Евгения Черноусова
Золотая кровь
Глава ВОСЬМАЯ. ТРЕТЬЯ ЖЕНА
«Здравствуйте, Ольга Ивановна. Я Быкадинова. Галя».
Оля вздрогнула и вгляделась в лицо посетительницы. Молодая, ухоженная. Но какой-то нездоровый блеск в глазах… не то пьяная, не то больная. За спиной маячит крупный мужчина. «Ваш спутник…» «А, этот… нет, он в машине подождёт». «Ну, заходите. Алдона, собирайся, сейчас Серёжа подъедет».
«Я даже не знаю, зачем я к вам… у меня дочь умирает в Москве, а я вот здесь…»
Они сидели за столом друг против друга. Петя ещё не проснулся, Алдона уехала. Оля сказала: «Я так понимаю, ты племянница моя? Ну, в смысле, жена племянника? Я слышала, что он плохой человек». «Вы даже не представляете себе, насколько плохой!» «Ты говори, Галя. Объясни, зачем родственники понадобились, и почему, если нужны органы для пересадки, он стал разыскивать их так не по-людски».
Она всхлипнула: «Вы не думайте, он не настолько безумный, чтобы сердце у живого человека вырвать. Кате нужна пересадка костного мозга». «Ну, насколько я знаю, в донорстве вообще проблем нет. Даже группа крови и резус значения не имеют». «Да, но нужна генетическая идентичность. Он запросил все базы здесь и за рубежом, но даже близко никого нет. Можно было попытаться у него взять, но там оказалась идентичность на 50%». «А братья?» «Они не подошли. Вот тогда он принялся родню искать. Это уже от отчаяния».
Оля сказала: «Галя, ты знаешь, меня некоторые считают наивной до глупости. Но, извини, даже у меня твой рассказ вызывает недоверие. Или ты врёшь, или недоговариваешь». Галя некоторое время колебалась, а потом махнула рукой: «А, всё равно мне пропадать! Кате помочь я не смогла, а Эдик меня в землю закопает, даже если эта шлюха ему не расскажет! Давайте я вам про племянничка вашего расскажу. Когда он на меня глаз положил, я соплячкой была. Девятнадцать лет, второй курс. Там и семейный бизнес был замешан, но это другая история. А он – успешный предприниматель, я же не знала, что он ещё пацаном успел в ОПГ повоевать и кровь чужую пролить. Я, конечно, на деньги клюнула, но он мне нравился, честно, хоть и два брака у него за спиной уже было! Он – взрослый, умный, рассказывал интересно. С каким восторгом он вспоминал, как на первом телесеансе Кашпировского вдруг почувствовал необыкновенный прилив сил и восторг. Я, говорил, понял, что буду жить вечно! Теперь я понимаю, что это был первый звоночек, он на этом сеансе начал с ума сходить… если до этого нормальным был. Как только деньги появились, стал финансировать какой-то институт по чертовщине. Я этим не интересовалась, светская жизнь и всё такое. Дочка с нянькой, муж в делах, я в львицы пробиваюсь. Дура полная. И тут второй звоночек, он от кого-то про Утятин услышал. Что он там творил!» «Я летом там побывала». «Ну, значит, в курсе. И опять я значения не придала. Потом он заболел. Начал колдунов приглашать». «А врачей?» «И врачей тоже. Потом одна колдунья сказала, что на нас семейное заклятье наложено. Он послал своих людей с колдуном договариваться. Ему выставили условия, а он их нарушил. И всё… Катя заболела». «И ты веришь в эти все глупости?» «Да как не верить, если даже кровь у неё поменялась… ой!» «Да уж рассказывай. Не бойся, не продам». «А! Ну, в общем, когда дочь родилась, у неё была вторая резус-положительная группа крови. А сейчас она резус-нулевая!» «Ну, ошиблась лаборантка». «Ой, Ольга Ивановна…» «Да ладно, зови тётя Оля. Я ведь тебе и вправду тётка». «Это ненадолго. Эдик со мной уже почти год не спит. У него теперь