полная версия

Евгения Черноусова
Золотая кровь

Глава пятая. ДУРАЦКАЯ ИСТОРИЯ

Не дойдя до своего подъезда, Людмила Васильевна вытащила телефон из сумки: «Инна, ты дома? Не возражаешь, я зайду?» и свернула в арку.  Помахала рукой, зная, что где-то над ней камера. Дверь пискнула, она вошла. До недавнего времени Инна гоняла по ступенькам, чтобы открыть гостям. Только прошлой осенью Асояны, дед и внук, установили электронный замок и скрытую камеру, чтобы Инне не спускаться на каждый звонок. Людмила Васильевна даже загорелась сделать у себя так же, но потом, узнав стоимость, передумала. Но всё равно снова с завистью покосилась на экранчик у двери, на котором висело две картинки: вид от двери, подаваемый от дверного глазка и вид сверху – от камеры, которую Людмила Васильевна всё никак не могла обнаружить на своде арки. Войдя в кухню-столовую, как всегда, вздохнула: «Как у тебя стильно! А люстра! Антиквариат?» Убирая какие-то бумаги, Инна ответила: «Нет, конечно, но очень удачная стилизация, сама любуюсь».

Раздражала Инна её чрезвычайно. Но, увы, ссориться с ней – себе дороже. Иначе откуда тогда черпать новости? Из всех институтских подруг принимала Людмилу Васильевну только Оля, и то после обиды, которую ей нанесли в доме Оли Асояны, идти к ней не хотелось. Да и страшновато. Сейчас бы Светку расспросить, которая всегда в курсе событий. Но Светка носа не казала с Таниных похорон. И на звонки не отвечала. А чего психанула, спрашивается? Так что, переступив через свою гордость, Людмила Васильевна начала расспросы. Инна, вопреки обычной скрытности, отнекиваться не стала и рассказала о том, что Олин внук оказался не внуком, что Алик и Римма предпринимают попытки связаться с Быкадиновым и проинформировать его о том, что Самсины как доноры ему не годятся, но пока безрезультатно: слишком тот высоко. Оля вся в напряжении, а Петя, как ни странно, получает колоссальное удовольствие. Алик принёс ему шокер, закрепил в подлокотнике коляски, и Петя целый день тренировался, чтобы быстро его извлекать. Оля переживала, как бы Петю не ударило током, а Римма сказала: «Ты что, не видишь, старики себя мужиками почувствовали, защитниками». И Оля махнула рукой.

«Ты поверишь, я уже тени собственной боюсь, – пожаловалась Людмила Васильевна. – Если кто-то приближается, я шарахаюсь как от чумы». «А чего вылезла со своей информацией, когда никто не спрашивает?» – резонно возразила Инна. «Ты знаешь мою принципиальность. Я лжи не приемлю!» «Даже если ложь во спасение?» «Кто же знал, что во спасение?» «А для чего?» Людмила Васильевна с трудом перевела дыхание. Сказала бы она этой Инке… ладно, ещё сочтёмся. Впрочем, Инна тоже завелась. Как бы она ссору не затеяла! Надо бить на жалость. «Инна, у тебя есть родня, которая поддержит и поможет. А я совсем одна. У Оли вон Андреевы и Асояны дежурства установили. Эдик, наверное, до сих пор ночует? – Инна кивнула. – Ну вот, а у меня никого нет. Случись что, никто не поможет». Инна ей возразила: «У Оли родных нет. Но она на чужую беду отзывчива. Поэтому у неё друзей много». И тут уязвила, стерва! «Оля отзывчива! Да я начинаю о ком-нибудь рассказывать, и вижу, что она не слушает! Ещё и заноет: «Люда, мне это неинтересно!» Инна выпучила на Людмилу Васильевну глаза, а потом захохотала: «Ой, не могу! Оля помогает, а не сплетни собирает!» Ах, я сплетни собираю?

Так что пришлось поссориться.

