Евгения Сергеевна Теплова
Костя в средней школе
Но никто не обратил внимания. Только Вергилия помахала рукой.
– С выздоровлением! – поздравила она.
Маруся даже глаз на меня не подняла. Я тоже не стал здороваться. Мне действительно казалось, что прошло много времени, за которое я изменился, повзрослел.
Я попросил у Никиты разрешения сесть с Даней. Конечно, наши приятельские отношения все заметили, и я надеялся, что уж как минимум Игорь Иванович и Маруся сделают выводы об истинном виновнике его прогресса. Кажется, я немного переборщил с демонстрацией нашего сближения, так что Даня стал меня избегать. Я умерил пыл и, к его облегчению, пересел к Никите, которому чуть позже всё рассказал. Он попереживал за меня задним числом и попенял, что я его не взял с собой.
– Что происходит – вы снова поссорились? – спросила меня после уроков Вергилия.
– Почему ты не у Маруси спрашиваешь?
– Она не стала рассказывать, – призналась Вергилия.
– Хорошо, я расскажу. Я её обманул, и она обиделась, – сказал я.
– Так, может, стоит попросить прощения? – предложила Вергилия.
– Она сама виновата, – ответил я.
– В том, что ты обманул?
– Именно, – ответил я и ушёл.
Я и правда так думал. Я добросовестно исследовал ситуацию и пришёл к выводу, что шантаж с Марусиной стороны был неправомочен. И если я признаю свою вину и попрошу прощения, это будет означать, что я сожалею о том, как поступил. А это не так. Иначе я не мог. И она не могла. Значит, нечего обижаться – ни мне, ни ей. Если в этот раз она победит, то так и будет ставить условия. Мне, конечно, ужасно хотелось выложить ей все эти аргументы, но не хотелось подходить первым.
Со дня драки прошло три недели. Даня, вдохновлённый первыми успехами, совершал настоящие учебные подвиги. Он сблизился с Клещиками, которые отговорили его идти в кулинарный колледж и подбросили идею о контрактной службе в армии.
С Марусей мы по-прежнему не общались. Это создавало постоянное напряжение. Однажды, забывшись, я поздоровался, она ответила, и таким образом вместо нормального примирения получился переход на новые отношения – как с другими одноклассниками. Иногда казалось, что прошлого уже не вернуть, и оттого внутри всё сжималось. Теперь-то она точно перейдёт в другую школу. Но так как уверенности в себе у меня существенно прибавилось, я всё-таки решился на выяснение.
– Может, хватит уже дуться? – обратился я к ней в раздевалке.
– Я не дуюсь, – ответила Маруся, – просто ты очень изменился.
– В чём именно? – искренне удивился я.
– Не знаю. Ты будто в себя влюбился, – огорошила Маруся.
– Что-о? – И я рассмеялся.
– Понятно, что ты сделал то, что не удалось ни учителям, ни психологам, настоящее чудо. Жаль, что такой ценой.
– Что за бред? – возмутился я. – Что ты себе напридумывала?
Маруся пожала плечами и ушла.
Я был страшно зол и твёрдо решил, что между нами всё кончено. Что за дикий поклёп? Какая ещё самовлюблённость? Кто б на моём месте не гордился таким успехом? А ведь никто не похвалил, даже «спасибо» не сказал. Во что бы превратилась жизнь нашего класса, если б Даня продолжал в том же духе?! Я до того обиделся на Марусю, что захотел сделать ей какую-нибудь пакость. Я снова перестал с ней здороваться, нарочно болтал с Никитой, если она отвечала у доски и вообще решил соответствовать её новым представлениям обо мне – вёл себя громко и развязно и всячески выпендривался. В какой-то момент мне показалось, что я совершенно к ней остыл и даже не понимаю, чего такого особенного находил в ней все эти годы. Единственное – в груди образовалась противная пустота, которая пожирала хорошее настроение и вообще высасывала жизненные силы. К вечеру я ужасно уставал, сам не зная от чего. «Видимо, надо привыкнуть, – решил я. – А лучше – чем-то или даже кем-то заполнить». К собственному удивлению, я стал ловить на себе заинтересованные взгляды девчонок из других классов. Мне стало любопытно, смотрели ли они на меня и раньше, а я не замечал, или это началось после того, как я стал крутым? Мне это нравилось, но пустоту они не заполняли.
