Евгения Потапова
Ведьма Агнета. Практическая магия и нечисть по соседству
Алеша
Алексей вышел из дома Агнеты, он был зол, левая рука горела от ран, а правую до сих пор ломило, и она с трудом поднималась. Как его первый раз занесло сюда, он не понимал. Он тот день вообще плохо помнил, какими-то обрывочными паутинными воспоминаниями. Последнее, что осталось четко в памяти, – это Наташкина мать, которая угощала его яблоком. Дальше все, как в тумане.
Хотелось бежать к этой девице Наташке на всех парах, мозг ничего не соображал, хотя она ему сроду не нравилась. Тем более она отличалась вздорным характером, любовью к дорогим тряпкам и технике и неравнодушием к алкоголю, а когда находилась в подпитии, и к противоположному полу. Такие ему никогда не нравились, ему хотелось скромную и хозяйственную девушку. Почему его понесло именно к ней, Леха не понимал. Вернее, тогда не понимал.
«Ока» стояла около дома Агнеты несколько дней. Тогда он с друзьями не смог ее выдернуть, как будто что-то держало автомобиль внизу. Даже пригнали трактор, но и тому не удалось сдвинуть намертво застрявшую машину. Он еще несколько раз возвращался к окушке, но все было бесполезно. В очередной раз он намертво посадил аккумулятор.
Теперь же грязь с окушки слетела, как яичная скорлупа, и машинка стояла около ворот Агнеты, как новенькая. Ради любопытства Леха решил завести авто, а вдруг получится. И она завелась с полпинка с севшим в ноль в прошлый раз аккумулятором. Парень был в шоке. Но зеленая жаба не оставляла его в покое, он до сих пор считал, что не сделал ничего такого, за что ему пришлось заплатить такую бешеную сумму.
Докатился до дома с ветерком. Навстречу выскочила мать.
– Ну что, Лешк, помогла ведьма? Взяла она пакет с моими пирожками? – спросила она его, вытирая руки об передник.
Тут Леху прорвало.
– Ты чего в пакет наложила всякой дряни? Я тебе денег давал на нормальные продукты. Ты чего наложила туда горелых пирожков? Варенья у нас нормального нет? Ты меня опозорила, вонища от твоих пирожков на всю округу, – орал он на мать.
Она открыла рот от удивления и хлопала глазами.
– Ой, Лешка, а чей-то у тебя рукава у кофты нет, и рука перевязана? – попыталась она перевести тему.
– Упал на стекло случайно, – зло ответил он.
– Не злись на меня, мы всегда, когда к Степановне ходили, брали то, что сами не ели. Какая разница, что нести, главное не быть должной, – ответила она.
– Вот поэтому отец наш спятил и по монастырям катается.
– Как прошло-то, расскажи? Деньги-то вернула? – принялась допрашивать мать.
– Вернула, – буркнул он.
– Дай карточку, надо сестрам платья купить, босоножки Людке, Вовке велик новый, – она протянула руку.
– Нет, не дам. Людка взрослая уже, пусть идет к Ольге на ферму работать, девке семнадцать лет. Не работает, не учится, – ответил Леха и отправился в общую с братом спальню.
– Она маленькая еще, а ты зарабатываешь хорошо. Тебе что, жалко для своих родных? – мать завелась и понесла на него орать, что он неблагодарный и что она всем расскажет, что он ей не помогает.
– Подай на алименты на отца, – ответил Леха и закрыл перед ее носом дверь.
Агнета никак не выходила у него из головы. Денег было безумно жалко. Он решил отменить платеж. Зашел в личный кабинет, и у него резко выключился телефон. Поставил на зарядку, но все было бесполезно. Тогда он потребовал аппарат у брата. Тот возмущенно на него посмотрел и удрал жаловаться мамке. Сестер не было дома, а мать на просьбу о телефоне фыркнула и потребовала с него карточку. Он знал, что если она попадет к ней в руки, то она потратит все, что там есть. Поэтому деньги он хранил на разных счетах.
