Евгения Михайлова
Роль любимой женщины
Глава 2
Укрощение плоти
Вечером Сергей Кольцов позвонил Алексею и доложил, что дело у полковника Земцова в отделе по расследованию убийств, готовится запрос об эксгумации. С Аленой встретился.
– Она что-то сказала? Никого не подозревает? – спросил Алексей. – Я не знаю, как задавать подобные вопросы…
– У меня пока нет вопросов. Но Алена согласилась сотрудничать. Что, собственно, на данном этапе и требовалось.
– Как она тебе вообще?
– Сидел с ней, как в кадре. Даже слышал какую-то закадровую мелодию. Итальянскую. Твоя версия очень правдоподобна, Алексей. Пойду по следу твоей интуиции.
Сергей в последнюю секунду заменил словом «интуиция» слово «любовь», которое прикусил с кончика языка.
Значит, это понятно всем. Раз совершенно посторонний человек схватил ее суть с первого делового разговора. Страшное открытие. Во время ужина Алексей сидел во главе большого семейного стола и почти не поднимал глаз, не участвовал в чинном неторопливом разговоре. Он, конечно, сходит с ума, но нет людей, которые с такой холодной яростью относились бы к Алене, как относятся к ней его близкие. Конечно, сходит с ума. Что он знает о ее жизни, встречах, мужчинах? Просто с тех пор, как Алена вышла замуж за отца, она жила практически взаперти и под его присмотром. Что, разумеется, тоже могло вызвать чью-то ярость. Желание отомстить. Медленная, выношенная месть. Обоим.
После ужина Алексей попрощался на ночь с детьми, которых жена увела на вечернюю молитву, сослался на головную боль и ушел в свою спальню – аскетическую копию отдельной спальни его жены. Прилег, не раздеваясь, на кровать. Тревожная мысль не давала ему покоя. Алексей даже не сразу понял, что за пронзительный дискомфорт терзает его душу и тело. Перебрал в уме все причины столь странного недомогания. Простуда, усталость, стресс, смятение, страх… Не то. Он хотел бы сейчас заболеть или устать до полной бесчувственности. Сердце ужасно колотилось, как будто он бежал от погони. Во рту пересохло, руки дрожали. Алексей открыл свой бар, выпил немного виски и с ужасом понял, насколько все ухудшилось. Он увидел Алену! Он видел Алену обнаженную, изнывающую от страсти, в беспощадных руках отца… Нет, в его руках! В руках Алексея.
Все это так мало напоминало влюбленность, о которой он читал в книгах, которую видел в кино. От этого не хотелось вздыхать на луну, петь серенады и писать нежные письма с признаниями. От этого хотелось убить себя. И… да, пора уже это сформулировать. Больше не хотелось гладить Алену по шоколадной головке, как обиженного судьбой ребенка. Дикие мысли спускались из воспаленного мозга все ниже и ниже. Он принимал ледяной душ, делал гимнастику, пытался напиться, чтобы уснуть хотя бы пьяным сном. А становилось только хуже и хуже. Не стирались с горячих глаз нестерпимые картинки, как будто посланные бесами, которыми бредит его жена. Он видел, как врывается сейчас к Алене в квартиру и берет ее грубо, прямо на пороге. Как звонит ей от подъезда снизу и, когда она спускается, насилует ее прямо на лестнице. Он везет ее на могилу отца… И тут начиналось самое невероятное. Он видит, как там, в отчаянии и невозможности себя укротить, терзает ее нежное тело прямо на могильной плите, на рассыпанных розах, которые они покупают, чтобы украсить тихий приют отца. Он оскверняет все.
Алексей хрипел в подушку, задыхался и думал, что утром просто не встанет. Ушли все силы, которые нужны для жизни и стольких дел.
Но он проснулся, конечно, или вовсе не засыпал. Он не мог есть. Глоток кофе раскаленным куском солнца покатился по телу, и пытка началась сначала.
Он приехал на работу, мрачно прошел по коридору офиса, никому не улыбаясь, как обычно. Закрылся в своем кабинете. И тут позвонила художница, которая высекала портрет на памятнике отца, сказала, что они с Аленой могут приехать посмотреть работу. Он, конечно, сразу сообщил об этом Алене, но сказал, что пока не знает, когда сможет вырваться. На самом деле он мог вырваться хоть сию секунду. Поездка займет не больше двух часов. Но он оттягивал время встречи с Аленой.
