За всю поездку Брэнот не проронил ни слова. Я под стать ему была молчаливо угрюма. Чувствовала себя пленницей, коей и являлась.
Мы ехали мимо пастбищ, полей, усеянных рожью, ветряных мельниц и амбаров, проехали по деревянному мосту через речку, в которой несколько женщин полоскали бельё и въехали в какое-то поселение. Среди бессистемно разбросанных домишек-близнецов я различила кýзнецу, часовню и трактир. По обочинам были врыты в землю факелы, которые, видимо, освещали дорогу в тёмное время суток. Посередине, обнесённая рвом с торчащими внизу копьями, возвышалась каменная пятиэтажная постройка – рыцарский замок. Завидев нас, люди бросали свои дела и бежали к дороге, чтобы поглазеть на меня и поклониться своему суверену, ну или феодалу, или крестьяновладельцу, кем там они ему приходились.
Когда мы приблизились к замку, Брэнот вытащил из седельной сумки рог и загудел в него так громко, что я всерьёз забеспокоилась об ушных перепонках. Через пару минут нам спустили мост и мы на него въехали, оказавшись за воротами. Там тоже было поселение. Те же однотипные деревянные постройки, только расставленные гораздо плотнее, несколько колодцев, тоже нечто вроде кузницы, часовни и трактира. Люди также подбегали к нам, выкрикивая приветствие Брэноту, тот им снисходительно отвечал и махал рукой. Наконец, мы подъехали к широким двухстворчатым воротам перед которыми стояли два стражника, вооружённые средневековыми мечами и охотничьими ножами, свисающими с внутренней стороны бедра.
– Ваше сиятельство, достопочтенный лорд изТьери, несказанно рады вашему возвращению! За время отсутствие вашего сиятельства никаких происшествий не случилось! – Громогласно доложил тот из них, что был постарше и имел длинные рыжие усы.
Оба стражника даже не пытаясь скрыть своего пристального интереса к отдельным частям тела моей скромной особы.
Брэнот спешился и протянул мне руку, коей я не воспользовалась. Спрыгнув с лошади, на несколько секунд ощутила боль в ступнях и коленях (всё-таки было высоковато), а ещё я долго ощущала под собой седло. Когда-то я мечтала днями скакать на лошадях, думала это так здорово. Как же я заблуждалась. К нам подбежал чумазый паренёк от которого несло конским навозом и увёл лошадь, как я полагаю, в конюшню. Рыцарь назвал паренька Филисом.
Подобно тому, как чумазый Филис ухватил коня под уздцы, Брэнот сжал мою левую руку чуть повыше локтя и повёл в замок. Здоровенное строение с каменной кладкой и деревянными балками. Башни, стрельбища, небольшие редкие полукруги оконцев. При прочих условиях массивное, величественное и готически мрачное строение вызвало бы у меня живейший интерес, но только не при нынешних обстоятельствах.
– Я живу один в воздержании и не держу много слуг, – бросил он. Фраза, очевидно, предназначалась мне.
Как только мы зашли за ворота, перед нами в линеечку выстроилось восемь человек (понятное дело, много не держит, всего-то навсего октет для обслуживания одного единственного козла!).
Шаг вперёд сделал самый старый и наиболее опрятно одетый.
– Лорд Макотский, сын почтенного графа Винсента изТьери, рыцарь Ордена Чести, ваши слуги бесконечно рады возвращению своего господина в добром здравии! – Объявил он.
– Благодарю, Дарек, – кивнул Брэнот.
Этот Дарек и ещё одна пожилая женщина смотрели на своего вернувшегося господина, остальные – не сводили любопытных глаз с меня.
– Это – дама Фотиния, – сказал Брэнот (при этом мне почему-то захотелось, чтобы к даме Фотинии он прибавил какой-нибудь титул или хотя бы род занятий, например: «величайшая учёная», но нет просто «дама Фотиния», как просто «Филис» и просто «Дарек»). – Она будет жить в правом крыле. Дама Веселина проводите даму Фотинию и, прошу вас, проследите за тем, чтобы она надела женское платье.
