Ева Вишнева
Кокон
– Мы пытались бороться со стихией, – ответит ночной гость, и тусклая лампа выхватит из сумрака уродливые шрамы на его щеках. Светлые полоски покажутся Норе влипшими в кожу червями. – А здесь люди убивают друг друга. Как вы и сказали, Средние века. Охота на ведьм, суды Линча, инквизиция. Смерть непохожим. Все это грязь, которую мы давно вычистили и забыли: конечно, она будет впечатлять и будоражить. Но вам больше не о чем волноваться: в каком-то смысле вы вернетесь домой – окажетесь среди своих. К слову, кое-кто очень хочет с вами встретиться.
Смотритель маяка улыбнется по-особенному, расслабится.
Будут еще слова, много громоздких слов, которые Нора едва поймет. Днем смотритель покажет остров, проведет узкими тропками, научит рыбачить. Вечером они разведут костер на северном берегу, пожарят рыбу. Есть будут руками, подложив широкие листья вместо тарелок, словно дикие люди из книг по древней истории. Смотритель спросит у ночного гостя, перекрикивая птичий гомон:
– Вы, кажется, разочарованы увидеть меня таким?
– Скорее… То есть… Я столько слышал и читал о вас. Ну, “последний безумец на Земле”, “человек, который не остановился” и все такое. Думал, ничто на свете не может вас сломить. Но по дороге сюда читал ваши рапорты, и там везде страх. Я понимаю, откуда он и все думаю, что нам, вынужденным мигрантам, делать дальше.
– И что надумали?
Щека с белесым шрамом-червем дернется, словно ночной гость хотел улыбнуться, но в последний миг задушил улыбку:
– Доживать свой век на этом острове, скрыть его от чужих глаз. Или выйти за его пределы и изменить мир. Чтобы он скорее подобрел.
– Поэтично. Кажется, я знаю, у кого вы научились так красиво говорить. Кстати, как у нее дела?
Ночной гость ответит, но слова потонут в птичьем гомоне. Нора как-то пыталась прочесть по губам, не вышло. Смотритель маяка – не в ответ, а просто – укажет на стайку длинноногих стройных птиц, которые всегда держатся особняком от остальных, крикливых и буйных:
– Их много и в глубине острова. На месте бывшего поселения. В провалах между скалами, где пресная и соленая вода перемешиваются, и водятся змеи, лягушки, всякая гадость…
У птиц белые перья, тонкие шеи и острые клювы.
– Из-за них я назвал этот остров “Астлан”.
Норе пора возвращаться, сейчас у нее нет времени задерживаться здесь надолго: одногруппники скоро вернутся с фермы, а завтра рано вставать на занятия. Да и потом, с нитью нужно обращаться бережно, не бежать по ней впопыхах, иначе можно спутать направление, провалиться в смутные времена. Нора побывала там однажды. Тогда климат острова был злее, а сам он, словно акулья пасть, смотрел в небо острыми зубьями скал.
Тогда Нора едва отыскала пологий склон, откуда проглядывался далекий берег Большой Земли. Сверху открывался обзор на пришвартовавшийся корабль, с палубы которого сходили женщины со впалыми щеками, сгорбленные, хромые мужчины, костлявые дети. Бескровные лица, руки-ноги в шрамах от наручников и колодок, тонкие, словно сухие ветви. Одежда изношенная, протертая до дыр на локтях и коленях.
Люди ежились на ветру, пробирающем до костей. Смотрели на птиц, гнездившихся в скалах. Сбивались в свои, человеческие, стаи, прижимались друг к другу боками и спинами. Втягивали головы в плечи, вздрагивали от грубых окриков погонщиков – так Нора назвала экипаж, румяный и веселый, в теплой, хорошо пошитой форме. Один из них пнул замешкавшегося у трапа мужчину, тот упал с высоты на камни и больше не двигался. В толпе у скал закричала женщина. Тонко, по-птичьи – и птицы, будто приняв ее за свою, ответили: загоготали, захлопали крыльями.
– Наконец-то мы избавились от чудовищ, – сказал один из людей в форме. Возможно, капитан, Нора не разбиралась. – Отсюда им не сбежать. Ледяная вода, сильные течения, подводные пики. Даже если они построят лодки, пролив не пересекут.