В учёбе дела пошли неважно. Я злился и обижался всё сильнее. Научился отпускать колкости и каждый день оттачивал это мастерство, сначала на одноклассниках, потом на учителях и родителях. Мама терпела, а отношения с папой покатились по наклонной, мы вообще перестали нормально общаться. Мне казалось, что он смотрит на меня с постоянным упрёком – только и ждёт, к чему бы прицепиться. Мама пыталась меня защищать, в результате чего они с папой ссорились.
На Игоря Ивановича я тоже затаил обиду: за то, что ставил плохие оценки, невзирая на прошлые заслуги, и за то, что не удосужился выразить респект по поводу Даниного исправления. Он как-то вызвал меня к доске, а я просто не захотел и считал себя вправе.
– Я сегодня не подготовился, – заявил я без малейшего сожаления.
– Жаль, но тогда попробуем сымпровизировать.
– Можно в другой раз? – попросил я.
– Нет, нельзя, – ответил Игорь Иванович.
Я приплёлся к доске и устроил там в отместку целое представление: нарочно отвечал неправильно и писал с жуткими ошибками, изображая при этом глубокую задумчивость, растерянность и взволнованность. Клещики заходились в дружном хохоте, остальные хихикали. Игорь Иванович поставил мне заслуженную двойку и отправил на место.
– Ну ты разошёлся, – усмехнулся Никита.
– Что-то нашло, – ответил я.
– Так и к директору недолго попасть, – предостерёг Никита.
– Поверишь? Не страшно.
«Наверное, вызовет родителей, – предположил я. – Ну и отлично, пусть папа сходит, вместе посокрушаются».
Но Игорь Иванович вместо папы вызвал меня.
– Костя, – сказал он, скорбно вздохнув, – ты очень изменился за прошедший месяц.
– Это нормально, – пожал я плечами, – люди меняются. Кто-то в лучшую сторону, кто-то – не в самую лучшую.
– Кость, ты – душа класса. Возможно, тебе со стороны не заметно, но вместе с тобой меняется весь класс.
Я раскрыл рот от удивления. Игоря Ивановича порадовала моя реакция.
– Не ожидал такое услышать? – он хлопнул меня по плечу. – Подумай над этим. Ещё не поздно остановиться.
– Я не представляю, как, – ответил я и ушёл.
Я и правда не представлял. Против чего я бунтовал, тоже понятия не имел. Но мне определённо надоело быть паинькой. Отчего бы Матвею не стать душой класса? Я помог им с Даней, причём немалой ценой, а вместо благодарности – одни упрёки. Вешать на меня ответственность за весь класс вообще нечестно. Надоело! До чего ж всё надоело! Не хочется ни в школу, ни домой, только в гостях у Никитки мне спокойно. Ну и на футболе – я научился жёстко работать корпусом, что положительно сказалось на моей результативности.
После разговора с Игорем Ивановичем я почти перестал дерзить учителям, но одноклассникам по-прежнему доставалось. Даже Вергилию, привыкшую ко всему, умудрился обидеть.
– Что ж с тобой творится? – задалась она вопросом после моей стычки с Матвеем на уроке русского (я довольно издевательски указал ему на ошибку).
– Ничего особенного, переходный возраст, – пожал плечами я.
– Только это не оправдание!
– Я и не собирался оправдываться, – ответил я.
– Очень жаль.
Вергилия одарила меня сочувственным взглядом, который взбесил меня окончательно.
– Себя лучше пожалей, – усмехнулся я.
– А чего мне себя жалеть? – спросила Вергилия.
– Ну как же? Успеваемость хромает, и даже дружок-отличник помочь не в силах. Поэтический талант куда-то испарился. Мало, что ли, поводов?
Вергилия замотала головой, будто не веря своим ушам, и убежала.
В этот день я после уроков догнал Даню. Тот сразу за оградой школы вытащил сигарету.
– Поделишься? – спросил я.
– Ты разве куришь? – удивился он.
– Покуриваю, – соврал я.
И он протянул мне сигарету. Я зажал её между коченеющих от холода пальцев, и он поднёс зажигалку. Я набрал дыма в рот, оказалось – ничего страшного. Но и удовольствия никакого. Даня посмотрел на меня с усмешкой, но промолчал. В следующий раз я решил выдохнуть через нос, как он. Горло и нос продрало, я с трудом не закашлялся. Даня не выдержал и рассмеялся.
