Татьяна Устинова
Лучшие хвостатые сыщики
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Рина Осинкина
Уткина охота
Ей очень хотелось в Испанию. В Мадрид, например, или Барселону. Впрочем, в италийский Рим ей тоже очень хотелось, и в Венецию, а оттуда прямым перелетом – в Орли, что в парижском предместье.
Отчего такое вдруг желание? Оттого, что в свои почти сорок Валерия Бурова ни разу нигде не была – в смысле продвинутой заграницы, помпезной, праздничной, заманчивой.
Возможно, если бы ее мужу так и не удалось расчистить от дел две недельки для совместного семейного отдыха, то не возникло бы у Леры горяче-жгучего желания поколесить по Европе. Но Леонид выкроил и спросил: «Куда рванем, Кнопка?», и она сказала: «В Европу, конечно». «Прям вот так во всю Европу?» – расхохотался муж. «Прям вот так во всю», – весело подтвердила Лера.
Рвануть планировали в понедельник. А в ночь с пятницы на субботу на фирме случилось ЧП.
Билеты пришлось сдать, бронь гостиничного номера аннулировать.
Горело недолго, охранник вовремя обнаружил задымление и вызвал пожарный расчет. Повезло. Если бы пожар перекинулся от бытовки на склад готовой продукции или сырьевой, где на полках стеллажей плотными рядами размещались картонные коробки с лаками и растворителем, не помогли бы и вертолеты.
Им позвонили под утро субботы, и Леонид сразу же метнулся в «Скворечник». Так именовалась фирма по монтажу зимних садов, теплиц, оранжерей и тому подобного – Лёнькина, а значит и ее, Валерии.
Муж вернулся лишь к вечеру – усталый, злой и голодный. Сказал, что ничего пока не понятно. Может, проводка, может, неосторожное обращение с огнем, а может, и поджог. Пока все не выяснит, просил об отпуске речи не заводить. Завтра ему снова надо на фирму, потом разбираться с пожарными, потом с персоналом, потом, возможно, с ментами. На понедельник запланировал переговоры со страховщиком – в случае, если выяснится, что на бытовку упал метеорит, хотя падение метеорита в договоре со страховой компанией не прописано. Короче, авральный рулёж. Наскоро проглотив ужин, муж отправился спать, посоветовав Валерии поехать на дачу.
Она и уехала. Психанула и уехала. Видите ли, ее помощь мужу не нужна, Лера только под ногами путаться будет. Да начхать. Ее отпуск, кстати, никто продлевать или переносить не будет. Она пока еще под начальством ходит. И хорошо, что из маркетологов не уволилась, хоть муж и уговаривал неоднократно бросить это неблагодарное дело. А не ушла, потому что проинтуичила – не будет Лёнька ее всерьез воспринимать в качестве партнера и правой руки. Так оно и вышло, угадала.
Еще не было десяти часов воскресного утра, а Валерия уже неспешно вела джип по пыльным проулкам Панкратовки – деревенского поселка, в простодушный строй бревенчатых изб которого беспардонно внедрились наглые современные строения.
Она загнала «мерс» в гараж, прошла в полуподвальный этаж коттеджа и оттуда поднялась по винтовой лестнице в жилые комнаты. Разобрала сумку с припасами – что-то в холодильник, что-то на полки в шкаф. Сентябрь выдался теплым, и в доме было нехолодно, поэтому отопление она решила не включать. Переоделась по-дачному и нацелилась поваляться в гамаке – подумать, чем занять себя в течение всего этого неопределенного времени.
Один день безделья она как-нибудь выдюжит и удовольствие от него, возможно, получит. А вот следующие…
Да чего там загадывать!.. Сон до обеда и чтение книг взахлеб – прекрасный релакс, о котором многие и помыслить не могут.
В толстом свитере, спортивных штанах с начесом и в носках из грубой деревенской пряжи, поверх которых налезали лишь мужнины шлепанцы, Валерия устроилась на диване-качелях в саду, предварительно убрав с них навес, чтобы не закрывал ласковое осеннее солнышко, на редкость приветливое сегодняшним утром. Справа она поставила эмалированную миску с нарезанными бананом и яблоком, слева уложила старенький ридер, который ей нравился больше самых новомодных планшетов. Минутку покачалась лениво-расслабленно, щурясь под теплыми лучами, взялась за книжку. Отдых начинается.