Алексей напряженно думал: что же ему делать. Он так напряженно думал, как будто речь шла о жизни и смерти. Собственно, лукавить с собой уже не имело смысла. Речь шла именно об этом. В панике он вдруг вспомнил всю эту богомольную литературу об укрощении плоти. Книги о священниках, которые убивали тело, спасая душу. У него не было выхода.
Алексей сказал домашним, что у него заболел желудок, на работе – что у него началась сильная аллергия и он не может бриться. Он не ел, не пил, не курил. По утрам, как всегда, надевал свои дорогие офисные костюмы, сверкающие белоснежные рубашки и отправлялся в офис, как грешник из ада. На лице со щетиной, которая его странным образом украшала, как заявили коллеги, горели потемневшие от непосильного труда глаза. От непосильной борьбы. Плоть была сильнее укрощения.
Так он продержался две недели. Дольше избегать Алену было невозможно.
Глава 3
Кино для Алены
Он только сухо кивнул Алене, когда она подбежала к его машине. Посмотреть даже мельком не было никакой возможности.
Алена была очень озабочена. Безденежье надвигалось, а варианты решения проблем, наоборот, не виделись даже в тумане. Она все еще была разбита, раздавлена, убита. Она знала, что должна заставить себя позвонить своим режиссерам, вернуться на работу. Но не могла. Конечно, она не сможет работать.
Напряжение между собой и Алексеем она почувствовала не сразу.
Они обсудили ее очередную самоубийственную идею. Алена решила продать свою квартиру и купить меньшую.
– Понимаешь, мне в ней плохо. Я в ней заблудилась. Ты поможешь, Алеша?
– Да. Конечно. Можешь считать, что ты нашла покупателя. У меня трое детей. Мне нужны еще квартиры. Твой вариант – новую маленькую клетку для райской птички, конечно, подберут. Я постараюсь, чтобы разница в сумме была максимальной.
– Спасибо, – вздохнула она облегченно.
– Тебе спасибо. Мне всегда нравилась квартира отца.
Сердце Алены забилось ровнее. Отсрочка приговора. Будет какое-то время собирать собственные осколки и что-то придумывать. И вот тут-то она и почувствовала странное напряжение между ними. Алексей протянул руку, чтобы включить музыку, нечаянно коснулся ее руки и отдернул ладонь, как от удара током. Он приспустил окно с ее стороны, задел ее плотную черную юбку – и подавил вздох, как от боли. Она посмотрела на него, на его щетину, на отведенный от нее потемневший взгляд и все поняла просветлевшим вдруг мозгом, горящие угли прозрения рассыпались по ее телу.
Они приехали к художнице. Прошли в мастерскую. Там нахлынули другие чувства. Алена гладила высеченное белым на черном мраморе лицо мужа, поражалась и ужасалась его живой красоте. Металась ее душа в поисках его на земле. Алена плакала. Гладила руки художницы.
Алексей стоял неподвижно. Он никогда не встречал такого поведения у женщины. Таких эмоций, такого их выражения. Такой свободы в горе… И, наверное, во всем. Алена целовала мертвые губы в мраморе и не чувствовала, как рядом стынут в тоске и вожделении губы живые.
На удивительно удачный на самом деле портрет отца он тоже смотрел с болью. Алексей очень любил отца, а смотрел на него сейчас почти как на соперника. Как предатель. Как похититель чужих сокровищ смотрел. Если его, Алексея, продержать в его отчаянии и тупике еще год, два, неизвестно сколько, – может случиться что угодно. Сейчас ему кажется, что он мог бы, как маньяк, поджечь дом, убить родного отца. Они в одной ловушке. Валентин, который там, и Алексей, его сын, который здесь.
Потом они купили белые и красные розы, поехали на кладбище. Алена аккуратно разложила цветы на могиле. Алексей перекрестился на крест с иконой, стал молиться про себя. Только молитва была не о том, не о покое души отца. Бог, наверное, в ужасе от той молитвы, с какой обратился он. Смотреть на Алену, которая нагибалась, поворачивалась, всхлипывала, поправляла волосы, вытирала слезы тоски по тому, что осталось от ее оборванной любви, – было мукой. И мукой далеко не сострадания.