– Зачем тебе курить? Вредно же, – сказал он.
– А тебе зачем?
– Я уже привык. Батя же курит, как паровоз, дома не продыхнуть. Невозможно не курить. Перееду – брошу, – добавил Даня.
– Ну и я – покурю и брошу.
Мне вдруг страстно захотелось показаться Марусе с сигаретой в зубах. Чтоб она окончательно поняла, что мне нет никакого дела до того, что она обо мне подумает. Но как это устроить? Не курить же в школе! Хотя разочек можно, чтоб уж сразу к директору: одним махом, как говорится, двоих убивахом. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, Маруся выходит из книжного магазина. Но, не заметив нас, идёт впереди. Я ускоряю шаг.
– Ты куда втопил? – спрашивает Даня. И тут он тоже замечает Марусю. – Она не одобрит, – говорит он мне.
– Вот именно, – отвечаю я.
– А-а, – смекнул Даня. – Девушка, девушка, – кричит он.
Маруся оборачивается, останавливается.
– Это не вы обронили? – Даня протягивает ей зажигалку.
Я тем временем стряхиваю кучу пепла с сигареты и улыбаюсь. Маруся молча смотрит на мою сигарету, отворачивается и идёт дальше. А мы спускаемся в подземный переход.
– Сурова, – вынес вердикт Даня.
– Не то слово, – подтвердил я.
– Это она до сих пор из-за драки обижена?
– Да мне по фигу.
– Заметно, – улыбнулся Даня. – Я тоже так говорил.
Помолчали.
– Я маму вконтакте нашёл, – вдруг сообщил он.
– Правда?
– Ага. Мужик там на фотках фигурирует, а детей вроде нет. Отправил ей фото капкейков, которые недавно сделал.
– И что?
– Не поверила, что это я. Я знал, что не поверит, поэтому весь процесс сфотал.
– Поверила?
– Ага, похвалила.
Я чувствовал, что Даня ещё хочет что-то рассказать, но ему это тяжело даётся.
– У меня день рожденья через неделю, – наконец сказал он, – а вконтакте я другую дату поставил. Вот думаю, вспомнит или нет. И каждый раз, как подумаю, рука за сигаретой тянется.
И он глубоко затянулся.
– Она тебя не поздравляла все эти годы?
Даня покачал головой.
– Не общались мы.
– Может, не рисковать? Пригласить её в гости на день рожденья? Испечёшь чего-нибудь вкусного…
– Да не, она в нашу квартиру не придёт.
– Позови в кафе.
– Думал об этом. Но батя денег столько не даст.
– Давай одолжу, – предложил я.
– Мне пару штук нужно.
– У мамы попрошу, – сказал я, дрогнув.
– Да не, это не то. Мне б подработать. Но не находится ничего. С такой бандитской рожей никто связываться не хочет.
– Никакая не бандитская, – возразил я, а Даня отмахнулся.
– Я поспрашиваю у своих, – пообещал я.
– Спасибо, – сказал Даня, пожал мне руку и пошёл своей дорогой.
Я брёл домой в смятённых чувствах: вот я обиделся, что меня обозвали самовлюблённым, а кого-то родная мама несколько лет не поздравляет с днём рожденья… Я подумал найти её вконтакте и по секрету напомнить о дне рожденья сына, но благоразумно решил, что не стоит.
Я рассказал обо всём маме, и мы стали думать, что бы поручить Дане за две тысячи.
– Пусть приходит с Анютой посидеть, когда ты на футболе, – вдруг решила мама. – Можно за час 400 рублей предложить.
– Ты серьёзно, мам?
– Да. Я буду дома, но зато успею кучу дел переделать, а то она виснет на мне и тянет во все стороны, я раздражаюсь…
– Думаешь, можно ему доверить? – усомнился я. – Она лезет везде.
Анюте было полтора годика, она научилась ходить и, самое ужасное, лазить. Глаз да глаз.
– Думаю, можно, – сказала мама. – Только предупреди, что, если у него горло болит или насморк, приходить не надо, потом отработает.