– Лерочка! Валерия Львовна! – окликнул ее нерешительный голос со стороны соседнего участка.
Любовь Матвеевна желает поздороваться, а Любовь Матвеевну обижать не следует. Во-первых, она милейшая дама запенсионного возраста, а во-вторых, именно она неизменно приглядывает за пионами, кустами жимолости и всем прочим, чему вздумается в тот или иной год уродиться в Лерином саду-огороде.
Лера приветливо помахала рукой стоящей с другой стороны штакетника миловидной старушке, собираясь прокричать полагающийся вопрос о делах и самочувствии, но та ее опередила. Убедившись, что внимание соседки привлечено, Любовь Матвеевна просительно произнесла:
– Можно мы к вам зайдем ненадолго? У Михаила Ивановича к вам просьба, Лерочка. Если, конечно, уместно будет вас об этом просить…
– Не разводи бодягу, Люба, – раздраженно прервал ее Михаил Иванович, который, оказывается, стоял за спиной у Любови Матвеевны, а Лера и не заметила. – Придумала тоже – уместно, неуместно!..
Михаил Иванович Спиридонов приходился Лериной соседке дальним родственником, однако не было замечено, чтобы они поддерживали тесные контакты. И какая же нужда привела его сегодня к ним обеим?
Старик проживал в старом доме, в самом что ни на есть центре Панкратовки, на уговоры продать участок под застройку не поддавался, а по своему характеру был чрезвычайно несносен. В молодые и зрелые годы трудился слесарем на инструментальном заводе, а в качестве общественной нагрузки обучал желающих из числа рабочих и ИТР приемам самбо и дзюдо, поскольку имел какой-то разряд или пояс. Что именно, он путал, но до сих пор считал себя крутым перцем и, чтобы данный факт доказать окружающим, задирался с молодыми бугаями, цепляясь по ерунде – то машину не там припарковали, то головной убор не тот надели. Щуплый и подслеповатый, без фингалов он оставался исключительно по причине преклонных лет, из-за которых местные терпели его выходки, но, может, ему просто пока везло на бугаев.
– Лер, говорят, у тебя мент знакомый имеется, – зычно проговорил Спиридонов. – А то я не знаю, что с трупом делать. Вызову, как полагается, наряд, меня и заметут, неразобрамшись, в кутузку. Мент знакомый нужон. Чтобы не замели, короче.
– Да тише ты, чего разорался?! – негодующе зашипела Любовь Матвеевна.
– А как не орать, если эта твоя зад от скамейки оторвать не хочет?
Валерия выбралась наконец из качелей и направилась в сторону калитки, чтобы отпереть засов, прокричав на ходу:
– Заходите, Любовь Матвеевна! И вы, Михаил Иванович тоже!
Несколькими минутами позже гости разместились на пыльной веранде Лериного коттеджа. Естественно, она не планировала принимать гостей, да и вообще только приехала. Поэтому на скептическое хмыканье деда Спиридонова ей было начхать, а Любовь Матвеевна ничего не заметила, молодчина.
– Где труп? Чей труп? Как вы его обнаружили? – приступила к расспросам Лера.
Она не была уверена, что это всё ей нужно, но если уж люди пришли, следует их выслушать, хотя бы из вежливости.
Спиридонов ответил недовольным тоном, но толково, что труп в сундуке, а сундук в сарае, а обнаружился труп, потому как сундук был распахнут, а чей труп – дед понятия не имеет. И вообще, Михаил Иванович его не рассматривал, чего на него, на мертвяка, любоваться. А пойти к Любе он решил, когда вспомнил, что в прошлом годе к ее соседям, то есть вот к вам с супругом, приезжали на пикник гости, а среди них был мент, и вроде бы даже не простой, а майор с Петровки.
– Где ваши очки? – спросила Валерия между прочим.
– Разбились. Сел на них недавно.
Ясно. Выходит, все-таки получил бузотер по стеклам.
Хлопнув себя ладонями по коленям, Лера поднялась с места и сказала: «Идем смотреть».
– Зачем? Я не пойду! – испугалась Любовь Матвеевна.