Через неделю Людмила Васильевна затосковала. Звонить кроме Иры некому. Две бывшие коллеги по колледжу, с которыми она сохранила контакты, недоступны: одна отдыхает в Испании, другая переехала к дочери сидеть с детьми и вечно отключает телефон. Позвонила Оле, хоть и была обижена на неё. Но Оля даже не поинтересовалась, как дела у подруги, а взволнованно сообщила, что готовится к встрече долгожданной гостьи Алдоны и вся в делах. Людмила Васильевна хотела посоветовать ей стребовать с Тани и её мужа деньги на содержание дочери, но Оля её даже не дослушала, извинилась и, не дожидаясь согласия, отключилась. А через пару дней квартирный телефон вообще не ответил. Что же, они целыми днями гуляют? Ведь Петя всегда с удовольствием отвечал на звонки. Не поехали же они с инвалидом на Олину дачу? И сотовый Олин недоступен. Так бы и не знала она ничего, если бы не встретила на Сенном рынке Аллу, приятельницу и соперницу покойной Тани Асоян. Они с упоением поболтали, сидя в кафе, и было ей о чём рассказать Ире по телефону вечером.

Оказывается, они действительно съехали на дачу. Но потом пришлось вернуться, потому что квартиру обокрали. «Ира, что Алка несла! Мол, украли валюту, золото с бриллиантами и коробки с электроникой. Можно подумать, я что-то в этом доме не знаю. Компьютера у Оли отродясь не было, да и зачем он ей? Все доходы – Олина и Петина пенсии, да от квартирантов Петиных чуток. Уж никак не в евро. Денег Таня немного оставила, тоже не в юанях, и они на сберкнижке, причём большая часть истрачена на Танины похороны. Ну скажи, зачем лезть в этот собес? Да эти уголовники рыдали от жалости, пожалуй, ещё какую мелочь в Петину шапку бросили!»  Ира вздохнула и сказала: «Люда, это как раз и пугает. Если в квартире нечего взять, значит, искали что-то другое. И не факт, что нашли». «Ты думаешь…» – похолодела Людмила Васильевна. «Да, похоже, что история продолжается». «Ну, спасибо, подруга, успокоила!» «Люда, тебе удобнее сунуть голову в песок?»

Людмила Васильевна не выспалась. Часов до двух вздрагивала от каждого звука. Потом всё-таки провалилась в сон, но утром встала с тяжёлой головой и сердцебиением. Уж такие кошмары ей привиделись! Нет, так жить нельзя! И, не позавтракав, она схватила телефонную трубку. Ира ответила не сразу, и была не совсем проснувшаяся. Конечно, она может спать хоть до обеда, ей же не грозит ограбление!  «Ира, тебе хорошо, у тебя сёстры хоть двоюродные! А у меня никого! Убьют – и никто не спохватится!» «Люда, успокойся, у меня они хорошо если два-три раза за год бывают. Вполне успешно мумифицируюсь, пока тело обнаружат. А ты разыщи родню, чтобы не быть одинокой. Ведь есть же на Псковщине отцова деревня, сама говорила, что у него братьев-сестёр с пяток было! Вот тебе и двоюродные». «Ага, я даже видела двоих. Приезжали такие толстые тётки, плюнули нам с мамой на порог». «Ой, за что?» «Когда отец умер, они с мамой уже лет двадцать были в разводе. Нам позвонили из морга: забирайте! Естественно, мама ответила: и не подумаю!» «А ты?» «Что я?» «Ты-то с ним не в разводе!» «Я его и не помнила совсем!» «Подожди, как не помнила? Даже я помню, как мы с ним на каток в третьем классе ходили!» «Ну да, общались мы с ним немножко. Но он то выпивши, то с похмелья. Всё равно, чужой человек. И мама сказала: если ты пойдёшь его хоронить, ты мне не дочь!» Ира надолго замолчала, видно, нечем крыть. Потом всё же спросила: «И кто его хоронил?» «Ну, вот эти племянницы отцовы приехали и увезли тело в деревню». «Да, с ними уже мостов не наладить. А с маминой стороны?» Она одна была у родителей. После семилетки приехала в Ленинград в швейное ПТУ поступать. Потом замуж вышла, меня родила, заочно в институте текстильной и лёгкой промышленности училась. На родину ездить было некогда. Когда её родители умерли, я не знаю». «Ясно. Значит, она тоже родителей не хоронила?» «Что значит тоже?!» «Ну, ты же отца не хоронила…» «Ира, прекрати эти подколы, а то мы поссоримся!» «Ладно, не обижайся. Вполне возможно, что на родине у твоей мамы были двоюродные братья и сёстры, их дети тебе троюродные. Дальняя родня, но помнишь мою троюродную сестру Катьку? Она до самой смерти мне самым близким человеком была. И её Костя – самый близкий мне из племянников. Поищи материных родственников. Люди мы с тобой немолодые, пора подумать, кто нас в последний путь проводит, кому наше добро достанется». «Мне и написать-то некому…» «Тут не писать, тут ехать надо».