двадцатилетняя красотка в основных ходит. И это не считая запасных и одноразовых». «Как ты об этом… цинично и безнадёжно». «Ерунда это, тётя Оля. Катеньку бы спасти! Вы поняли, что за кровь у неё? Так называемая золотая. Если бы её с самого начала определили, мы бы регулярно её брали понемножку и создали банк крови. Её кровь всем годится, а вот ей никакая не годится. Это значит, что при трансплантации будет отторжение органов, и онкологическое заболевание лечить трудно, потому что организм не воспринимает многие лекарства. Я о проблемах с вынашиванием плода из-за несовместимости крови уже не говорю, бог с ними, с внуками. Доченьку бы спасти!» «Тебе донор с золотой кровью нужен? В этом проблема?» «Эта проблема неразрешимая. Я в интернете смотрела, таких на всей земле за всё время наблюдений было выявлено 43 человека. Они себя как хрустальную вазу берегут, не то, чтобы кровь свою отдать. А уж чтобы среди них оказался генетически идентичный – это вообще из области фантастики. Вот Эдик решил среди родственников золотую кровь поискать, мол, если такая в последнем поколении появилась, возможно, были и в предыдущих. Проверил, не нашёл». «Кого он проверял?» «Всю мою родню и своих сыновей от первого брака… ну, на самом деле, этот брак был вторым. Это был третий звонок: сыновья-то не его оказались! Представляете, какой удар по больной психике? А он в своё время, чтобы на их матери жениться, заставил свою первую жену заявить, что дочь не от него, и судом признать брак недействительным. А дочь была безусловно его, и он это знал. У него хватило совести и к этой дочери обратиться, только к тому моменту она уже была безнадёжно больной онкологией2. Ещё двоих из Черняховска, мать и дочь, проверили. Мамаша сама с нами связалась. Утверждала, что они внучка и правнучка Ивана Быкадинова». «Утверждала?» «Вероятность родства – ноль». «Ну, Екатерина Андреевна, и тут обманула! Ладно, Галя, чем я могу помочь? Мне 67 лет, таких старых не берут в доноры. Но, если бы я подошла, я бы не отказалась». «Да ничем. Я сама не знаю, что мне делать. Просто захотелось увидеть настоящую родню Эдика. Вижу, что не наследственная у него гниль, а приобретённая». «Вот что, девочка. Я понятия не имею, какая у меня кровь. За всю жизнь ни разу не сдавала ничего кроме общих анализов». «Как же так? Вы же рожали!». «Так получилось, что я к диплому готовилась. Потом у подруги дочь заболела. Она тоже беременная была, потом у неё выкидыш с осложнениями. Пришлось мне с Танюшкой в больницу ложиться. Ну, перетрудилась, девочка маленькая, всё больше на руках… Только на выписку пошли – и тут схватки. Шести месяцев не было. Сашенька килограммовый родился. Но выправился, ничего». «Какая вы… своим ребёнком ради чужого рискнули!» «Кто ж знал, что так получится. И тот ребёнок совсем не чужой. Мы сейчас в её доме. Вот что, давай я кровь сдам. Просто так. Покажешь своему мужу, что в предыдущем поколении всё как у всех». «А как?» «А доедем до станции переливания крови, и пусть они обычную порцию откачают!» «Спасибо, тётя Оля. Это мне Катин врач посоветовал съездить всё равно куда. Меня ведь в реанимацию не пускают. Сказал, легче бестолково метаться, чем сидеть на месте и сжирать себя. Я рада, что поехала. Если бы мы раньше познакомились! Я бы знала, что у меня близкий человек есть». «А твои родители?» «Никого уже нет. И семейного бизнеса нет. И квартиру родительскую я брату отдала. Так что при разводе стану бомжихой». «А брат?» «Бедная я родне неинтересна». «Ты, Галя, звони».