Корабль уплыл, паруса с гербом скрылись в тумане.
Люди остались. Нора видела, как они строили дома, пуская в ход все, что попадалось под руку: деревья, камни, землю. Видела, как дома рушились под натиском ветров, рассыпались от сырости, вспыхивали на летнем зное. Мужчины-женщины-дети слабели день ото дня, простужались, болели. Проклинали тех, кто остался на Большой Земле.
– Они почитали нас, а потом стали называть чудовищами, забыв, что мы – чудо.
– Они построили больницы, чтобы излечить нас, но на самом деле пытали и травили.
– Они отвозили нас в лес, раздевали догола, разрешали бежать, а затем спускали собак.
– Они бросили нас здесь умирать.
– Так ответим им.
– Так ответим им.
– Там ответим им.
Люди снова сбивались в стаи, как в первый день прибытия. Брались за руки и закрывали глаза. Нора смотрела со стороны и думала: “А я знаю, что они чувствуют”. Она не удивилась, когда задрожала земля и скалы пошли трещинами, а вода у берегов вскипела. Не удивилась, когда на горизонте показался гребень и вскоре превратился в исполинскую ревущую волну. Волна обошла остров стороной, прошла западнее, обрушилась на берега Большой Земли.
Дрожь под ногами, сцепленные ладони, растянувшиеся в улыбке сухие губы, пустые глаза. На секунду в эти глаза вернулась жизнь, они заслезились, затем закровоточили. Кровь потекла из ушей, ноздрей и рта – сцена, которая до сих пор преследовала нору в повторяющемся кошмаре.
И еще в этом страшном сне умирающие люди шептали:
“Мир никогда больше не будет прежним. Целостным, как здоровый организм. Замкнутым. Упорядоченным”.
“Теперь он набор шрамов, синяков и ссадин, скрытых под одеждой. Совсем как у нас”.
“Теперь он набор язв, спрятанных за здоровой на вид кожей. Совсем как мы”.
“Мы хотели не этого”.
“Мы не хотели этого”.
Нору трясет от нахлынувших воспоминаний. Она подходит к смотрителю маяка, кладет голову ему на плечо. Не почувствовал, не шевельнулся даже, все сидит над записной книжкой. Ничего, Нора попробует сделать это в своем времени – положит голову ему на плечо и пожалуется на страшный сон. И скажет еще кое-что, очень важное.
По одной из легенд о сотворении, мир сплел огромный шелкопряд.
Однажды Нора доберется до самого начала и спросит, зачем он это сделал.
2
Элль замерла, услышав приглушенные голоса. Показалось? Не удивительно: ветер стонет, просачиваясь сквозь старые рамы, а звук собственных шагов гулким эхом отражается от стен. «Странно, учебные комнаты давно должны были опустеть”, – подумала Элль. Едва она собралась продолжить путь, снова послышался шум. “Уж не призрак ли?” Спину будто перышко пощекотало.
Элль вспомнила, как в начале лета они с ребятами набились в комнату Яцека, растянули простынь, привязали к опорам двухъярусных кроватей. Сбросили на пол подушки, расселись и принялись делиться историями, одна другой страшнее. Сжимали коленями фонарики, водили над ними руками – складывали пальцами фигуры, пуская жуткие тени на тканевый купол. Большинство историй рассказывалось про Большую Землю – материк, отделенный проливом от острова. Якобы там водились чудовища: крали души, путали мысли, высасывали жизненные соки. Но некоторые истории, по словам ребят, когда-то разворачивались здесь, в этих стенах, в глубине пустых коридоров, по которым Элль теперь спешила. И хоть она была не из пугливых, от шелестящих где-то рядом голосов становилось не по себе.
“Ну вот еще, – раздраженно подумала она. – Призраков не существует, наверняка это кто-то из ребят”. Десяток осторожных шагов вперед, голоса стали отчетливее. Смутно знакомые, они доносились из-за ближайшей двери. “Ну, я была права!” – мысленно похвалила себя Элль и приникла к замочной скважине. Увы, через нее невозможно было что-либо разглядеть, да и слова смазывались, терялись.