На следующий день я уже напрочь забыл, как красовался перед Марусей с сигаретой, все мои мысли были заняты Даней. Я изложил ему наше предложение, расписал мамино бедственное положение в моё отсутствие (хотя за Анютой я никогда больше десяти минут не следил), и он согласился. Я постращал его Анютиными лазательными способностями, рассказал про её любимые игрушки и даже попросил не ругаться матом.
– Ты чего, я совсем, что ли? – обиделся Даня.
– Ну я на всякий случай, – смутился я.
В тот же день я отправился на тренировку, а Даня к нам. Я очень волновался, как всё пройдёт, и получил от тренера выговор за рассеянность. Но Данин рабочий день прошёл отлично – Анюте он ещё раньше понравился: она смеялась, когда он корчил рожи, и в конце не хотела его отпускать. Я немного приревновал.
– Слушай, – сказал я ему на лестничной площадке, – ты когда маму приглашать-то будешь? А то вдруг она откажется и пропадут твои труды.
– Никуда они не пропадут, мне блендер надо купить, ещё всякого.
– Ну, приглашать в любом случае нужно заранее.
– Да знаю я.
Я понял, как ему страшно получить отказ. Вечером пришло от Дани сообщение: «Согласилась». Я чуть слезу не проронил. Спросил у мамы, дорого ли стоит блендер, чтоб подарить Дане на ДР, и она сказала, что мы можем себе позволить.
Даня отработал нянем пять дней и получил свою зарплату. Аня звала его «Да», притом что меня вообще никак не называла, и в глубине души я порадовался, что их общение прервётся. Она даже расплакалась, когда Даня уходил, и он пообещал прийти её навестить.
И вот настал его день рожденья. Я дождался его утром в раздевалке и вручил ему блендер. Он поблагодарил, но было заметно, что мыслями он далеко. Игорь Иванович заранее предупредил класс о Данином празднике, и подарков ему надарили целую кучу. Он попросил оставить их на день в школе, потому что после уроков идёт не домой.
На последней литературе Игорь Иванович произнёс очередную душещипательную речь. Про то, что мы забудем большую часть его уроков, но никогда не забудем того жизненного урока, который преподнёс нам Даня. Тот раздал всем по капкейку, мы вовсю нахваливали, а он почти не слушал – нервно посматривал на часы. И наконец объявил, что ему пора. Я решил его поддержать в этот трудный момент. Уже в раздевалке Даня вытащил сигарету, а на улице сразу закурил.
– Всё будет хорошо, – заверил я.
– Ненавижу эту фразу, – ответил он.
– Окей. Ну ты напиши хоть слово, когда закончится.
– Какое слово?
– Ну не слово, – сказал я. – «+», если всё прошло хорошо, «-», если хреново.
– Хорошо, – улыбнулся Даня. – Не поминай лихом.
Я вернулся в класс.
– А где все? – растерянно спросил я у Маруси и Таньки, которые протирали столы. – Меня ж только пять минут не было.
– Побежали смотреть волейбольный матч.
– А-а, – протянул я.
– Поможешь столы подвинуть? – попросила Танька.
– Конечно.
И я начал сдвигать столы на место.
– Ну, я тоже пойду. – И Танька убежала.
Мы остались вдвоём с Марусей. Я уже не просто сдвинул столы, а поставил их в совершенно идеальном порядке.
– Что-то Даня сегодня заметно нервничал, он куда-то поступает, не знаешь? – полюбопытствовала Маруся.
Я обрадовался, что можно с ней поделиться.
– Он встречается с мамой, – ответил я. – Впервые за семь или восемь лет.
– Здорово, – сказала Маруся. – Он очень изменился. Ему повезло встретить такого друга, как ты.
Я сначала подумал, что ослышался. А потом решил поскромничать:
– Это всё моя мама: подарила кулинарную книжку, помогла подзаработать…
– Значит, и с твоей мамой ему повезло, – улыбнулась Маруся.
Я сидел на столе, а она уже надела свой рюкзак. Она смотрела мне в глаза, и я почти физически чувствовал, как пустота внутри меня заполняется чем-то тёплым и щемяще-приятным. Только вот насмешливая гримаса так крепко прилипла ко мне за последние недели, что я совершенно не мог изобразить на лице ничего другого. И она ушла.
Я догнал её в раздевалке.
– Ты домой? Рюкзак у тебя тяжёлый, могу помочь.
– Да, что-то сегодня много учебников получилось, – смутилась Маруся. – Зато спина ровная.