Алексей отвез ее домой, не помог выйти из машины, сказал «до связи» и не посмотрел ей вслед. Но она ушла, а он смог шевельнуться, отмереть лишь минут через двадцать.
Алена проснулась среди ночи, как будто ее грубо разбудили. Долго не могла поймать собственное дыхание. Сбросила влажную ночную рубашку. Что ей приснилось? Долго вспоминала. И вспомнила. Просто куски того, что было днем, что днем скрывал от нее занавес слез. Взгляд Алексея, который она почувствовала только сейчас, слишком сдержанные удаленные движения, как будто он надел на себя кандалы. Мрачные и страдающие глаза.
А потом началось это. Горячая волна поднялась от кончиков пальцев ног до корней волос на голове. Все тело вдруг воспламенилось. И Алена металась, кусая до крови губы, выжигая слезами свои сухие глаза. В отличие от Алексея она очень хорошо знала, что такое страсть. Вершиной возможной страсти ей казалось то, что было разбужено самым опытным на свете любовником – ее покойным мужем. Разбужено после тягостной, мрачной спячки тяжелейшего брака. Руки Валентина, его губы, его приказ умели в любой ситуации вырвать ее из клетки застенчивости, стыда, самообладания. Да, ей казалось это вершиной. А теперь больше не кажется. Страшное открытие. И Алена металась на своей огромной супружеской кровати. Холодный и жестокий рот пасынка-аскета терзал ее всю… Через всю Москву. И спрятаться не было никакой возможности.
А утром позвонил знакомый режиссер Максим Дымов. Сильный, изобретательный, рисковый мастер. Они никогда не работали вместе, просто были в хороших отношениях. Максим все обещал, что придумает для нее что-то необычное.
– Как ты, Алена? Все не решался позвонить сказать тебе слова. Мне очень жаль. Я был на кладбище. Мы не стали подходить: там публика, как на светском рауте.
– Нормально, Макс. Спасибо.
– А у меня к тебе предложение. Созрело-таки.
– Я как раз думала о работе. Ты знаешь, я не смогу пока.
– Не торопись отказываться. Это предложение только для тебя. Фильма нет, сценария нет. Ничего нет. Кроме желания снимать тебя в фильме о тебе. Сценарием станут твои мысли, чувства, твоя жизнь. Я даже не собираюсь просить на этот эксперимент деньги. Соберу минимум по сайту «Планета РУ». Для съемок хочу просто арендовать квартиру. Других актеров набирать по ходу. И это будут не только профессионалы.
– Я согласна. От такого ни одна актриса не откажется. Ты так решил на кладбище?
– Да. Вот видишь, как ты сразу схватила мою режиссерскую мысль. Значит, работаем. Для начала: какую фразу ты бы сказала о себе сразу, не задумываясь?
– Без него, – произнесла Алена.
– Вот и название, – выдохнул Максим.
Глава 4
План
Частный детектив Сергей Кольцов приехал в офис к Алексею Кривицкому с докладом. Взглянул на измученное лицо самого дорогого своего клиента и подумал: «Тяжело как-то тебе, старик».
– Приветствую, Леша, – произнес вслух. – Пришел отчитаться по тому, что есть и может быть. Ты по ходу прикинешь, в каком месте можешь принять участие. Есть моменты, которые без тебя никак не просматриваются.
– Привет, Сергей. Очень рад. Буду стараться, так положено отвечать командирам?
– Примерно. Начну с плана. Подозреваемые. Три пункта. Дальний круг, то есть лица, которые общались с твоим отцом достаточно редко, удаленно, исключительно по делам. К семье и Алене ни малейшего отношения. Проживать могут в любой точке земли, с которой Валентина связывали какие-то дела. Твое участие – то же, что мы и обговаривали. Поиск переводов, совпадающих по сумме с вкладом, снятым отцом. Эти деньги должны были где-то засветить в ближайшие после убийства дни. В ячейках надолго такую сумму не оставят, ясно, что ее ищут. Тут кроме тебя нам помогают и другие финансисты, в том числе экономические разведки других стран. Следующий пункт. Средний круг. Это более тесные и регулярные контакты. В том числе и знакомые Алены. Ее знакомства и абсолютно все встречи – по работе, личные друзья, просто приятели, что-то эпизодическое. Необходимо и ее участие.