Людмила Васильевна положила трубку, поставила на плиту чайник и задумалась. Ехать никуда не хотелось. Но и оставаться страшно. Ещё две-три таких ночи, и реально крыша поедет. Может, права Ира? Где этот Утятин, кстати? На севере, на юге? Как туда добираться? И она сунулась в телефон. Так, Уремовская область. Так, озёра, рыбалка, родина олимпийского чемпиона… картинки… а что, славное курортное местечко. Если бы вдвоём поехать! Так, знаю, с кем! «Оля, здравствуй! Что я слышала! Вас, говорят, ограбили!» Надо же, и доллары, и ноутбук, и золото! «А я думала, у Тани была бижутерия. Слушай, сколько можно под дамокловым мечом жить! Я тут в Утятин собралась, на мамину родину. Думаю родословную свою восстановить. Хочешь, я тебя с собой возьму? Отдохнём, а заодно переждём сложное время. А что Петя и Алдона? Петю Гале, Алдону родителям! Оля, я тебя когда-нибудь о чём-то просила? Все вокруг говорят, как ты всем помогаешь. А мне за полвека хоть раз помогла?». «Люда, если бы у меня появилась свобода от обязательств, я бы своей родословной занялась и поехала бы в Черняховск. Надо же мне узнать, почему моя девичья фамилия столько неприятностей принесла! Нет, Люда, это даже не обсуждается! Петя – инвалид, Алдона – ребёнок, а ты вполне самостоятельная женщина. Но, если хочешь, я могу предложить тебе попутчиков. Тут мои соседи по дачному посёлку собираются в твой Утятин поехать. Алексей Степанович там в шестидесятых училище заканчивал, рвётся в места юности. Он инвалид, нога недавно ампутирована, Люба очень переживает, что с ним тяжело будет. Вот и поезжайте вместе, им помощь, тебе компания». Людмила Васильевна возмутилась: «Оля, я помощи просила, а не нагрузки» – и хрястнула трубкой по аппарату: вот вам ваша добрая Оленька! Ну, попомнишь ты меня! Теперь назло тебе поеду! Снова схватила трубку: «Ира, ты дала мне хороший совет. Завтра мы с тобой вечерним поездом Санкт-Петербург – Уремовск отправляемся в путешествие! Да, мы! Ты –  моя лучшая подруга, и не оставишь меня в трудную минуту!»

Петя сразу рассказал неродной внучке о событиях недавнего времени, и она пришла в восторг. Старый и малая, по словам Оли, стали «играть в войнушку». Алдона в первый же день разрядила электрошокер. А Оля ещё удивлялась, что Петя, который капризничал, когда она вывозила его на прогулку, потому что стеснялся коляски и своего искажённого лица, с Алдоной в течение дня выезжал несколько раз. Они переходили через дорогу и в сквере по очереди трещали этой игрушкой. Ещё разметили дальнюю дорожку и гоняли по ней на коляске на время. Там их застукали Даша с Сашей. Дед сидел на скамейке у стартовой полосы и делал отмашку Алдониным платком, на финише с секундомером стояла маленькая девчонка, а соседские ребятишки по очереди гоняли на коляске. Рядом со скамейкой сидел ещё один колясочник – мальчик с ДЦП из соседнего подъезда – и щелкал шокером. Даша, увидев это, взвизгнула, а мальчик сказал: «Да не бойся, он разряженный». Она бессильно рухнула на скамейку и спросила: «А ты что с ними не соревнуешься?» Подъехавшая на коляске Алдона ответила за него: «Толик с дедом Петей из высшей лиги. Мы рядом с ними слабаки». Потом поймала взгляд Даши и заныла: «Ну, Дашенька, ну, не закладывай нас, пожалуйста».