– Ну давай.
И я повесил его себе на грудь.
Несмотря на двойной груз, я выпрямился и в который раз отметил, что Марусю я уже перегнал. И дело не только в новых кроссовках.
Вместо белёсого зимнего неба над головой сверкало ярко-синее. Таяли и громыхали об асфальт сосульки, узкие тротуары наполовину огородили, но мы умудрялись помещаться плечом к плечу на оставшейся части. На Марусе было новое серое пальто с поясом и бежевая косынка, она выглядела очень взросло. Мало кто из девочек так одевался. Большинство одевались по странной моде – во всё широкое: широкие штаны, свитера, куртки, пиджаки. Часто перекрашивали волосы. Я немного завидовал Марусе в том, что ей совершенно нет дела до того, чтобы быть как все. Я вот недавно выбрал себе широкие штаны, засунул поглубже в шкаф все свои «классические» джинсы и кайфовал от того, что не отстаю от последних тенденций.
– Не придумаешь, как мне стать прежним? – спросил я своим вечно ироничным тоном, который мне уже порядком надоел.
Маруся пожала плечами.
– Кажется, я начинаю привыкать, – улыбнулась она.
– Это хорошо, – сказал я.
– Только не надо курить, – робко попросила Маруся.
– Больше не буду, – пообещал я.
– Ты говорил, что и драться не будешь, – не удержалась Маруся.
– Тогда ты мне ультиматум поставила, а сейчас просто попросила.
– А что мне было делать? – возмутилась Маруся. Скорее всего, как и я, она сто раз прокрутила в голове наш возможный разговор по итогам драки. – Что бы ты сделал на моём месте?
– Наверное, то же самое.
– Ну вот.
– Что «ну вот»? – уточнил я.
– Значит нечего было обижаться.
– Я и не обижался, – напомнил я. – Это ты на моё сообщение не ответила.
– Да. Значит я была не права, – заключила Маруся.
– Похоже на то, – подтвердил я.
– Прости.
– Не вопрос, – ответил я.
– Но как ты всё-таки додумался идти с ним драться – уму непостижимо! – не могла успокоиться она.
– Ну, у всех случаются в жизни ошибки, – ответил я по привычке.
Маруся неодобрительно покачала головой.
– Ну пока, – сказала она, когда мы подошли к её дому.
– Пока, – ответил я.
Она не двигалась с места, и я успел порадоваться, что ей тоже совсем не хочется прощаться.
– Рюкзак оставляешь себе? – спросила она наконец.
Я сконфуженно рассмеялся, передал рюкзак и пошёл домой.
Часа через два я сидел за своим письменным столом и безуспешно пытался совладать с домашней работой по алгебре и пока успешно – с искушением обратиться к Марусе за помощью, когда пришло сообщение от Дани:
++++++++++++++++++++++++
На сей раз я не стал сдерживаться и немного поплакал.
Дом отдыха
И снова всё началось с Вергилии. Мы с ней помирились вскоре после Даниного дня рожденья. Я попросил прощенья и у неё, и у Матвея. Шутить я сразу не перестал (привычка – страшное дело), но потребность в этом явно ослабла.
А в мае она подозвала меня на серьёзный разговор. И, преодолевая смущение, огорошила:
– Вот ты с Марусей помирился, а почему не целуешь?
Я, само собой, челюсть уронил, дар речи утратил.
– Что глаза вылупил? – продолжила наезд Вергилия.
– Ты многовато на себя берёшь, Вергилия, – нашёлся я.
– В самый раз! – парировала она. – Кто тебе ещё на это укажет, если не я?
– Сам как-нибудь соображу, – не сдавался я.
– Да вот не похоже. Тебе скоро пятнадцать, весь такой крутой, усы уже чернеются, а ты всё тормозишь.
Этими усами Вергилия вогнала меня в краску по самые уши.
– А куда спешить-то?
– Некуда, конечно. Вы вообще пара или так, старые друзья? Ты уж определись.
– Определюсь, – пообещал я, чтоб побыстрее отвязаться. – А вы что, с Матвеем…?
Тут пришла очередь Вергилии краснеть.
– Он, конечно, не такой тормоз, как ты, но тоже подсказывать пришлось, – поделилась она.
Я невольно скривился, и Вергилия это заметила.