Хорошенький вопрос – зачем. Прежде чем вызывать кого бы то ни было, следует убедиться, что труп в наличии, но озвучивать свои сомнения Лера не стала. Кроме того, идти без компании в место проживания Спиридонова ей не хотелось совершенно. Пришлось прибегнуть к уловке.
Валерия со строгостью в голосе сказала соседке:
– Вы врач бывший. Всякого навидались.
– Не пойду!
– А вдруг ваша врачебная помощь понадобится?
– Вот ему?
– Вот мне.
И та согласилась.
Смотреть труп увязался еще и Тугарин – пес Любови Матвеевны, мелкий анархист, то ли терьер, то ли шнауцер. Тугарин перехватил процессию, когда Валерия запирала калитку, а парочка ходоков поджидала на дорожке, идущей вдоль домов и коттеджей.
Подтрусив к Валерии и приветствовав ее кратким «тяф», он продолжил шарить неподалеку, обнюхивая обломки кирпича, сухие ветки, обертки от печенья и чипсов. Заметив неприятную проплешину у него за ухом, Лера с опаской поинтересовалась:
– Лишай?
Любовь Матвеевна со вздохом ответила:
– Глафира.
– Это как это? – изумилась Валерия.
Глафирой звалась дикая утка, на которую Любовь Матвеевна натолкнулась еще по весне, прогуливаясь по бережку речки Панкратовки. Утка грустно и обреченно сидела под кустом боярышника, вытянув под неестественным углом ярко-розовую перепончатую лапку. Соседка принесла пострадавшую домой, вправила лапку и даже наложила шину. К середине июня Глафира смогла встать на крыло и улетела к товаркам, которые водили хороводы в местных водоемах, однако отсутствовала недолго. Вечерять и ночевать прилетала обратно, оценив преимущества безопасного сарая по сравнению с гнездом в камышах, а также корма – собачьего.
– Тугарин только подошел к миске, а эта мегера его как щипнет клювом! Клок шерсти выдрала, злюка! Песик прям заплакал! Я ее прогнать хотела, а потом, думаю – нет, голубушка, посиди под запором, на овсянке и воде. А то ишь, повадилась тугаринов корм кефиром запивать. Еще и хулиганит.
– Это вы для красного словца про кефир сказали? – посмеиваясь, уточнила Валерия.
– Почему – для красного? Для обычного, черно-белого. Тугрик кефир любит, и Глафира полюбила. Я так мыслю – от зависти.
За разговором, в котором дед Спиридонов участия не принимал, они подошли к его усадьбе. Забор вокруг нее хоть и скособочился, и калитка хоть и закрывалась сикось-накось, но изба впечатляла кряжистой основательностью, навевая ностальгическую грусть своей патриархальной красотой.
Обаяние старины развеивалось на заднем дворе, замусоренном и неопрятном. Поленница дров, разъехавшихся в разные стороны, ржавые ведра, корыто, а на задках – отхожее место из почерневших от времени досок да щелястый сарай.
Домашней скотины Спиридонов не держал, но сарай выглядел, как курятник. В этом продуваемом всеми ветрами строении хранились изумительные вещи: деревянная колыбель, изготовленная – если навскидку – в начале двадцатого века, детские санки с высокой спинкой, тоже деревянные и такие большие, что хоть гнедого запрягай, прялка и, наконец, сундук. Это был всем сундукам сундук – с массивными дубовыми стенками, окованными металлическими полосами, с тяжелой покатой крышкой, которая в настоящий момент сундук прикрывала лишь отчасти. Плотно закрыться ей мешали человеческие ноги, по колено высовывающиеся наружу, и мертвенно-восковая рука с зажатым в безжизненных пальцах белым носовым платком.
– Ой, мамочки! – зажала рот ладошкой Любовь Матвеевна.
Дед Спиридонов удрученно хрюкнул, да и Валерии тоже стало не по себе.
Один лишь Тугарин не утратил песьей жизнерадостности. Он деловито и с интересом обежал сарай по лабиринту тесных проходов, заинтересованно обнюхивая встречающиеся предметы, а затем запрыгнул на бортик сундука. Похоже, что собирался сигануть внутрь, поближе к мертвяку.