Та изобразила книксен и сделала пару шагов в глубь замка. Я, очевидно, должна была последовать за ней.
– Могу я забрать свою сумку? – Спросила я и мой голос прозвучал столь же непочтительно, как и форма обращения.
Пренебрежение к лорду изТьери вызвало неодобрительные взгляды прислуги. Сам же достопочтимый сосредоточено молчал.
– Могу я забрать свою сумку, лорд Макотский? – Повторила я, чтобы вывести Брэнота из ступора.
– Я сам вам принесу её, дама Фотиния, – ответил он наконец.
О, сам принесёт! Признаться, я опасалась более категоричного решения.
Что ж, я двинулась вслед за Веселиной. Кто только её так назвал! Хмурая худощавая женщина с тусклыми глазами больше походила на прокуратора или инспектора налоговой службы, чем на Веселину.
– Давно вы работаете на лорда Макотского? – Решилась я её разговорить.
– С рождения, – был ответ.
Голос Веселины отлично подходил к её внешнему образу, но никак не к имени.
– И часто он путешествует? – Продолжила тянуть нить общения.
– Я не обсуждаю дела господина с незнакомцами.
Я беззвучно её передразнила. Она шла впереди, а потому ничего не увидела. Мы поднялись вверх по винтовой лестнице, прошли немного подлинному коридору, освещаемому светом горящих факелов и вошли в комнату, размером эдак 15 квадратных метров, но с высоким (в раза два выше, чем в моей квартире) потолком. Внутри стояла кровать, напротив деревянная бадья, скамейка и два сундука. Пол был каменный. Комнату освещал солнечный свет, падающий через длинное арочное окно без стёкол. На стене было только два украшения – гобелен, изображающий сидящего на коне рыцаря и деревянный крест, расположенный над кроватью.
– Я принесу вам подобающую одежду, дама Фотиния, – пообещала Веселина перед тем, как уйти.
Не в силах более сдерживаться я рухнула кровать, уткнулась в меховое покрывало и разрыдалась. Слёзы ручьями вытекали из моих глаз, а я не могла, да и не хотела сдерживаться. Слышала, как за моей спиной кто-то шелестел одеждой (очевидно, Веселина), слышала неясные отзвуки чьих-то чужих голосов, но всё это было мне безразлично. Я не теряла надежду таким же чудесным образом, как и попала сюда, очутиться у себя дома или, по крайней мере в гостевом доме, комнату в котором снимали мы с Танькой. Или где-нибудь ещё, но в моём мире и моём времени.
С остатками кортизола ушли и последние силы. Не помню как провалилась в сон без сновидений, но проснувшись ощутила дикий холод. Было темно, однако я сразу поняла, что лежу на кровати этого треклятого замка. Тело моё укрывала какая-то тряпка. Я скинула её и приподняла голову. Вдруг рядом со мной раздался женский голос:
– Это я накрыла вас, чтобы вы не мёрзли.
Я села на кровать и уставилась на стоящую рядом девочку, лет четырнадцати. На скамье позади неё было скомканное тряпичное одеяло, должно быть, эта скамья служила ей лежанкой.
– Меня величают Малуша, – представилась девочка. – Граф Макотский определил меня вашей служкой, дама Фотиния.
У Малуши было острое как у лисички личико с вздёрнутым кверху носиком. Её любопытные глазки выражали живой интерес к моей персоне. Что ж, лучше, чем Веселина. По мне, любая была лучше, чем Веселина.
В моём горле пересохло, ужасно хотелось пить.
– Мне бы освежить горло, – попросила я.
Малуша протянула мне, стоявшую на одном из сундуков чашку с водой. Я сделала несколько жадных глотков. Никогда я ещё не пила простую воду с такой охотой.
– А кто такая Веселина? – Спросила я.