Вывезенные от греха на дачу, Петя с Алдоной не успокоились. Сначала они просто дважды в день отправлялись в поселковый магазин за мороженым. Оля не возражала, места тут безопасные, плюс к тому Алдона закупала овощи, молоко и хлеб, навешивая на коляску пакеты. Потом они стали задерживаться у спортивной площадки, где целыми днями мальчишки играли в футбол. Петя активно болел, комментировал. Сначала парни обижались, потом, убедившись в его объективности, доверили свисток.  В одном из походов в магазин заметили толстого старика в коляске, который угрюмо поглядывал на проходящих из-за высокой кованой ограды. Алдона простецки заговорила с ним: «Дед, у тебя тоже инсульт? Хочешь мороженого?» Старик оторопел, но мороженое взял. И ел с удовольствием. Познакомились. Он представился Алексеем Степановичем, но Петя стал звать его Степанычем, а Алдона – деда Лёша. У него ампутирована нога, на протезе пока ходить не может. «А деда Петя уже немножко с ходунками ходит», – похвасталась Алдона и пригласила нового знакомого на футбол. Степаныч просиял: «Поехали!» и двинулся к калитке. Вышла из особняка жена, пыталась остановить, но он рявкнул: «Не командуй!»

Стали деды на футбол ездить. А потом Степаныч с тоской заговорил о городе своей юности, где учился в училище механизации и вылезал со второго этажа общежития через окно, чтобы порыбачить на рассвете, и Алдона предложила дедам порыбачить. Нашла подходящее место, где был пологий спуск к речке и мостки. В первый день у Пети не клевало, а Степаныч всё-таки поймал две малюсеньких рыбёшки. Несмотря на неудачу, деды были страшно довольны. Снасти девчонка спрятала за забором в кустах, чтобы Оля не узнала об их времяпровождении. И на следующий день они вляпались. Причём в буквальном смысле. Начал моросить дождь, на который увлечённые рыбалкой старики не сразу отреагировали. Да и девочка, собиравшая камушки и ушедшая довольно далеко, не сразу сообразила, что нужно срочно выбираться. Словом, когда она попыталась вывезти Петю наверх, колёса завязли в глинистой почве. Еще по ровной тропе можно было выехать, но наверх у них даже совместных силёнок не хватило. Крутая с электрическим мотором коляска Степаныча тоже не потянула. Алдона испугалась, а деды к неприятности отнеслись наплевательски. Вернулись на мостки и снова принялись удить. Благо были прикрыты плащ-палатками. Позвонившей Оле Алдона ответила, что пережидают дождь под навесом остановки. «Моя-то рыбка что икру не мечет?» – спохватился Степаныч и выяснилось, что он телефон с утра забыл подзарядить. Чем бы дело кончилось, неизвестно, но ехали через брод на джипе какие-то основательно экипированные мужики, увидели колясочников и не поленились пройти от дороги метров пятьдесят, чтобы узнать, не требуется ли помощь. Когда начали помощь оказывать, заматерились: старики были не мелкие, особенно Степаныч. Тут Алдона сообразила: «А давайте трос к коляскам прикрепим!» Подогнали машину и вытянули коляски наверх. Запихнули коляски и дедов в машину и пустили бутылку по кругу, как Алдона ни возражала: «А мы тебе и не предлагаем!» В общем, когда Петю выгружали из машины, он хихикал, очень довольный. У забора Олиной дачи стояла машина, а рядом – приехавшая на ней Любовь Алексеевна, жена Степаныча, и Оля. Оля впервые рассердилась не на шутку и шлёпнула Алдону по попе. Спасители за неё заступились, мол, находчивая девочка, и предложили не перегружать Степаныча с машины на машину, а довезти до дома. Любовь Алексеевна ожгла Алдону гневным взглядом и села за руль. Следом за ней двинулся джип, из окна которого дед салютовал подельникам бутылкой.

А на следующий день позвонила Римма. Она сказала, что прогноз на всю неделю – дожди, поэтому послала Эдика и Наташу вывезти их в город. Оля немного удивилась её настойчивости, но не возражала, напуганная активной деревенской жизнью деда и внучки. По пути Риммины посланники осторожно рассказали о причине, по которой за ними послали.