– Тугарин! Фу! – панически вскричала Любовь Матвеевна, а Валерия, ни к кому конкретно не обращаясь, задумчиво проговорила:
– Как-то неправильно реагирует на покойника Тугрик, вы не находите? Если я не ошибаюсь, он выть должен или хотя бы рычать.
– Значит, это заблуждение, – потерянно проговорила соседка и, повернувшись в сторону родственника, тем же тоном произнесла: – Миша, ты влип.
– Заблуждение? Надо проверить, – решительно сказала Лера и направилась к сундуку.
– Подменили! Труп был! Его подменили! – горячился дед Спиридонов пятью минутами позже.
– Ах ты, старый дурень! – укоризненно восклицала Любовь Матвеевна. – Радоваться должен, что манекен тебе подсунули, а ты чушь несешь. Устроил кипиш на пустом месте, занятого человека от дел оторвал!
– Тебя что ли?
– Валерию Львовну! Но меня тоже!
– Да какие у вас, глупых девок, дела!
Валерия, дождавшись паузы в перебранке, сказала примирительно:
– Все нормально, Любовь Матвеевна. Все нормально, Михаил Иванович. Мы выяснили, что это чья-то дурацкая шутка, и в полицию звонить не обязательно.
– Как не обязательно, если я знаю, кто это все устроил? – возмутился Спиридонов. – Это ж ухари с двенадцатого участка! Сначала они мою королеву умыкнули, а когда я им пригрозил, то подсунули мертвяка ненастоящего. И записку сочинили, гопники клятые!
И вправду, была еще и записка с угрозой. Не носовой платок, а клочок бумаги манекен сжимал в руке, если так можно выразиться. А текст был незамысловатый: «Если не перестанешь шуметь, старый хрыч, с тобой случится то же самое».
– Просто волна преступности, – пробормотала себе под нос Лера и громко спросила: – Что за королева? И почему вы решили, что ее умыкнули эти «ухари»?
Пацанов с двенадцатого Валерия лично не знала, но с ними знаком был Костян, внук Любови Матвеевны, и по виду те были нормальные ребята. Два родных брата и один двоюродный, все Кузнецовы. Шебутные, конечно, а кто не шебутной в двадцать или чуть больше лет?
– Потому что больше некому, – твердо заявил Спиридонов. – Вот вы, Валерия, тут у нас наездами, поэтому от жизни сильно отстали. Иначе знали бы, что мою королеву признали исторической ценностью – официально признали, следует заметить! Сейчас объясню. Заходил ко мне гость недавно. В Панкратовке проездом был, а ко мне зайти ему посоветовал друг, который тут у нас проживает. Вадим Андреевич как мою королеву увидел, сразу приценяться начал, ну а я, как водится, ни в какую. Хорошие деньги предлагал, врать не буду, но мне эта вещица самому нужна. Тогда он мне и говорит: «А давайте, Михаил Иванович, мы с вами к специалисту смотаемся, к эксперту по историческим реликвиям. Если он в этой статуэтке ценность какую увидит, то я за нее вам еще больше денег дам, поскольку антиквариатом торгую и по-любому продам ее дороже». Я согласился, но не чтобы продать, а чисто из любопытства. Ну вот, отвез меня этот Вадим Андреевич в город, к знакомому. Тот мою королеву забрал ненадолго, а нас в лабораторию не пустил, мы с Андреичем минералкой наливались в предбаннике. Эксперт вышел, они пошептались чуток, а потом Андреич мне и говорит: «Вещь старинная, я цену за нее удваиваю, продавайте, зачем она вам». Ну, я ж не дурень какой, отказался. Но об том, что у меня историческая ценность имеется, сразу общественности доложил. А оно вон как вышло.
– Молчал бы лучше, а не трезвонил по всей деревне, – выговорила ему сердито Любовь Матвеевна.
– А с чего это я молчать должон? Пусть знают, что я им не барахло какое. Ох, что-то нехорошо мне, девки. Присяду я.