– Что ты рожи корчишь? Детский сад! Если в походе на сподобишься, не удивляйся, если за лето Маруся найдёт кого-то более шустрого.
И хотя я ни на секунду не поверил в её угрозу, этот разговор лёг на сердце тяжёлым грузом. Вдруг она права? Вдруг Маруся ждёт от меня чего-то эдакого? Ну и что? Подождёт. Только ведь никуда не деться… Рано или поздно придётся…
Вот бывает, что необходимо сделать какое-то неприятное дело и знаешь, что не отвертеться, и воспоминание об этом постоянно всплывает и портит хорошее настроение до тех пор, как не выполнишь. А тут будто десять таких дел навалились меня скопом. И ни с мамой, ни с Марусей не посоветуешься. Пришлось прибегнуть к Никите, хотя я понимал, что с таким же успехом можно обсуждать с ним книжные новинки.
– Слушай, ты когда-нибудь целовался? – спросил я как можно легкомысленней на обратном пути из школы.
– В смысле? – не понял Никита.
– Ну, с девочкой, – уточнил я и покраснел.
– А-а, – заулыбался Никита. – Маруся требует?
– Нет, конечно, разве ты можешь такое представить?
– Ну, я имел в виду, намекает, – поправился Никита. – Я в лагере этим летом познакомился с одной, как раз на Марусю похожа, в очочках. И вот, сидим мы вечером у костра, ничто не предвещает, и вдруг она резко поворачивается и целует меня. Я чуть не задохнулся. И еле сдержался, чтоб не сплюнуть. Потому что мы перед этим жареные сосиски ели.
Я заметил, как Никиту передёрнуло при воспоминании, и тоже содрогнулся.
– И что ты?
– Ничего, – пожал плечами Никита. – Она извинилась – я извинил. Видимо, ей хотелось подружкам похвастаться, что она с мальчиком целовалась, они там ночи напролёт этим хвастаются, а тут я подвернулся.
– Жесть, – искренне посочувствовал я.
– И не говори. Так ты почему спрашиваешь?
– Вергилия утверждает, что мне пора, – признался я. – А то типа не понятно, друзья мы или не просто друзья.
– Ох уж эта Вергилия! Как ты вообще её терпишь? Но Матвея мне ещё больше жалко.
– Ну не преувеличивай. Может, им правда это важно. Слушай, а Коля с Настей как?
– Да всё пучком у них. Жениться хотят, как восемнадцать стукнет.
– Жениться? – переспросил я так громко, что прохожие обернулись. – Так это ж совсем скоро.
– Во-во, – и Никита покрутил пальцем у виска. – Настя уже репетитором подрабатывает, а Коля – починкой телефонов. Но на съёмную квартиру пока всё равно не хватит, так что вряд ли до конца учёбы у них что-то получится.
– Ни фига себе!
Я не так давно видел Колю, когда заходил в гости к Никите, – он вроде совсем не изменился, и представить его женатым оказалось выше моих сил.
– Я тебе не рассказывал, – продолжил Никита, – они ж расставались не так давно. Коля мне объяснил, что не хочет больше быть пай-мальчиком, хочет пить, курить, ругаться матом и играть ночами в комп игры. Не знаю уж, по какому из этих пунктов они поссорились, но он решил не мириться. Сначала бодрился, изображал крутого и свободного, тусовался где-то круглыми ночами, а потом резко скис. Мама ему и так и сяк про Настю втирала, она её, кажется, больше Коли любит, а он нивкакую. При этом постил фотки со своих тусовок, а сам всё время на её страничку лез. И в какой-то момент не выдержал, решил её после занятий встретить. А за ней какой-то парень увязался. Коля наехал, в драку полез, кто-то в полицию начал звонить, и он смылся. Домой пришёл зелёного цвета, заперся в своей комнате и не выходит. Есть и пить отказывается. Мама разволновалась, наутро позвонила Насте – та примчалась и помирились. Посмотрел я на всё это и решил, что мне такого нафиг не надо. В ближайшие лет пятнадцать как минимум. А к отличницам в жизни близко не подойду. При знакомстве буду в первую очередь аттестат спрашивать.
Я рассмеялся.
– А что же Настя такого ужасного сделала? По-твоему, лучше б Коля пил, курил и ругался матом?