Элль переминалась с ноги на ногу. Она опаздывала: на шесть была назначена важная встреча в соседнем корпусе – не отменить, не передвинуть. Предстояло подняться на крышу, перейти по подвесному мостику на соседнюю, где в креплении громоотвода застрял наполовину сдувшийся мяч, а после спуститься в переоборудованный чердак, постучать в дверь. Последние минуты часа таяли, а чужая тайна так некстати разожгла любопытство.
«Он же не разозлится, правда?” – Элль подумала о человеке, который ждал ее в комнате под самой крышей, о человеке настроения, казавшемся то добряком, то злодеем. Он то угощал душистым чаем с конфетами, то строго отчитывал за малейшую провинность. Или задумчиво покачивал головой, смотрел куда-то в сторону и, казалось, совершенно не слушал, что ему говорили.
Один из собеседников за дверью перешел на повышенные тона. Эх, была не была! Элль осторожно надавила на ручку, просунула голову. Столы, книги, запах пыли, красный след заката в окне. В дальнем углу – два человека. Кто они? В комнате сумрак, не разобрать.
– Ладно, спрошу еще раз: это правда, маленькая дрянь, что ты на меня жаловалась?
«Марисоль!» – Элль передернуло.
Любимица учителей и воспитательниц, Марисоль со своим кукольным личиком и огненно-рыжими волосами считалась первой красавицей. Окруженная подругами, она была приветлива и мила, опрятна; тетрадки вела без помарок, первая тянула руку, чтобы ответить на вопрос, смотрела широко распахнутыми глазами – глазами наивной добрячки.
Да только Элль знала, сколько острых игл припрятано в ее лощеной светлой шубке. Прошлой весной у них случились разногласия: на большой игре Элль увела у ее команды подсказку прямо из-под носа и влегкую добралась до главного приза. Призом оказалось освобождение от летней работы для своей группы. Такое разочарование, Элль получить другое, но ребята – Яцек, Лотта, Улле, Герда и другие остались довольны.
Марисоль затаила обиду. Сама она, конечно, не мстила, – также улыбалась при встрече, заводила разговоры о пустяках. Только что-то неприятное было в ее взглядах и в паузах между слов. Тогда же Элль стала находить записки с угрозами в своей сумке: «Будь осторожна на лестнице: мы толкнем в спину», «Суп в столовой вкуснее с крысиным ядом», «Ночью мы проберемся в комнату и задушим тебя подушкой».
Ни одна из угроз не была исполнена, жизнь потекла своим чередом. Только вот на лестницах Элль порой охватывало странное ощущение, тело деревенело. Часто пропадал аппетит, приходилось ковыряться в тарелке под строгим надзором дежурной воспитательницы, через силу глотать ложку за ложкой. Спать без подушки Элль со временем привыкла, хотя поначалу шея сильно болела. «Ты слишком впечатлительная. Зря себя мучаешь» – сказал ей тогда Голос, невидимый друг.
Элль решилась снова заглянуть в кабинет: выяснить, кому в этот раз не повезло. По опыту знала: сторониться нужно не только Марисоль, но и тех, на кого пало ее недовольство – а то, глядишь, и на себя беду навлечешь. В свете заходящего солнца, бившего в окно, волосы Марисоль казались кроваво-красными. Вторая девочка жалась к стене, сумрак скрадывал черты ее лица.
– Ну, чего молчишь?
– Я на тебя не жаловалась. Я вообще о тебе ни с кем никогда не говорила.
Элль вздрогнула, узнав вторую девочку. Нора, молчаливая, робкая одногруппница, которая и мухи не обидит. И что она могла не поделить с Марисоль? Да так, что красавица-умница решила разобраться лично, не подкидывая записки чужими руками.
– Не ври мне! – мгновение, и воздух в комнате словно наполнился пылью. Элль почувствовала, как щекочет в носу на вдохе. Рядом блеснуло что-то паутинно-тонкое.
Пришлось сосредоточиться, посмотреть особенным зрением – так и есть, ближайшая нить пришла в движение. Марисоль тянула ее, оборачивала вокруг запясться Норы до красных полос на коже, до невозможности и пальцем двинуть. Из всех, с кем Элль имела дело,только Марисоль умела так жутко управляться с нитями.