Михаил Иванович неловко приткнулся на дощатую лавку, пристроенную к стене сарая, потер грудь с левой стороны и продолжил, отдышавшись:
– Я им, шпане этой, срок до понедельника дал, чтобы статуэтку мне вернули. Сразу в полицию не пошел из уважения к деду, хороший токарь был, да и теперь мы с ним в шахматишки по зимнему времени играем. Ну, а они, вишь, как отомстить мне решили. Придется, видно, на старую дружбу наплевать и в полицию обращаться. А за шуточку с трупом еще больше накрутят, так им и надо. Может, напрасно я того человека не послушал, когда он уговаривал меня ее застраховать? Бывают же люди неравнодушные. Не поленился Вадим еще раз приехать, чтобы про страховку подсказать. Хотя, думается, у него своя корысть была. Пробовал он еще меня поуговаривать, а я не поддался, вот и дал совет. Это чтобы в моих глазах, значит, себя не уронить. Унизительно все же дважды на отказ напороться или даже трижды.
Валерия решила, что самое время отправиться восвояси. И хоть прерывать старика было неловко, она вежливо проговорила:
– Я соглашусь с Любовью Матвеевной. Не следовало вам всех оповещать о ценности вашего раритета. Но не переживайте, Михаил Иванович, вашу вещь обязательно отыщут. Только вам, конечно, заявление следует в полицию подать. Пойду я, пожалуй.
Однако Спиридонов не позволил ей уйти. Он неожиданно схватил ее за руку и проговорил с тоской:
– Нет, Лера, не найдут. А значит, и перстенька я больше не увижу Нюриного. Давай-ка ты присядь лучше, а я тебе объясню, какой вещи лишился.
Лера обреченно вздохнула и села рядом, Любовь Матвеевна, немного помешкав, пристроилась по другую от родича сторону. Надтреснутым голосом, медленно выговаривая слова, старик заговорил:
– Это, девки, я вам доложу, не простая статуэтка, а считай, реликвия. Ее мой батя в домино выиграл, году в пятидесятом. Они с мужиками в перерыв обеденный любили козла забить и ставки делали – небольшие, по копеечке. Батя мой покойный тоже на «Серпе» работал, как и я, династия у нас рабочая. Только теперь разве про это кто ведет разговоры? Все больше про кредиты и ипотеки, и курорты на озере Рица. Отвлекся я, извиняюсь. А у одного малого в карманах ветер гулял, вот он и поставил на кон статуэтку, никчемную – на его взгляд. Строго говоря, не статуэтка даже, а фигура шахматная, белая королева, но крупненькая такая, с ладонь почти что. Подставка у ей на соплях держалась, а потом и потерялась вовсе. Батя для королевы смастрачил постамент из эбонита, вот так она в квартире у нас и прижилась. Когда я на пенсию вышел и в дедовский дом переселился, в этот самый, потому как не хотел у сына со снохой под ногами путаться, то статуэтку с собой взял. Ценная она для меня специальной ценностью.
Высказавшись, дед окончательно сник. Любовь Матвеевна с жалостным видом погладила его по рукаву и сказала тихо:
– Пойдем в хату, Миша. Мы сейчас тебя уложим отдохнуть, я капелек накапаю, ты поспишь, а после сна всё полегче будет.
Дед негодующе вскинулся:
– Хаты у бобров! А у меня изба!
– Именно, именно, – поторопилась согласиться с ним Любовь Матвеевна. – Пойдем в избу.
Они медленно двинулись через двор в сторону дома, вошли с черного хода в полутемные сени, миновали кухню, где уютно урчал холодильник, а на подоконнике лоснился нержавеющим пузом электрический чайник, громадина русской печки лыбилась во весь рот, а с ней по соседству, претендуя на главенство в кухонном мирке, расположилась газовая плита.
На пороге зала они остановились.
Обстановка просторной, с низким потолком и небольшими окнами комнаты была незамысловата: посередине – круглый стол, покрытый вишневой бархатной скатертью с бахромой, возле него четыре стула, у стены диван, напротив – массивный комод с телевизором.
На самом краю стола, вот-вот грозя сверзиться вниз, стояла статуэтка в виде белой шахматной королевы, на постаменте, набранном из эбонитовых пластин.
– Привет, солнце, как ты там? Извини, что трубку не брала, я телефон на веранде оставила, – покривила душой Валерия.