Утром Римма с Аликом заехали полить цветы и обнаружили квартиру Оли вскрытой. Вызвали полицию, но поначалу не очень расстроились, зная, что брать в квартире, в общем-то, нечего. Да и полицейские с сомнением разглядывали мебель, которую на рубеже 50–60-х годов покупали свёкры покойницы Татьяны: «Может, ребятишки похулиганили? Что кроме ноутбука пропало?» После недолгой паузы вдруг Римма вскрикнула: «Доллары!» и кинулась к гардеробу, где под бельём Оля держала деньги, полученные за шубу. Долларов не было. Римма на трясущихся ногах дошла до дивана. Только присела, и вновь подскочила: «Боже, Танино золото!»  Метнулась к буфету – пластмассовая коробочка, в которой хранились Татьянины украшения, тоже была пуста. «Сделайте опись драгоценностей». Римма сжала виски: «Боже, да я их не разглядывала… помню, серьги двойными кольцами, такие из белого и жёлтого золота, и то потому что Алдонка их в прошлом году взять хотела… ещё одна серьга непарная с аметистами, вторую лет двадцать назад потеряли… перстни были… кулон, ещё пара цепочек… ох, да лучше бы этот гнусный зять их продал!» Тем временем эксперт, поколдовавший над коробочкой, сказал: «Похоже, тут в перчатках работали». Доселе молчавший Асоян сказал: «Римма, успокойся, мы по записи этих воров найдём». Римма махнула рукой: «Но ведь ноутбук спёрли!» «Запись к Даше на почтовый ящик дублируется». В общем, послали Эдика с Наташей на дачу за хозяевами, чтобы заявление написать и опись побрякушек сделать. В дороге Петя с Алдоной внимательно просматривали на планшете запись с лестничной клетки. Петя: «У-у, бандиты!»; Алдона: «Морды уголовные!»  Против ожидания, никто особого огорчения не высказал. Оля даже порадовалась: «Хорошо, что нас там не было!» А дед с внучкой радовались предстоящему посещению отделения полиции. Алдона, обожавшая бабушкины побрякушки, кажется, не сомневалась, что их найдут: не полиция, так они с дедом.

Пока Оля, Алдона и сопровождавшая их Римма составляли опись пропавшего, Наташа и Асояны сидели под дверью кабинета, а Петя катался по коридору, разглядывая всё: стены, двери, наглядную агитацию. Когда пошли на выход, Петя потянул девочку к стенду «Их разыскивает полиция: «Донна, смотри!» Это Римма так её звала: «Донна Альдонса», потому что была она похожа на бабушку Татьяну, такая же черноглазая и темноволосая. А Пете легче было произнести «донна», чем Алдона. Девочка посмотрела на стенд, взвизгнула: «Деда Петя, ты гений!» и понеслась назад к кабинету. Минуты через две полицейский за плечо вытащил её из кабинета, довёл до выхода и сдал на руки бабушкам-дедушкам: «Наглая девица, но глазастая!» Нисколько не обиженная, Алдона скомандовала: «Поехали быстрее, там уже вызвали группу захвата!» Эдик сказал: «Легче дворами пешком дойти, чем коляску загружать». Алдона крикнула: «Погнали!» и покатила коляску по тротуару. И дед с внучкой показались во дворе, когда остальные ещё не успели выгрузиться из машины у парадного. Не дойдя до своих, Алдона свернула к детской площадке, где сидел в своей коляске Толик, а рядом на скамейке его мама, и стала взахлёб, размахивая руками, рассказывать, что в полиции уже знают, кто их обворовал, и сейчас приедут арестовывать уголовника из дома напротив, которого узнал участковый, и его подельника, находящегося в розыске, которого узнали по фотографии дед Петя и Алдона. Толик двинул коляску к месту проведения операции, но его мама подскочила и стала убеждать детей, что полиция всё оцепит, что лучше наблюдать сверху, из их окна. Поскольку окна Олиной квартиры выходили на другую сторону, Алдона напросилась к Толику в гости, вместе с дедом, естественно. Глядя им вслед, Алик сказал: «Петя наш совсем в детство впал». Римма помотала головой: «А может, он всегда таким был? Изображал мачо, потому что считал, что таким он интересен окружающим. А сейчас он стал самим собой». Эдик с уважением взглянул на жену отца: а она неглупа! Он не слишком хорошо знал старика до болезни, но слышал, что тот при живой жене приставал к её подругам. Ближе узнав его после смерти Татьяны, Эдик подумал, что, пожалуй, весь Петин прежний кобеляж из разряда «говорит о том, что делать не может».

