заявил доктор Селидовкин. – Попробуйте так попрыгать после капельниц и диазепама! А эти скачут, как кенгуру!
– Согласна с вами, – улыбнулась Гуськова. – Видели, как вчера вели себя сильные взрослые мужики? Почти у всех была паническая атака! Мальчишки же немного поистерили и восприняли ситуацию как данность. И пугает их вовсе не лучевая болезнь, а пропавшее лето. Людмила Ивановна, попробуйте еще раз отмыть эти патлатые головы. Не поможет – стригите безжалостно! Лишние бэры им теперь ни к чему.
– Пострижём, Ангелина Константиновна, пострижём, – Прилепская задумчиво смотрела через открытое нараспашку окно на тонкие силуэты двоих мальчишек, бежавших галопом по улице Дружбы Народов в сторону речного вокзала. – Ещё два кандидата на острую лучевую бегут! И куда их только черти несут? Объявили же по радио, чтобы все по домам сидели!
– Когда начнётся эвакуация населения? – поинтересовался Селидовкин.
– В 14 часов, Георгий Дмитриевич. К вечеру всех должны вывести.
– Да что же они так долго резину тянут! – возмутился доктор, нервно теребя себя за бороду. – Щитовидки будут фонить у всех! Ох, ещё аукнется нам эта авария…
Бригадир дозиметристов провёл датчиком «РУПа» по подоконнику. Посмотрел на стрелку и с треском захлопнул окно.
– Окна надо закрывать, товарищи дорогие! – сердито крикнул Валентин Тихонович. – 100 миллирентген на подоконнике! И мыть полы, мыть палаты каждый час!
– Да вот без вас не догадались! – взорвалась Прилепская. – Санитары моют полы непрерывно, да толку чуть!
– Коллеги, прошу вас, – примирительно заговорила доктор Гуськова, – все устали, у всех нервы, вполне понятно. Но работы впереди много. Мы приглашены во Дворец культуры на встречу членов Правительственной комиссии с партактивом предприятий. От нас ждут подробных инструкций о том, как грамотно вести себя населению при эвакуации города. Скажу вам по секрету: вероятно, партией будет принято решение вслед за Припятью эвакуировать Чернобыль и все населенные пункты в радиусе 30 километров от станции. На-все-гда. Всё очень-очень плохо…
Прилепская побледнела и схватилась за сердце.
– Господи, помоги нам! – еле слышно прошептала она…
…Лёха бросил беспокойный взгляд на 4-этажный корпус медсанчасти с большим лозунгом на крыше «Здоров’я народу – багатство країни»
– Тебя мамка не увидит в окно? – тревожно спросил он у Сашки.
– Не-а, она в другом корпусе работает, – беспечно помотал патлами Санёк, – оттуда не видно.
Ребята, не сговариваясь, перешли с галопа на шаг – бежать было как-то непривычно тяжёло – кровь стучала в висках, у обоих побаливало темечко, хотя в целом самочувствие было неплохое. Мальчишки не знали, что у них резко подскочило давление – ещё один симптом радиации.
До самого утра Сашка спокойно спал, приступы тошноты больше не возвращались, да и загадочным образом загоревшие под джинсами ноги тоже никак не беспокоили, лишь немного побаливали икры от вчерашней беготни. Иммунная система Санька, яростно атаковав проникшие в кожу нуклиды мощным приливом крови, к утру успокоилась, прекратила сопротивление, словно бы осознав бесполезность борьбы с опасным и сильным противником. Организм радиации сдаётся быстро, взамен
получая мирную передышку на несколько дней…
Утром Сашку оглушительным трезвоном разбудил телефон. Звонил неугомонный Лёха Куземко. Ему в голову пришла неплохая, в общем-то, идея – прокатиться на «ракете» в Киев к старшему брату, а в понедельник вернуться в Припять, если школа начнёт работу. Если не начнёт… ну, тем лучше! Да пусть хоть провалится в тартарары эта школа!
Сашка оценил идею на «пять с плюсом». Правда, путешествие на «ракете» – удовольствие не из дешёвых: в обе стороны десятку на рыло вынь да положь. Придётся позаимствовать деньги из семейного бюджета. Ясен пень, голову мамка оторвёт! Ну, так это когда будет?! Воскресное четырёхчасовое плавание по реке и Киевскому водохранилищу того стоит!
Недолго думая, Санька оставил записку маме, положил в любимую кожаную сумку нехитрый провиант из холодильника и ровно в 8 часов захлопнул за собой дверь квартиры.
Именно в эти мгновения городской узел связи прервёт трансляцию из Москвы. Тревожный женский голос из радиоточки сообщит пустой квартире о назначенной на 14 часов эвакуации жителей города Припяти…
Глава шестая
Зелёный «РАФ – 2203» выехал на Центральную площадь и сбросил газ. Водитель микроавтобуса старший лейтенант Климчук несколько секунд раздумывал, поворачивать ли на проспект, а потом решительно утопил педаль газа и «РАФик», набирая скорость, понёсся по улице Курчатова в сторону 16-этажной высотки с гербом СССР.
– Да куда тебя несёт, чёрт усатый! – возмущённо загудела низким грудным голосом полная медсестра. – Дороги не знаешь?!
– Нам по чернобыльской трассе ехать ни к чему, – авторитетно заявил старлей, – лишних бэров наберёмся возле реактора. Поедем по объездной в Иванков, оттуда сразу на Киев. Вы лучше окошко поднимите, а то наглотаются пацаны радиоактивной пыли. Что-то они у вас совсем сомлели.