Ну не признаваться же мужу, что умышленно пропустила его вызов? Лёнька позвонил, когда старика Спиридонова транспортировали в машину «Скорой помощи», а тот, превозмогая боль в груди, давал им с Любовью Матвеевной наставления по дому и хозяйству. Медики поставили диагноз – инфаркт и приговорили к госпитализации. Любовь Матвеевна поехала проводить родича до больницы, Лера же пообещала ему запереть в избе все окна и двери и инспектировать время от времени дом внутри и снаружи – вплоть до выздоровления хозяина.
Лёнька поворчал немного для порядка и велел больше так не поступать, а носить мобильник при себе, чтобы не волновать понапрасну мужа. Сказал, что, скорее всего, возгорание на предприятии началось в самой бытовке, а больше пока ничего выяснить не удалось, так как ее обитатели потерялись из виду. Это было странно: квартировали в ней двое весьма положительных иностранных рабочих, не пьющих и не курящих, основным времяпрепровождением которых в часы досуга была игра в нарды и неторопливые чаепития из расписных пиал. Леонид сказал, что сейчас он все еще на фирме, и когда поедет домой, не знает. Выдав Валерии директиву не скучать и не пропадать, он обещал держать ее в курсе событий.
Валерия заверила, что скучать будет непременно. Как же иначе, если муж далёко? С годами она набралась мудрости и на такие провокации не велась. Но, по факту, томиться от скуки ей навряд ли придется. Она твердо решила выяснить, какой гад настолько подло обошелся со стариком. За подобные дела следует наказывать, и она не постесняется обратиться за помощью к майору Кутузову, хоть и придется для этого униженно просить. Попросит, не переломится. А перво-наперво Лера навестит тех самых «ухарей», которые попали под подозрение Спиридонова и, как оказалось, неслучайно.
– Так вот же она, королева твоя распрекрасная! – всплеснула руками Любовь Матвеевна, как только до нее дошло, какой предмет она перед собой лицезреет.
Спиридонов возмущенно на нее посмотрел и рявкнул:
– Люба, ты дура? Фуфло от вещи отличить не можешь?! Вот это ты видела?
Он подскочил к столу, схватил статуэтку поперек тулова, перевернул вверх постаментом и сунул под нос родственнице.
Любовь Матвеевна отшатнулась, негодующе пропищав:
– А что я должна увидеть, Миша?! Что я должна увидеть, кроме грязной черной пластмассы с четырьмя дырочками?
– Пластмассы! С дырочками! – пришел в неистовство Михаил Иванович.
Лера сдержанным тоном поинтересовалась:
– А что не так с постаментом?
Спиридонов сразу сдулся и, держа статуэтку в руках, шаркающей походкой направился к дивану, застланному гобеленовым покрывалом. Тяжело сел и только потом сказал, махнув рукой с королевой куда-то вверх:
– Это моя Нюра. Покойная.
Подняв взгляд, Валерия увидела на стене черно-белую фотографию молодой четы – девушки в фате и белом простеньком платье и ее мужа в пиджаке с широченными ватными плечами, белой рубахе и полосатом галстуке.
– Я внутри подставки тайничок сделал и Нюрино колечко там хранил. Конечно, кому оно нужно, колечко грошовое, могло бы в коробке из-под леденцов валяться, но Нюре очень статуэтка нравилась. А тут отвинчиваю крышку – под ей ничего! То есть никакого тайничка нету и в помине. Сплошная поверхность, еще и клеем изляпаная. Присмотрелся – ё-моё, а и статуэтка не та, не из кости вырезанная, а литая из пластмассы. Дешевая подделка, иначе говоря. Я сразу сообразил, чьих это рук дело. Сашка Кузнецов, брательник двоюродный Кузнецовых, в литейке работает. Там у них солдатиков из пластика отливают и монстров уродливых. Потому и ходил к ним шуметь.
– А когда вы обнаружили этот факт? – заинтересованно спросила Лера.
