Евгения Широкая-Ляшко
Зарница
В подъезде что-то зычно лязгнуло. Послышался топот ног. Люся опомнилась и неистово заколотила в дверь. Костяшки пальцев сильно заныли, но девочка, не замечая боли, продолжала отчаянно тарабанить. Нина открыла. Судя по аккуратной причёске, она уже давно проснулась. Взор сосредоточен, полон решимости. Из глубины квартиры доносятся звуки радио.
Люся прижала букет к груди:
– Слышала?!
– Да.
– Правда?!
– Я верю товарищу Молотову.
– И что делать?!
– Пойду добровольцем.
– А как же вакцины?!
– Сейчас только одна для всех задача.
Люся протянула цветы. Нина закрутила головой.
– Оставь себе. Загляни вечерком, ленты подарю.
Глава 3
Перестук колёс сделался громче и снова вернулся в прежний звуковой диапазон. Люся невольно подметила: «По мосту пересекли реку». Духота отступила. Веяло зябкой прохладой. Люся поправила тонкую простынку, спрятала плечи и девочке под боком. Сон никак не приходил. Накатывали, не отпускали волны воспоминаний.
Радио. Оно и раньше редко выключалось. А с началом войны и вовсе стало точкой всеобщего притяжения. С раннего утра до полуночи радио просвещало, развлекало, информировало. Литературные и музыкальные передачи велись одна за другой, но все с содроганием ждали новостей от Совинформбюро. Сводки с фронта: насколько далеко вглубь нашей страны продвинулись немцы, какие мы понесли потери, сколько врага разгромили, ведёт ли контрнаступление наша Красная Армия. И передач, когда зачитывали письма солдат. Дни Люси пролетали по схожему расписанию: школа, уроки, ожидание мамы с работы и разглядывание узоров на портьерах, слушая репортажи дикторов. Радио – чёрная «тарелка», было круглым окном в мир. Окном, из которого Люся часами ожидала новостей о папе.
Обрушился ливень. Капли быстро забарабанили по крыше вагона. Люся вздрогнула, кулачки сжались. Прислушалась. И волнение отхлынуло. Это просто дождь. Бежать в бомбоубежище не надо.
Из чертогов памяти вспыхнуло…
Бомбёжка. Они случались, но не так близко. Полыхнуло в ночи. Завыли сирены. Мама стремглав одевалась, подпихивала дочь, но только отвлеклась и Люся рванула на балкон. Девочка словно окоченела, не могла пошевелиться. Зарницы обезумели, бесновались: жадно захватили небо, пригласили артиллерийский гром. Небо рвалось в клочья. Город вздымался ввысь искрами пожаров, стонал звоном стекла, лязгом и скрежетом металла. Дикий грохот заглушал крики всего живого…
Мама схватила за руку, увлекла за собой, кричала, что надо бежать, хотя бы в подвал. И Люся бежала, а перед глазами продолжали плясать зарницы. Юный разум противился увиденному: «Зарницы природы хорошие… Не разрушители… Это всё они… Это всё немцы… За что они нас так ненавидят? – она пообещала самой себе, – я Зарница, я буду гореть, но не сгорю! Мой огонь обратиться на врага! Я буду жить!».
В подвале натолкнулись на незнакомую женщину. Её трясло от страха.
– Я тут проездом. Куда прятаться не знаю.
Мама, как будто извиняясь, проговорила:
– В бомбоубежище надо бы… Но побоялась с ребёнком туда бежать. Долго собирались. Боялась, не успеем.
Люся ободряюще хлопнула ладошкой по кирпичной стене:
– Во какие толстенные! Мы в безопасности!
Женщина закивала как китайский болванчик:
– А может, и нет… Я как-то с соседями замешкались. Пересидеть в подвале решили. Снаряд в наш дом угодил. Вход в подвал завалило. Не выбраться. Так бы и остались заживо погребёнными. Благо военные с пожарными освободили из каменного плена.
Мама крепко обнимала, женщина что-то жалобно говорила и говорила, а Люся старалась не слушать незнакомку, отгоняла смятение и оторопь, мысленно твердила, что отныне она бесстрашная Зарница.