– Одно скажу сразу. Друзей и подруг у Алены нет. По крайней мере, пока она жила с отцом, ни с кем не дружила. Папа как-то сказал: «Странная женщина – моя жена. Никакого интереса к тусовкам, нет подруг по тряпкам и сплетням, нет приятелей для трепа по телефону».
– Тем лучше. Но я уточню у нее. Следующий пункт. Ближний круг. Это ты, твоя семья, каждый в отдельности, с контактами и контактами контактов. Близкие друзья. То есть так мы учитываем все доминирующие версии, допуская, разумеется, что существует версия, которая возникнет в ходе расследования. А теперь и собственно доклад. Кое-что у нас есть. Не так уже мало. Результат эксгумации позволил нашему эксперту Масленникову сделать вывод об орудии убийства. Оно практически уникально. Последняя разработка для израильской армии. Малая партия. Пистолет нового образца, совершенный, бесшумный, обладающий множеством до сих пор невозможных функций, в частности он сохраняет отпечатки пальцев всех, кто берет его в руки. Это на случай похищения. Вещь пока исключительно дорогая. Такое оружие не выбросит ни профессиональный киллер, ни владелец. Списки владельцев можно узнать с помощью израильской разведки, у нас есть там связи. Скорее всего, пистолет застрахован.
– Как можно с таким оружием идти на убийство?
– Молча. О нем мало кто знает. В следственном отделе – точно нет. Только Масленников, который впереди планеты всей. Ну, и последнее сообщение, точнее, вопрос. Ты в курсе, что режиссер Максим Дымов пригласил Алену в свой новый экспериментальный проект? И что она согласилась?
– Нет, – оборвалось сердце Алексея. – Что за проект?
– Фильм на одну актрису. События ее жизни. Люди, которые с ней пересекаются. Как написал сам режиссер на сайте «Планета РУ», «актриса, которая была для других режиссеров всего лишь воплощением их эротических идеалов по чьему-то подобию, теперь сыграет саму себя». Она же по факту – соавтор сценария и второй режиссер.
– Какая безумная идея!
– Почти безумная. Близка к гениальной, как решили критики и зрители Дымова. И мы с Земцовым. Потому что в процессе такой работы Алена может вспомнить то, что нужно нам.
– Ему дали деньги на такое сумасшествие?
– Нет. Деньги для него не главное. На этом сайте уникальные режиссеры, как Гарри Бардин и Дымов, собирают деньги тех зрителей, которые в них верят. Режиссеры часто не берут деньги за свою работу. Актеры игровых фильмов получают гонорар после выхода картины.
– Да. Тут он попал. Только Алена и могла согласиться на работу, оплата за которую вилами по воде…
– Извини, но ты не в теме, старик, – сочувственно сказал Сергей. – Самая известная и богатая актриса проползла бы на животе до китайской границы, получив подобное предложение. Это большая актерская удача. У меня все. Работаем. Честь имею.
– У дна нет дна, – проговорил Алексей, проводив детектива и закрыв дверь кабинета изнутри. Он – не Валентин. Он не сможет удержать Алену в клетке. Даже если скупит вокруг нее все квартиры, дома, воздух и небо.
Он подошел на ватных ногах к компьютеру, нашел сайт, прочитал все о проекте, долго смотрел на фотографию режиссера. Известное лицо. Кто бы мог подумать, что Алексей, глядя на этого мужчину, который существует в параллельном мире по отношению к нему, внутренне скорчится от холодной жестокой лихорадки.
Написано, что Дымов снимет для съемок обычную бедную квартиру на окраине Москвы. С типичной старой мебелью. Там будут репетировать, снимать, выстраивать жизнь Алены для актрисы Алены. Жизнь, страдания, муки и страсть. Его Алены. А она такая искренняя… Алексею остается лишь нести свою боль и эти мучительные картинки, которые вновь замелькали в воспаленном мозгу: обнаженное тело Алены. Чужие руки, губы и, главное, глаза, которые ее увидят. Будут другие партнеры. Будут люди в зале под названием вожделение.
И клерк Алексей Кривицкий начал спасаться одним известным ему способом. Занялся делом. Поисками новой квартиры для Алены, ее обустройством. Она сказала, что не возьмет с собой ничего из мебели, кроме старой супружеской кровати.
– Алена, – пытался ее уговорить Алексей. – Этот полигон займет целую комнату обычной двушки.