«Если не верну бабки, то отомщу», – решил Леха. Раненная рука заныла сильней. Что же можно сделать: спалить хату, подловить саму Агнету и как следует ей навалять, поймать ее дочь и ей накостылять. К дому не подойдешь близко, там шастает эта жуткая псина. Вот тоже, что за мода, держит собаку за воротами, а не как все нормальные люди во дворе в будке. Если только ее пристрелить, вот и месть будет, и кота бы ее изловить и повесить. Вот она изрыдается и деньгам не рада будет. Да и за животных ему ничего не будет, не скот же портит. Леха обрадовался своей задумке, надо только где-то ружье достать. Ради такого он и денег не пожалеет.
К Лешке пришел его закадычный друг.
– Ну что, сходил к ведьме? – спросил тот.
– Угу.
– Ну, давай рассказывай, – приготовился слушать друг.
Но тут что-то пошло не так. Лешка не смог ему ничего сказать, язык не ворочался, в момент опух и вывалился изо рта. Он его попытался сложить в рот обратно, но у него это никак не получалось. Потом он махнул рукой и кое-как выдавил из себя.
– Нечего тут рассказывать.
– Как это нечего? Давай все выкладывай.
– Потом, как-нибудь в другой раз, – мотнул головой Леха, пытаясь как-то разместить во рту опухший язык.
Он понял, что и про ведьму, и про месть свою он никому не сможет поведать, значит, на дело придется идти одному.
– Ну и шут с тобой, – фыркнул дружбан, слегка обидевшись. – Ты слышал, Поповы свой коттедж за лям с копейками продают? Ну, тот самый, с розочками на ограде, он еще тебе так нравился. Они его сначала за два с половиной продавали, а теперь уезжают через пару дней и цену так здорово сбросили.
– Пошли, глянем, – вскочил Лешка с кровати.
– Ты чего, покупать собрался? У тебя лям-то есть? – прищурился друган.
– У тебя займу, – усмехнулся Леха. – Да шучу я. Ипотеку возьму.
«Вот все это неспроста, – думал он. – Поповы такие жаднючие, это им, видно, сильно деньги понадобились. Они могли бы и риелтору дом оставить. Может, это благодарность от Агнеты, кто его знает, на что эти ведьмы способны. Ладно, пока с местью повременю, решил он, да и денег сейчас лишних не будет, в дом вложусь, в ремонт, в мебель, машину хочу новую».
Посмотрел дом, все понравилось. Коттедж был, как конфетка, не только снаружи, но и внутри. Оставляли часть мебели, на первое время сойдет.
Вечером позвонили с работы, сказали, чтобы срочно приезжал, сменщик заболел. Ну вот, пока месть Лехина отменяется, а там будет видно, что в его голове созреет.
Все идет своим чередом
Скакала по дому радостным козликом: ну вот и денег в кредит не надо брать. За месяц сэкономила и заработала немного, так что хватит на косметический ремонт дальней комнаты. Может, в ней кабинет сделать, а в кабинете – спальню? Но кабинетик очень маленький, если у меня жизнь поменяется, то вдвоем там спать будет некомфортно. Решено, буду обновлять и очищать большую комнату.
Забежал Александр, принялся меня кружить и тискать, усадил к себе на коленки, как маленькую, и начал нацеловывать. Сообщил, что безумно соскучился.
– Ты чего такой радостный? – поинтересовалась я, шевеля у него на макушке волосы.
– Завтра Пасха, пойдем в церковь и к моим на обед? Там хорошо будет, весело. Детей будет куча, так что твоей Катюшке будет не скучно. Брат двоюродный приехал с семьей, тетка со своими детьми, может, еще кто заскочит, – радостно сообщил он.
– На смотрины меня зовешь? – поморщилась я.
– Ну нет, просто праздничный обед. Все будут с семьями, и я хочу быть с тобой. – Он улыбался и заглядывал мне в лицо.
– Саша, раньше по молодости мне очень нравились такие мероприятия, а потом я как-то случайно услышала, как моя тогдашняя свекровь обсуждает меня со своей теткой. Я узнала много чего нового о себе и была неприятно удивлена. Когда я зашла на кухню, они даже скрывать не стали, что судачили обо мне, а продолжили в том же духе, глядя мне в лицо.
– Ну что ты, мои не такие, они добрые и хорошие. Не бойся, я тебя ото всех защищу, а тех, кто будет не согласен со мной, закрою в кутузку. – Он чмокнул меня в щечку.
Тут в кухню вошла Катерина.
– Э-э-э, я попить только хотела, извиняюсь, – она отвернулась и бочком стала пробираться к чайнику.