Галя позвонила уже на следующий день. Ещё Алдона из школы не вернулась, Петя смотрел телевизор, Оля готовила обед. Сразу даже не поняла, кто звонит. Галя рыдала в трубку так, что ничего нельзя было понять. У Оли сердце оборвалось: неужели всё? Но потом Галя справилась с эмоциями и сказала, что Олину кровь ввели Кате, у неё резко поднялась температура (а была уже меньше 36 градусов), потом нормализовалась, и девочка ожила. Её уже вернули в палату! «Что же, у меня кровь золотая?» «Да, тётя Оля! И генетически 95% совпадение». «А ты спрашивала врача, можно ли пересадку сделать от такой старой?» «Он сказал, что гарантии не даёт, но риск оправдан». «Я сейчас решу, кто с моими останется, и сразу в аэропорт».
Через трое суток они прощались на Ленинградском вокзале: «Что же вы так быстро уезжаете, даже с Катей не познакомились?» «Ты думаешь, она бы не рассказала отцу об этом знакомстве? Нам это надо? И вот о чём ещё хотела тебя спросить: как ты думаешь, отец позволит вам с ней видеться, когда вы разойдётесь? И нарушит ли она волю отца? Подростки ведь очень на материальный достаток падки». Галя вздохнула: «Я уже думала об этом. Он меня терпит только потому что дочь в тяжёлом состоянии. Нет, меня к ним не допустят. При хорошем поведении разрешат по телефону общаться. Может, раз в год увидеться дозволят. И с этой Номер четыре Катя станет льстиво себя вести, пока Номер пять не появится. Тогда уж отыграется. Дочь свою я знаю, сама такая в юности была. Это ничего, лишь бы здорова была. Ладно, не будем о грустном. Зря вы, тётя Оля, не на самолёте». «Плохо переношу. Когда сюда летела, так голова разболелась. А в поезде сейчас залягу и посплю до утра. А на вокзале меня встретят. Давай, рассказывай, что-то ты говорила о муже, что он тебя закопает». Галя кивнула: «Да, надо рассказать, а то и посоветоваться не с кем. В общем, я беременна». «От кого?» «От мужа, естественно». «Ты же говорила…» «Да. Когда Катя заболела и встал вопрос о трансплантации, доктор сказал, что брат или сестра стали бы спасением для неё. Я просила его, я умоляла, но он отказался! Решил, что найдёт донора без меня. И тогда я договорилась с одной из одноразовых. Заплатила, и она после очередной случки принесла мне биоматериал. Я надеюсь, что этот ребёнок спасёт Катю». «Галя, ты дура! Ой, прости! Но ведь и вправду дура! Неужели ты надеешься, что он останется с тобой из-за ребёнка? «Да плевала я на него! Мне дочь спасать надо!» «Тогда послушай меня. Что твой пока ещё муж сделает, когда узнает о твоей беременности? Заставит тебя сделать аборт, потому что ты нарушила его волю или отберёт у тебя ребёнка. Извини, других вариантов я от него не ожидаю. А вот если отберёт, варианты возможны такие: воспитает достойного наследника (достойного его, ты же понимаешь) или отнесётся к нему как… а вот как ты сказала: как к биологическому материалу. А тебя вышвырнет как рваный башмак и к детям не допустит».
Галя некоторое время тупо моргала, а потом заплакала: «Тётя Оля, что делать?» «Когда он прилетит, вызвать на откровенный разговор. Сказать, что понимаешь: семью не склеить. Предложить расстаться, для него ведь не проблема быстренько вас развести? И дочь перед выбором не ставить. И на раздел имущества не претендовать». «Да посмела бы я…» «Умнеешь. Удовольствуйся тем, что даст, и убегай». «А если ничего не даст?» «Всё равно убегай». «Куда я побегу, если ничего не даст?» «Ко мне. Я приму. Не благодари, мы не чужие. Ты носишь самого близкого мне по крови человека, моего внучатого племянника или племянницу. Никаких материальных благ не имею, но в дом приму, тарелку супа налью и ребёнка нянчить помогу. Галя, постарайся сбежать до того, как беременность кто-нибудь заметит».