Больше они в подвале не прятались.
Глава 4
Медленно разжёвывая припасённый чёрствый квадратик хлеба, Люся мечтала: «В Сталинграде, наверное, вкусная еда есть. Нормальные колеты из мяса, а не из одуванчиков. Щи и биточки тоже мясные, а не из подорожника и лебеды. И хвойные напитки от цинги не пьют. Сныть и мокрицу не жуют. Вообще нет надобности заучивать памятки Ботанического сада какие дикие растения съедобные, а какие ядовиты».
В полумраке внизу заплакал малыш. Оживилась воспитательница. Тихо баюкала, разжевала кусочек горбушки, дала пососать в марле.
Люся вздохнула: «И молоко там есть. И может даже печенье. Не варят студень из клея, и холодец из старой кожи животных. Пюре из картофеля, а не крапивы готовят. А понадобиться сажать рассаду или прополоть грядки – так я готова. Опыта за весну и лето о-го-го сколько набралась. Капусту возле памятников на газонах разведём. Хотя нет. Там, скорее всего, обычные огороды…».
Вспомнилось настоящее поле, во рту вдруг появился вкус земли…
Немцы взяли Ленинград в кольцо восьмого сентября 1941. Блокада. Магазины и рынки мигом опустели. Продуктовые карточки. После авианалёта сгорели Бадаевские склады с мукой и сахаром. На пепелище ленинградцы собирали сладкую землю, пили чай.
Люсе хотелось избавиться от навязчивого привкуса. Она представила любимую картошку и тотчас затрепетала от сразившего разум воспоминания…
Картофель. Меняли на еду всё: книги, посуду, одежду, ленты, портьеры, отрезы тканей, кукол… Продали даже старую отцову обувь. Только расписную прабабкину керосиновую лампу берегли, и велосипед мамин оставили. Пригодится. И пригодился в вылазках за картофелем.
Мама пришла с работы намного раньше.
Люся сначала обрадовалась, но тут же обеспокоилась:
– Что случилось?
– Отлежаться, а лучше поспать надо.
– А потом?
– И на работу. Сегодня в ночную смену.
– Библиотекари будут работать по ночам?
– Книги эвакуированы в подвалы. Особо не почитать. Дополнительную смену на Кировском заводе сформировали. Сборка танков.
– А как же их нашим доставить?
– По Ладоге. Пока ещё на баржах с буксирами, а скоро по льду своим ходом поедут. Но без башен. «Кэвэшки» тяжёлые.
Мама спала, а Люся думала. Для физической работы нужно больше сил. Пайком не обойтись. Школу разбомбили. Девочка выходила из квартиры только отстоять очередь за хлебом. Но голова кружилась, цветные круги перед глазами стали вечными спутниками. Даже подняться на пятый этаж сложная задача. Как же маме помочь? Откуда ей силы поднабрать? И тут Люся вспомнила разговор у булочной – якобы в районе Старой деревни на колхозных полях осталась неубранная картошка.
Терзали сомнения: «А если неправда?».
Люся скрупулёзно обыскала квартиру. Менять нечего. Зашла в чулан. Пусто. Даже горчица закончилась. Девочка обнюхала каждый уголок. Если полизать кадушку, то чувствуется запах квашеной капусты, которая в ней была когда-то. Жбан ещё пахнет подсолнечным маслом, бочонок – солёными огурцами. Как не растягивали припасы, а надолго их не хватило. Купить впрок больше ничего не вышло. Люся села на корточки, заплакала. Взгляд упёрся на нижнюю пыльную полку, в то место где отходила тонкая фанера. Люся замерла.
– Мой тайник!
Девочка упала на коленки, подползла к полке. Нырнула рукой за фанеру и вытащила пару бутылочек рыбьего жира, которые когда-то туда и запрятала. Как же Люся радовалась. Мама заставляла пить эту очень полезную гадость. Но то было раньше, теперь это настоящий деликатес. Для подпитки сил на какое-то время хватит. Мама тоже очень обрадовалась находке.