Я слетела с Сашиных колен, как пугливая птичка.
– Катюша, я вас с мамой завтра приглашаю к себе в гости. Придете? – спросил он дочку.
– Ну да. Дома все равно скучно. – Она пожала плечами и ушла к себе в комнату.
– Ну, вот и все, завтра за вами заеду. – Он опять протянул ко мне руки.
Я увернулась и принялась обминать тесто в кастрюле.
– Ты чего? Обиделась? Не понравится, уйдем. – Он засмеялся.
– Может, у меня на завтра свои какие-то планы были. – Я поджала губы.
– Какие планы?
– Может, я хотела тебя в гости пригласить, на романтический ужин, – ответила я.
– А мы успеем и на ужин, вместе его романтично сготовим, вместе романтично съедим, – рассмеялся он.
Подулась еще немного для приличия и позволила себя поцеловать.
– Слушай, Лехиной окухи нет. Забрал, что ли? – спросил Саша.
– Забрал, – ответила я.
– Извинился? – удивился он
– Можно сказать и так, – криво усмехнулась я.
– Понятно. У тебя комод в коридоре стоит. Его куда-то переставить надо или что-то случилось? – поинтересовался он.
– В комнате решила ремонт сделать, разве можно такое безобразие терпеть, – сказала я. – За обойками в понедельник или во вторник съезжу.
– Давай вместе сгоняем, – предложил Саша.
– Ты сам предложил, – усмехнулась я.
У него зазвонил телефон, улыбка сползла с его лица. Он ответил, что скоро будет.
– Ну вот, начались праздники, – ответил он и поморщился. – Ладно, моя хорошая, побежал я. – Он чмокнул меня в губы и поскакал спасать мир.
Мне нравится так встречаться, видно, я за это время полюбила свободу, жить вот вместе что-то мне не хочется. Может, еще от бывшего мужа не отошла.
Только про него подумала, тут и сообщение от него прилетело: «Привет. Что делаешь? Не отвлекаю?» Отвечаю: «Привет. Куличи собралась печь. Хорошо, что ты мне написал. Хочу продать второй гараж. Ключи мне отдашь?» Что тут началось, он через пять минут мне перезвонил и начал сначала возмущаться, а потом уговаривать не продавать гараж. Дескать, как, так-то, ты гараж покупала для второй машины, я его сделал и теперь ты его продать хочешь, так нечестно.
Немного подзависла, ну, как бы, когда жили вместе, то и вопросов не возникало, где чье. В твоей квартире ремонт делала, я же не прошу ее мне подарить, даже почти всю мебель оставила. Вот не люблю я все эти дележки. И вообще, зачем человеку второй гараж при наличии одной машины, ну нужен он так тебе, отдай мне деньги за него, и расстанемся полюбовно.
– Вот, оказывается, какая ты, Агнета, меркантильная, а я еще хотел к тебе завтра в гости приехать, – заявил он и бросил трубку.
Что это было, Пух? Вот сяду и буду рыдать и умываться горькими слезьми, что он не приедет ко мне на Пасху, горе горькое. Да не дай бог, такое счастье, я еще прошлый раз не забыла.
Через полчаса прилетело на карту тридцать тысяч с припиской: «десятку отдам потом». Замечательно, меркантильная Агнета сегодня почти все долги собрала. Теперь осталось дождаться развода хозяина дома и оформить сделку.
Ближе к ночи от Петра пришло сообщение: «Добрый вечер. Приехал с вахты, поговорил с женой, разводиться передумал. Давайте договариваться, в какой день будем оформлять сделку». В душе запела девочка веселенькую песенку на финском языке. «Добрый вечер, хорошо, что у вас все наладилось. Давайте во вторник». Он согласился, и мы договорились встретиться около МФЦ. Ну вот, жизнь налаживается. Интересно, сколько времени будут делать документы, и деньги надо сразу отдавать или после того, как получу доки?
Лешкины деньги перекинула на карту другого банка, мало ли, что он там придумает. Мне так хотелось, чтобы он поскорее куда-нибудь уехал, и чтобы мы с ним еще долго не пересекались, а лучше – никогда.
Ну, надо же, у меня сегодня первые выходные, когда посторонних нет. Вспомнила про Ирину, что-то она давно не отписывалась, видно, у нее все хорошо. Написала ей сама. Получила в ответ подмигивающий смайлик и фразу: «Я сейчас не одна, потом все расскажу». Ну и отлично, и у Иры все хорошо.