Через неделю Галя сообщила, что Катя уже дома, разговор состоялся, муж благосклонно отметил, что она к старости поумнела и выделил от своих щедрот ей виллу в Коста-Брава и, по её словам, «совсем чуть-чуть денег». Вилла из заграничной недвижимости «самая паршивая», по её словам, ещё «маленькая для его нынешнего статуса, и во второй линии. И жить мне больше негде, так что буду я как можно дальше от дочери». Она униженно поблагодарила, откровенно поговорила с дочерью, предупредила её, чтобы в случае ухудшения здоровья она связалась с мамой, потому что только она может найти ей донора. Катя самоотверженно предложила матери, что уедет с ней, на что она ответила, что папа найдёт способ перекрыть им обеим кислород. А главное, что мама в состоянии найти доноров, но вот оплатить медицинские манипуляции не сможет. Показала ей свой счёт. «Ну, папочка, – вытянулось лицо у дочери. – Устрою я ему вместе с его шлюшками весёлую жизнь! Не бойся, мама, всё сделаю тонко и со вкусом».
«Тётя Оля, ваше приглашение в силе?» «Конечно. Но, пока твоё положение незаметно, отдохни-ка ты на собственной вилле. Если ищейки Быкадинова будут посланы проследить, то убедятся, что ты действуешь по договорённости. Только недолго, там ведь, наверное, много знакомых? Недели три, ну, месяц, и давай сюда!»
––
2 см. "Тридцать три несчастья"
Глава девятая. ЗОЛОТОЙ МАЛЬЧИК
Ох, сколько секретов появилось в последнее время в жизни Оли! Не своих секретов, сама-то она никогда ничего не скрывала. Был только один период в её жизни, когда рушилась её семья, а ей приходилось о многом молчать. Узнала об измене мужа, а уйти было некуда. И она старательно делала перед окружающими вид, что всё нормально, хотя он, наоборот, демонстративно выказывал ей своё пренебрежение. А Оле не хотелось, чтобы друзья за неё переживали, а недруги злорадствовали. Совершенно случайно узнала о неладах в их семье Светка, и тут же предложила ей дом в области. Оля не раздумывая подхватила малыша Сашу и следующие полгода жила на Светкиной даче, ежедневно проводя в электричках почти три часа в дороге на работу и с работы. И тут как-то перехватил её по пути брат свёкра Женя. Почему по пути – потому что не общались Самсины из-за его оформления на выезд из страны. Вернее, делали вид, что не общаются, но, наверное, связь какая-то была, иначе откуда бы он знал о невыносимой обстановке в доме. Это внезапное предложение прописаться в их с женой квартире стало для неё шоком, но не вызвало подозрений, что таким образом свёкры пытаются лишить её возможности претендовать на их жилплощадь. Хоть почти не знала она Женю, но видела, что он хороший человек. А он только предупредил, чтобы никому о смене адреса не рассказывала. Получив в паспорт штамп с вожделенной пропиской, она не ждала других подарков судьбы, но накануне своего отъезда младшие Самсины перевезли её в свой дом, правда, уже не в прежнюю квартиру, а в соседнюю, крошечную однокомнатную, и тут же отвели в домоуправление, где паспортистка сунула ей в руки ордер, на котором Оля значилась ответственной квартиросъёмщицей. Даже наивная Оля догадалась, что не Самсины получили деньги за обмен двухкомнатной квартиры на однокомнатную, а эта тучная тётка или, скорее, её начальство.
Только после отъезда родственника свёкор и его семейство узнали о том, что Женина квартира не отошла к государству, а стала Олиной. Пошумели, конечно, бывший муж даже пытался примириться и вписаться, но тут уж Оля не дрогнула и все атаки отбила.
Эта история всплыла в разговоре с двумя беременными – Наташей Асоян, бывшей Самсиной, и Галей Смирновой, бывшей Быкадиновой. Хоть и не юные будущие мамаши (одной тридцать три, другой тридцать шесть) никак не врубались, отчего это в старые времена квартиры продавать было нельзя. А Оля терпеливо втолковывала им, что как получали люди жильё от государства бесплатно, так и возвращать ему их должны были бесплатно. Обходили, конечно, закон, но при этом рисковали. Вроде бы, был в те времена такой криминальный бизнес по обмену жильём. Опытные маклеры строили цепочки сложных обменов, получая с каждого из участников маржу. Обменивались с доплатой, но документами это не подтверждалось, и можно было всё потерять. При выезде за рубеж, как в случае Жени, некоторым удавалось предварительно прописать у себя покупателя, взяв с него деньги. А Женя, наверное, маклера не нашёл и прописал Олю, заплатив за это коммунальщикам своими же квадратными метрами.