– Мне в спальне других вещей и не надо. Понимаешь, я на ней живу. Эта кровать – моя планета.
– Понял. Все сделаем, как хочешь, – сказал Алексей хозяйке планеты по имени желание.
Глава 5
Планета по имени желание
«Первый концерт Лары Фабиан после смерти любимого человека. Она вышла, но не смогла запеть. И тогда, стоя, запел весь зал. Поклонники исполнили ее песню, заменив слова, «Je t’aime» – «Я тебя люблю». И впервые припев превратится в «On t’aime» – «Мы тебя любим». После выступления продюсер Рик Алиссон, который аккомпанировал на пианино, подошел и сказал: «Видишь, а ты говорила, что тебе незачем жить. Живи ради них, ради людей, которые любят тебя».
Эти строки прочитал Максим Дымов, начиная работу над фильмом «Без тебя» с единственной пока актрисой – актрисой-мечтой Аленой Зориной.
Как начинать самую тяжелую на земле работу? Открывать свои глубокие, заживающие раны, чтобы разбудить боль. Превращать в слова спекшиеся слезы. Поливать своей потемневшей кровью засохшую землю, чтобы проступила из-под нее свежая, невинная кровь. Упасть, чтобы прикрыть любящим телом место погребенной страсти, и очнуться в другом месте с другими людьми, которые рядом неизвестно зачем и почему.
Так начинали работу актриса и режиссер, ступившие на неизведанную планету.
Максим снял квартиру для съемок неподалеку от дома Алены. Чтобы она проходила по тем же дорогам-дорожкам, где была с ним. Без него. В этой квартире он создавал программу ее вхождения в самый неизвестный и сложный образ – в свой собственный, а не чужой. Строил пути их внутреннего контакта. Режиссер должен чувствовать настроение актрисы и ловить ее мысли. Она должна слышать дистанционно его команду. Он создавал ее мелодию. Они вместе искали разные музыкальные темы, голоса исполнителей, мелодии для стихов разных поэтов, подбирали стихи. Критерий отбора был один: ее реакция. Ее ответ. Трепет сердца, томление в глазах, тоска на губах. Так составили необычную странную симфонию. Бах, Бетховен, Альбиони, Шуберт, итальянская эстрада, Леонард Коэн, Елена Фролова, Патрисия Каас. Стихи Цветаевой, Пастернака, Губарева, Окуджавы. И много-много всего, по мере погружения в темный лес души Алены. В застывший, казалось, заколдованный лес заблудившейся души.
– Ты будешь слышать эту музыку в разном порядке просто из айфона в сумочке. Со временем ты будешь слышать ее и без айфона. Мелодии станут фоном твоих настроений. Операторов ты не будешь видеть. Но они будут рядом: пойдут навстречу, за тобой, проедут в машинах, пролетят в вертолетах, камеры спрячутся везде, даже в детских игрушках. Это очень современные портативные камеры для серьезных документальных фильмов. А мы сделаем на них художественное, большое кино. Этого пока не делал никто в мире. Камерной техникой снять большое кино! Я буду искать темп, созвучный тебе, ты научишься ловить пульс моей идеи. Потом запишешь свои мысли, чтобы произнести в кадре, или проговоришь по ходу. Техника может это уловить. Начали.
Так они начали. Алена медленно шла по дорожкам парка, где они часто ходили с Валентином. Туда, где с воспоминанием о нем связаны все деревья – свидетели их любовного движения, воздух, цветы. Они просто ходили, он ее целовал, прижимал к себе, она здесь вдыхала его запах. Ей кружил голову густой и плотный туман их любви. Вот здесь, на этой потемневшей к вечеру от их страсти скамейке. Вот здесь, под огромным деревом, как под шатром, они останавливались, чтобы лечь в траву. Стебельки ласкали тогда ее тело, ее босые ноги А сейчас здесь идут ее ступни, истосковавшиеся без него.
Пару дней отработали хорошо. А потом вдруг все изменилось. Алена переставала что-либо понимать. Она снималась на разной натуре, она прошла курсы спортивного ориентирования. Но сейчас она входила в этот парк, а вернуться не могла. И не могла найти те места. Те места, где осталось ее счастье.
На третий день она пришла к Дымову в слезах. Она была истерзана не усталостью, не жарой и жаждой. То есть – да, сожжена жаждой, которую невозможно утолить. Она не находит столь известных ей мест, она куда-то бежит, что-то ищет. Но ее мираж тает, исчезает.