Допекла куличи, посмотрели с дочей киношку, и счастливые и довольные отправились спать. Утром разбудил звонок телефона.
– Але, спишь? Вставай звязда, поехали в церкву, – кто-то на том конце трубки радостно проорал.
– Э-э-э, – только это и смогла ответить.
– Ты чё, больная, чё ли, или это твоя коза трубку взяла? Бабка Матрена на проводе. Не узнала? Богатой буду. Открывай ворота, чё я, как старая кошелка, около калитки стою.
– Мы не договаривались, – буркнула я в трубку.
– Да и пофиг, я к тебе сейчас во двор так въеду, – ответила она и отключила телефон.
Я моментально проснулась. А ведь она может. Рванула к калитке в пижаме. За ней газовала бабка Матрена. Открыла ей дверь.
– А говоришь, спишь, – проворчала она. – Христос воскресе! – прокричала бабулька и протянула крашеные яйца.
– Воистину воскрес, – ответила я и жестом пригласила во двор.
Она деловито прошла в беседку.
– Рано еще в церковь, – сказала я.
– Ой, ну ты бы не пошла, если бы я не приехала, – поморщилась она. – Ставь чайник, давай завтракать.
На ее плече сидел чертик и деловито чистил крашеное яйцо.
– А ему можно крашеные яйца есть? – поинтересовалась я.
– Так оно же не освященное, чё ему будет-то.
Я отправилась на кухню ставить чайник, а затем потопала в ванную комнату, надо хоть умыться. Переоделась. Вынесла чашки, хлеб, сыр и масло.
– Кулич где? Выноси, дегустировать будем, – велела бабулька, раскуривая свою неизменную трубку.
– Ну ты и наглая, бабка Матрена. Меня вообще будить так нельзя, я же убить могу за это. Да и если мы сейчас куличи есть будем, то что мы освящать понесем? – спросила ее.
– Себя понесем, куличи будут в нас, – она радостно улыбалась. – Конфеты где?
– Нету, не купила, – ответила я.
– Я так и знала.
Она потыкала в своего коловершу пальцем, тот отдал ей очищенное яйцо. Открыл пасть и вытащил оттуда большой кулек с конфетами. Ох и не фига себе, вот никак к нему не привыкну. Я с осторожностью дотронулась до пакета, мне казалось, что он сейчас будет весь мокрый и в слюнях. Нет, я ошибалась, обычный пакет с хорошими, дорогими конфетами.
– Это для тебя и для девчонки, а второй, попроще, – раздавать будешь, – сказала она, а чертенок вытащил второй кулек поменьше.
Я на нее внимательно посмотрела.
– Да не боись, нормальные они, традиция такая, конфетки на Пасху раздавать, – сказала она.
Мы пили с ней чай с куличиком, слушали, как поет соловей и где-то стрекочет кузнечик. Коловерша пытался прибрать назад конфеты, но бабка Матрена не давала ему это сделать.
– Пойдем, надо первыми прийти, – сказала она.
– Мы на мотоцикле поедем? – спросила я.
– Ты чего, ку-ку? – постучала она по голове. – Нет, конечно, пешком пойдем.
– Сейчас я коз подою. Да и Саша обещал утром зайти, – ответила я.
– Коз подоишь потом. Сашка твой не придет, он церкву охраняет. Платок на бошку натяни и юбку в пол, – дала она указания.
Я пошла переодеться и захватила куличи, яйца и конфеты. Она загнала свой мотоцикл ко мне во двор, и мы отправились с ней в местную церковь.
Пасха
Матрена для своего возраста довольно бойко вышагивала. До церкви нужно было идти минут двадцать. Мы разговаривали по дороге.
– Ты крестик надела? – спросила она.
– Угу, только я не помню, как креститься, – ответила я и покраснела.
– Я тебе там покажу.
Она притормозила, и мы остановились.
– Бадик давай, – сказала она коловерше.
Тот вытащил из пасти трость и отдал старушке. Со стороны чертенка не было видно и казалось, что бабулька вытаскивает палку из-за спины, как Скай Уокер джедайский меч. Я хихикнула.
– Чего ржешь, как лошадь? – буркнула она недовольно.