К моей удаче, Малуша оказалась весьма словоохотливой.
– Это наша старшая служанка. Её называют Веселина Прыткая, потому что она успевает делать дела да гонять всех служек и служанок.
– Весёлая игривая Веселина, – сострила я по своему обыкновению.
Неожиданно для меня Малуша хихикнула. Ну хоть один нормальный человек в этом ненормальном мире!
– А кто ещё находится в замке? – Спросила я в надежде на обстоятельное изложение, кое и получила.
– Старшего конюха зовут Часлап Плешивый, его жена на сносях. Первого ребёнка прибрал Господь, как только тот явился на свет. Часлап сильно переживает, как бы и со вторым чего худого не вышло. Я видала, как он часто бегал в Часовню, оставляя заместо себя на конюшне Филиса Однорукого. Конюхи, хоть и едят во дворе, но спят в замке.
– А почему Филис – однорукий. Я же видела какого-то Филиса, который увёл лошадь вашего господина или то был другой Филис?
– Нет, сам Филис обычный, неоднорукий, это отец его отца, который ходил в лесорубах с раннего детства случайно отсёк себе руку. Вот и пристало – однорукий да однорукий.
Я поняла что прозвища, это – своеобразные фамилии и необязательно характеризуют их носителя, к примеру, Плешивый Часлап вполне может оказаться владельцем пышной шевелюры.
– Повариху зовут Драгомира Толстая. И это ей очень подходит, потому что Драгомира и вправду жирная как рождественский гусь. Поговаривают она добрую половину хозяйских кушаний сама уплетает пока готовит. Её помощница – Голуба Вишенка. Мы часто с ней вместе ходили смотреть на гистрионов. Блюда разносит Ждан Нелюдивый, говорят его отец – разбойник и живёт в лесу. Господину прислуживает Вторуша Сиплый. Сам-то Вторуша не сиплый. И отец его – не сиплый. Не знаю откуда это привязалось. Ещё у нас есть две служки – Дарена Вздорная и Чернава Белая.
– А Чернава Белая – блондинка или брюнетка? Ну, волосы у неё чёрные или белые? – Поинтересовалась я.
– Рыжая! – Ответила Малуша и мы прыснули от смеха.
Я смеялась без радости, но на душе мне стало чуть легче.
– У нас в Базелоне не очень-то чествуют рыжих, и её батюшка понадеялся, что она почернеет или побелеет, потому и нарёк так мудрённо.
– А Дарек? Это – главный слуга?
Голос Малуши сделался чуть тише.
– Это наш Кастелян.
– А какая у него фамилия? Ну там Дарек Серый или Дарек Ворчливый?
– Да вы что, дама Фотиния, у Дарека нет прозвища. – Она перешла на доверительный шёпот. – Говорят, он – сын лорда Винсента изТьери.
Новость меня малость огорошила, насколько меня в том момент вообще могло что-то огорошить. Благородный рыцарь Брэнот держит в прислугах родного брата! Да ещё и старшего.
– А разве не старшие братья по праву наследуют титул и замок? – Спросила я (может в этом мире всё наоборот?).
– Конечно первый, но Дарек же… незаконнорожденный.
– А-а, дитя любви, – понимающе протянула я.
– Нет, какой там любви, – замотала головкой Малуша и произнесла ещё более тихим шёпотом, – граф Винсент взял мать Дарека силой, а после рождения ребёнка она утопилась. Но ходили слухи, что к её смерти причастен сам граф. Бедняжка, для неё уж лучше последнее, чтобы был шанс избегнуть вечных мук геены.
Малуша перекрестилась.
– И Дарека взяли в замок… – продолжила я.
– Только после смерти графа Винсента. Молодой лорд Брэнот взял Дарека, причём назначил самим кастеляном и запретил слугам упоминать его тогдашнее прозвище. До того наш кастелян ходил в учениках травника и называли его Дареком Байстрюком.