– Ну когда… – застеснялся Спиридонов. – Когда за денежкой полез, в пятницу, позавчера это было. Вишь ты, по субботам ко мне сноха наведывается, Наталка, сущая змея. Она на неделю мне варево готовит – рыбу на пару и прочую диетическую отраву. Абсолютно есть невозможно, но приходится. Они с Алешкой, сыном моим, решили по причине холестерина какого-то хренового, диабета и еще какой-то мутотени нормальную пищу мне запретить. И ведь не лениво ей, змеище, еженедельно ко мне наведываться, чтобы харч этот приготовить. А жрать, кроме него, нечего! Не дают они мне денег на жратву, и пенсию мою за меня получают. Говорят, пива нальешься и кирдык тебе, папа, поэтому не смей. А как без пива хоть разик в неделю? А я за грибами схожу, дачникам на станции продам, вот и соберется капитал к концу недели. А в пятницу у меня банкет перед «ящиком», я сериалы детективные уважаю. Позавчера тоже вот так собрался за колбаской копчененькой и пивком в сельмаг сгонять, открываю тайничок, а тайничка-то и нету. Так подмену и обнаружил.
– Кроме перстенька вы еще и купюры в постаменте хранили?
– Не хранил, а прятал! – с вызовом ответил Спиридонов. – Хранил я только колечко.
– Извините, оговорилась. Так, может, этот ваш приезжий статуэтку подменил, когда вы на экспертизу с ним ездили? Хотя, нет, за полчаса копию не сделать.
– Не клевещи на хорошего человека! – возмутился дед Спиридонов. – Тем более как раз на другой день я выручку от грибов в схрон убирал! При мне еще была моя реликвия, и тайник, и все, что в нем, тоже!
Тут сделалось деду совсем худо. От сильной боли в груди он не мог вдохнуть, ловил воздух ртом и пучил испуганные глаза. Хорошо, что неотложка приехала быстро. По воскресеньям с утра пробок мало.
Лишь после того, как старика увезли, Валерия перезвонила мужу. Надо бы, конечно, обо всем Лёньке рассказать, но если уж сгоряча допустила вранье, исправлять косяк придется позже. В целом оценив разговор с мужем на твердую четверку – с той точки зрения, не обиделся ли он, и не следует ли обидеться ей, – Лера кликнула Тугарина и отправилась навестить двенадцатый участок.
Про семейство Кузнецовых Лера знала: когда младшее поколение собирается подкатить на дачу, старшее съезжает в Москву, дабы не мешать молодежи расслабляться. Валерии нужны были молодые и крутые.
«Надеюсь, сегодня именно их день», – с мрачной решимостью подумала Лера, настраиваясь на разговор.
Стучать в калитку ей не пришлось – ворота стояли распахнутыми настежь. На газоне перед коттеджем стояли три байка, слегка накренившиеся на сошках. Два из них были прикрыты дерматиновыми чехлами, а возле третьего переговаривались о чем-то братья Кузнецовы – Гарик и Толян. Саня в отдалении хлопотал возле жаровни – время близилось к обеду. Все трое были в спортивных штанах, черных майках без рукавов, с накачанными бицепсами.
– Парни, – громко произнесла Лера, приподняв статуэтку над головой. – Меняю копию на оригинал. Если вернете, вам ничего не будет.
Задрав брови, Гарик и Толян переглянулись, ухмыльнулись и двинулись в ее сторону. Саня тоже отвлекся от шампуров, прислушиваясь к разговору.
– И что там у вас? – спросил Гарик, забирая у Валерии «королеву».
Осмотрев, он передал статуэтку брату, тот хмыкнул и вернул Лере. Скривив физиономию в недовольной гримасе, тот проговорил:
– Не брали мы эту шнягу, так старой плесени и передайте. Не стыдно вам, Валерия Львовна, на откровенную лажу вестись?
Лера холодно произнесла:
– Старая плесень, как вы изволили выразиться, в больнице сейчас с инфарктом. Для Михаила Ивановича лекарством будет, если его вещь найдется. А что до лажи, то я, конечно, не технарь, но понимаю, что при нынешних технологиях сделать литую копию из пластмассы – выеденного яйца не стоит. А кузен ваш, если не ошибаюсь, как раз на таком производстве и работает.
– Работает! Только сначала с оригинала форму нужно сделать, хоть бы и силиконовую! – начал горячиться Толян. – Выходит, по-вашему, Саня к деду в дом проник, чтобы его антиквариат резиной обмазать, потом аккуратно отделить форму, сунуть в карман и незаметно исчезнуть? Чушня полная, вам не кажется?
– Не кажется! – упрямилась Лера. – Старик часто спит днем. Ему могли подсыпать что-нибудь в чай или воду.