«Понятно, – сказала Наташа. – Натуральный обмен вследствие несовершенства экономических отношений в обществе». «А мне другое понятно, – вздохнула Галя. – Вот такой парадокс: ваш Женя подарил вам жильё, и в вас живёт благодарность к нему почти полвека, а я получила от мужа зарубежную недвижимость, которая стоит несоизмеримо дороже, но благодарности в душе ни крошки». «Ну, так продай её», – вырвалось у Наташи.
Наташа – единственная, кто с Галей ладил. Та ещё стерва эта Галя, из неё то и дело прорывается светская львица, и она проявляет к окружающим то высокомерие, то пренебрежение, а то и брезгливость. Света после первой встречи с ней злобно проворчала: «Вот наградил Господь именем Галина обеих племянниц, чтобы даже не мечталось, что кто-то из них может быть хорошим человеком!» А Оле и возразить нечем, ведь о том, кто на самом деле эта Галя, знают только Римма и Алик, для всех остальных она племянница Оли из Калининграда. У Гали дикие перепады в настроении. Тут и гормональная нестабильность вследствие беременности, и переживания о здоровье дочери, и страх перед бывшим мужем, и неумение жить в стеснённых обстоятельствах. Своими психами она обидела уже всех Олиных друзей и знакомых. Только Наташу пока не задевала. В чём тут дело – в одинаковом положении, возрасте, природной незлобивости Наташи или эйфорическом её состоянии?
А в состоянии этом Наташа пребывала с момента объявления о собственной беременности. Вся их компания пришла от этой вести в восторг. Римма, которая с Наташей подружилась даже раньше, чем Оля, всерьёз почувствовала себя свекровью и будущей бабушкой. Алик радовался её радости, да и Наташа ему нравилась. И будущему внуку он радовался, ведь в период беременности Карины и жена, и дочь с ним конфликтовали, и младенчество Саши прошло почти без его участия. Только взрослым внук сдружился с дедом, причём во многом благодаря Даше, которая с первого дня знакомства старалась сблизить вечно конфликтующих Асоянов. Оля робко надеялась, что ребёнок будет похож на мать, а следовательно, на Сашу. Алдона допытывалась, кем будет приходиться ей этот младенец. Эдик фыркнул: «Поскольку я тебе условный дядя, будем считать, что это твой условный кузен». Он, кстати, единственный, кто от предстоящего события в восторг не впал. Они с женой пока притирались, и не всегда всё проходило гладко. «А что ты хотела от в девках засидевшегося до сорока лет?» – пожимала плечами Света. Только однажды Оля заметила его эмоцию, связанную с Наташиной беременностью. Перехватив его раздражённый взгляд, Оля проследила, что обращён он на Петю, зачарованно тянущегося здоровой рукой к её большому животу. А Наташа, почувствовав прикосновение, наклонилась к деду, стряхнула слезинку с его щеки пальцами и погладила его по головке как маленького. Оля схватила что-то из посуды со стола, сунула Эдику в руки и утащила его на кухню. А там сказала жёстко, что вообще ей до сих пор было несвойственно: «Не пришлось Пете отцом стать. А перед лицом вечности знаешь, как хочется в детях на земле остаться? И не фырчи на Римму, не она у вас счастливое детство украла, а родители твои её женского счастья лишили».
Американский Самсин звонил регулярно и даже собирался ближе к родам прилететь в Петербург. С родителями же Наташа почти не общалась, потому что зятя они не приняли. Наташу Оля на её попытке объяснить ситуацию прервала: «Я знаю твоего отца. Шовинист и диктатор. Ты пошла против его воли, да ещё муж армянин».