– Не надо! – всхлипнула Нора, и Элль с трудом заглушила в себе желание броситься на помощь. Особенное зрение позволяло подметить многое: мух с задранными кверху лапками и одну мертвую бабочку на подоконнике. Расходящийся шов на платье Марисоль. Рыжий волос, приставший к черным колготкам. Мокрые от слез щеки Норы; широко раскрытые глаза, в которых отчаяние на секунду перебилось другой эмоцией. Узнаванием.
Элль отвела взгляд, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Плохо-плохо-плохо. Нора ее заметила, что теперь сказать-сделать? Уйти стыдно, заступиться страшно – второго раунда записок с угрозами она не вынесет.
«Вот мерзавка!» – не удержался Голос. Элль дернулась, задев плечом дверь. Как назло, та жалобно скрипнула.
Элль так и не узнала, успела ли Марисоль обернуться, поняла ли, кто был свидетелем некрасивой сцены. Бросилась прочь, подальше от злосчастной комнаты, в которой Нора плакала от боли. Свернула в соседний коридор, едва не столкнувшись с воспитательницей – та успела отшатнуться. Ступени вверх, холодный воздух бьет в лицо, выветривает мысли.
Элль остановилась, внимательно огляделась. Убедившись, что на крыше никого нет, достала из-под кофты кулон – простенький камешек на веревке. Крепко сжала.
– Я по-хорошему просила тебя молчать. Ты это сейчас нарочно, что ли?
“Прости меня. Не специально”.
– Мы же на беседу к наставнику идем! Только попробуй там что-нибудь выкинуть!
“Я буду молчать, Элль. Обещаю”.
Ох и сложно было скрывать Голос от всех, особенно от человека из комнаты под самой крышей с его привычкой подмечать детали и цепляться к словам. В прошлый раз Элль забыла спрятать кулон под кофту – натерпелась страху, когда наставник отметил: “Интересное украшение. Позволишь взглянуть?” – и протянул раскрытую ладонь.
Тогда Элль чудом удалось унять дрожь и не запутаться, развязывая шнурок, а Голос вопил, перекрывая все остальные звуки: “Откажись, Элль, не надо, мне страшно, страшно, страшно!”
Наставник рассеянно покрутил камешек меж пальцев, поводил по нему ногтем. Элль, напряженная до предела, наблюдала за каждым жестом. Знала, если он начнет расспрашивать, она не сможет ничего утаить: наставнику легко было врать в мелочах, а что-то серьезное скрыть никогда не получалось. Расскажет о Голосе, которому так и не смогла придумать имя, потому что ни одно из имен не понравилось невидимому другу. Добавит, что камень раньше был у подруги и соседки по комнате, Алии, но что она Голос не слышала. И вообще никто его не слышит кроме Элль.
Наставник тем временем приблизил камешек к лицу и взглянул на Элль через отверстие, пальцем сдвинув шнурок. Потом сказал – как-то странно, будто смутившись:
– Там, откуда я родом, такие камни называют «куриным богом». А еще «собачьим счастьем». Эту дырочку выточила вода, знаешь?
Элль кивнула.
Куриный бог вроде бы привлекает удачу. Ты молодец, что не выбросила. Береги его – и будешь счастливой.
«Как же, счастливой!» – злилась Элль тем же вечером, после того как покинула комнату наставника. Голос, разразившись гневной тирадой, обозвав предательницей, обиженно замолчал на несколько монотонных, удушающе-тихих часов. Элль чувствовала себя дурой, впустую тратя слова, убеждая, что она никогда бы не оставила камень в чужих руках, и что избавиться от невидимого друга в ее планы не входило.
– Ладно, куриное-чего-то-там, в следующий раз оставлю тебя в комнате.
Угроза подействовала. Голос нарушил молчание. Резкое «Не смей!» вторглось в мысли. После они поговорили, почти спокойно. Элль обещала, что не будет прятать камень ни под матрасом, ни в шкафу, между стопками с одеждой. Да и страшно, призналась она себе, оставлять что-то настолько ценное: воспитанникам разрешено запирать комнаты только на ночь. Воровства, конечно, у них в группе не случалось, но зачем рисковать?