– Да, – уверенно заявил Никита, – она должна принимать его таким, какой он есть. А воспитывать нас – родителей хватает.
Мне в новинку было слышать от Никиты подобные рассуждения – может, зря я считал, что с ним рано говорить на серьёзные темы?
– Что значит «должна»? – мне захотелось поспорить. – Она ж ему не навязывалась – он сам за ней вернулся. Если Маруся закурит, я что, должен принимать? Нет, конечно.
– Маруся девочка, а Коля пацан.
– Не принципиально.
– Ну, ты свой выбор сделал, и я его, заметь, ни разу не осудил. Так что и мне уж позволь самому разобраться.
– Да я не собирался тебя учить. Наоборот, посоветоваться хотел.
– Ну поцелуй, если ей так хочется. Это такая ерунда. Только перед этим жвачку пожуй, – посоветовал Никита с высоты своего опыта.
– Так я не знаю, хочется ей или нет. Может, это Вергилии хочется…
– Да все они одинаковые, не заморачивайся так, – отмахнулся Никита.
«Ладно, – решил я, – по крайней мере, до поездки можно точно расслабиться». Но, судя по тому, что даже сейчас, спустя два месяца, я с трудом могу вспомнить оценки по экзаменам, в расслаблении я не сильно преуспел. Зато об оценках не волновался.
Поездка была запланирована на конец мая. Изначально Игорь Иванович предлагал нам турпоход с ночёвкой в палатках. Но эта идея не вызвала горячей поддержки родителей, и в качестве альтернативного варианта был предложен подмосковный дом отдыха, тоже с ночёвкой. И большинством голосов его утвердили.
Отказался ехать только Даня. Во-первых, для него дороговато, а во-вторых, у него была назначена встреча с мамой, где он собирался доложиться о своих успехах в учёбе: ни одной двойки, несколько крепких троек и немало четвёрок, в том числе по алгебре. Все экзамены сдал с первого раза. Чудеса, да и только! Но, несмотря на чудесные изменения, никто, кажется, не расстроился из-за его отказа.
Мне нравились и походный вариант, и цивилизованный. До тех пор, пока они не оказались увязаны сами знаете с чем.
Помню, как приехал на железнодорожную станцию, заметил нашу группу – все в спортивных штанах, футболках, бейсболках и с рюкзаками. Марусю даже не сразу узнал, я её до этого в кепке и не видел. К тому же новые, тёмные очки. И тут я понял, что забыл жвачку. Я её давно купил, спрятал в школьный рюкзак, а в поездку мама мне другой выдала. Пометался по вокзалу – палаток с жвачками нет. Если бы Даня поехал, я бы стрельнул у него, но он не поехал.
Сели в электричку, тронулись. Кругом смех, гвалт, кто-то уже песни поёт, а я уныло смотрю в окно и мысленно мечусь между жареной сосиской и поцелуем, единственная ценность которого в том, что, когда он случится, мне уже никогда в жизни не придётся так мучиться. А ведь вылазки с классом на природу – единственный шанс съесть сосиску, тем более жареную на костре. Я ужасно злился на Вергилию, которая испоганила мне всю поездку, а сама наслаждалась ею в компании возлюбленного.
– Эй, ты чего такой хмурый? – толкнул меня Никита.
И тут меня посетила гениальная мысль – провернуть всё дело ещё до сосисок. Я выдохнул и вернулся в общество. Много и нервно смеялся над Клещиковыми шутками, чем заслужил неодобрительный взгляд Маруси. Шутки по большей части адресовались Матвею с Вергилией, но те и ухом не вели.
Добрались, высадились, разместились в коттеджах. Пообедали, погуляли, поиграли в волейбол. Поужинали, стали выбирать место для костра. Выбрали, начали искать хворост и сухие ветки. Девочки притащили овощи и сосиски. Я глянул на розовеющее небо, и у меня засосало под ложечкой так, что я невольно схватился за сердце.
– Кость, у тебя всё в порядке? – обеспокоенно спросила оказавшаяся рядом Маруся.
– Да, конечно, – ответил я.
Маруся уже сняла кепку, и очки её стали лишь слегка затемнёнными. На ней была клетчатая рубашка, завязанная на животе. «Походная» Маруся мне очень нравилась, но я осознавал с кристальной ясностью, что у меня не хватит духу осуществить запланированное. И казалось бы – плюнуть бы, но нет, до сих пор я всегда пересиливал себя и теперь не хотел изменять этому правилу.