Срок ей ставили на середину мая, но Наташа твёрдо заявила, что родит на пасху, потому что колдунья Обоянская ей это обещала. По этому поводу американский Самсин даже позвонил Оле, взволнованно спросив, всё ли в порядке у внучки с психикой. Оля засмеялась: «Моя племянница, будучи беременной, без остановки грызёт семечки, хотя всю жизнь позиционировала себя как светская львица. А Наташа прониклась доверием к шарлатанке, потому что она определила её беременность, можно сказать, на первой неделе. Это гормональное, родят – вернутся к здравомыслию».
Да, отставная жена банкира дома и на прогулках грызла семечки. Это ей Оля посоветовала, чтобы не переедать, и чтобы рот был занят, что позволяло не вступать в разговоры и не обижать лишний раз людей. На работе, правда, не грызла. Её Оля устроила в ближайшую поликлинику, где она занималась переносом данных из старых бумажных карточек пациентов в электронные. Работа была нудная, зарплата копеечная, да ещё соседки по кабинету трепались без перерыва, изводя её этими пустыми разговорами. В ответ на Галино возмущение Оля подарила ей наушники: «Слушай классику или тишину и думай о позитивном. Кто бы ещё взял тебя без стажа и с заметной беременностью? А так ты будешь получать выплаты, а через три года, может быть, устроишься на что-то более доходное, имея на руках трудовую книжку. А маленькая зарплата? Всё моё окружение на этом уровне доходов. Придётся и тебе, если нового банкира не обольстишь». «Нет, лучше бедность!» Да, бедность… думала ли она, что придётся жить в двухкомнатной квартире вчетвером: Петя в спальне, а в комнате побольше они трое. Гале в связи с её положением Оля уступила диван, сама спала на кресле-кровати, а Алдона на надувном матрасе. Это ещё Танечка после очередного курса химиотерапии уехала к своему Пранасу, а то и вчетвером бы ютились.
И наступила пасха. Оля с утра варила кашу, прислушиваясь, не проснулся ли кто из обитателей квартиры. Тихо. Но вот пискнул извещением телефон. И ещё раз, и ещё. В нескольких ракурсах новый Асоян, краснолицый и носатый. Умилённо шмыгнула носом, отправила поздравление роженице, потом Эдику, потом Алику и Римме.
Телефон снова ожил. Светка ржала: «Оль, скажи, сильны гены адмирала! У новорождённого профиль как Главный Кавказский хребет!» «Нормальный ребёнок, ещё тысячу раз переменится». «Да не обижайся ты, я, наоборот, рада, что гены с Асояновской стороны. Может, наконец, у Алика будет любящий потомок. А то Карина с Сашкой в Проничевых, славянской внешности и скандального поведения». Оля позвонила Римме, пригласила к праздничному обеду. Та ответила, что едут с передачей в роддом, а потом сразу к ним. Забежала на кухню Алдона, сунулась в телефон, завизжала, полетела деду Пете показывать. Шум воды, стук ходунков, скрип дверей. Все собираются, переговариваются, даже Галя в настроении: «Ой, да мало ли что тётя Света сказала? Зато Наташиного отца постигнет жуткое разочарование, и он не будет к ним в семью лезть». А ведь права племянница, такого внука дед Самсин не примет, и это значительно облегчит Наташино существование.
Эдик позвонил, едет в Пулково американского прадеда встречать. Договорились, что после заезда в роддом он привезёт гостя к ним.
После некоторой неловкости, возникшей при встрече малознакомых людей, постепенно разговор наладился. Обсуждали, как будут встречать роженицу, решили составить список подарков и договориться, кто что будет дарить. Женщины сновали между кухней, где Оля, Римма и Алдона лепили ватрушки, и залом, где оживлённо беседовали мужчины. Галя, чувствуя себя лишней и там, и там, благоразумно удалилась в Петину спальню и неинтеллигентно лузгала семечки. Когда зазвенел замок, она пошла открывать. Спасибо, догадалась в глазок выглянуть. Увидев, как резко отлила кровь с её лица, Оля испуганно спросила: «Что?» «Эдик», – прошептала она. «Что?» – спросил теперь Эдик. Галя испуганно ткнула пальцем в сторону входной двери. Эдик пошёл открывать, но Римма, первой догадавшись, громким шёпотом скомандовала: «Стой! Это Быкадинов!»