Вытирая руки вафельным полотенцем, к их компании присоединился Санек. Он молча взял из Лериных рук статуэтку и принялся внимательно рассматривать.
– Хоть вы и не технарь, Валерия Львовна, но должны были понять, что данный предмет получен не литьем, – спокойно произнес он.
– Как не литьем? А чем же тогда? – растерянно спросила Лера, да и Гарик, хоть и промолчал, не скрыл удивления.
Саня пожал могучими плечами:
– Это и без очков видно: распечатка на 3D-принтере. Фигурка вся мелким рубчиком покрыта, вы не заметили? Принтер слоями печатает, поэтому остаются ступеньки.
– Ну точняк! – оживился Гарик. – Не литье это вовсе! Обвиняют тебя, Санек, голословно, ты можешь в суд на них подать. А что, хорошая идея. Слупишь с деда пару тыщенок чисто для профилактики. Еще вопросы имеются?
Это он уже к Лере обратился, и она поняла, что пора ретироваться, не забыв извинения принести. Но вместо этого Валерия спросила растерянно:
– И кто же это тогда сделал?
– Кто угодно! – радостно заверил ее Толян. – Принтеров таких по Москве немерено, заказы принимают через интернет, и знать даже не будут, для кого вещь изготовили. Вы как, уходите уже?
Неожиданно Саня проговорил:
– Вы бы, Валерия Львовна, со Славкой Бойко потолковали. У него недавно друган останавливался и к деду наведывался зачем-то да не один раз.
Ну что же, это была ниточка. Извинившись перед «ухарями», поблагодарив за наводку и уточнив, в каком доме проживает Славка Бойко, Лера направилась на соседнюю улицу.
Дом у Бойко был кирпичный, огромный, трехэтажный, за кирпичным же забором. Лера даже оробела слегка, но, вспомнив, что робость ей несвойственна, решительно нажала на кнопку звонка, удивившись попутно, что звонок простой, а не с видеокамерой. Недоработочка, уважаемый господин Бойко.
Калитку отворил невысокий человек средних лет, одетый в дорогой спортивный костюм, из-под штанин которого выглядывали носы почти новых кроссовок. Лера представилась, однако хозяин дома продолжал молча смотреть на посетительницу без какого-либо выражения на чисто выбритом лице.
С толку это ее не сбило. Стараясь произносить слова непринужденно и даже весело, она поинтересовалась, не подскажет ли уважаемый Вячеслав, как ей связаться с его другом, который недавно заезжал к нему в гости. Дело в том, что от соседа по даче, Спиридонова Михаила Ивановича, к которому этот самый друг заглядывал на чай аж дважды, Лера узнала, что он занимается скупкой антиквариата, а у Леры как раз имеются дивные каминные часы времен царя-освободителя, так не купит ли…
Бойко прервал ее на полуслове. Он вялым голосом рассказал, что Вадька зарулил к нему случайно, в связи с поломкой его «опелька». Вадим как раз проезжал мимо Панкратовки и еле доплюхал на трех цилиндрах до Славиного коттеджа, где и подремонтировали ему тачку, вызвав техпомощь. Пока производились работы, он разгуливал по улице, мог и к Спиридонову зайти. О том, что Вадька посещал пенсионера еще раз, Вячеслав знать не знает, и вообще они не друзья. Но – что Славе известно доподлинно, – антиквариатом Вадим не интересуется, ему просто не до того с его постоянными проблемами в коммерции.
На том разговор и завершился, и выяснить Валерии удалось лишь то, что Бойко на редкость неприятный тип. Хотя погодите, кое-что выяснилось, однако. Приезжий поведал деду Мише, что специализируется на скупке предметов старины, а Славик данный факт отрицает. Вранье это или нет? Может, Бойко просто-напросто не в курсе дел приятеля?
В любом случае расследование зашло в тупик. Сдаваться не хотелось, поэтому Лера из чистого упрямства решила еще разик осмотреть мнимый труп, который все еще занимал реликтовый сундук Спиридонова. Заодно она сможет перекусить рыбными котлетками, приготовленными на пару заботливой снохой Михаила Ивановича. Время обеденное, а еда все равно пропадет.