Хм, довольно великодушно. Наверно, папаша перед смертью признался будущему наследничку в своих грешках.
– А у Брэнота… – Я осеклась, – у графа Макотского есть ещё братья, сёстры?
– Нет. Говорят, за грех графа Господь покарал его жену бесплодием и сам Брэнот родился от второй жены лорда. Это её пятый ребёнок, все остальные появлялись на свет мёртвыми.
Я помолчала. Но даже, если бы Малуша поведала мне о том, что лорд Винсент сжёг деревню и умертвил всех её жителей, он бы всё равно не опустился в моих глазах ниже своего законнорожденного сына. С Брэнотом у меня были личные счёты… этот благородный гадёныш сломал мне жизнь.
Малуша с надеждой посмотрела на меня своими блестящими лисьими глазками в надежде что и я пущусь в откровения.
– Я приехала издалека и оказала вашему господину услугу, поэтому он оставил меня в замке на некоторое время, – удовлетворила я частичку её любопытства.
– А какую услугу, дама Фотиния? Граф сказал, вы теперь будете здесь жить. А издалека это откуда? Из Стихса? Их Фуэрты? Из Мабалы? А почему вы говорите так же как жители Базелона? – Закидала меня вопросами Малуша.
– Я из Лоо, – придумывала я на ходу. – Родители моих родителей когда-то жили в Базелоне. Графу я спасла жизнь, но как именно, он просил не распространяться. И нет, здесь я жить не буду.
Последовал град новых вопросов:
– А кто ваш батюшка? Он ещё жив? А вы замужем? Вы овдовели? А у вас есть дети? Вы их оставили в Лоо? А Лоо – это где? В Лясквиле?
Ну и тараторка! Я вздохнула и принялась сочинять. Когда врёшь, главная задача – запоминать, что именно.
– Лоо – это на юге. Нет, я не замужем и у меня нет детей. В Лоо не принято выходить замуж рано. Говорят, от ранних браков рождаются мертворожденные дети.
Глаза «лисички» округлились.
– А когда можно? – Спросила она.
– К годам эдак к тридцати, минимум к двадцати пяти.
– Да кто возьмёт такую старуху! – В сердцах воскликнула Малуша.
Мне было двадцать три. И в таком русле я как-то о себе не думала. Потом вспомнила Таньку, то, как она цеплялась за каждый призрачный шанс окольцевать хоть какого-нибудь мужчинку, втискивающегося в её невысокие рамки предпочтений.
– Я учёный, – перевела я тему. – Знаю множество научных трактатов, являюсь автором научных трудов…
– Вы умеете читать и писать! – Перебила меня Малуша.
Хм… бисер перед свиньями, что называется…
– Разумеется.
– И вам за это платят?
Вопрос. Что называется не в бровь, а в глаз… Нет, мне за это ни фига не платят. Я училась всю свою сознательную жизнь и приобрела обширные теоретические знания, которые ни шиша не стоят даже в моём мире, не то, что в этом…
– Там в Лоо меня очень за это ценили, – ответила я уклончиво, не уточняя за что конкретно и кто именно.
– Ах, если бы мне научиться писать и читать! – Мечтательно вздохнула Малуша.
– То что?
Есть место, где привечают учёных? Здесь это в ходу? Я могу как-то проявить себя? Стать полезной? Возвеличиться?
– Меня бы позвал замуж подмастерье оружейника. А может и сам оружейник! Он как-то сказал, что в его дело не мешает грамоте подучиться.
Мои призрачные мечты едва взлетев с разгона разбились о каменный пол замка Тьери…
– Зачем же оружейнику грамота? – Безразлично спросила я.
– Чтобы писать и читать, – ответила Малуша. Железнобетонный аргумент.
Я подошла к окну. Внизу раскинулся сад с виноградником и цветами. Напротив стояла сторожевая башня, из которой грозно взирал до зубов экипированный стражник.
– Вам нужно облачиться в платье, дама Фотиния.