Вернувшаяся от Толика Алдона принесла почту и массу впечатлений. Она трещала без умолку, а Петя с азартом её дополнял. Они в окно всё видели! Права Толикова мама, всех соседей от второго корпуса отогнали, а в окно всё отлично было видно! Группа захвата была в масках и бронежилетах! Всё чёрное! Но не стреляли. А Толик снимал видео! Он потом всё для нас перепишет! Вот вернёт полиция наш ноутбук, и вы все посмотрите! А ещё мы играли в настольный футбол, и деда Петя всех победил!

Приехали Даша и Саша, привезли старенький ноутбук: «Поставим временно, а то нельзя же без видеонаблюдения». Потом все смотрели Алдонино кино. Она азартно подпрыгивала за спинами старших: «Я Ульянке пошлю! На Кипр она поехала, задавака! А у нас в Питере покруче будет!» Наташа сказала: «Давай на телевидение эту запись продадим». Алдона обрадовалась: «Давай! Только это не наша запись, а Толика!» «Значит Толик деньги получит!»

Пока все шумели, Эдик отступил в коридор, желая незаметно смыться, но увидел, что Оля праздно сидит за столом на кухне, и свернул туда: «Тётя Оля, тебе плохо?» «Ничего, Эдичка, просто я расстроена». Он взял из её рук письмо: «Можно?» – и просмотрел его по диагонали. «Кто эта Валя?» «Соседка моя. Она моложе меня на год, но мы дружили в детстве. Лет сорок не общались, как маму похоронила и ездить на родину стало не к кому. Когда это всё случилось, я подумала: а вдруг Валя что-нибудь знает о моём отце? Может, мать её что-то говорила, она дружила с моей мамой по-соседски. А что Валя могла умереть, об этом я не подумала. Представляешь, мать её жива, а Вали уже десять лет нет».  «Тётя Оля, а может, встряхнёшься, слетаешь туда? Видишь, внучка пишет, что не сегодня-завтра бабуля с белым светом простится и очень тебя увидеть хочет. Отдашь последний долг старушке, а заодно расспросишь её о своих родителях». «Нет, Эдичка, на кого же я своих стариков-разбойников оставлю?  Вернусь – а тут утро стрелецкой казни: ОМОН, группа захвата, танк на лестничной площадке и гора трупов со следами электрошокера на теле. И Петя с Алдоной, в наручники закованные». Послышалось фырканье. Стояли в дверях Алдона с Петей, обнявшись. «Ой, Петя, как ты без ходунков?» Эдик засмеялся: «Не видишь, Алдонка за подпорку».

Войдя в дом, Эдик заглянул на кухню и удивился: Карина жарила котлеты. И это с её приверженностью здоровому питанию и бесконечным попыткам похудеть! «Ты что, махнула рукой на личную жизнь?» Она, не поворачиваясь и не срываясь, как обычно, тихо ответила: «Мне мама сегодня приснилась». «И что?» «А сегодня её день рождения. Вот, решила помянуть. Тебе позвонила, тёте Свете, тёте Алле, соседей позвала, коллег маминых. Тёте Оле весь день звоню. Помоги её разыскать». Эдик прислушался к себе и желания язвить не обнаружил: «Карин, тётя Оля сегодня в Калининград улетела. А отцу ты не звонила?» «Нет». «Твоё дело. Но неудобно будет перед гостями». «Позвони, а?» «Я могу. Но как-то естественнее, если это будешь ты». Чудо! Карина сунула ему в руку лопатку и стала звонить. «А что ты одна?» «Тётя Света обещала пораньше прийти». «Это не дело. Не будешь возражать, если я молодежь привлеку?» Карина не то крякнула, не то зашипела, не то подавилась, но промолчала. Чудеса продолжались.