– Я ничего не нашла. Макс, мне кажется, я схожу с ума.
– Что ты по этому поводу думаешь? Вот так с ходу?
– Возврата нет.
– Это оно. Наш первый эпизод. Все снято, Алена. Все отлично. Ты успокоишься и вспомнишь все, что видела во время этих поисков. Это и будет твоим закадровым текстом. И ты найдешь в себе силы реконструировать затем свои воспоминания с партнерами.
– Как ты будешь подбирать актеров?
– Как твои мелодии. По твоему движению навстречу.
Наступил день переезда Алены в новую, отремонтированную квартиру. Она была куплена в этом же районе. Оторваться совсем Алена не смогла. Обставили одну комнату. Другую оставили дожидаться кровати, чтобы она ее заполнила и стала планетой.
Накануне Алексей приехал помочь. Он поднялся на ее площадку. Дверь квартиры была приоткрыта. В холле стояли большие пластиковые мешки с вещами. Это Алена собрала то, что не повезет на новое место. Алексей вошел бесшумно, встал, глядя на спальню с открытыми шкафами. Алена, в джинсах и растянутой майке, сосредоточенно рассматривала вещи, иногда что-то прикладывала к себе, потом без сожаления бросала в мешок.
Какое странное, нереальное, пленительное зрелище. Алексей в жизни не видел ничего столь прекрасного и печального. В шкафу у нее висели платья практически всех цветов и фасонов. Очень короткие и в пол. Синее, красное, зеленое, серое в алых маках, черное в крошечных японских цветах. С открытыми руками и плечами, закрытые до подбородка. Яркие и светлые блузки. Она все это бросала в черные мешки. Как будто хоронила. Пришел черед купальников. Тоже всех цветов и фасонов. Одежда ее женственности. И ее она бросает почти с ненавистью и скорбью. Ох, какая боль.
– Ох, – произнесла Алена. Села на кровать и, закусив губу, стала рассматривать палец на ноге, стертый во время съемок, которые уже начал этот сумасшедший режиссер.
– Эй, – тихонько окликнул Алексей. – Алена, я пришел. Стою, смотрю. Что ты делаешь? Это страшно. Ты сбрасываешь в черные мешки свою одежду. Такую прекрасную одежду. Мы можем купить другие тряпки, дело не в этом. Дело в том, что нельзя из потерь делать ритуал. В этом есть что-то преступное.
– Возврата нет, – сурово сказала она.
– Возврата нет именно тогда, когда убивают прошлое. Утраты нельзя культивировать и множить. Нет больше моих сил!
Алексей бросился к ней, упал на колени. Он целовал ее ноги, ее стертый пальчик, он шептал слова любви, своей первой любви, в ее маленькие ступни. Он – сын чопорной матери и муж святоши, примерный и терпеливый семьянин, – не стал тратить время на то, чтобы расстегнуть молнию на ее джинсах. Он их разорвал, как цепи между его желанием и ее священной плотью. Он узнал, что на самом деле священное на этой земле. Это именно на земле. Это именно тут – в этих старых джинсах.
Она сначала закрыла лицо руками, чтобы даже воздух над этой чертовой кроватью не видел ее ответа. Ее вынужденного, мучительного ответа. Вот это она искала, блуждая полдня по следам умершего прошлого. Это встретило ее не там и не так.
– Мой дорогой, – выдохнула она в эти такие похожие и совсем другие губы.
Его клятвой и признанием стал взрыв всего, что было его жизнью до этой минуты. Что было его прошлым, его ценностями и богатствами. Все это не стоило ее пальчика с натертой мозолью.
Они вернулись и проснулись. Из того, что не было сном. Это было начало чего-то совсем другого. И заметили, что за окном темно. А дверь квартиры так и не закрыта.
Когда Алексей поднялся, первое, что он сказал:
– Мы перевезем эти мешки с твоими лепестками. А кровать я завтра сам порублю топором. Пусть она остается здесь. Нам я куплю другую. У тебя будет другая планета. Ты ведь по жизни инопланетянка.
– Будет очень тяжело, – прошептала Алена.
– Будет, – согласился Алексей. – Но не тяжелее, чем было. А сейчас мы согреты нашим огнем.