Лисичка уставилась на мои легинсы, потом перевела взгляд на тунику, потом – снова на легинсы. Я пожала плечами. Мне было всё равно.
Малуша вытащила из сундука ворох платьев и положила на кровать. Все они предназначались мне.
– Можно выбрать любое? – Уточнила я.
Лисичка не понимающе на меня уставилась.
– Вы хотите сами выбрать сюрко?
Не дождавшись ответа, она вытащила из сундука ещё два платья. Я подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть одежду. Лён, лён, лён и лён. Два платье были невзрачны и очевидно предназначались для теплоты или типа того. Сюрко – это, как я поняла, верхнее платье. Три сюрко различались по цвету и ширине. Начинались они от шеи. Никаких тебе вольностей в виде декольте. Первое – широкое и голубо-серое, второе синее с высоким поясом и кругом на животе, третье – зелёное зауженное с пояском. Конечно, третье.
Я стянула легинсы, сняла свою слишком укороченную для того времени тунику. Малуша ахнула и отпрянула.
– Что такое? – Не поняла я.
– Жёлтое! – Пискнула лисичка.
Я оставалась в жёлтой стрейч футболке.
– И что?
– Это же цвет ненависти и измены!
Вот ещё. Я смерила взглядом одежду самой Малуши. На ней было длинное бесформенное платье коричневого цвета. Коричневое тоже можно было кое с чем сассоциировать! Но я не хотела потерять расположение этой девочки – единственной в новом и враждебном мире, с кем можно было нормально общаться.
– Жёлтый – цвет солнца, – парировала я. – В Лоо – было очень солнечно и жарко. Не то, что здесь.
Малуша задумчиво продолжила сравнение:
– А ещё – цвет сочных груш, какие растут у нас в саду и цвет пушистых садовых цветов, и цвет волос его светлости герцога Базилонского. А-а! А вдруг цвет волос герцога – знак измены!
Малуша прикрыла рукой источник своего неиссякаемого словесного потока.
– Так что мне надевать вначале?
Я решила не снимать футболку, неизвестно что будет, заметь она мой красный бюстгалтер.
– Камизу.
Она взяла в руки полотняную рубаху.
– Хм, а можно обойтись без камизы? На мне всё-таки футболка.
Малуша кивнула, свернула камизу и протянула мне белое платье с узкими рукавами.
– Надевайте котт.
Я повиновалась. Дальше на меня напялии зелёное сюрко. Пояс затянули потуже и занялись моими волосами. Я настояла на том, чтобы расчесаться самой. Ненавижу, когда кто-то дерёт мои волосы. Потом Малуша заплела мне косу и зацепила её на затылке, а на голову водрузила чепец.
– Вы такая хорошенькая! – Пискнула лисичка.
Зеркал не было. Я не могла оценить хорошенькая я или нет.
– А, где здесь туалет?
Малуша переспросила. Я поняла, что туалетов в замке не было.
– А как справить нужду? По-маленькому?
– Что? – Снова не поняла Малуша. – А, так вот, я поставила у кровати вашу ночную вазу.
Я скептически оглядела глиняный горшок и сглотнула.
– А чем… Ну есть бумага. Для того, чтобы…
– Я поставила глиняную миску для умывания.
Я кивнула и пристально посмотрела на Малушу в надежде, что она поймёт без слов чем я собираюсь заняться в ближайшее время и оставит меня. Но Малуша не поняла.
– Я собираюсь… С утра я обычно… Не могла бы ты выйти минут на пять. Я хожу на горшок в одиночестве.