Как всё мирно прошло! Даша чистила картошку, Саша пылесосил комнату Эдика, в которой решили накрыть стол, а сам Эдик направился за продуктами. И за столом никто не язвил, не орал, не прожигал взглядом. Первая сорвалась Карина, наорав на сына. Но было это уже когда ушли коллеги, потом соседи и Алла, и только Света задержалась, чтобы помочь убраться, да отец что-то уточнял у Даши по поводу компьютера.  Когда крик начался, Света демонстративно сняла передник, бросила его на стол и уселась на диван: «Что ж вы тормозы такие! Тётя Алла вся извертелась в ожидании истерик! А вы два часа прособирались!»  Карина пошла на попятный: «Тётя Света, ну что поделаешь, кавказский темперамент!» «Ой, девочка, не мели ерунды. Это проничевский темперамент, а не кавказский. Я отца вашего сколько знаю? Да пятьдесят лет будет на Октябрьские! Ни разу он при мне голоса не повысил. Я и деда вашего знала. Вполне выдержанный был, хоть и адмирал. Зануда, но не псих». «Так мы психи, – опять завелась Карина. – И не смей говорить плохо о моей маме хотя бы на её поминках!» «Поняла. Твоему папе, чтобы дождаться от тебя доброго слова, надо умереть». Старший Асоян встал и сказал: «Поехали, Светка, я тебя домой завезу». «Не обижайся, Алик, но надо же им когда-нибудь сказать, как они со стороны выглядят».

Подымаясь по лестнице, Алик посмотрел на часы. Было уже начало двенадцатого.  Наверное, все уже спят. Кроме Риммы. И точно, едва он открыл дверь, как жена выглянула из кухни: «Что так поздно? Не проголодался?» Он ей тоже вполголоса и вопросом на вопрос: «Все спят?» «Угомонились. Гости у нас сегодня были. Эти… из посёлка». «И как?» Римма засмеялась: «Приятные люди. Вот, пирог капустный под полотенцем. Вместе пекли, Любовь Алексеевна рецептом поделилась, попробуй. А старики-разбойники в сквере сидели». «Так-таки и сидели?» «Ага, на скамейке. А ребятишки на колясках катались. Вот удивительно! Сколько Петю знаю, никогда у него друзей не было. А с Алексеем Степановичем он разговаривает, смеётся. Неужели рыбалка – такое объединяющее дело?» «Там с детского футбола началось. Скорее, объединяющее начало – дети, Алдона прежде всего».   «Ладно, у нас всё нормально. Ты-то как?» «Да Светка, понимаешь, разборку затеяла. Отчесала деток моих, будь здоров». «Что, прямо на поминках?» «Да нет, после. И, надо отдать должное, не она начала.  Но продолжила очень умело. Понимаешь, если бы она стала орать, они бы её переорали. А она так тихо, размеренно. Парни только глаза пялили. А Каринка рыдала! Света сказала, что никто из них не может семью создать, потому что любить и прощать не умеют, что за шестнадцать лет так и не разъехались, потому что нравится им как паукам в банке на этих квадратных метрах друг друга кусать. Чтобы Даша тридцать три раза подумала, прежде чем судьбу свою с Сашкой связывать. Чтобы попробовала на квартире с ним пожить вдали от матери и дяди, может, при их отсутствии он начнёт на неё кидаться». «А что, не исключено», – вздохнула Римма. «Я тоже так подумал, Римма. Господи, что же мы с Татьяной натворили со своей жизнью! Как детей воспитали! Ведь нельзя было в такой нелюбви жить…» Римма остановила его: «Ладно, Алик, что об этом говорить. Пролетела жизнь. Ты лучше скажи, чем Светкина разборка закончилась». Асоян оживился: «Мы все считали, что Светка такая ограниченная, с лёгким характером. А она человек здравый и практичный. Пока за столом сидела, вызнала у соседей, что они ищут вариант расширения жилплощади. И предложила моим деткам как первый этап расселения взять доплату и скинуться на студию одному, а двоим переехать в соседскую двухкомнатную».  «И кто этот счастливчик?» «Ни за что не догадаешься! Мы предполагали, что либо Сашке, у которого семья наклёвывается, либо Эдику, потому что естественней остаться в общей квартире матери и сыну. А Карина сразу слёзы высушила: я старше всех! Мне нужен покой! Парни подозрительно быстро согласились, и даже о доплате не очень торговались. А у Карины, похоже, есть и денежки, и вариант жилья получше чем студия. Завтра с утра буду её сопровождать». «Это вы до такой поры торговались?» «Да нет, я Свету домой завозил, а там ремонт на трассе. А потом домой поехал машинально.  Только у гастронома вспомнил, что мы у Оли ночуем. Да, слушай, Света на Эдика бочку катила про какую-то девушку, которую он всё подкалывает, вместо того, чтобы доброе слово сказать. Откуда она про Эдика знает? Она тебе не говорила, что за девушка?» Римма прыснула: «Есть Эдику в кого быть дуболомом».  «Наташа?! Она очень хорошая девочка. Чересчур хороша для Эдика. Неужели он ей нравится?» «Конечно, нет. Вот если бы он, как Светка сказала, добрых слов не жалел, она бы на него внимание обратила. Несчастный недолюбленный ребёнок. Ты когда-нибудь слышал, как она с дедом воркует по телефону? А они знакомы-то всего ничего. Но её просто поражает, что ему всё о ней интересно. В общем, от всей души желаю ей счастья. Эдик его дать не может».