– Ой, я не знала, что в чертенке помещаются такие большие предметы.
Я стала его внимательно разглядывать и почесала ему шейку, где, оказывается, находился небольшой зоб-мешок. Он застеснялся и захихикал.
– Смотри-ка чего, а ты ему нравишься, и дотронуться до него можешь, – по-доброму буркнула Матрена. – Обычно он никого не жалует и укусить еще может.
– И сильно? – удивилась я.
– А то.
Чертик ощерился и обнажил ровный ряд остреньких мелких зубов. Потом стал серьезным и снова улыбнулся: теперь его пасть была похожа на звериную: клыки, резцы. Снова прикрыл рот, а когда открыл, то из него вывалился змеиный язык и такие же два зубика.
– Ну, все, хватит баловаться, – бабулька щелкнула его в лоб.
Он надулся и отвернулся от нас, продемонстрировав замечательный хвостик с кисточкой.
– Я не знала, что вы плохо ходите и вам нужен бадик, – сказала участливо я.
– Бадик для старушки – это не способ передвижения, это орудие борьбы, – ответила она и гордо потрясла тростью.
– И тележка туда же? – спросила я и рассмеялась.
– А как же. Тебе ни разу по ногам тележкой не прокатывались? – поинтересовалась она и хитро прищурилась.
– Ну-у-у, бывало. Еще и пихнуть ухитряются, – ответила я.
– А ты в ответ пихни, наступили – в ответ наступи. Особенно это церкви касается, часто некоторые граждане и гражданки негражданской наружности там свои нехорошие делишки проворачивают.
– Ну, это же нехорошо, это неправильно, нельзя так, – ответила я.
– Церква – это источник силы, и если умеешь им пользоваться, то и все твои задумки получаться будут, неважно, хорошие они или плохие в общечеловеческом смысле. Это как родник, из которого люди воду набирают, можно набрать воды попить, а можно и ноги там помыть, – ответила она.
Ну вот, как-то неприятно все это было слышать, хотя я и встречалась с колдовством в церкви, и люди не благости у Бога просили, а у прихожан счастье и здоровье забирали. Как-то бабулька – божий одуванчик тщательно вокруг меня веником мела и что-то себе под нос бубнила. Она метет, а я за веником кругом поворачиваюсь и смотрю на нее так внимательно. Почуяла старая, что что-то неладно и глаза на меня поднимает. Рот от радости перекосился, смотрит на меня злобно. А у меня в голове вертится: «Что мое – остается со мной, что твое – остается тебе». И так до тех пор, пока она не скрылась из виду. Спиной назад от меня пятилась.
– Чего затихла? – ткнула меня локтем Матрена. – А ли видела чего в церкви?
– Да так, свечи поставила и стояла иконы рассматривала, тут одна старушка подлетает и давай свечки тушить да выдергивать, – ответила я.
– А ты чего сделала, сказала? – поинтересовалась она.
– Ничего, просто на нее смотрела ошалевшим взглядом. Она повернулась, смотрит на меня: «Ой, вы только свечу поставили, а я затушила? Извините, простите». Назад все зажгла и дрожащими руками все поставила, часть свечек уронила.
– Твою-то не затушила?
– Не успела.
– И то хорошо, и то ладно.
Мы подошли к церкви. С трех сторон бежали бабка Нина, какая-то тетка неопределенного возраста и баба молодая.
– Вот они уже, кумушки, несутся. Смотри, что сейчас будет, – сказала Матрена и облокотилась на свою палку, чтобы лучше все рассмотреть. Ей только попкорна в руки не хватало. – Жаль, в этом году Полунощницу отменили из-за вируса проклятого, там еще веселей бывает.
Все три бабенки оказались одновременно у дверей церкви. Но ни одна из них не успела схватиться за ручку двери. Они начали отпихивать и оттаскивать друг друга, не давая возможности подойти к заветной цели. Ко мне подошел Саша, чмокнул в щечку.
– Доброе утро, моя хорошая. Христос воскрес, бабушка Матрена и Агнета.
– Воистину воскрес, – ответили мы хором, и бабулька сунула ему в руки яйцо и конфеты.
– Ну, чего стоишь, на милую свою любуешься, иди окаянных разними, – сказала Матрена.