Малуша пожала плечами и оставила меня. Наконец-то! Я подбежала к окну. А что если выпрыгнуть? Нет, слишком высоко, крепостная стена… Надо было придумать другой способ побега. Ладно. Я натянула легинсы обратно. Без штанов мне было как-то некомфортно. Потом надела свои кроссовки, кои обнаружила под кроватью – под длинными платьями всё равно обувь не видна. Теперь горшок… Им явно кто-то пользовался до меня. Я схватила камизу и закрыла ей краешек, на который собиралась садиться. Не знаю почему, но мне сделалось стыдно. Боялась, что в самый неподходящий момент дверь откроется и кто-нибудь заявится. К счастью, никто не вошёл. Мне не хотелось, чтобы мой горшок выливала девочка, с которой я разговорилась. Подошла к арочному окну и выплеснула вниз всё содержимое горшка. Налила в него воды, чтобы обмыть и снова вылила в сад. Кто-то вскрикнул…
Я отпрянула от окна, надеясь, что этот несчастный меня не вычислит. Послышались приглушённые угрозы и нечестивые ругательства. Голос был мужской. Но не Брэнота. К великому моему сожалению.
Прошло минут двадцать, но никто ко мне не заходил. Что ж. Тем лучше. Я вышла из комнаты. В коридоре было темно, несмотря на то, что горело несколько факелов. Я вспомнила, что после того как поднялась за Веселиной ещё шла по коридору. Однако проходов было два. Может быть имеется запасной выход и мне удастся выбраться из замка, чтобы добраться до злополучной пещеры? Что ж в любом случае разведать обстановку было не лишним. Я спустилась. Лестница не изгибалась и доходила до первого этажа, а потом, делая крюк опускалась ещё ниже. Внизу был погреб с бутылками вина, от которых исходил характерный аромат. Пошла вперёд по первому этажу, кроссовки ступали мягко и практически не издавали шума. Вскоре я услышала голоса и почувствовала запах чего-то съестного, но не вызывавшего аппетит. «Кухня» – догадалась я. Частота факелов возрастала и становилось всё светлее. Я бы так и шла дальше, если б не столкнулась с двигающимся ко мне с противоположной стороны мужчиной лет тридцати пяти- тридцати восьми, который держал на подносе жареную утку, украшенную мелкими зеленоватыми яблоками. Отдельные черты его лица были вполне даже ничего, но в совокупности… Однажды мне довелось наблюдать слипшихся после случки собак. Так вот, у кабеля было точно такое же туповато-растерянное выражение. Сходство усиливали и грустные карие глаза с полоской белка внизу. Ждан Нелюдивый, разносчик блюд, догадалась я. Хм, интересно, его отец и правда лесной разбойник?
– Вы Ждан? – Спросила я (надо ж было кому-то первому начать разговор, потому что разносчик стоял как вкопанный).
– Д-да, – ответил мужчина.
– А я – Фотиния, – представилась я, хотя он, наверняка, меня запомнил.
–Д-да.
Хм, может, он заикается?
– Вы несёте обед?
Я сказала «обед», хотя времени, судя по стоящему в зените солнцу, было около двенадцати. Поздно для завтрака и рано для обеда.
– Трапезу для его сиятельства.
Нет, оказывается, он не заикался. Но баритон у него был драматический.
– Дама Фотиния отобедает в своих покоях, – раздалось позади.
Голос Брэнота изТьери нельзя было спутать. От неожиданности я вздрогнула, а бедняга Ждан чуть было не выронил поднос.
Недождавшись окончания приветственной речи слуги, грубиян Брэнот изрёк:
– Я помню о вашей просьбе, дама Фотиния. Сегодня я верну вам ваше имущество.
Сэр рыцарь больше не был «Персевалем пахучим». Он вымылся и переоделся в длинную тунику, сходную с платьем, которое было на мне надето. Его волосы волнистыми кудрями спадали на лоб и плечи, а от тела исходил приятный аромат, напоминающий сандал.
Не желая вести с ним беседу, вместо ответа я сделала книксен (быстрый неглубокий реверанс, такой же как Веселина) и повернулась, чтобы вернуться в свои покои-темницу, но Брэнот окликнул меня, пришлось обернуться.
– Это платье принадлежало моей матушки. Оно вам к лицу.
Блеск! Я в одежде женщины, породившей это чудовище!