Голос, в свою очередь, поклялся, что будет молчать, когда Элль этого попросит. Впрочем, он и раньше обещал не отвлекать ее болтовней в важные моменты, когда вокруг толпились ребята и воспитатели, и выдать себя было легче легкого. Длинные вечера с прогулками по укромным, затерянным местам, попытки просочиться на чердаки и в подвалы, сонная тишина пустой комнаты – времени и мест для бесед было много. Однако невидимый друг терпением не обладал, разбрасывался словами по поводу и без.
Порой он, конечно, помогал, на занятиях подсказывал верные ответы. Но чаще отвлекал, вклиниваясь в чужие разговоры, отпуская язвительные реплики.
Элль и так считали странной и старались не трогать лишний раз, а если бы она призналась, что слышит чужой голос – то ли у себя в голове, то ли где-то рядом, будто кто-то шепчет ей на ухо… Элль гнала от себя такие мысли. И просила Голос быть осторожным, не путать ее и не отвлекать.
«Сложно остаться равнодушным, смотря твоими глазами».
– А ты попробуй.
Тяжелый вздох в ответ.
– Оставлю в комнате!
«Ладно, ладно. Обещаю».
В этот раз Голос следовал уговору целых две недели. И нарушил его лишь теперь, в самый неподходящий момент.
Все часы в здании ожили; дребезжащий звон поднялся над крышами. Опоздала!
А хорошо бы снять кулон и спрятать его, например, в ближайшем коридоре за батареей. Беседа с наставником, как правило, тянется не больше полутора часов, за это время ничего не случится. Элль тут же стало стыдно за промелькнувшую мысль: они с Голосом уже больше года вместе, ни разу не расставались. Элль даже спала и мылась, не снимая кулона. Очередную беседу с наставником она переживет, если невидимый друг решит вмешаться.
А вот что делать с Марисоль, если та ее все-таки «засекла»? Эх, надо было пройти мимо! Сама виновата, что подставилась.
Бледное, заплаканное лицо Норы все стояло перед глазами.
Элль поднесла камень к губам, прошептала: «Слышишь, молчи, что бы ни случилось!» По специальному мостику перешла на соседнюю крышу, спустилась по лестнице в чердачное помещение. Задержала дыхание, словно готовясь нырнуть в холодную воду. Постучалась.
3
Это случилось два года назад.
– Элли, клад где угодно, но точно не здесь… Не разрешили бы им…
– Возвращайся, если хочешь.
Элль не поддавалась на уговоры Алии. Клад ее не интересовал: вряд ли старшие ребята спрятали что-нибудь ценное – так, мелочи. Тетради, набор цветных карандашей, свертки со сладостями, декоративные свечи, заколки. Из года в год этот набор почти не менялся, поэтому игра в поиск сокровищ Элль надоела. Она скучала, слушая бесконечные рассуждения о том, с чего стоит начать поиск, кого взять в команду. В конце концов, это же не большая игра, так чего заморачиваться.
Когда наступил, как его называли, “день сокровищ”, их разбудили на полтора часа раньше обычного, погнали на завтрак, потом затолкали в душный подземный зал. На сцену поднялась Ривер, главная воспитательница. Как всегда, с идеально ровной осанкой, строгим лицом и забранными в пучок волосами. А вот ее голос был удивительно красивым, звучным:
«Давным-давно по морям плавал бравый пират, – рассказывала Ривер, – грабил торговые суда. Никто не смог его поймать, только смерти оказалось это под силу. Пират выпросил у нее неделю форы, разделил свое добро на множество мелких частей и припрятал на отдаленных островах. Недавно выяснилось, что и у нас есть тайники с его сокровищами. Но найти их будет непросто».
Зал восторженно загудел, Ривер продолжила: «тайники могут быть где угодно. На самом видном месте, и там, где никому и в голову не придет искать. Не волнуйтесь, вам дадут подсказки».
На сцену поднялись старшие ребята, разодетые кто во что горазд, в измазанных красной краской рубашках и черных повязках. В штанах с дырками на коленях. Элль фыркнула: «Хоть бы в библиотеке про пиратов почитали, узнали, как те одевались». На нее зашикали, призывая к молчанию.
– Восточное крыло, четыре часа дня, – объявила девушка, имени которой Элль не знала. По залу поползли шепотки: «Это что-то, связанное с часами», «Да там они в каждом кабинете», «Почему именно четыре часа?»