– Подожду немного. Они каждый год тут дерутся. Что-то Елены Сергеевны не видно? Той старушки с фингалом под глазом, – пояснил участковый.
– А она тоже того самого? – удивилась я.
– Нет, она в приметы верит, ну и подраться, и поскандалить любит. Заболела она, дома сидит. Снова с соседкой поругалась, ну и со злости себе на ногу кирпич уронила, хотела в нее бросить. Пальцы сломала, теперь в гипсе, может, и пришкандыляет на костылях, – ответила Матрена, наблюдая, как обычная потасовка перерастает в драку.
Из-за двери выглянул новый батюшка, посмотреть, что же там происходит. – Ну все, Сашок, твой выход, – подтолкнула она мужчину в спину. – Ну и наш с тобой, Агнета, – сказала бабулька и поволокла меня к двери. – Берешь за одну ручку двери, а я за другую и открываем ее вместе, – инструктировала она меня.
– А не служители ее должны открывать? – спросила я.
– Сегодня мы с тобой за них, – усмехнулась она, ловко огибая свалку из теток и разнимающего их Сашу.
Тут бабка Нина увидела нас и ринулась в бой. Но Матрена была проворнее и подсекла ее своим бадиком так, что та споткнулась и упала на своих товарок. Одновременно с бабкой Матреной открыли двери. Я обернулась, коловерша сидел на голове бабки Нины и плел из ее волос косички.
– А перекреститься, – ахнула я.
Матрена начала неистово креститься, а я попыталась за ней повторить. На нас изумленно смотрел новый священник.
– Здравствуйте, – громко сказала я. – Меня зовут Агнета.
Рядом захихикала Матрена.
– Молчи ужо, – одернула она меня.
– Здрасьте, – от неожиданности ответил священник, смутился и куда-то скрылся.
– Вот дурында, – обругала шепотом меня Матрена.
– Пойду я. – Мне было ужасно стыдно и неловко.
– А ну, тормози, все, как положено, отстоим, – дернула она меня за руку. – Чего в корзинку вцепилась, поставь ее на стол ужо. – Она кивнула на специальный стол для снеди.
Сделала так, как сказала Матрена. Народ прибывал в церковь. На нас злобно зыркали кумушки. Потом началось действо, не разбираюсь я в этом, не знаю, как называется, служба, не служба. Все крестились, и я крестилась, все славили Господа, и я славила. Потом освятили нашу корзинку с едой, и мы собрались домой. Около церкви меня поймал за руку Саша.
– Может, с моими сразу пойдешь к нам, а потом я подойду? – спросил он.
– А Катюшка, а Матрена, а козы? У меня еще дела есть. Давай, как договаривались.
– Хорошо, хорошо, давай, до встречи. – Он пожал мне руку и отошел.
– Ну, считай, что поженились, – усмехнулась Матрена. – Пошли ужо. Готовься, сплетничать теперь про вас с Сашком будут и про нас с тобой.
Мы отправились домой, на плече у Матрены снова красовался коловерша. Он сосредоточенно жевал конфету, а в лапке держал честно экспроприированный куличик.
– Не пойду больше, позорище какое, – сокрушалась я.
– Все нормально прошло, чего переживаешь-то. Интересно, что это за баба молодая была, наверно, какая-нибудь из самопосвященных, – рассуждала вслух Матрена.
– А она не из местных? – спросила я.
– Может, и из местных, я же не из вашей деревни. Ну-ка, дружочек, сбегай, посмотри, что это и кто это, – ткнула она чертенка, который самозабвенно слизывал с кулича сладкую помадку.
Тот запихнул выпечку в пасть и исчез с ее плеча.
– Мне вот такие самоучки не нравятся, возомнят себя неизвестно кем и начинают пакостить втихую. Нам бабки Нины хватает, – задумчиво сказала она.
– А вторая тетка там была. Она что? – спросила я.
– Она в соседнем хуторе живет, для себя по мелочи что-то делает, тоже хочет кусочек счастья урвать.
– А чего эти двери дают-то? – спросила я.
– Ну, кто первый зайдет в церковь на Пасху, того весь год счастье ждет.
– Понятно, – ответила я.
– Да не переживай ты так, девка. Ты первая зашла, я от тебя на полшага отстала, – рассмеялась она.
По дороге домой мы раздавали конфеты и яйца, брали конфеты и яйца, христосовались и всем улыбались.