Эдик как самый молодой оказался самым сообразительным: «Тот самый? А, он же Эдуард? Кто он тебе? Муж? Ребёнок от него? Мне представиться его отцом?» «Ну уж нет, – остановила его Римма. – Наверняка он такой же националист, как Наташин папаша». Галя часто закивала.
Внезапно вмешался американский Самсин: «Я отец. Галя… э… surrogate mother». «Класс, – завопила Алдона и полетела открывать дверь. – Простите, что не сразу открыла, – выставила она вымазанные тестом руки перед группой столпившихся у дверей мужчин. – Мы тут пирожки лепим. Вы к бабушке Оле на праздник?»
Галя прерывисто вздохнула и выступила из-за двери: «Эдуард? Ты зачем здесь?»
Когда за Быкадиновым и двумя его сопровождающими захлопнулась дверь, Галя в полуобморочном состоянии нащупала табурет и опустилась на него, привалившись к стене. Римма достала из холодильника бутылку и сунула мужу в руки: «Открой, красное сухое беременной полезно. Ну, живее, видишь, ей надо в себя прийти!» «Разливай на всех, – бодро скомандовал новоиспечённый прадед Самсин. – Давненько я не… как это Наташа говорит? Не прикалывался!» «Дедушка Женя, я вас обожаю, – обняла его Алдона. – Как вы заказчика изобразили! Римма, вы обещали, что у surrogate mother нет родственников! Какие анализы! Это egg cell моей Карен! А тётя Галя как сыграла! Семечки из кармана одной рукой достаёт, в другую сплёвывает и бурчит, что по Сеньке шапка, ещё раза два инкубатором на ножках поработаю и на старость накоплю».
Причиной этого визита стало желание Гали продать испанскую недвижимость, которая непосильным бременем висела на ней, съедая и без того не крупный банковский счёт. Бывшему мужу об этом доложили, нынешний адрес Галины сообщили, он возмутился, что сосланная за границу жена осмелилась приблизиться к нему и его дочери. Не специально, а по делу приехав в северную столицу, Быкадинов собирался выдворить её обратно, но увидев вместо холёной красотки оплывшую бабу, лузгающую семечки, заржал и заявил, что дочь с такой колхозницей не то что жить, стоять рядом побрезгует. По поводу чужого отцовства он не сомневался, но заявил, что проведёт генетическую экспертизу её будущего ребёнка, потому что его дочери этот ребёнок наполовину брат. Тут в разговор вступил Самсин. Поняв, что плод в чреве бывшей жены ей генетически чужой, Быкадинов окончательно утратил к этой истории интерес, но виллу обещал выкупить. И действительно, в ближайшие дни прислал к ней человека, оформившего куплю-продажу.
Женщины курсировали между кухней и комнатой, шустро накрывая на стол. Деды гомонили, обсуждая планы по воспитанию новорожденного внука. Эдик, который ночь провёл в роддоме в ожидании появления сына, скорчился, подрёмывая в кресле. Оля, расставляя тарелки, покосилась на Самсина. Ему далеко за восемьдесят, но какой он живой и решительный! Быстро сообразил, как вывести из-под удара Галю, с серьёзным видом отчитывая Римму за якобы ошибочное юридическое сопровождение подбора и медицинского ведения суррогатной матери.
Когда Оля с ним познакомилась, ему было где-то в районе сорока, и она считала его старым и таким же занудным и мрачным, как все Самсины. Но добрым. А у него просто не было возможности в занудном семействе старшего брата показать себя настоящим. На самом деле он сорок лет назад был, наверное, и весёлым, и нежным по отношению к жене, запомнившейся Оле молчаливой и спокойной. «Ты чего?» – спросил он, перехватив её взгляд. «Ты меня опять спасаешь». «Тогда отдать тебе квартиру предложила Мирра. Она с семьёй твоего мужа не зналась, я навещал их один, но ей рассказывал, конечно. О том, что подруга поселила тебя на своей даче, а мужья подруг перевозили туда тебя с Сашенькой и вещами. А она сказала, что только у хороших людей бывают хорошие друзья. Поэтому лучше мы поможем хорошему человеку, чем не очень хорошим родственникам. Она разбиралась в людях, моя Мирра. Тебя по-прежнему окружают хорошие люди». Галя всхлипнула, слушая их диалог. А после проводов гостей сказала: «Как он прав, тётя Оля! Все ваши друзья хорошие люди. И я постараюсь стать лучше, я хочу, чтобы вы считали меня не только родственницей, но и другом».