На следующее утро и дед, и внучка были не в духе. Римма нервничала: Петя не стал завтракать, а только запил таблетки чаем, Алдона, надутая, лениво ковырялась в каше. «Да что это с вами, – не выдержала Римма. – Ладно, Петя, взрослый человек, имеет право задуматься. Ты-то, Алдона, что капризничаешь? Что я бабе Оле скажу? Что голодом тебя морила? Ну! Что киснешь?» Алдона подняла на неё глаза: «А вдруг бабы Олин самолёт разобьётся?» «Нелепый ребёнок! Баба Оля звонила из Калининграда от дяди Славы! Ты же сама с ней разговаривала!» «Да-а, ей ещё в Черняховск лететь!» «Не лететь, а ехать! Дядя Слава её в машине отвезёт, – посмотрела на часы и добавила. – Да отвёз уже! Это вы с дядей Петей лодыри на отдыхе, а баба Оля рано встаёт».

Когда Асоян открыл двери Олиной квартиры, его встретила непривычная тишина. В этом доме всегда были гости, всегда какие-то разговоры, смешки, стук ходунков, бряканье посуды, шипение чайника. А сейчас – только шум машин за приоткрытым в зале окном. Хорошо, что босиком прошёл: прикрытая покрывалом, на диване спала Римма. На цыпочках он прошёл на кухню и потянулся к чайнику. «А может, супчика?» В дверях стояла, моргая, Римма. «Ох, прости, родная, я тебя разбудил. А где все?» «На теплоходе плывут».

За обедом Римма рассказала мужу, что «старый и малая» закапризничали. Алдона просто затосковала без любимой бабушки, а Петя никак не кололся. Спасибо, пришёл Эдик и догадался сходить к Толику и расспросить его.  Оказывается, Петя позавидовал Алексею Степановичу, ему жена сняла дом в Утятине на месяц, и через несколько дней везёт его туда рыбачить. «Степаныч его приглашал, но Петя понимает, что в его состоянии не может навязываться малознакомым людям. Но с досадой справиться не мог. А Эдик им организовал водную экскурсию, чтобы настроение поднять». «Они втроём отправились?» «Если бы!» – сердито ответила Римма. «Понял, – засмеялся Асоян. – Эдик Наташу пригласил». «Чему ты радуешься?!»  «Не сердись, Римма. Не вижу повода радоваться или огорчаться. Сама сказала, что соблазнить эту девушку можно добрым словом. А он просто попросил у неё помощи. Ведь за нашими героями нужен глаз да глаз». «Он ещё Толика с его мамой пригласил». «Вот видишь, на каждого хулигана по надсмотрщику».

Вечером, когда Римма уже начинала волноваться, что путешественники до сих пор не вернулись, Альберт решил её отвлечь: «Ты вот говоришь, что Алдона дружит с ребятишками моложе её, и это признак инфантильности. А, по-моему, это просто желание себя сохранить. Её сверстницы меряются дорогими гаджетами и модными тряпками. На этом рынке ей не конкурировать. А с дворовыми ребятишками она радуется собственным достижениям, но и за других тоже. Ты вспомни, как она гордилась, когда маме Толика на карту перечислили гонорар за видео! И все ребятишки хвастались, какой у них сосед крутой, что даже не телевидении подработал! До приезда Алдоны Толик сидел сычом под охраной мамы рядом с детской площадкой. Не то, что им ребятишки брезговали, просто считали, что он другой. А теперь они его зовут в игры, то судить, то планы строить. Домой к нему ходят, там в настольные игры играют. Позавчера он местного чемпиона в шахматы обыграл. А ещё кофемолку соседке починил. Хорошая у нас девочка!» «Да, она добрая». «Вот и Наташа добрая. И к Оле она не за добрым словом, а помочь приходит. Ну, хочется ей быть нужной! Не по указке старших действовать, а по велению собственного сердца».