Матвей руководил подготовкой костра (Игорь Иванович что-то улаживал в доме отдыха), снова и снова отсылал нас за дровами, чтобы потом не пришлось искать их в тёмном лесу. Клещики ворчали и приносили по паре палочек. А я уходил поглубже в надежде потеряться и возвращался с огромными охапками. Матвей меня хвалил и ставил в пример. Это казалось унизительным, учитывая, что ещё совсем недавно я был настолько крутым, что Матвей вообще не посмел бы отправлять меня с заданиями.
В последнюю ходку и я правда чуть не заблудился. В лесу полусумрак, куда ни пойду, кажется, что голоса всё дальше, порой едва различимы. А телефон в рюкзаке. Сел отдышаться на поваленный ствол. Даже испугаться не смог, ведь впереди меня ожидало нечто гораздо более страшное. Посмеялся над собой. И вдруг вдалеке знакомые голоса: «Ау… Ау», и фонарик мелькает.
– Кто-то потерялся? – спрашиваю я как ни в чём не бывало, выйдя навстречу Никите с Марусей, а они смотрят с подозрением. Я не стал играть в гляделки и гордо прошествовал вперёд.
Смеркалось. Зажгли костёр и разложили вокруг коврики. Я отправился было за последней порцией дров, но Матвей меня не пустил.
– Кость, садись сюда, – позвала меня Вергилия, – я хочу погреться.
Ну конечно, она освободила место на галёрке. Никита сидел в первых рядах, потирая руки в ожидании печёных сосисок. Главные его конкуренты – Клещики. Маруся уже раскладывала сосиски по решёткам вместе с овощами. Для этого разожгли отдельный мангал. Ветерок, как назло, нёс сумасшедшие запахи аккурат в мою сторону. Захлёбываясь слюной, я исполнялся решимостью совершить задуманное наперекор всему. Наконец первая партия была объявлена готовой, и все бросились разбирать сосиски, будто и не ужинали. Я даже не дёрнулся. Я завороженно следил за языками пламени: как они добираются и проглатывают очередное полешко, а в голове звучала печальная казацкая песня «Не для меня… Гори-и-ит костёр. Не для меня трещат соси-иски». Конечно, заботливая Маруся сейчас придёт меня угощать. Я её тоже угощу. Ох как угощу. Я так увлёкся самовнушением, что даже не заметил, как она подошла и села рядом. В руках у неё красовались две румяные сосиски на вилках.
– Спасибо, – с трудом выдавил я и уставился на сосиску: она была надрезана с обеих сторон и оба конца напоминали растопыренные губы, от чего к горлу подкатил неприятный комок.
– Не любишь сосиски? – совершенно беззаботно спросила Маруся. – Давай мне, сто лет их не ела.
Она сидела совсем рядом и с удовольствием ела сосиску. Вот сейчас доест, и, может, моя даже не успеет остыть, как всё уже будет позади. Но нет, меня будто парализовало. Я поднёс сосиску к губам.
– Да остыла уже, – рассмеялась Маруся.
Поцелуй остывающей сосиски немного привёл меня в чувство. Я рассмеялся. Наверное, Маруся подумала, что я совсем свихнулся.
– Ты чего? – спросила она обеспокоенно, перестав делать вид, что не замечает моих странностей.
– Смешная сосиска, – сказал я, безуспешно пытаясь унять смех.
– Сейчас ещё горячую принесу. – Маруся поднялась. – Хочешь с кетчупом?
Я кивнул. Всё-таки отрадно, что она меня принимает и с поехавшей крышей. Чтоб перестать смеяться над сосиской, я её съел. А вот горячую сосиску я уже смаковал, как следовало.
Вергилия разок бросила на меня вопросительный взгляд, но я чуть не испепелил её в ответ.
Покончив с сосисками, перешли к пению. Матвей расчехлил гитару и исполнил несколько песен Виктора Цоя. Я даже подпевал «Звезду по имени Солнце». И с усмешкой наблюдал за Вергилией, которая чуть не плакала от умиления. Потом Игорь Иванович пел Высоцкого, и снова многие подпевали. А потом пришла моя очередь умиляться, потому что Игорь Иванович передал гитару Марусе.