К разговору с дочерью она подготовилась. Нельзя, чтобы до Эдуарда дошла весть о её истинной беременности, поэтому ей она жёстко сказала, что без диплома и опыта работы у неё нет возможности зарабатывать себе на жизнь ни руками, ни умом. Приходится телом. Была бы моложе, пошла бы в содержанки. А так приходится жертвовать красотой и здоровьем. Кто знает другой путь, пусть осудит. Девочка заплакала: «Мама, прости меня! Я должна была с тобой уехать. Ты сейчас говоришь так же цинично, как отец. Ты озлобилась, где моя добрая мамочка? Я приеду!» Но мать убедила её, что сейчас не время. Появится ребёнок, она передаст его заказчикам и будет восстанавливаться. Тогда и увидятся. А сейчас главное для них – здоровье.
Время шло, роды приближались. Галя с трудом сдерживалась: дочь опять вернулась в клинику, ремиссия оказалась нестойкой. Ольга Ивановна успокаивала её, что вновь пойдёт на донорство, но племянница понимала, что это не выход. Немного успокаивало то, что на этот раз ухудшение было не столь резким.
А у Асоянов царила радость. Наташа была мать до крайности тревожная, её дед две недели до возвращения домой провёл у колыбели двоюродного правнука, ловя каждое его движение с восторженно открытым ртом. Римма с Аликом тоже практически не отходили, так же, как Саша с Дашей. Правда, Даша с восхищением, в Саша вынужденно сопровождал. Эдик поделился: «Тётя Оля, нам это внезапное единение фамилии как-то поперёк горла. Сашка боится, что Дашка тоже киндера потребует, а ему бы для себя пожить хотелось хоть парочку лет. Даже эта ведьма, сестрица моя, и то заходить стала и умиляться, мол, дедова порода. В общем, в своём доме я самый лишний элемент. Можно я у дяди Пети заночую?» Оля потрепала его за ухо: «Только в виде исключения и одну ночь! Это тебе кажется, что они приходят к вам ради танцев с бубнами. А они ведь дают Наташе возможность выспаться, помогают с домашними делами управиться. Ты не представляешь, каково это, когда всё в одни руки. Ночь не спать, днём метаться между стиркой, кастрюлями и колыбелью, а вечером получать втык, что сидишь дома и ничего не успеваешь. Не родственники тебя от жены отодвигают, а ты сам сбежал! Смотри, будешь отдаляться – семью потеряешь».
Галя удивлялась: «Как это можно спать под дяди Петин храп и при этом жаловаться на писк младенца!» «Да не писк его раздражает, а то, что в этом доме его статус понизился. Корону с него сняли и на сына водрузили, а его в угол запинали. Мужиков завтраком накормишь, как проснутся, а я пошла Асоянов разгонять».
А вернувшись, снова подёргала крестника за ухо: «Ох, Эдик, я сегодня попыталась с Наташей поговорить о ваших взаимоотношениях. А она мне ответила, что её уже Карина отчитала. Сказала, что от неё муж ушёл при таких же обстоятельствах, и Сашка без отца вырос, потому что она с матерью отстранили молодого отца от семьи. Так что не гневи бога, сестра желает тебе добра. Просто характеры у вас такие невыдержанные. Я выгнала из твоего дома всех родственников, и старых, и молодых. Разрешила приходить не чаще пары раз в неделю. Иди и включайся в домашние дела. А сынок у тебя чудо. Вот ты у нас большой учёный?» «Средний, тётя Оля», – засмеялся Эдик. «А он будет большим учёным. У него такой умный взгляд!» «Умнее меня?» «Стопудово, как говорит Петя».