– Цветы и птичьи песни, – угрюмо сказал парень с упавшими на лицо черными волосами. Этого Элль помнила – Ульв был слишком странным, чтобы его забыть. В том году семнадцать стукнуло, а выглядел на двенадцать, если не меньше. Худой, терял сознание по поводу и без, но зато дрался так, что на противнике живого места не оставалось.
– Тень и пыльные занавески.
Алия рядом засмеялась.
После они выбирались из душного зала, толкаясь в дверях, задевая друг друга локтями. Элль потеряла Алию из виду. Кто-то пихнул ее в бок, она не глядя толкнула в ответ и поспешила протиснуться вперед, в образовавшийся просвет. Визгливое «А-а-ай» потонуло в гуле голосов.
На улице стало легче, свежий воздух прояснил мыслям.
– Давай с нами, – позвали девочки, Лотта, Герда, Нора, веснушчатая Берта и Мариса из группы помладше, успевшие объединиться в команду. – Что найдем – поровну поделим.
Элль притворилась, будто не слышит. И какое удовольствие целый день таскаться за всеми, марать руки, роясь в залежах хлама во внутреннем дворе или в дуплах деревьев? Повезет с кладом – споров не избежать, при дележке поровну все равно не получится. Найдут другие – станет обидно, что день впустую, столько усилий зря.
Наконец, в дверях показалась отставшая Алия. Подошла, улыбнулась:
– Спасибо, что подождала. Придумала, где искать? Я плохо подсказки запомнила… Давай начнем с библиотеки. Про нее ничего не говорили, зато там могут быть карты.
Дальновидность подруги нравилась Элль. Другие ребята рассыпались по разрешенной территории острова и принялись искать, не имея какого-либо внятного плана, на одном лишь азарте. «Дешевые» клады они, может, и найдут, их прячут не слишком тщательно. А вот ценные… Тут-то и вспомнят о картах.
Карты могли скрываться в библиотеке меж книжных страниц или в бутылках на кухне. Найти их не составляло труда, правда, больше половины лгали. В местах, куда они вели, никто ничего не прятал.
– Или, может, начать с кухни?.. Правда, в прошлый раз там только обманки были.
– Нет, мы пойдем в другое место, – сказала Элль. И добавила про себя: «И оно совершенно не связано с игрой».
Подруга охотно согласилась. Иначе и быть не могло: нерешительная Алия позволяла Элль вести, выбирать, во что играть, в какие авантюры ввязываться, с кем водиться, а кого обходить стороной. Всегда вместе, рядом, в одной комнате, за одной партой. На занятиях и после. «Алли-Элли, Элли-Алли» – так звали их остальные.
Обычно Элль была честна, делилась планами, прислушивалась к мнению подруги. Но сейчас… сбежать с игры, выбраться за пределы разрешенной территории, отправиться туда, где, по словам воспитателей, крылась опасность – на такое излишне осторожная Алли не пошла бы. А потому Элль решила не волновать ее раньше времени.
День игры был выбран неслучайно: за ребятами почти не следили, пока те искали клады. На обед и ужин приходить необязательно, сегодня не будут считать по головам.
Найти тропинку, ведущую на север, оказалось легко. Правда, она петляла меж скал, то взбираясь на склон, то скатываясь в ущелье. Приходилось спускаться бочком, ощупывать землю носком ботинка, прежде чем полностью поставить ногу. И все равно оставался страх, что она соскользнет. Стебли и листья густо разросшейся авенки задевали не прикрытую одеждой кожу, обжигая ее. А море шумело все ближе. Меж скал кое-где уже просматривалась синяя кромка воды – темная, гораздо темнее чем на юге или востоке.
И вот, когда они почти добрались, Алия не выдержала. Остановилась – с места не сдвинешь. Принялась переубеждать.
– Возвращайся, если хочешь, – повторила Элль.
Она знала, что Алия одна никуда не пойдет. Но и тащить за собой обиженную подругу – день испортить. И сдалась ей эта игра? Элль ухватилась за внезапно осенившую ее мысль, покрутила, примерилась. А что если…
– Не хотела тебе говорить раньше времени, чтоб удачу не спугнуть. Но видимо, придется. Знаешь, мы ведь идем настоящий клад искать. Не свертки со всякой дребеденью – или тебе тетрадей с карандашами не хватает?
– Ты что, поверила про пирата? Элли, это лишь сказка. Ривер ее придумала, небось, перед самым выходом на сцену. Нет никакого клада.
– А вот и есть! Позавчера, пока ты была на беседе с наставником, я пошла в библиотеку. Сидела там на подоконнике в дальнем конце, случайно уронила закладку. Полезла доставать – а там ведь доски старые, ссохшиеся, с просветами. Так вот, там меж досок было что-то светлое, будто свернутый во много раз листок. Я аккуратно его подцепила, – Элль понизила голос до шепота, потом и вовсе остановилась. Подруга подалась вперед:
– Ну, что же там, что?
– Карта! Старая-старая. Наш остров. На севере, где-то в этих краях, отмечено крестиком место. Я сунула карту в карман, хотела показать тебе. Но пока я дошла, она измялась так, что и не разобрать. Рассыпалась в руках… Но я хорошо все запомнила.
По лицу Алии было видно, что она очень хочет поверить.
– Скажи честно, ты ведь это все выдумала?
– Стала бы я?! Сама посуди: воспитатели и учителя запрещают ходить на северную сторону – неспроста ведь? Значит, здесь что-то скрывают. Может, не клад и не сокровища. Разве тебе не интересно?
– Нас много куда не пускают. А про север отдельно говорят, потому что тут сплошные скалы, обрывы, высокие волны.
В зарослях, совсем рядом, пронзительно закричала птица, потревоженная человеческими голосами. Алия вздрогнула всем телом. Элль почувствовала досаду: подруга упрямилась, что бывало с ней редко.
Она подумала, что Алия в последнее время вообще странно себя ведет. Просыпалась по ночам, будила Элль и просила лечь с ней рядом. “Мне страшно”, – “Приснился плохой сон?” – “Нет. Просто страшно”. Перестала вдруг справляться с простейшими заданиями, хотя всегда была сообразительной и прилежной. Не то что Элль, «ветер-в-голове», как говорили про нее учителя.
– Пожалуйста, Алли. Мы почти дошли. Одним глазком на берег, на море – и сразу обратно. А как вернемся, попроси у меня, что захочешь. Все сделаю. Ну?
– Хорошо. Давай попробуем.
У самого берега тропа нырнула в камни. Большие, с острыми изломами, с боками, поросшими влажным мхом. Элль сбросила туфли, взяла Алию за руку, приказала идти след в след.
Она разодрала себе стопы, разбила колено, а чуть ниже локтя наливался чернотой крупный синяк. Мелочи. За неполные тринадцать лет Элль многое пережила, боль ее больше не пугала. Драка однажды закончилась вывихнутым плечом. С переломом руки она маялась после неудачной попытки взобраться на дерево. А еще упала как-то раз в заросли обжигающей авенки, и по всему телу вздулись волдыри. А тут… Похромает дня три, не больше, ведь говорили же в лазарете, “на ней как на кошке заживает”.
Главное, что Алия легко отделалась, только ладони стесала.
Остаток пути они проползли почти на четвереньках. Наконец, гряда валунов кончилась, открыв пятачок с мелкой колкой галькой, тонущий в тени горбатой скалы, мысом уходящей в море.
– Видишь, нет тут ничего, – расстроенно сказала Алия. – Зря я тебя послушала.
– Давай попробуем обойти ее.
Подножие скалы лизали ленивые волны.
– Это же в воду заходить придется. А ты уверена, что там везде мелко?
Элль пожала плечами. Плавала она плохо, однажды чуть не утонула. Беспомощные пальцы, которым не за что ухватиться, удушье, боль в сведенной судорогой ноге. Но не возвращаться же обратно, ничего толком не повидав?..
– Как раз и проверим. Пошли.
– А ты точно будешь в порядке?..
В летние выходные воспитатели разбивали ребят на группы и отводили на пологие песчаные пляжи южного и восточного берегов. Это, наверное, было единственным, что могло на время разделить Алли-Элли, оторвать друг от друга. Страх утонуть давно прошел. Но море будто затаило обиду: после проведенного у воды времени у Элль начиналась лихорадка, а стоило обгореть, кожа слезала лохмотьями. Раньше Элль закатывала истерики перед воспитателями, не желавшими выводить ее на морскую прогулку, требовала оставить ей Алию. Теперь же к волнам ее почти не тянуло.
И вот, море шелестело у самых ног. Элль вздрогнула, когда вода коснулась изрезанных стоп. Прохлада принесла облегчение. А от водорослей, закручивающихся вокруг лодыжек, стало противно. Вода доставала до пояса, идти было неудобно, неловко. Посовещавшись, девочки решили держаться поближе к скале, чтобы зацепиться за что-нибудь, если дно резко уйдет на глубину.
Элль подумала о рыбе. Воспитатели говорили, ее особенно много на юго-западе, нужно лишь выйти в открытое море и добраться до места, где теплое течение делает крюк. По рассказам рыбаков, вода там синяя-синяя, не то что здешняя, почти черная, с зеленоватым оттенком. Повезло мальчишкам – тех через два-три года рыбаки возьмут с собой в лодки. Не всех, конечно, только самых сильных и ловких. Вроде Ульва.
Нога провалилась в пустоту. Не удержав равновесия, Элль с головой ушла под воду. Стало страшно, паника подступила к горлу, сомкнулась удушливым кольцом. Однако барахтаться долго не пришлось: пятки коснулись твердого, оттолкнулись от него. Элль вынырнула, подалась в сторону, оказавшись, наконец, в безопасности. Ладони заскользили по шершавому камню с вросшими намертво мелкими раковинами. Отдышавшись, посмотрела на Алию: подруга выглядела уставшей, но была в полном порядке.
– Может, все-таки вернемся? – робко спросила она. Элль посмотрела с укором, отвернулась, побрела дальше.
На самом деле, ее злило, что скалистая гряда все тянулась и тянулась. Они с Алли обогнули несколько изломов, но за каждым открывался все тот же унылый пейзаж: отвесный склон и темная вода. Кое-где встречались насыпи из валунов, девочки забирались на самый пологий, отдыхали.
Глаза щипало от соли. Элль старалась отвлечься. Хорошо бы поискать в библиотеке старые карты, только не игровые, забытые с прошлых лет, а настоящие. Ну или хотя бы рисунки, на которых изображена эта скала. Интересно, какой она была пятьдесят, сто лет назад? Получится ли определить, когда скала осыпалась, разделилась на камни, отдавившие хвост тропинке, по которой они с Алли вышли к берегу? И на камни, упавшие на дно и ставшие чем-то вроде дороги, по которой они с Алли теперь шли.
Впереди виднелся очередной излом; не угадать, что за ним. «Доберемся, посмотрим – и обратно! Хватит с меня». Приключение вышло скучным и выматывающим, и от этого становилось горько. Обида подстегивала, гнала вперед.
– Подожди, куда ты так быстро? – позвала за спиной Алия, но Элль не остановилась, чтобы не наговорить злого и резкого. «Не бойся, скоро домой, как ты того и хотела! Чуть-чуть осталось, а на обратном пути смейся над моей глупостью и упрямством, сколько влезет». Элль перемахнула через выступ и замерла, не веря своим глазам.
Скалы расступились, обнажив пологий пляж, залитый солнцем. Обрамляющие его склоны были аккуратными, без выбоин и темных трещин, напоминающих сетку вен на старческой коже. В глубине виднелись деревья с раскидистыми кронами, а с другой стороны берега прижался к утесу старый маяк.
– Как красиво, – прошептала подоспевшая Алия.
Они выбрались на берег, стянули верхнюю одежду, разложили на солнце. Исследовали маяк – вход оказался наглухо заделан кирпичами. Ни меж камней, ни в зарослях клада не нашлось, зато обнаружились пустые птичьи гнезда с пятнистой скорлупой и иссиня-черными перьями, поблескивающими на солнце: одно из них, самое аккуратное, Элль выбрала для себя, остальные забрала Алия. Еще нашлась тропинка, ведущая вглубь острова, и Элль испытала смесь облегчения и разочарования. Здорово, что не придется возвращаться вброд. Но раз есть тропинка, значит, по ней кто-то ходит, и это чудесное место не может быть только их с Алли.
